Бракованный мозг и Орден Феникса

Внезапная догадка заставила меня проглотить кусок котлеты не жуя. Так вот почему Дамблдор всячески старался закрыться от моего взгляда! Неудобно-то ка-ак... Понятно, что подобные замашки совсем не украшали моего предшественника... хотя, может, здесь к этому относятся проще?

Тем не менее я решил не нарушать приличий. Да, Снейп всё еще пытается залезть мне в голову, но это же Снейп. Совсем не тот случай, с которого нужно брать пример.

Я выкинул эту ерунду из мыслей и положил себе ещё котлету.

18.

Потянулась учебная неделя. За эти дни я запомнил преподавателей и гриффиндорцев, а также большинство однокурсников с других факультетов. Мы с Роном каждый вечер брали свои мётлы и тренировались на заднем дворе Хогвартса. С управлением "Молнией" у меня не возникло никаких проблем, а основы тактики квиддича я выспросил у Рона. Его не удивляли даже самые тупые вопросы, для него любое слово о квиддиче было поводом потрепаться на любимую тему. К пятнице мы по-прежнему боялись опозориться на отборе, но уже стали надеяться, что всё обойдётся.

Пока мы летали на мётлах, Гермиона ходила на отработку к Амбридж. Она не жаловалась, но с каждым днём становилась раздражительнее и поглядывала на нас с упрёком. Я делал вид, что не замечаю её укоризненных взглядов, а Рон просто их не замечал.

Моё тело продолжало меняться. В начале августа я отставал в росте от Рона, а теперь догнал его. Мои глаза стали ещё чуточку светлее, костяк — массивнее, на прежде тощую цыплячью шею уже можно было взглянуть без содрогания. Свободная школьная роба скрывала изменения тела, но нижнее бельё, прежде просторное, стало впритык. Похоже, самое позднее через месяц придётся озаботиться его сменой.

К пятнице Фред и Джордж подзабыли свои злоключения и возобновили эксперименты над первокурсниками. С утра они успели всучить малолеткам несколько кровоточивых козинаков и схлопотали носовое кровотечение. Отменяющие пастилки не помогли, потому что их нужно было не есть самим, а давать тем же детям, и близнецы еще до занятий отправились к мадам Помфри. К вечеру им не полегчало, поэтому на отбор они не явились.

Я не парился из-за них. Ведь запросто могло случиться так, что у ребёнка, съевшего кровоточивый козинак, не окажется под рукой отменяющей пастилки. Да мало ли, почему — потеряет, отнимут, растеряется и уронит в какую-нибудь щель или просто забудет купить... это же дети. Вредилка не должна приводить к смертельному исходу без отменяющего средства, а если она всё-таки угробит близнецов, несмотря на помощь колдомедика — может, оно и к лучшему. Кто с чем к нам зачем, тот от того и того.

Рона взяли вратарём на освободившееся место бывшего капитана команды Оливера Вуда. С незначительным перевесом над остальными претендентами, но взяли. Сыграло роль, что у Рона теперь была своя довольно-таки неплохая метла и что благодаря нашим ежевечерним тренировкам он чувствовал себя на отборе увереннее других новичков. Чему-то выучиться за эти несколько вечеров, разумеется, было невозможно.

Меня оставили ловцом. Поужасались, поахали, что за год без регулярных тренировок я совсем разучился летать, но понадеялись на мой врождённый талант. Стадион нам выделили на весь вечер, поэтому после отбора мы устроили тренировочную игру, поставив двоих запасных вместо Фреда и Джорджа. Мне повезло, что в команде я был не кем-нибудь, а ловцом. Такого понятия, как сыгранность, для ловца не существовало, от него требовалось следить за полем, за мячами, за другими игроками, и оказаться в нужном месте в нужное время. Сборная факультета — не сборная страны, поэтому я легко вписался в процесс.

Перед отъездом Сириус договорился повидаться со мной в эти выходные, нужно было уточнить ему время встречи, а место он сам назначил около Визжащей хижины. В субботу с утра я накатал записку, что сегодня у нас квиддичная тренировка, а завтра он пусть ждёт меня на оговоренном месте часам к десяти утра. Я сбегал в совятню и отправил записку с Хедвиг, как раз уложившись до завтрака.

Из-за ежевечерних тренировок у нас с Роном накопилась куча внеклассных заданий. Рон хотел отложить их до завтра, но на воскресенье у меня были другие планы, поэтому после тренировки я углубился в учебники, и он нехотя присоединился ко мне. Гермиона, делавшая задания в тот же день, когда их выдавали, дописала последние конспекты еще вчера и теперь крутилась около нас.

— Рон, самый большой спутник Юпитера — Ганимед, а не Каллисто, — сунулась она к нему через плечо. — С книжки правильно списать не можешь!

— Спасибо, — недобро буркнул Рон, вычёркивая ошибку.

— Извини, я всего лишь...

— Подошла покритиковать, ага.

— Рон!

— Хватит уже читать мне нотации! — всё-таки она допекла его. — Потом проверишь, а сейчас не суйся под руку!

— Но, Рон...

Гермиона набрала побольше воздуха в грудь, чтобы объяснить Рону, как он неправ, но тут меня окликнули от входа в общежитие:

— Поттер! — Это был второкурсник, у которого я знал только имя. Увидев, что я смотрю на него, он зачастил на ходу: — Поттер, там твоя сова валяется загрызенная, в совятне! Меня послали, чтобы я тебе сказал!

Рон с Гермионой ужаснулись и кинулись меня утешать. Я не испытывал привязанности к Хедвиг как к живому существу, да и вообще был равнодушен к животным, но это была моя собственность и моё средство связи, поэтому я был огорчён и раздосадован. Что здесь за порядки, если даже сову нельзя оставить без присмотра!

Пока я переживал на тему, как теперь переписываться с Сириусом, Рон и Гермиона ухватили меня за рукава и потащили в совятню. Там под насестом мы обнаружили мёртвую Хедвиг, окровавленную, с переломанным крылом. Кроме нас, в совятне никого не было — сова не человек, над ней стоять не будут. Я поднял сову и осмотрел. У неё было повреждено только крыло, с которого на пол натекло немного крови, а горло было целым, не порванным. На лапе совы болтался обрывок тонкой верёвки.

Я в задумчивости потрогал верёвку, на которой должен был находиться ответ Сириуса. Похоже, кроме крыла, сове повредили что-то внутри, и это сделал не зверь.

— Гарри, здесь ведь было письмо? — тоже догадалась Гермиона. — Ты кому-то писал?

— Сегодня утром, Бродяге, — рассеянно ответил я. — Здесь, полагаю, было его ответное письмо.

— Гарри, ты не говорил, что писал ему! — сказала она обвиняющим тоном. — Как ты мог, это же такой огромный риск!

— Никакого риска, — покачал я головой. — Что можно было, мы с ним обговорили заранее, в письме я написал только уточнения.

— Уточнения чего?! — Гермиона грозно уставилась на меня.

— Встречи, конечно. Не всё же можно написать в письмах, — объяснил я ей как нечто само собой разумеющееся.

— Ты хочешь встретиться с ним?! — вскричала она. — Вы оба просто ненормальные!

— Вот и Дурсли говорили про меня то же самое, — сообщил я.

— Гарри! Это совсем другое дело! Его могут заметить и арестовать, и тебя вместе с ним! Подумай, что тогда скажет Дамблдор!

— А при чём тут Дамблдор? — искренне удивился я. — Это семейное дело — моё и моего опекуна.

— Нет, Гарри, это наше общее дело! Если Бродягу арестуют, его казнят, а ты совсем об этом не думаешь!

— Вообще-то Дамблдор давно бы мог подсуетиться и добиться оправдания Бродяги, — заметил я. — Мы же не преступника укрываем, а спасаем невиновного человека от преступного правосудия.

— Дамблдор больше не председатель Визенгамота, Гарри. Забыл?!

— Его только в июле попёрли, а целый год он что делал? Живого Петтигрю видели несколько человек, свидетели были. Когда Дамблдору понадобилось оправдать меня, он за день управился, а тут вдруг целый год тянул?

— Дамблдор лучше знает, что он может, а что не может, — отрезала Гермиона, гневно раздувая ноздри. — А ты, Гарри, ведешь себя безрассудно. Дай мне слово, что ты больше не будешь писать Бродяге и тем более искать с ним встречи.

— Ещё чего! — возмутился я. — Ты слишком много берёшь на себя, Гермиона.

— Нет, Гарри. Если ты совсем не думаешь о безопасности Бродяги, кто-то же должен это делать.

— На эту встречу мне всё равно нужно прийти. Я не смогу отменить её, потому что совы у меня больше нет, а если я не явлюсь, Бродяга может наделать глупостей. Ты не тревожься, с мантией-невидимкой меня никто не поймает.

Гермиона не могла не понимать, что если я не приду на встречу с Сириусом, он обязательно наделает глупостей.

— Тогда придётся идти, — нехотя признала она. — Когда у тебя встреча?

— Завтра в четыре дня, — на всякий случай я сообщил ей неправильное время. Мало ли что ей взбредёт в голову...

— Мы с Роном пойдём с тобой!

— Нет, Гермиона, не пойдёте. Одному мне будет легче скрываться.

— Но, Гарри!

— Я сказал — нет.

Её лицо слегка порозовело.

— Гарри, это же ради тебя... Но если ты так настаиваешь... тогда обещай мне, что ты только скажешь Бродяге, что вам нельзя встречаться и переписываться — и сразу же назад, ладно?

Я почувствовал, что ещё немного — и я приду в состояние неуправляемого бешенства. Чтобы Гермиону не постигла судьба Хедвиг, разговор нужно было срочно заканчивать.

— Гермиона, на встречу я пойду. Это раз. Тебе на этой встрече делать нечего. Это два. Сколько, с кем и о чём я буду говорить, не твоё дело. Это три. — Я взглянул на тельце Хедвиг, которое всё еще держал в руках. — А сейчас я хочу похоронить свою сову. И на похороны никого не приглашаю. Это четыре.

Не дожидаясь ответа, я устремился прочь из совятни. Уже на выходе я услышал позади громкий шёпот Гермионы, говорившей Рону:

— Оставь его, это он из-за Хедвиг не в себе...

Я закопал Хедвиг на опушке Запретного леса. Воткнул в холмик приметную палку, постоял над ней... Память Гарри потихоньку скулила о сове, мне тоже было жалко птицу — как и любое живое существо, безвинно погибшее в чужой войне. Возвращаться в общежитие не хотелось. Рона я еще мог терпеть, но Гермиона была невыносимой, нужно было хоть немного отдохнуть от неё. Я прогулялся в одиночестве по окрестностям Хогвартса, посмотрел своими глазами, что и где здесь находится. Прогулки как раз хватило до ужина.

На ужин я пришёл в спокойном расположении духа. Я даже терпеливо пропустил мимо ушей разглагольствования Гермионы, что я слишком долго отсутствовал и что мне небезопасно оставаться одному. Прислушался я, только когда Гермиона напомнила, что в "Пророке" пишут, что Сириуса Блэка недавно видели в Лондоне. Да и попробуй не прислушаться, когда она наклонилась и зашептала мне в ухо, что Бродягу наверняка выдали Малфои, которые могли узнать его собачью аниформу на вокзале. Ведь Драко в поезде как бы намекал...

— Глупости, — отмахнулся я, заглотив очередной кусок гуляша. — Не факт, что они вообще знают, что он анимаг, и им не с чего подозревать, что он придёт провожать меня. Это мы знаем, что Бродяга заботится обо мне, а им откуда знать? Вся Британия год назад считала, что он хочет убить меня, а пресса не сообщала обратного. Но даже если Малфои и узнали его, они никогда не выдадут Блэка.

— Но это же Малфои, Гарри! — громко прошипела она мне в самое ухо, заставив меня отшатнуться в сторону Рона. Везёт же некоторым, спокойно поедают свой гуляш и никто не шипит им в ухо. Неспроста Рон никогда не садится за стол рядом с Гермионой.

— Именно что Малфои, — согласился я. — Они не захотят получить клеймо предателей крови. Нарцисса всё-таки кузина Сириуса, он ей не чужой.

— Но Сириус отказался от своего рода!

— Кровь у него всё равно блэковская, — я точно знал, что предатели крови — не одно и то же с отступниками рода, потому что перед Хогвартсом предки тщательно натаскивали меня, что и от кого следует ждать. Среди прочего они разъяснили и про родственников, что Сириуса скорее уж выдадут не Малфои, а Андромеда с Нимфадорой — этим на клеймо плевать, а Малфоям не всё равно.

— Гарри, ты всё перепутал! — энергично зашептала Гермиона, снова заставив меня отодвинуться. — Предатели крови — это как семья Рона, они хорошо относятся к маглам и интересуются магловской жизнью.

— Скажи ещё, что детей находят в капусте, — хмыкнул я. — Тоже версия для неискушённых, когда стыдно сказать правду. Кровь — это родная кровь, при чём тут маглы?

Гермиона пренебрежительно фыркнула и выдвинула неопровержимый аргумент:

— Тогда откуда в "Пророке" узнали, что Бродяга в Лондоне? О нём год не писали, а за последнюю неделю уже два раза вспомнили.

— Могли ткнуть пальцем в небо и попасть, — предположил я. — Если бы это были не пустые слухи, сослались бы на аврорат. Либо...

Я замолчал. Как верно заметила Гермиона, за последние несколько дней Сириуса упоминали в "Пророке" дважды. Для пустых слухов хватило бы одного раза, а это больше походило на заказной слух. Если бы Сириуса на самом деле видели в Лондоне, то написали бы, где именно, но в обеих статьях этого не было. Его и не должны были видеть. Выпроводив остальных жильцов, он покинул Гриммо и переселился в унаследованный от дяди Альфарда коттедж на южном побережье Британии. Что Бродяга уже не в Лондоне, знал только я.

Слух могли пустить как чужие, так и свои. Причём чужие уже год как забыли о беглеце, а своим было нужно, чтобы он не высовывался. Но сначала не помешало бы узнать у самого Сириуса, показывался ли он на этой неделе в Лондоне. Всё-таки аппарация — штука такая, благодаря которой расстояние от коттеджа дяди Альфарда до Лондона можно считать несущественным, равно как и расстояние до Хогвартса.

— Что "либо", Гарри, что "либо"? — затормошила меня Гермиона.

— Так, чепуха, — отмахнулся я.

В воскресенье с утра я прихватил с собой мантию-невидимку и карту Мародёров, заблаговременно спрятав их во вместительных карманах своей школьной формы. Я предвидел, что будет непросто отделаться от друзей, и заранее придумал несколько предлогов, под которыми отстану от них после завтрака. Но мне повезло, МакГонаголл объявила, что собирает старост на инструктаж, поэтому Рон с Гермионой ушли на собрание, а я остался один.

До встречи с Сириусом оставалось больше часа, но я решил прийти к Визжащей хижине заранее, потому что не знал точно, где она находится. В памяти Гарри мелькнуло только, что она где-то на подходе к Хогсмиду со стороны замка. С мантией-невидимкой тайные ходы не требовались, я накинул её на себя в туалете и спокойно вышел через главный вход. До посёлка было чуть больше мили по открытой местности, и я увидел эту хижину еще издали. Обычная развалюха, ничего примечательного, но память Гарри опознала её.

Сириуса еще не было. Я подёргал дверь, на удивление прочную — она не открывалась. Усевшись неподалёку на пригорке, с которого хорошо просматривались окрестности, я стал ждать.

Бродяга появился незадолго до назначенного времени, в собачьем виде. Он не спеша трусил по луговине со стороны Запретного леса, прислушиваясь и оглядываясь. Подойдя к хижине, он тщательно обнюхал землю перед дверью и завертел лохматой башкой по сторонам. Звук моих шагов он услышал издали и повернулся ко мне.

— Бродяга? — позвал я вполголоса, не снимая мантии. — Я здесь.