Черная рысь-1. Искусство выживания

— Говори здесь.

Дарин накрыл мою руку своей и потянул к спуску с моста — я послушно пошла за ним, подступающая паника застилала разум. Но вновь его ждала неудача. Верзила с дружком, пародируя вратарей, заняли проход; две глыбы, упавшие на дорогу. Я уверена, что Дарин справился бы с ними, сшибая одного психически, ледяной волной, раздирающий до мозга костей, другого — физически; я говорила когда-то, что Дэр держался в хорошей форме. Такие, как он, подготовлены к нападению. Но помимо "гребней Альп" был и мистер О'Коннор старший.

— Ладно,— выдохнул Дарин, повернув меня к себя лицом,— будем говорить здесь.

Чтобы остаться не услышанным группой, Дэр повторил прием, которым пользовался и до этого дня, постоянно. Я не успела к нему привыкнуть. Какой бы контекст он не подразумевал, он всегда выбивал из меня часть здравого смысла. Дэр приблизился вплотную, склонившись к моему уху. Удерживаясь, чтобы не закатить глаза, я закусила губу, переключила внимание на слова. Я ненадолго задержала дыхание, не хотела вдыхать запах его одеколона и кожи и терять самообладание. Не то время, не то место — терять голову было непозволительно, да и свидетели нервировали. В любой другой момент он прибег бы к каким угодно ухищрениям, чтобы я сохла по нему, но сейчас на кону была его карьера. Ну и моя жизнь.

— Значит так, Анна,— начал Дарин, понизив тон,— ты умная девочка, и я не буду объяснять заново, как обстоят дела. Ты сама в курсе. Поверь, у меня нет никакого желания пугать тебя, принуждать, делать больно. Если бы я хотел, еще тогда, в тот первый вечер, когда мы познакомились, ты выдала бы все подробности, все укромные места, о которых знала. И, наверное, если бы не моя уверенность, что ты не Рысь, сейчас бы нас тут не было, никого. И, наверное, ты мне тогда... понравилась, что ли.

Дарин приостановился. Я ухватилась одной рукой за перекладину, чтобы не упасть. "Он сказал, я ему понравилась? Он действительно так сказал?" Я дышала ровно, Дарин продолжил.

— Но сегодня я не могу ничего для тебя сделать. Единственное верное решение — сказать, где Рысь. Я думаю, ты знаешь. Ты все о ней знаешь. Скажи, где Черная Рысь, и будешь свободна. Твоя свобода взамен на брюнетку в нашей клетке. И я,— Дарин покачал головой, будто сомневался в том, что говорил. Темные волосы упали на его смуглое лицо, и когда он поднял глаза, мурашки пробежали по моему телу. Синие глаза. Они будут мерещиться до тех пор, пока я не забуду вовсе, кто такой Дарин, какие чувства и мысли у меня вызывал.— И я не буду тебя держать.

Неделю назад я бы сделала все возможное, чтобы добиться свободы. Я хотела сбежать — он меня находил, связывал по рукам и ногам, не отпускал от себя, лишь бы не мешалась поискам и не сбивала ищеек-радаров. По-прежнему свобода была моей целью: продержаться один день и обезопасить себя и Марию. Почему же мне хотелось удавиться теперь, вспоминая последние два-три дня? Никаких чувств. Никаких эмоций. Это пройдет, как простуда.

— Анна,— Дарин озадачился моим молчанием,— я правильно понимаю? Ты хочешь свободы?

Едва различимый кивок.

— Хорошо,— улыбнулся он,— мы вернемся, и ты назовешь адрес.

И я назвала адрес.

Моторную лодку нам не подменили на гондолу, к счастью, но водитель растворился в воздухе, оставив Дарину ключ зажигания. В убитых чувствах я откинулась на заднем сидении, уступив Рите почетное переднее место. Было тошно, поэтому я старалась не думать ни о чем, плыть, смотреть за борт и не думать. "Не верь предавшему однажды". Прошло б немало времени, прежде чем я простила бы себя за предательство. Чувство вины — груз на шее, приклоняющий голову к земле. И, кажется, меня одолевала морская болезнь. Шумный мотор среди тихих весловых лодочек портил всю атмосферу плавного течения венецианской жизни.

Притормозив на перекрестке, Дарин поймал мой взгляд.

— Анна, ты в порядке?

— Нет,— я отвернулась к окну. Слезы выступили на глазах, и я промокнула их рукавом, чтобы не потекла тушь.

Рита не удержалась от комментария.

— Да-а-а, правду тяжело говорить. А с детектором лжи застрелиться проще, чем увернуться от ответа. Что бы мир без меня делал, я не понимаю? Я как художник, не дождавшийся признания. Попались бы снова на крючок.

Девушка чуть ли не в экстазе билась от шанса блеснуть остроумием. Ее никто не слушал. Дарин включил радио, встроенное в приборную панель лодки, и итальянский диктор заглушил треп Риты.

У подъема на мощеный переулок плавала черная гондола Уильяма. Сам Уильям мерил шагами дорогу. Неподалеку от него совещалась группа под вторым номером, которая прибыла в названное мною место без промедления. Среди них было четыре мужчины и одна женщина. Вчера она присутствовала в ресторане на Совете, на ней было небесно-голубое платье. Женщина встала вполоборота, кивнула прибывшим и вернулась к дискуссии. Рейли увидел нас. Слава богу, хоть кого-то из этой шайки я знала. Он отделился от группы и подошел пожать руку каждому, вышедшему из лодки. Рейли улыбнулся мне, а я лишь слабо кивнула, не поднимая глаз, и протянула ему руку, которую он легко тряхнул и отпустил. И меня даже не интересовала реакция Дарина, да он и не сказал ничего, что могло бы отвлечь меня от дурных мыслей.

— Вы прибыли вовремя. Мистер О'Коннор, все ждали, когда вы с Анной,— Рейли посмотрел на меня в тот момент, когда называл по имени, как я и просила,— сможете присоединиться к нам.

— Мы готовы, Рей. Вы определили, где Рысь прямо сейчас?

— Благодаря Анне мы напали на нужный след. Пол подтвердил, что эта девушка не иначе, как Рысь.

— Девушка?— переспросил Дарин.— Все-таки она молода? Я надеялся, ей будет не меньше тридцати.

— Возможно, так и есть,— Рейли пожал плечами, от волнения переминаясь с ноги на ногу. Дарин говорил, сегодня был его счастливый день — Рей должен был показать себя, чтобы попасть в основной состав радаров.

— Тогда выступаем,— скомандовал Дарин. Группа, заслышав приказ, выпрямилась и повернула головы к нему, как по свистку.— Не будем терять время — она может уйти.

В глазах Дарина блеснул хищный, азартный блеск, радужка похолодела до темно-синего цвета бушующей морской стихии. Я поежилась: Дарин прикоснулся ледяными пальцами до моей руки, и я ее отдернула.

— Я останусь.

Он внимательно посмотрел на меня, принимая решение, после чего согласился.

— Оставайся.

Дарин сделал то, что меньше всего я от него ожидала, и я в изумлении уставилась на ключи, которые он вытащил из кармана джинсов и вложил мне в ладонь.

— Садись в лодку, там теплее, нет ветра.

Сказав это, он оставил меня абсолютно одну на пересечении переулка с главной улицей. Не смотря на то, что в паре шагов стояла Рита, а Уильям маячил в поле зрения, я отчетливо осознавала свое внезапно нахлынувшее одиночество. Дарин подбежал к группе, жестами показывая каждому участнику направление. Я бы сказала, что они бросились врассыпную, но у группы был четкий план, они действовали слаженно, опираясь на долголетний опыт работы. И когда они скрылись за поворотом в другом конце переулка, я поняла, что это конец. Они обыщут каждую щелку в стенах, пожелтевших от времени и влажности домов, каждую впадину в асфальте, каждый дюйм округи, повинуясь заложенным с рождения инстинктам и приобретенным навыкам, в итоге они найдут Черную Рысь, где бы та ни скрывалась.

Повертев связку ключей, сохранившую тепло тела Дарина — руки не успели за две секунды охладить железо — я почувствовала слабость в ногах и решила сесть в лодку, оставленную у спуска. Никакой сигнализации. Я влезла на водительское место. Секундное замешательство. Повернув ключ, я включила отопление и заблокировала дверцу катера за спиной от той же Риты, что могла бесцеремонно потревожить покой.

Я не уехала. Дарин знал, что я не поддамся соблазну, иначе бы не отдал мне ключи. А каков смысл уезжать? Все. Я лично назвала место, где пряталась моя сестра. Сестра, которая ни разу за всю жизнь не сделала мне того же, ни разу не предавала. Да, может, мы и не были близки, как лучшие подруги, но Мария была частью моей семьи, частью меня. Наверное, мне повезло больше, потому что рядом был Дарин, которому я рассказала о своем происхождении. Родилась в России, но прожила долгое время в Канаде, за счет чего у меня имелось алиби. У Марии его не было. Доказать ее невиновность было практически невозможно, не выдавая при этом того, кто выдал нас, выдал с потрохами, загнал в ад. Если на мой счет еще сомневались, то Мария полностью подходила под описание подозреваемой и внешне, и по строению оборотня.

Но у меня не было иного выбора. И я готова была пойти на все, уступить Дарину, валяться в его ногах, лишь бы он отпустил ее, смирился с потерей своей сестры и не дал мне пережить того же. Вечный плен и вечное мучение — ничто.

Я сложила руки на панели и опустила на них голову. Больше от меня ничто не зависело. Под угрозой смерти выдается истинная сущность человека. Да, мне угрожали, и даже Дарин бы не остановил своего отца, скорее помог бы ему устранить убийцу сестры без криков, без шума. Хоп, и готово. Мне бы приписали статус убийцы и скинули б с моста, или шею сломали, или Дарин бы заморозил меня до истощения. Но я не приняла удар на себя, жалкая трусиха. А ведь могла. Соври я третий раз, Рита бы подала знак, и все вопросы вмиг обрели бы ответы, охота бы прекратилась, все были бы спокойны.

Прошло около часа или двух. В окошко лодки постучали. Я подняла голову, увидела Дарина, разблокировала двери. Он спустился вниз, запрыгнул в лодку, сотрясая ее, и сел рядом, на соседнее сидение. Я снова заблокировала двери. По задумчивому выражению лица Дарина и напряженным мышцам, выделявшимся через черное поло, я догадалась: они "кого-то" поймали и что-то с этим "кем-то" было не так. Тогда я и решилась рассказать ему о Марии.

Его бездействие пугало. Он заменил свою же восковую фигуру, вылепи ее какой-нибудь итальянский скульптор, не вымолвив ни звука. А я все говорила и говорила, обо всем, что скрывала. Выдавала все, чем запрещено было по определению делиться. А он молча глядел перед собой. Все те же напряженные мышцы, все то же задумчивое выражение. Я начала задыхаться от тяжести, которая налегла и давила на грудь. Если бы Дарин покончил со мной прямо там, где мы сидели, то тайна так и осталась бы между нами, и он бы избавился от навязчивой помехи, как от надоедливой мухи. Ему ничего не стоило использовать свой прием и лишить меня дыхания раз и навсегда хотя бы за то, что слишком многое недоговаривала раньше. И отныне он имел все основания для этого. Чистосердечное признание никогда не спасало преступников от казни, верно?

— Значит,— глухо произнес он,— твоя сестра...

— Да.

— И давно вы скрываетесь?

— Пару лет.

— Ясно.

Дарин выключил отопление. Стало слишком жарко. Ученые утверждают, что тишины не существует в месте, где есть звук, движение. Дыхание — тоже движение. Но я не ученый, для меня тишина давила на барабанные перепонки сильнее ударов ритма на рок-концерте.

— То есть, ты тоже...— Дарин не закончил предложение. С того дня мы не произносили это словосочетание и все сходные с ним. "Оборотень" исчез из лексикона.— Но как?

Я покачала головой, не найдя, что ответить.

— Почему ты меня не убьешь?— через некоторое время спросила я.

— А за что? После твоего монолога я только убедился в том, что был прав. В конце концов, ты все равно Манька,— он усмехнулся,— я оставлю за тобой эту кличку. Знаешь, Анна, а ведь вы были единственными подозреваемыми.

— Знаю. Вы зашли слишком далеко.

— Мне бы и в голову не пришло...

— Никому бы не пришло,— оборвала его на полуслове.— Мы умеем прятаться.

— Хищники, и те прячутся.

Я глубоко вздохнула. В организме не осталось лишней воды для слез, слизистая оболочка пересохла, и я часто заморгала, но так ни одной капли и не скатилось.

— Это и есть конец, да?

Дарин удостоил меня взглядом.

— Что ты имеешь в виду?

— Там твой отец и под десяток других полуоборотней, и никто из них никогда не поверит в то, что Мария не виновна.

— Неужели ты будешь это им доказывать?

— Не буду,— согласилась я,— это бесполезно. Удивительно, что ты поверил.

— Я этого не говорил,— улыбнулся Дарин.

— Поверил. Иначе меня бы здесь уже не было.

Я съехала по сидению, прикрыв лицо руками. Голос Дарина был решающим, и я бы не тратила столько времени на пустую болтовню, если бы не вкладывала в эту попытку найти в его лице сторонника последнюю надежду.

— Нет,— сказал Дарин,— удивительно другое. Почему ты мне доверилась? Я не дал ни одного повода для этого.

— Ты не оставил мне выхода. Особенно теперь, когда вы ее поймали.

— Вообще-то...

Недоговоренность заставила меня, прищурившись, потребовать от Дарина полного объяснения.

— Мы не поймали твою сестру. Та девушка, которую сейчас пытают, поймана по ошибке, но ведь ты именно к ней нас привела. И я пришел за тобой, ты должна засвидетельствовать, что она не... ну, ты поняла, кто.

На смену дикому, необъятному чувству облегчения пришел шок, ударивший, как молния, в голову.

— Что?

— Твоей сестры нет в городе, Анна. Она испарилась. Исчезла. Убралась восвояси! И я догадываюсь, чьих это рук дело.

— Как долго?

— Долго. Рита бы засекла, если бы ты трижды соврала.

— Не может быть,— прошептала я, разблокировав двери. Дарин быстро покинул переднее сидение. Я вылезла из лодки наткнувшись на разъяренную бывшую Дарина.

— Вы совсем сдурели?!— верещала она.— Ты!— она ткнула в меня пальцем, и я на рефлексе ударила по нему.— Ай! Ты, как ты меня провела?! Это невозможно, нет, нет, не возможно! Подкинула нам тухлятину под нос, чтоб тебя, блин...

Гневные крики и ругательства ветер уносил в противоположную сторону. Дарин развернул меня за плечи и потащил в переулок, где они оставили бедную девушку. В том, что она на самом деле бедная, я смогла убедиться лично, увидев ее сидящей на земле, и трое незнакомых мне ищеек грубо пихали ее один с боку, другой со спины. Я вспомнила, как недавно точно так же пытал меня Эдгар.

— Обращайся!— взревел Уильям, он был с ней и осыпал девушку ударами во все места, до которых дотягивался.

— Это не Рысь!— Рейли оттаскивал Уильяма от девушки, но тот выдергивал руку — парню тоже досталось на орехи — и орал пуще; ненависть застилала ему глаза пеленой.

— Отвяжись, сопляк! Не дорос еще, чтобы мне, МНЕ, говорить, кто здесь кто! О! Сын!— Уильям приостановил избиения, обратившись к Дарину.— Ты реже всех ошибаешься!

— Отец, остановись,— попросил Дарин, но Уильям от бешенства замотал головой и, будто назло, ткнул носком ботинка в бедро мученицы. Девушка вскрикнула, попытавшись подняться, но ей и пошевелиться не дали, усадив на асфальт. Я также, не удержавшись, вскрикнула, прикрыв рот рукой, будто били не ее, а меня. Потому, что я отлично, лучше, чем все ищейки вместе взятые, представляла себе боль, испытываемую ею, и усердие, прилагаемое для того, чтобы не раскрыться и оставить при себе звериный облик.