За 30 миль до линии фронта Ii часть

— Правда. Четыреста восемьдесят тысяч.

Почему я не стал юлить? Ложь и обман могут дать временное преимущество, но любое враньё рано или поздно вскроется. Советская пресса всегда старалась обходить стороной любой факт трагедии, а уж Юго-Западного фронта и подавно. Дело вовсе не в катастрофических последствиях, после Киева многим показалось, что треснула воля к победе, и не заметить этого морального надлома было невозможно. Общий счёт пленных и пропавших без вести подходил к трём с половиной миллионов. Стоило ли начинать сотрудничество со лжи?

— Приведённая вами цифра ужасает не меньше, — замялась и слегка занервничала она, подбирая слова. — Я даже представить боюсь. Ни в одной битве русская армия не теряла столько людей.

— Никто не говорил, что будет легко. Это вопрос веры. Возьмите простого сельского попа и школьного преподавателя. Ведь известно же, что в отличие от учителя он знает о существовании чертей и никак не отрицает их явление. Поп верит тем знаниям, которые получил в семинарии, а преподаватель тем, которые он впитал в университете. Они оба образованы и правы по-своему, но в разных плоскостях. Вот и я, опираясь на свои знания, верю в Россию, да и вы тоже, несмотря на поражения. В Дюнкерке у французской армии были сходные проблемы, но вы же не смирились и откликнулись на мою просьбу.

— Откликнулась, потому, что нам срочно нужны деньги.

В её словах не ощущалось никакого пафоса или эмоций, лишь голый рационализм.

— Ой, ли? — усомнился я. — Деньги для вас всего лишь инструмент. Но дело ведь совершенно не в этом, не так ли? Вы не живёте с убеждениями, что все проблемы можно решить, в мире правит справедливость, а невинные не должны страдать. Вы знаете как есть слона по частям, не теряя многозадачности, но никогда не приобретёте удовлетворения от мелких поручений. Вы прирождённый аналитик и ни из тех, кто, толком не разобравшись, подумал, что ведомый Сталиным локомотив слетел с пути. Скажу по секрету, этот поезд просто потерял вагон, но всё так же едет по проложенным рельсам. Ко всему прочему, как и обещал, я профинансирую вашу организацию во Франции и лично вам десять тысяч, а так же передам пятьсот тысяч фунтов для выплат аванса рекрутам и специалистам в Дамаске. Вы станете символом не только Сопротивления, но и путеводной звездой оказавшихся вдали от дома русских.

Обдумывая сказанное мною, Вера Аполлоновна посмотрела на дом. Последнее время вся её жизнь протекала под гнётом жёсткой конспирации, что наложило неприятный оттенок не только на характер, но и на манеру поведения. Хоть само здание выглядело немного пустым и безжизненным, но оно ей понравилось. Сама его концепция открытости с обилием стекла была близка к её душе. После замкнутых тёмных коридоров парижской квартиры, сжатого пространства купе поезда и чрева самолёта это просто райское местечко. Иди куда захочешь и, наверняка, везде будет выход из здания. Это расслабило её.

— Вы сказали в Дамаске, — позволив себе немого осмотреться, продолжила она разговор. — Но почему не в Бейруте?

— В конце ноября в Ливане будет провозглашена независимость. С оговорками, конечно, но там где начинаются игры в демократию, всегда наступает хаос и плутовство. Ловить рыбку в мутной воде — удел слабых. У нас прозрачная и благородная миссия. И пусть она будет в священном городе.

Что бы ни писала в своих мемуарах её подруга Софья про склонность к авантюризму и необдуманным, часто спонтанным, полагавшихся лишь наудачу поступкам, Вера Аполлоновна всегда трезво оценивала ситуацию. Но и то, что при этом она обладала взрывным характером, это правда.

— Пусть я француженка по воспитанию, — кокетливо произнесла она и слепила снежок — но по крови, месье, я русская и с нами бог. Да не ослабит господь свою руку, помогая нам. Что конкретно вы хотите от меня?

В самом начале общения мне показалось, что её хрупкая, словно из тончайшего фарфора фигура неспособна на резкие движения, но то, с какой силой и меткостью был отправлен в полёт снежный снаряд, дал повод для размышления. Викки не чужд азарт, даже наоборот. Она тот тип людей, который ввязывается в драку при интуитивном понимании происходящего.

— Вера Аполлоновна, для начала утром вас отвезут в Рязань в отделение госбанка, где вы под вспышки фотографа из столичной газеты передадите в фонд Обороны два больших ящика, которые прибыли с вами из Персии. Затем отправитесь в Дягилево, и вместе с гуманитарным грузом и лекарственными препаратами самолётом отправите в Симбирск, который сейчас Ульяновск, на имя митрополита Сергия небольшую посылку. Митякин всё организует. Фотография на фоне коробок с лекарствами обязательна.

— Я как-то упустила из вида багаж. Могу поинтересоваться, что в ящиках?

— Безусловно, — улыбнулся я. — В сундучке атрибутика из разрушенной алжирскими солдатами церкви. Её настоятель через известного вам Александра де Кнорре попросил об услуге. Там вложено сопроводительное письмо. А вот в двух других царские золотые червонцы, состояние вашей семьи, которое вы возвратили на Родину для постройки эскадрильи бомбардировщиков или на помощь эвакуированным детским домам. Последнее даже лучше, у вас не будет второго шанса произвести сногсшибательное первое впечатление, про аэропланы заявите как-нибудь в следующий раз.

— Зачем это вам?

Сняв перчатки, я тоже слепил снежок и, выглядывая мишень, запустил его в то же место, куда попала Оболенская.

— Если смотреть в целом, — вытирая платком ладони — то для государства эти два ящика — сущие копейки и логично предположить, что призывы отнести последние накопления, когда в хранилищах Сталина лежат сто семьдесят тысяч пудов золота, слегка нелогичны. Но в плане консолидации общества, когда каждый становится причастным к какому-то грандиозному событию и подъёма патриотизма, ваш поступок станет серьёзным аргументом. Особенно для колеблющихся. Вы ведь не большевикам помогаете, а России. Разницу улавливаете? И это далеко не всё. В обществе как никогда обострился запрос на справедливость. Слишком много было отдано народом в последние годы.

— И когда потребовалась помощь, людям вновь предложили потерпеть, — с негодованием добавила Оболенская. — Знаете, совершенно не удивлена. На аэродроме, от эвакуировавшихся в Баку артистов я случайно услышала, что у людей с отданными в банк сбережениями проблема. Мне так захотелось помочь, посочувствовать только не знаю как. Это так ... не правильно! Вдали от дома, от близких, друзей и остаться без какой либо надежды. Я запомнила их фамилии.

Неприятно, но с истинной не поспоришь. Нет, нельзя сказать, что всё было брошено на самотёк. Взять ту же эвакуацию населения. Были разработаны программы помощи, какая-никакая дорожная карта, привлечены немалые средства. Но мизерная компенсация в пересчёте на каждого не могла покрыть истинного ущерба. Якобы возникли обстоятельства непреодолимой силы. Жаль, что когда у простого человека возникают такие обстоятельства, государство никогда их не признает и сдерёт шкуру полной мерой. А это, на минутку, вопрос доверия и как следствие — коллаборационизм, семена которого прорастают только на хорошо подготовленной почве. Поэтому просто кивнув головой на произнесённый постулат и продолжил:

— Как известно, французские ценные бумаги незадолго до подписания капитуляции обесценились, и вы уже приводили аналогию о трудных временах. Здесь тоже сложно. Многие считают, что сейчас времена не простые и инвестировать глупо. Нет привычных биржевых механизмов, так как СССР не давали кредитов, и они не эмитировали трежерис по всему миру. Коммунисты держались на плаву за счёт жёсткой эксплуатации собственного населения и продолжают это делать, заставляя ещё и облигации внутреннего займа приобретать. К сожалению, экономическая эффективность и социальная справедливость не всегда идут рука об руку.

— Самая богатая во всём мире страна, которую населяет самый нищий народ. Так папенька говорил, — сказала Оболенская. — Надеюсь, вы не станете утверждать что тот, кто вложится сейчас, заработает после окончания войны. Если вы один из них, то на мою дружбу можете не рассчитывать.

— О, нет. Я не стремлюсь припасть к этому пирогу, хотя делаю вид, что не прочь там оказаться. Но я и не филантроп, однако, если поставить цель помочь русскому народу, а не обогатиться на его горе, то не правильно ли организовать беспроигрышную денежно-вещевую лотерею, хотя бы для жителей сёл и деревень? К примеру, разыграть тысячу сельскохозяйственных тракторов 'Форд-Фергюсон'. Мы уже занимаемся этим через магазины потребительской кооперации и достигли кое-каких локальных результатов. У большевиков 120 тысяч комбайнов (СКАГ-5А и Сталинец-1), но без трактора они с места не сдвинутся.

— Как я понимаю, большинство тракторов отправлено в армию и сцедить не получиться, только доливать.

— Совершенно верно. В общей сложности, до конца года вы инвестируете в СССР на пять миллионов фунтов стерлингов товаров для крестьян. Предоставленных мною, разумеется. Касательно митрополита, то если вы напишите ему короткую записку после ознакомления с одним документом, приобретёте ещё одного друга. Надеюсь, он озаботится сохранностью произведений искусства и исторического наследия в церквях и монастырях, на которое уже раззявили рот мародёры из штаба рейхсляйтера Розенберга.

— Очень мило, — подвела итог Оболенская, хотя на её лице не появилось и тени улыбки. — Вы показались мне разумным. Если об этом узнают в Париже, у Николая будут крупные неприятности, а мне закрыт путь домой.

Это был тонкий момент. Своим предложением я дезавуировал Веру Аполлоновну, и мы оба это понимали, тем не менее, я чувствовал, что она не прочь сбросить надоевшую ей шкуру овцы, чтобы блеснуть волчьими глазами.

— Теоретически возможно, — согласился я и тут же добавил: — но маловероятно. Из проживающих по всему свету известной мне дюжины князей Оболенских лично я знаю двух. Один юный спортсмен по нардам, а второй умный, из Тосканы. Вроде бы ещё двое доживают свой век в Нью-Йорке, но они не попадали в моё поле зрения. Учитывая то обстоятельство, что вы путешествуете по линии Красного Креста и американскому паспорту, на вашего мужа никто не подумает. Да и сумма слишком серьёзная даже для всех вместе взятых князей. Впрочем, неприятности у Николая всё равно будут.

— Ещё скажите, что меня с мужем расстреляют.

— Не расстреляют, хотя генерала Штюльпнагеля уже заставляют практиковать массовые казни. Вам проведут декапитацию, отрубят голову гильотиной, а вашего супруга посадят в концлагерь.

Викки вздрогнула, словно по её телу прошлись кустом крапивы.

— У вас глупые шутки, месье, — произнесла она по-французски.

— С такими вещами не шутят. Я заказывал ваш полный гороскоп у лучшего астролога. Его отличительная черта не в том, что он не ошибается, а в способности обозначить критическую точку. К примеру, есть такой персонаж как Рейнхард Гейдрих, начальник Главного управления имперской безопасности. Вы должны о нём знать исходя из рода своей деятельности как генеральный секретарь ОСМ. Вот этот Рейнхард совсем недавно прошёл последнюю критическую точку судьбы. И это не река Березина, где он чудом остался жив, когда летом его самолёт сбили. Пригород Праги, Паненске-Бржежани. Двадцать седьмого сентября он открыл дверь в комнату своей резиденции и переступил не только её порог.

— И как, точнее когда он умрёт?

— По меркам вселенной и ему и вам ждать осталось совсем не долго. В мае будущего года Гейдрих лишится селезёнки, и через пару дней покинет этот мир, так и не увидев рождение своих дочерей. Сейчас и вы стоите на развилке: со мной жизнь, без меня гильотина.

— А моя точка? — взволнованно спросила она.

— В данную минуту я должен произнести слова про то, что пути господни неисповедимы и когда открыта последняя тайна, жизнь становится пресна... подумайте, оно вам надо? Мир после этого уже не будет прежним.

Очаровательная улыбка была мне ответом. Она провела рукой по пальто, разглаживая несуществующие складки, и кивнула в знак согласия.

— Я же вижу, что вопреки предостережению вы всё равно собираетесь поступить по-своему. Впрочем, это всё неважно, ведь ваша жизнь так и будет крутиться вокруг помощи другим, а такое всегда ведёт к одному и тому же финалу. Вам не приходило в голову, что ваш фанатизм когда-нибудь может стоить вам жизни, особенно с таким шефом, как у вас? Не передумали?

— Вы хотели, что бы я увидела высоту оксера и захотела её взять? Что же, вы добились своего. Я её увидела, и я её возьму. А ещё я умею быть благодарной.

Я кивнул, а её взгляд стал собранным.

— Совсем скоро вам повстречается самый невезучий, но помеченный невероятной удачей лейтенант с летающей фамилией, за судьбу которого просят сами звёзды. Это будет означать, что пару лет у вас точно есть.

— То есть завтрашнее мероприятие не повлияет на судьбу?

— Нет, обязательно повлияет. Но если вы так переживаете, что не сможете посещать парижскую парикмахерскую, вашу небесную улыбку скроет вуаль, и все решат, что это очередной фарс НКВД.

— Вот ещё! — наигранно возмутилась бывшая манекенщица и просто красивая женщина. — На счёт вуали я подумаю, но мне с утра срочно нужен будуар или хотя бы трельяж.

— Всё что необходимо женщине есть в гостевом доме, — сказал я. — Электричество, ванна с горячей водой, набор косметики и гигиены, радио, свежие журналы, гардероб. Можно даже послать международную телеграмму, или сдать вещи в прачечную. До завтра, Вера Аполлоновна.

Единственное, о чём она теперь после пятидневной гонки со временем и расстоянием, могла думать, — это о чистой и тёплой постели. Впрочем, холодная тоже подошла бы. Что там, даже деревянная скамья марсельского поезда представлялась ей неплохим вариантом. Но погрузиться с головой ванну... это было за гранью мечтаний. Эта ночь принесла ей крепкий и спокойный сон. Она видела себя среди друзей и подруг, гуляющих по Монмартру, держа в руках ароматный букет из чайных роз и смеющихся над нелепыми происшествиями. Её душа, наконец, обрела покой, и она знала, что впереди её ждут новые, удивительные приключения.

* * *

Заведующая сберкассой номер один Анастасия Викторовна Вороватая была довольно привлекательной женщиной с пухлыми губками и густыми ресницами. Природа не обделила её стройной фигурой и третий, даже с половиной размер груди выгодно подчёркивала приталенная блузка и коралловые бусы. Периодически она выглядывала в зарешёченное окошко, после чего смотрелась в зеркальце и подносила ко рту стакан с водой. Поддетый под блузку корсет ужасно мешал. Выражение её лица так и говорило: настроения нет, и не предвидится. В кабинете витал запах валерьянки и её мнительную натуру лихорадило. Чувство, что что-то должно случиться появилось вечером, когда за полчаса до закрытия пришли электрики с документами очень важной организации. Вместо слабеньких лампочек на потолке они установили мощные, люминесцентные. Заменили засохшие чернильницы с проржавевшими перьями на новые и притащили два стола с лавками. Ведь неспроста перед этим событием им завезли новый сейф, слёзно выпрашиваемый с прошлого года. А вот когда на унылую и требующую ремонта стену с потрескавшейся краской повесили огромную картину неизвестного автора — ощутила неприятное волнение. Оно переросло в тревожность, едва присутствующий всё это время человек в пальто с каракулевым воротником и шапкой 'пирожок', не терпящим возражения голосом, рекомендовал ей быть завтра при полном параде как в Кремль и не опаздывать, если не хочет повторить судьбу предшественника. Да как можно опоздать на работу? — задавала она себе вопрос. Но тот так строго на неё посмотрел, что ни возражать, ни оправдываться желания не возникло. И вот сейчас, поправив на плечах шаль и снова взглянув на улицу, она вновь увидела этого человека возле красивого автомобиля. На нём было другое пальто и другая шапка, но это был он. Атмосфера стала буквально липкая на неприятности. К тому же на завтра намечена инкассация, а с новым сейфом с утра беда — не закрывается, как сглазили.