— Так по посёлку прошёл слух, — вставила Алёнка. — Что вы храните свои капиталы в гирях из золота?
— Ага (цензура), именно из золота (цензура), из (цензура) платины с бриллиантами, — совсем разъярилась потерпевшая.
Но не только криминал случался в посёлке. На окраинах болот опять зашевелились инопланетяне, о чём поведал известный всей округе дед Онуфрий. Дед был немного мелковат, метр с кепкой, но весьма колоритен и страдал исключительной правдивостью.
— Точно тебе говорю, внучка, — сообщал дед. — Видел опять на днях окаянных пришельцев на болотах, вот как тебя. Три штуки и видел.
— И что они? — уточняла Алёна. — Как поживают?
— Дык, перетёр я с ними о политике, о пенсионном обеспечении, о видах на урожай картохи, — уверял слушателей дед. — Хоть и зелёные, но товарищи с понятием. Вот подарок мне преподнесли, от всего ихнего зелёного организма. Инопланетная нанотехнология, понимать надо.
С этими словами дедок показывал Алёнки какую-то плоскую каменюку с вырезанной на ней ложбинкой в виде замысловатого узора.
— АртеХвакт, — хвастался дедок. — Знаешь, внучка, для чего это устройство нужно? Не знаешь? Вот льёшь, понимаешь, самогонку по этому прибору по вот энтим желобкам от сюда и до сюда и получаешь на выходе не простой самогон, а нектар Богов. Будешь дегустировать внучка? Вещь получается замечательная, ты такого напитка сроду не пила.
Народу такие новости нравились, особенно изложенные в крайне позитивной интерпретации от местной молодёжи. Народ жалел обокраденную тётку Зину и радовался за деда Онуфрия.
Сашка Прокопенко стоял на переменке в коридоре школы возле окна и думал думу. Дума была с горчинкой. Его одноклассники холодно на него косились, а старшие не спешили принимать его в свой коллектив из-за непоняток. Получается, что ни туда, ни сюда: болтается Сашка, как дерьмо в полонке — ни к умным, ни к красивым. А кто виноват? Ну, не Сашка — это точно. Он что только не делал такого, чтобы доказать всем, что он отчаянная личность. Получалось, правда, не очень. Хорошо выходили мелкие пакости, но пакостничание стало напрягать даже его друзей. Всем уже стали надоедать Сашкины понты, и народ стал от него сторониться. А виноват, по мнению Сашки, был исключительно Никодим Викторович. Кто ж ещё? Как он появился в школе, так у Сашки всё через....пень колоду. А хотелось, чтобы его обожали взрослые, восхищались девчонки и уважали большие потсаны. Фиг вам, а не уважуха. И никак не получается придумать, как достать этого Никодима, хоть тресни.
Только о чёрте подумай, как он тут, как тут. Сашка встрепенулся, когда вдруг рядом с ним появился сам Никодим Викторович с бумажным пакетом в руке. Окружающих при этом, как ветром сдуло.
— Вот она слава героя, — уставясь на Сашку своим давящим взглядом произнёс преподаватель. — Вместо славы — гордое одиночество. А всё из-за чего: из-за того, что народ не понимает героев. Он понимает серость, обыденность и пустословие. Вот такие крестики-нолики получаются.
Сашке вдруг показалось, что к нему подошло гигантское насекомое с чисто гастрономическим интересом, и теперь рассматривает его на предмет, с какого бока начать его жевать. От такой жути побежали по спине мурашки, а ноги стали ватными.
— Геройские порывы надо поощрять, — продолжило насекомое. — Ты с этим тезисом согласен?
Сашка был согласен на всё, лишь бы жуткое давление на психику исчезло.
— Ну, раз согласен, то продолжим нашу беседу. С тем, что всё надо доделывать до конца, думаю, ты тоже согласишься. А раз так, то пошли молодой человек к той надписи, что намалёвана на стене, будем доделывать начатое.
Сашка на подкашивающихся ногах поплёлся за математиком. Подойдя к надписи "Никодим кАзёл!" Сашка готов был на всё: хоть все туалеты в школе помыть....раз пять, лишь бы пытка закончилась.
— Ты хочешь легко отделаться, мечтая помыть туалеты, — словно читая его мысли, проскрипело жуткое насекомое. — Для тебя приготовлено другое испытание на выносливость. Вот оно.
С этими словами Никодим Викторович вручил Сашке пакет, что до этого держал в руке.
— Здесь краски, кисти и картина, расчерченная на квадратики. Всего-навсего, надо эту картину перенести на место этой похабной надписи. Перенести её надо тютелька в тютельку в течение двух недель....иначе, молодой человек, вас по ночам будет грызть совесть. Как она будет грызть, сегодня ночью вы прочувствуете.
Сашка оторопело уставился на лист плотной бумаги, на которой была напечатана репродукция известной картины. Вся картина была поделена на мельчайшие квадратики. И это всё надо перенести на стену, за две недели? Сашка, что художник? Да он ни разу краски и кисти в руках не держал. Да пошло оно всё. Что этот Никодим может, кроме как внушать всякие ужасы. Сашка не собирается рисовать картину, ещё что. Да он и туалеты мыть не будет. Он вообще ничего делать не будет. Он бросит эту поганую школу, пойдёт доучиваться в какую-нибудь городскую школу: там другой коллектив, начнём всё с ноля.
До ночи у Сашки всё было нормально. Так нормально, что он даже стал забывать странный разговор с учителем. Впрочем, пакетик с краской он домой притащил. Дома он даже со смехом рассказал своим домашним, о том, что ему велел сделать учитель. Домашние, почему-то не смеялись, а с ужасом смотрели на Сашку. Мамка тихо заплакала. У сестры тоже глаза были на мокром месте. Отец стал курить сигареты одну, за другой. О Никодиме Викторовиче в посёлке ходили нехорошие слухи. Какая другая школа — он и там Сашку достанет.
А ночь прошла ужасно. Да какое там ужасно: это была не ночь, а фантасмагорическая каторга, где Сашка совершал простейшие рутинные действия, но дело от этого не двигалось. На душе становилось всё муторней и муторней: у Сашки было такое чувство, что он больше никогда не сможет сделать ничего толкового, так и сдохнет в этой серой мути. Утром он встал, когда ещё не было пяти часов, всё равно спать было невозможно и, под всхлипы мамки, без завтрака, поплёлся в школу с бумажным пакетиком. В школе он приступил к процессу рисования, вернее раскрашивания по квадратикам. Но для начала надо было на стену нанести точнейшую сетку, а после начинать красить, подбирая соответствующий цвет.
Сашка работал, как робот. Он думал, что народ будет ему мешать, но к его изумлению, ни учителя, ни ученики, даже самые маленькие, здорово под ногами не мешались. Все, как виделось Сашке, с сочувствием смотрели на его работу и отводили глаза. Даже директор школы, заметив, что Сашка не на уроках и что-то вытворяет со стеной, не стала делать ему замечание, а только укоризненно покачала головой. Еду и питьё Сашке приносила баба Серафима и мамка с сеструхой. Мамка рыдала и всё порывалась помочь, но надо было, по условиям сделки с насекомым, выполнить всё самому. Работа продвигалась крайне медленно: проклятые краски не хотели смешиваться в требуемый тон, что чрезвычайно бесило Сашку. Часы летели, складываясь в сутки. Что-то нехорошее стало твориться со зрением. Сашка с ужасом думал, как он будет спать, но, на удивление кошмаров больше не было, но и снов не было: просто он подносил голову к подушке, и тут же звонил будильник, объявляя, что надо опять идти на каторгу. Во сне в Сашкину голову ломились гениальные мысли, как Менделееву с его таблицей, но, как ломились, так и выломились. Сашке было не до них: тут живому бы остаться. Таким образом, в его жизни наступила хоть какая-то определенность: она не удалась.
Нарисовать картину Сашка умудрился за 13 дней, полностью морально вымотавшись и с несколькими седыми волосами, появившимися в шевелюре. Копия получилась неплохая, но, например, баба Серафима чуть ли не плевалась на неё. Ведь на картине был изображён сидящий демон, созданный гением художника Врубеля. Демон закрыл собой похабную надпись, но у самого автора копии, он вызывал ужас. Сашке казалось, что демон нехорошо косится на него, при этом из картины шёл невыносимый холод. Так Сашка узнал, что в Аду есть не только огонь, но и холод. Впредь, по этой лестнице он старался не ходить, ибо было откровенно страшно.
После окончания работы к ученику пришёл нормальный сон, а не чёрный колодец без эмоций. Появился аппетит и тяга к жизни, но как только Сашка забывался и начитал кидать понты, так ему ночью снился демон, свирепо косящийся на него и окатывающий душу лютым холодом. Глаза так и не пришли в норму: они покраснели, слезились и искажали реальность.
Глава седьмая.
Не спрашивай, что твоя Родина может сделать для тебя, — спроси, что ты можешь сделать для своей Родины. У Бори Поленова и Никиты Ручкина не получилось что-то материальное поиметь с Родины просто так, что-то существенное, чтобы жить припеваючи по принципу "Да не опустеют наши животы". Но государство о них вспомнило: почему-то не сразу, как им исполнилось по 18 лет, а через год, но вспомнило: ему напомнил о ребятах Никодим Викторович, учитель поселковой школы. Никодим Викторович обещал парням, что поможет отправить их в армию, чтобы целый год они набирались ума-разума, а не загудели по лагерям, да по тюрьмам: он своё обещание выполнил. В принципе, ребята были не прочь помочь родной стране, хоть Родина весьма расплывчатое понятие. Такое расплывчатое, что даже якобы умнейшие люди не могут договориться, что считать патриотизмом. По этому поводу в каждом человеке дремлет философ с собственными воззрениями. Будем исходить из того, чистого добра и зла не существует. Над этой проблемой ломают голову даже умнейшие из умнейших. Одни считают это дело ужасным, вторые правильным, а третьи вообще по этому поводу несут всякую чушь. Боря и Никита скорее относились ко второй группе, ибо не видели ничего плохого в армии своего государства. Да и вообще: пролить кровь за свое государство — это дело почётное, это ещё надо заслужить, чтобы государство приняло от тебя такую жертву, и дало тебе возможность погибнуть за него во цвете лет, а не сдохнуть в собственной обоссанной кровати в девяносто лет. Тогда даже ближайшие родственники будут желать тебе поскорее окочуриться, чтобы выкинуть твой труп и загаженный матрас. Так в чём же смысл жизни, в которой мало смысла, но мы ведь зачем-то живем, и с этим ничего не поделаешь. Хотя существование разумной жизни — сильно переоцененный всякими умниками феномен.
— Ну, что, ребята? Откроем новую главу вашей жизни? Она коротка, поэтому не будем терять ни минуты. Не будем тянуть кота за бубенцы, звенеть они не станут, — с такими словами Никодим Викторович, пребывая в милитаристском угаре, лично посадил в свою роскошную Вольво обоих ребят и отвёз их в городской военкомат. — Научитесь ценить то, что есть, пока это не ушло из вашей жизни. Однажды мы все исчезнем, как и все, кого мы знали, но в мире всё останется так, как будто нас никогда и не было. К чему это я? Ах да: вас ждёт захватывающий триллер под названием "Год в сапогах".
Ребята переглянулись: "Ладно, и не в такие ебеня лазили, костюмчик не испортим: армия — так армия. Печалька! Но не смертелька!" Как говориться: захотелось чего-то настоящего. Военкомат — вот ваше настоящее.
Военкомат — страна чудес. Туда попал — и там исчез. Здесь работает сам военный комиссар, которого за глаза считают призывателем духов и повелителем зелёных человечков.
Однако уже наступило такое время, когда всех подряд в вооружённые силы не гребут: государству нужны профессионалы, а молодого человека пока хоть чему-нибудь путному научишь, а тут и дембель. Поэтому военный комиссар несколько скривился, когда Никодим Викторович обратился к нему с просьбой призвать двух орлов. Но отказать такому человеку военком не мог. Однако, оглядев представленных ему рекрутов, военком опечалился. Опять ему привели очередных залётчиков, которых надо спасать от тюрьмы. Армия, что им, исправительное заведение?
— Какие-то они у тебя не такие, что бы быть такими...Может они вообще....эти, как их...пацифисты? — стал сомневаться военком.
— Да нет! — удивился Никодим. — Нормальные они. За девками бегают. Просто у них вид такой. Раздолбаи они.
— И насколько раздолбаи? — спросил военком.
— Законченные, пробы ставить негде, — признался Никодим. — Что сами придумывают делать, ничего не выходит. Не люди, а катастрофа ходячая.
— И куда же их направить? Разве что в разведчики. Там их внедрят в армию вероятного противника — они её сломают, — стал предполагать военком.
— Слышишь, чадо, — обратился военком к Никите, совсем оробевшему в государственном учреждении. — Родители у тебя, где работают?
— Мамка работает на болотах....а родители на торфоразработках, ага, — начал пояснять Никита большому начальнику.
— Понятненько, — изумился комиссар умственным способностям рекрута, пристально разглядывая Никитоса. Потом он перевёл свой тяжёлый взгляд на Борю:
— А ты, отрок, где служить бы желал? — спросил он у Бориски.
— Во флот желаю, — бодро отрапортовал Борис.
— А плавать ты, чадо, хоть умеешь? — нахмурился военком.
Такой вопрос сбил Бориса с толка: плавать он не умел.
— А что, на флоте кораблей нет? — промямлил он.
Вот и поговорили. Так как все темы общения были исчерпаны, то комиссар направил орлов на медицинскую комиссию с надеждой, что медики найдут какие-нибудь отклонения в организме этих мутных парней. Комиссар видел этих ребят насквозь, как тот рентген, и они ему не нравились. Кому-то они могли показаться обыкновенными раздолбаями, но комиссар видел, что они оба необыкновенные дуболомы!
Медицинская комиссия ребятам не понравилась, хотя она и проходила на территории военного комиссариата: никуда ехать не пришлось. Вот только врачи были какие-то злые и озабоченные: тётки заставляли ребят снимать труселя, заглядывали, куда не надо, а один мужик раскомандовался: "Подошёл! Спусти трусы! Повернись! Нагнись! Раздвинь ягодицы! Годен!"
— А вы, что в лицо не могли мне это сказать? — пробурчал Никита, на что мужик только отмахнулся.
К огорчению комиссара медики признали ребят абсолютно годными к службе в рядах вооружённых сил. Даже посчитали, что и с психикой у них в порядке.
— Тогда ждите, — смирился комиссар. — Как оформим на вас все документы, так и поедете в войска.
Вот такой необъяснимый парадокс существует в этом мире: тяжелые времена порождают сильных людей; сильные люди создают хорошие времена; хорошие времена порождают слабых людей, а слабые люди создают тяжелые времена, которые порождают сильных людей. Сам Гегель в такой диалектике не разберётся, а люди как-то приспосабливаются к такому существованию, особенно в маленьких посёлках большого государства. И даже не ропщут. Да и зачем роптать, если в посёлке есть кое-какая работа, есть торговые точки, баня, гостиница и ресторан, есть транспорт, электричество и вода, есть связь и интернет. Даже прекрасная школа в посёлке есть, в которой трудится учителем мутный Никодим Викторович. У школы много спонсоров, меценатов и благодетелей, чего не скажешь о поселковой больнице. Да, да, есть в посёлке и больница Љ4, состоящая их двух отделений: из урологического отделения и хирургии. Раньше эта больница гремела на всю область. Теперь она тоже погромыхивает остатками славы, ибо спонсоров у неё нет, а государство норовит оптимизировать даже то, что осталось. Хирургию практически оптимизировали до нуля. Поликлинику тоже уже так оптимизировали, что ничего от неё не осталось, а была большая. Народу чтобы полечиться надо ехать в город или лечись народными методами, или проси помощи у Бога. Но тут была своя особенность: чтобы просить о помощи, надо верить в того, кто может её послать. А как надеяться на Бога, когда сама церковь Троицы Живоначальной дышит на ладан. Церковь неплохая, но построена ещё в позапрошлом веке из дерева. Теперь она немного разваливается по причине отсутствия ремонта. А кто виноват? Народ считает, что виноват последний Император: не мог построить церковь так, чтобы она простояла триста лет. Вот потому этого Императора его же либерально настроенные подданные благополучно и свергли. А не будешь, деспот и кровавый тиран, плохо строить. Вполне логично.
