Перед его расслабленным взглядом плыли картины трансформаций спиритонной волны, ставшей искажением пространства. На них накладывались воспоминания о физике пространства, и мощнейшая нейронная сеть его мозга пыталась найти в этих картинах что-то знакомое, а заодно следы того, что это знакомое совпало с чем-нибудь уже известным от других мистиков, владеющих Пространством.
Память подкидывала причудливые картины из своих закромов, и тонкие нити размышлений мистика расползались в разные стороны.
Этой нити волна чем-то напомнила ему спелл из сна. Сна, который даже не мистик не назовёт “просто сном”. Он там был кем-то другим — да там всё было другое: память, места, люди, мистика, даже его лицо в зеркале, на удивление, не размывающееся, в отличие от других сонных зеркал. Но оно было, и просыпался он после них кем-то другим. Кем-то, кто отчетливо знал, что вот именно такая волна, только заряженная другим намерением, способна реализовать неслабое заклятие сферы Сил, почти что чистый стихийный удар погодника.
Другой нити же эта волна напомнила взрывную волну от кумулятивного боеприпаса... Хотя нет, просто направленный взрыв.
Третья почему-то зацепилась за ассоциации, ведущие к истории. Где-то он встречал в хрониках прошлых веков такое же изображение, и тогда оно крепко засело у него в памяти, срезонировав с воспоминаниями от очередного не-просто-сна.
Направлять извлекаемую информацию в какое-то русло расслабленный мистик не стал. Важнее узнать, куда приведёт эта нить.
Мистика — не магия. Магия — это система. Это “всё понятно”: махнёшь палочкой туда, получишь грозу, махнёшь сюда — получишь козу. А сюда махнёшь — в лоб получишь.
А мистика... Когда-то люди не могли разобраться в поведении человеческого мозга, зная лишь работу одинокого нейрона и всей системы в целом, но не представляя даже количество промежуточных шагов, а теперь точно так же не могут разобраться в мистике, понимая лишь самую основу и самую практичную сторону: применение мистики мистиками. И то не факт, что действительно понимая — возможно, как когда-то нейробиологи, упуская один из самых важных моментов процесса, даже не подозревая о его или их наличии. Но, по крайней мере, сейчас имелась какая-то статистика и разумные знали несколько наверняка работающих мистических путей. Не как с палочкой, но в принципе закономерности были известны, а пути — проходимы.
С такой ситуацией за всю прошедшую историю с официального признания мистики пост-люди справиться ещё не сумели. Мистика издевалась над учёными куда изощрённей квантовой физики, теории относительности и психологии вместе взятых.
Впрочем, иногда это издевательство было ещё более запутанным.
К примеру, в двадцать четвертом веке пост-человечество столкнулось с “теологической угрозой”. В первый и, как до сих пор отчетливо виделось, в последний раз.
Нет, боги как угроза были и до этого. Религиозные войны прошлого, крестовые походы, джихады, сектанты — всё это было известно. Но и тогда, и на момент обнаружения теологической угрозы, всю угрозу от богов несли только и исключительно их последователи, остающиеся людьми.
А в 2380 году пост-люди столкнулись с самими богами.
Рейши, покинувшие Тень, на порядок менее гибкие и подвижные, чем те, которые продолжают свои игры в Тени. Или, по крайней мере, они могут сохранять своё значение очень и очень долго — так появляются “намоленные” места, заряженные амулеты, занпакто, некоторые классы духов...
Особенно жёсткими и долгохранящими частицами духовной материи оказываются те, которые зафиксировали в себе то экстремальное состояние, что члены Традиции по имени “Культ Экстаза” называют Страстью.
И очень паршивой оказывается ситуация, когда эти рейши складываются не в очередной малый мир-волшебную сказку, а, например, в особо сильного и голодного духа, чей образ был кем-то заботливо сконструирован, внедрён и обожествлен. Или — не слишком отличающийся вариант — меняют существующего. Или ещё как-то, но приводят к появлению случая, описывающегося словом “теологическая угроза”.
Сама по себе теологическая угроза — это не существование богов. И не последователи древних культов, пусть даже сектанты любой степени жестокости.
Теологической угроза становится, когда за спинами культистов встают те самые духовные сущности, и система становится самоподдерживающейся. Вера культистов подпитывает богов, сила богов даёт возможность расти культу.
И, честно говоря, по сравнению с этой угрозой оказались мирными, белыми и пушистыми рыцарские ордены христианской церкви, мусульманские фанатики и сектанты мелких культов, специализирующиеся всего лишь на психопрограммировании и психотропных средствах.
По сравнению с той древней историей самые безобидные из культистов новой волны, члены секты с “мирным” кличем “Кровь богу крови, черепа трону черепов!”, были чем-то вроде стратегической угрозы для пост-человеческой цивилизации, чего уж говорить про последователей каких-нибудь Великих Древних.
Ситуация тогда сложилась довольно паршивая. Мистики при всей своей уникальности были редкими экземплярами, сильные мистики, даже по тогдашним меркам — тем более. Команда будущего профессора Селезнёва не значилась даже в проекте, сам профессор едва-едва начинал учиться ходить — а до них серьёзно заняться фундаментальной теорией мистики было особо некому и непонятно как. Да и до появления среди биоморфов Суккубы с её странными стремлениями ещё пары сотен лет не хватало...
Дальше нить размышлений мистика болезненно растянулась и завернулась в петлю, так и не придя ни к чему. Жаль.
* * *
Влад Исида многое мог бы рассказать о “Падении Чёрной Луны”, как записали те события в клановых хрониках его предки. Всё-таки клан Исида был одним из немногих действительно работающих инструментов, способных напрямую подействовать на бога. Бог ты, мелкий дух или отдельный спиритон, но тёмная материя твоего тела будет подчиняться командам мистиков клана Исида.
Великий Предок Рюусэй Исида получил своё прозвище именно в тех событиях. Как Урюу Исида, по сути, создал клан, так и Рюусэй сделал семью не просто генолинией мистиков, а уважаемым кланом, одновременно не дав всем его членам полечь в боях с богами. Всё-таки даже силам Исида был предел, а вот деусы могли свою подпитку от культистов менять в широких рамках, при нужде просто забивая мистиков грубой силой.
Слава всему, что тогда уже миром правила не власть, а разум Интеллектов. Те, кто пользовался властью, наверняка попробовали бы провернуть тот же самый механизм на своей стороне — заняться боготворчеством, прокачать свежесозданных деусов и натравить одних на других... Вот только теологическая угроза при таком подходе только выросла бы — деусам всё равно, если они получают свежую духовную силу от культистов. А если не получают... Ну, это-то и привело к кризису 2380-го. Когда в уже даже разумной цивилизации пост-людей из ниоткуда вылезли культы сектантов-фанатиков, каждый первый из которых намеревался устроить экстерминатус и глобальное жертвоприношение одновременно.
Интеллекты же стали решать проблему другим путем — интеллектуальным.
Рассуждали они, собрав информацию, недолго, но здраво — деусам нужна духовная сила разумных. Структурированная. Ради этого они вполне способны шарить по мозгам, находить уязвимые, наставлять получившихся культистов и подкармливать тех в нужных случаях.
Сломать деусов напрямую мы не можем. Даже ценой всех имеющихся мистиков — хотя банк генных линий, если что, не даст потерять столь ценную информацию, как их ДНК. А другие средства, даже бьющие по сфере Основ — ядерное оружие и иже с ним — всё-таки не слишком удачно против сферы Духа.
Договориться с ними... Смотри пункт про возрастание угрозы. И вообще идти на поводу у хищника не лучший вариант.
Интеллекты реализовали другой способ. Они хакнули деусов.
Вообще хакнуть духа почти невозможно. Можно договориться, но переписать его почти невозможно — свободное и жёсткое рейши не умеет так. Но деусы — и фактически только они — могут поглощать поступающую духовную силу, пусть и отформатированную под них.
И если эту энергию немного изменить... Совсем немного...
Но, пусть работали там Интеллекты и работали не с мистикой, а с относительно материальными мозгами и желаниями верующих, клан Исида оказался незаменим.
Они могли проконтролировать то, что делали Интеллекты и другие Варианты, просто поглядев, так ли и туда ли идут изменения в стриме.
И это — даже если забыть, что поначалу именно боевики клана Исида дали отпор культистам. Не они одни, мистика могла быть очень разной и порой очень эффективной, но наиболее эффективными оказались манипуляции духовной материей и духовные луки Исида.
Так что Рюусэй Исида изрядно помотался по планете и малым мирам, своими глазами видел Кхорна, Нургла, Ньярлатотепа и других, при этом выжил и заработал немалый авторитет, как свой собственный, так и клановый, и практически не потерял родственников в той бешеной круговерти всего-то полуторалетнего кризиса.
Самыми тяжёлыми были последние месяцы и даже недели, когда одна за другой самоподдерживающиеся системы из очередного деуса и очередных культистов внезапно начали идти вразнос. Для большинства культов это превращалось в кровавое безумие с кровавыми жертвоприношениями.
А потом все эти связки разорвались.
Влад Исида не был там. Не чувствовал холодной ярости схватки с ослеплёнными разрывом связи с деусом культистами. Не стоял, защищая до последнего психотронные комплексы. Не разбирал потоки рейши по частицам, ожидая в каждый момент удара в спину.
Он мог лишь представить это по рассказам, да посмотреть записи. Исключительно ущербные с точки зрения мистика записи. Даже рассказы более информативны, чем то видео.
Зато он вполне мог обратиться к тем самым деусам. Как к каким-нибудь синтетам-помощникам, с мелкими нюансами.
Кхорн помогал женщинам — делал менструации менее болезненными. А кто ж ещё будет истекать кровью каждый месяц?
Нургла уважали садоводы и экологи — без перегноя, увы, мало что вырастет.
Йог-Сотот всё так же хранил ключи и связи, за что был известен сетевикам.
Никакой романтики. Никакого боевого безумия. Только полный контроль.
Скучно.
Арка Скуки. Эпизод II
В развернутой посреди Зоны Отчуждения Детройт исследовательской базе было тихо и спокойно — в противоположность дню и бушующей летней буре материковой пустоши, гоняющей твердую пыль вулканических пород, снаружи. Локальная ночь — по часам базы, а не окружающего мира — разогнала большую часть исследователей по местам для отдыха и релаксации, а некоторые уже возвращались обратно, туда, откуда их повыдёргивали призывы Интеллекта Вейдер.
Проблема с внезапно обнаруженным поселением почти обычных исходников никуда не делась, но уже было понятно, как и кем искать решение очередного участка пути поиска. Эти “как” и “кто” сейчас отдыхали, продолжали работу, или, как симбионт-драйвер и новоиспечённая аугмент, просто беседовали.
Виктор лежал на полу отсека, бывшего не так давно операционной, а потом комнатой релаксации, и по всем признакам спал — с закрытыми глазами, спокойным дыханием. Выдавал его симбионт, работающий запасными глазами, ушами и даже ртом, а заодно плоской и жёсткой лежанкой — обычные привычки марсианского аскета никуда не делись, да и отдых основному телу нужен был, а вот сидящая рядом Бренда, понемногу осваивающаяся с новым телом и огромным океаном информации земного участка Сети, к которому она теперь имела буквально постоянный встроенный доступ, хотела поговорить. Обсудить ситуацию, планы — ну а конкретно сейчас ещё и совершенно непонятную информацию о мире пост-людей.
— Я не понимаю, — в очередной раз замотала головой Бренда.
— Что на этот раз? — шевельнулась мембрана звукоизлучателя.
— Ваши города...
— Я же объяснял тебе, что такое город, — тело Виктора — основное тело — лежавшее на спине, шевельнулось, пытаясь перевернуться на бок, но остановилось, не преодолев липкость лежанки.
— Нет, что такое города, я поняла, — Бренда поморщилась — прошлый раз, когда она стала расспрашивать Варианта — о тех незнакомых словах, что она услышала во время фразы Виктора о картине на очередном экране, который он почему называл “окном” — вылился в долгую и длинную лекцию — за каждым словом скрывалось огромное и прекрасное море информации.
Но сейчас она его переварила, насколько смогла, и ей совершенно не хотелось отдыхать и спать, в отличие от парня.
— Но что такое эти купольные города? И что такое обычные города? А космические?
— Купольные... — последовала пауза, казалось, симбионт пытается вздохнуть динамиком. — Купольные от старых земных отличаются тем, что над ними есть купол. Потолок.
— А как над головой может не быть потолка?! — впала в ступор Бренда.
Виктор вздохнул, но не проснулся — говорить дальше продолжил симбионт:
— Раздвинь стены далеко-далеко — дальше, чем самый длинный коридор вашего Эдема. Все четыре стены. Ещё дальше. Как только можешь представить...
Бренда честно попыталась.
— А теперь возьми потолок и подними его...
— Как в церкви?
— Нет. Так высоко, что до него будет десяток твоих ростов. И ещё на столько же. И ещё тысячу раз так...
— Ээээ...
— А теперь представь, что его нет. Вместо него над тобой краской на пустоте нарисовано небо. Только его нет на самом деле. Там пусто. Бесконечная пустота...
— Ты шутишь, — облегченно вздохнула Бренда. — Так не бывает.
— ...Купольные города закрыты куполом. Такой один общий потолок и общие стены на всех, — заговорил Виктор снова после паузы. — А дома — отдельные коробки для жилья под этим общим потолком.
— А, угу. — кивнула девушка и закопалась дальше.
Ненадолго.
— Виктор, а что здесь написано? Я опять не понимаю ни слова...
А Виктор спал и видел сны. Сны о том, о чём они сейчас разговаривали со спасенной девушкой. О купольных городах.
Они — порождение времени Падения Старой Земли. Не только и не столько деградации геомагнитного поля, сколько последовавших войн и совсем уже ядерного апокалипсиса в первые дни две тысячи сто восемьдесят шестого года.
В реале тем временем продолжался разговор.
— ...Последний год я прожил на Земле, в купольном городе Сидней-2. Это единственный купол на австралийском материке — большая часть жителей региона живёт в подводных городах.
— А что значит — Сидней-2? Наш город назывался Эдемом, потому что...
— Это значит “Рай”. А Сидней-2 значит то, что поблизости в океане, недалеко от берега на дне можно найти остатки старого города, который назывался Сидней. Сидней-2 построили жители того старого города — те, кто предпочёл остаться на суше, а не уйти в тихие и спокойные подводные города.
— А почему они не ушли, раз там было так тихо и спокойно?
