Черноморский сюрприз

— Да? Неудобно перед Николаем Оттовичем — всегда его уважал, а тут получается, что я его лучших офицеров переманиваю.

— Эссен разумный человек и прекрасный адмирал — уж он-то поймёт, что это не вы строите интриги...

— Разрешите доложить, ваше высокопревосходительство! — к беседующим адмиралам подошёл флагманский артиллерист Колечицкий.

— Слушаем вас Дмитрий Борисович.

— Радио из Севастополя:: 'Испытания бомбы 'Василиск' прошли. Результаты превосходные, — старший лейтенант просто лучился от удовольствия.

Плансон удивлённо посмотрел на командующего.

— Благодарю вас, можете быть свободны, — отпустил командующий флагарта. А своему начальнику штаба скупо бросил: 'Позже!'.

Андрей не был химиком, но пиротехника и любые ярко горящие процессы, или процессы протекающие со взрывами всегда завораживают сердце почти любого мальчишки Хоть на время. Юный Киселёв исключением не являлся, и , конечно, интересовался составами различных 'смертоубийственных' смесей. В том числе и знаменитым напалмом. Всё необходимое для его получения имелось, да и никакой специфической химической экзотики не требовалось, так что изготовление 'липкого огня' произошло без особых проблем. Чуть больше пришлось провозиться с изготовлением подходящей бомбы-носителя, причём, разумеется, все работы проводились в обстановке строжайшей секретности: из штаба командующего только флагманский артиллерист был посвящен в суть вопроса. Даже своего начальника штаба и флаг-капитана Андрей посчитал информировать излишним и ненужным.

Но теперь, когда испытания прошли, можно было ознакомить с идеей зажигательных бомб и своего ближайшего помощника. Заняло это совсем немного времени — получаса, пока флот следовал от Кили к мысу Узуньяр вполне хватило. Плансон слушал своего начальника внимательно, и особого воодушевления по поводу свежеузнанной информации не испытывал.

— Позволю себе усомниться в большой полезности данного нового боеприпаса конкретно для флота. Вероятно, будет разумно переслать рецептуру и чертежи в Ставку. Думаю, что в сухопутных сражениях и, особенно при осадах крепостей, эти бомбы окажутся как нельзя кстати.

— Вот как раз этого мы делать не будем. В полевых боях необходимо массовое применение подобных 'зажигалок', а у России для этого не имеется достаточного количества аэропланов. Пока. Но любая неразорвавшаяся бомба немедленно окажется в руках великолепных немецких химиков, и со своим промышленным потенциалом, уже Германия зальёт огнём с неба наши войска. А так — мы слегка... — С языка Андрея чуть не сорвалось: 'покошмарим', — испугаем артиллеристов султана, и создадим на босфорских батареях и фортах нужное настроение... Однако, мы подходим... Приготовиться к открытию огня!

И в недрах бронированных махин снова натужно завыли механизмы, подающие снаряды и заряды к пушкам, снова тела комендоров и офицеров свело напряжением ожидания первого выстрела...

Над турецкими фортами уже, словно шершни, жужжали моторами летающие лодки с 'Александра Первого', когда 'Иоанн Златоуст' жахнул первым пристрелочным выстрелом. Ещё несколько снарядов с него, и весь линейный флот, получив информацию о дистанции, загрохотал по вражеской позиции. Но продолжалось это недолго, от силы полчаса. Эбергард, видя пожары на фортах, и, получая подтверждения от лётчиков о немалой эффективности огня, приказал оный прекратить и брать курс на Севастополь — главное было сделано...

До жути хотелось поднять на мачты 'Евстафия' сигнал: 'Спасибо, ребята! Идём домой!'... Нельзя! Не те времена, чёрт побери...

— Флоту взять курс на Севастополь! Передайте моё удовольствие всем кораблям, участвовавшим в операции.

 Авиационная 'стрела' в то время — железный стержень, заострённый с одного конца, и с оперением на другом. Пусть уважаемый читатель представит, что он сбросил на пол такую штуковину просто с высоты своего роста. Представили? А с десяти метров? А с черырёхсот?

Сила притяжения матушки-Земли разгоняет стрелу так, что она пробивает навылет всадника вместе с лошадью. Так что оказаться под таким стальным 'ливнем' с небес весьма чревато для любых наземных подразделений.

Глава Лабиринты и закоулки власти

Николай Николаевич привычно соскочил с лошади, придерживая ее поводьями, дождался, чтобы подбежавший солдат, исполняющий обязанности конюха, набросит попону. Дождавшись, потрепал лошадиную морду и, получив от того же солдата кусочек черного, просоленного хлеба, скормил его с ладони. Но все эти обыденные и привычные действия он проделывал на автомате, думая совершенно о другом.

'Турция и, особенно, Проливы с Константинополем... Эта заветная мечта многих русских патриотов сейчас мешала выполнению его, Великого Князя и Главнокомандующего Российской Императорской Армией, планов. Продуманных и почти утвержденных, но отправившихся в долгий ящик из-за невероятного стечения обстоятельств. Эти водоплавающие, те, кого иначе как 'цусимские самотопы' в приличном обществе и не называли, за глаза, конечно, ухитрились втянуть Россию в войну с Турцией. И пусть немецкие адмиралы и ссамовольничали, обстреляв наши порты, но была, наверняка была возможность как-то уладить дело миром. А наши самоуверенные мариманы взяли и утопили немецкий линейный крейсер и еще несколько судов. И захватили в плен самого адмирала. И теперь племянник требует взять Проливы, забывая, что главные враги Империи не там. Главные враги — австрийцы и германцы. Которых можно было добить в этом году, стоило только одолеть отроги Карпат и спустится на Венгерскую равнину. Сейчас же придется копить резервы для ничего в общем раскладе не решающей операции, держать войска на Кавказском фронте. Войска и огнеприпасы, столь необходимые здесь, на главном фронте. А propos (кстати, фр), если резервы взять и сосредоточить за Юго-Западным фронтом? Может быть к тому времени, когда погодные условия позволят заняться десантом, обстановка изменится или его августейший племянник переменит свое мнение. И можно будет начать столь тщательно спланированное победоносное наступление на Вену, а оттуда, сквозь 'мягкое подбрюшье' Германской Империи — на Силезию и Берлин. Лишь бы хватило запасов...'

Великий Князь Николай Николаевич поражал всех, впервые его видевших, прежде всего своей выдающейся внешностью, которая производила небывалое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные, черты его лица, обрамленные небольшой седеющей бородкой клинышком, дополняли его характерную фигуру. Князь привычно пригнулся, чтобы не ударится о притолоку, на которой специально была наклеена белая бумажка. Высокий рост, позволявший ему смотреть на окружающих свысока, часто помогал Его Императорскому Высочеству в спорах с Николаем Вторым, но был очень обременителен в повседневной жизни.

— Петр Иванович, — попросил он подошедшего дежурного офицера, — вызовите мне в кабинет генерала Данилова.

— Есть, Ваше Императорское Высочество! — козырнув, дежурный офицер скрылся в караулке, а Николай Николаевич привычно прошел по коридору в рабочий кабинет, кланяясь всем встречным дверям.

Через четверть часа генерал-квартирмейстер Ставки, генерал от инфантерии Юрий Никифорович Данилов стоял в большом рабочем кабинете Главнокомандующего и внимательно смотрел на карту, стараясь проанализировать внезапно пришедшую в голову его начальника мысль. Честный, усидчивый, чрезвычайно трудолюбивый, он, однако, был лишен того 'огонька', который знаменует печать особого божьего избрания. Это был весьма серьёзный работник, но могущий быть полезным и, может быть, даже трудно заменимым на вторых ролях, где требуется собирание подготовленного материала, разработка уже готовой, данной идеи. Но вести огромную армию он не мог, идти за ним всей армии было не безопасно. Большое упрямство, большая, чем нужно, уверенность в себе, при недостаточной общительности с людьми и неуменье выбрать и использовать талантливых помощников, дополняли уже отмеченные особенности характера этого генерала. (использованы воспоминания протопресвитер (главы военного духовенства) Г.Щавельского).

Но сейчас от Юрия Никифоровича не требовалось ни гениальности, ни, даже, особого напряжения ума. Действительно, в сложившейся ситуации план по созданию резервов для 'десанта в Константинополь' напрашивался сам собой. Как и возможность их последующего использования для наступления на австрийцев. — Великолепно, Ваше Императорское Высочество. Мне такая хитрая задумка в голову прийти не смогла, — польстил одновременно и начальнику и себе генерал. — Заодно можно и министру шпильку подпустить. Потребовать под это дело увеличения снабжения огнеприпасами, особенно снарядами для артиллерии. Из войск уже нехорошие доклады идут, что снарядов не хватает, винтовок и патронов в обрез. — Ничего, Суворов с одними штыками всю Швейцарию прошел, — отшутился Николай Николаевич, но тут же серьезно добавил. — Предоставьте мне к завтрашнему дню доклад на эту тему. Буду просить высочайшей аудиенции, — он скупо улыбнулся, представив, как будет оправдываться перед племянником ненавидимый им Сухомлинов. 'Снять бы его, но Никки отчего-то хорошо относится к этому лизоблюду, завалившему всю подготовку к войне. Боевые действия уже начались, а нехватка чувствуется во всем, начиная от сапог и кончая пушками и снарядами. Уже 21 сентября 1914 года он лично писал племяннику: '...Около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены на местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов'. И никакого решения не последовало!'.*

— Значит, жду вашего доклада. А места сосредоточения резервов подберите сами. Так, чтобы для любого случая можно было использовать, — отпустил подчиненного князь

 Однако, отлично зная всю остроту нехватки снарядов в артиллерии, всю маломощность отечественной промышленности, великий князь продолжает приводить в жизнь свой замысел 'глубокого вторжения в Германию'. Ранней весной 1915 года начинается штурм Карпат и новое вторжение в Восточную Пруссию. Эти операции, независимо от того, что одна из них завершилась блестящим русским успехом, а вторая неудачей, привели к растрате последних запасов артиллерийского парка, и в реальности лето 1915 года Россия встретила фактически без боеприпасов для тяжелой артиллерии. Мультатули П.В. 'Господь да благословит решение мое...' -СПб.:Сатисъ, 2002.)

Глава

Через неделю после возвращения от Босфора, пришла телеграмма из Петербурга, что для командования минными силами Черноморского флота направляется контр-адмирал Колчак.

— Вот этого 'АДМИРАЛЪа' мне здесь, конечно, остро не хватало! — почти выматерился про себя Андрей. — Он ведь, со своими амбициями, запросто начнёт в бутылку лезть и орган зрения на ягодицы натягивать... И как его Эссен отпустил? Такой ценный кадр...

Ну да — мастер минных постановок, но на Чёрном море они уже не особо актуальны — устье Босфора давно заблокировано почти наглухо, сколько-нибудь крупные корабли оттуда пытаются проскочить в единичных случаях.

— Как считаешь, Андрей Августович, — Плансон словно прочитал мысли своего начальника, — почему именно Колчак?

— Понятия не имею.

— Но ты ведь его раньше знал. Так?

— Нет. Встречались пару раз в Порт-Артуре, но мельком. Знаю, что полярник, гидрограф, Николай Оттович Эссен о нём отзывается весьма благожелательно. Офицер, конечно, очень достойный, но почему нам не позволили назначить на место покойного Покровского кого-то из черноморцев — не понимаю.

— Разрешите, ваше высокопревосходительство? — в салон зашёл Кетлинский.

— Слушаю вас, Казимир Филиппович.

— Авиаторы сообщили, что готовы продемонстрировать действие новых бомб.

— Спасибо! Выезжаем через пятнадцать минут. Прикажите подать мотор к Графской.

Через час командующий прибыл на полигон и летающие лодки с 'Алмаза', который именно для этой цели и был оставлен в Севастополе, пока весь остальной флот ходил к Босфору, начали свой бенефис.

В качестве мишени соорудили земляной периметр, по форме и размерам повторявший среднестатистический турецкий форт в устье пролива, и именно по нему отрабатывали русские морские лётчики.

Пикированием это, конечно, назвать было нельзя, но атаковали 'алмазные' гидросамолёты не с горизонтального полёта, а под углом градусов в двадцать к горизонту.

Внутрь 'укрепления' попало около двух третей зажигательных бомб, но и этого хватило, чтобы понять: за двадцать минут бомбардировки внутри уже не могло оставаться ничего живого.

— Ну что, поедем, полюбуемся, — Эбергард первым направился к авто.

Издали 'форт' действительно выглядел как филиал ада на Земле, но когда подъехали поближе и заглянули за бруствер, то обнаружили, что на площади приблизительно в гектар сиротливо пылают восемь 'луж' огня. Не внушало... Хоть 'лужи' были и приличного размера...

— Но копоти много, — мрачно бросил Плансон.

— Да уж... Подобные бомбы оружие скорее психологическое... Дмитрий Борисович, — повернулся Андрей к флагарту, — попробуйте на эти зажигалки хотя бы свистульки какие-нибудь пристроить, чтобы выли в полёте как-то по-особенному. На предмет того, чтобы наши визави, османские батарейцы, уже заранее морально готовились к огненному подарку.

Колечицкому до жути хотелось объяснить адмиралу, что у него и с артиллерийскими вопросами проблем предостаточно, но когда у тебя на погоне один просвет, а у оппонента аж три орла, особо не поспоришь.

— Есть, ваше высокопревосходительство!

Эбергард по выражению лица своего главного артиллериста понял, что сморозил полную чушь, что на предмет 'свистулек' следовало договариваться с 'летунами', но не отменять же свой приказ! Не поймут-с... Но категоричность стоит убрать:

— В первую очередь, Дмитрий Борисович, занимайтесь, конечно, артиллерией флота. Но именно вам я хочу поручить общение с авиацией по этому вопросу.

— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! — боднул воздух головой старший лейтенант.

— Благодарю! Можете идти! Константин Антонович, — обернулся адмирал к Плансону, — не возражаешь, если я тебя на сегодняшний вечер покину? Моя благоверная уже, наверное, забыла, как выглядит её муж.

— О чём речь! Когда тебя ждать на эскадре?

— Завтра к подъёму флага буду на Графской. Если что, конечно — вызывайте в любое время дня и ночи.

— Надеюсь, что никакого 'если что' не произойдёт, а вот для Елизаветы Сергеевны я уже почти стал главным врагом семьи, — улыбнулся начштаба. — Ещё недельку домой не придёшь, так и она меня больше вообще никогда на порог не пустит. Пару дней можешь смело отдыхать. И передавай мой поклон своей очаровательной супруге.