Вдруг откуда-то сзади донесся топот. Лэйми увидел низкую, коренастую, темную фигуру мужчины, бежавшего к боковой двери. Вслед за ним, нелепо переваливаясь, неслась стая Переродившихся — неуклюже, но быстро.
— Какого черта, он же не успеет! — воскликнул Охэйо.
Лэйми удивленно замер. Он смотрел сверху, из темноты на свет, и ему казалось, что он видит представление в театре, не имеющее ничего общего с реальностью.
Мужчина добежал до черной железной двери, и, гремя ключами, начал открывать её. К нему стремительно неслись пять или шесть горбатых туш с тупыми зубастыми мордами и непропорционально длинными руками. Сердце Лэйми замерло, он даже не знал финала этой пьесы — успеет мужчина открыть дверь или нет.
Он успел. Но за узким тамбуром оказалась вторая, точно такая же. И вместо того, чтобы закрыть внешнюю дверь, мужчина начал отпирать внутреннюю!
— Закрой дверь, идиот! — заорал Охэйо. Миг спустя к нему присоединился и Лэйми... но Переродившиеся уже были на крыльце. Они ворвались в проем, оттуда послышались невнятные вскрики, шум борьбы... затем раздался надрывный сиплый вопль такой силы, что вокруг отозвалось эхо. Затем всё стихло, слышалось только урчание и рык тварей. К двери сбегались всё новые и на крыльце их собралось уже десятка два. Там, в темноте, продолжалась непонятная возня, но Лэйми, как ни странно, не верил в смерть мужчины — всего лишь потому, что не видел её. Ему очень хотелось поверить, что всё произошло понарошку, словно в кино, где о гибели героя сообщалось таким вот "тонким намеком" — но, в конечном счете, это не имело значения. Он видел страшный финал одной из сотен тысяч творившихся в Эменнае трагедий — и знал, что если выживет, то заставит Мроо заплатить за всё сполна.
7.
Мрачно посмотрев друг на друга, они пошли дальше. Всего метров через двести мост, минуя косой срез Стены, выходил на стройку — два пятиэтажных корпуса уже были закончены, но их окна и балконные двери зияли черными провалами. С натянутых между крышами тросов свисали тусклые желтые лампочки, плавно и беззвучно покачиваясь, — и в такт им в каждом проеме двигались темные тени. Лэйми ещё раз передернул плечами и невольно ускорил шаг.
Мост примыкал к одному из балконов третьего этажа. Они нырнули в бетонную коробку пустой комнаты, потом в ещё одну, почти темную...
Миновав целую анфиладу сумрачных, люто холодных помещений, они вышли к торцу здания там, где оно примыкало к другому, ещё более новому. Здесь единственное окно пустой комнаты примыкало к полу неогражденного ещё этажа. Выбравшись в него, они оказались в обширном, продутом ветром пространстве — лишь пол и потолок и соединяющие их массивные бетонные опоры. Снизу, справа и слева, падал бело-розовый свет фонарей, но здесь царил полумрак.
Они быстро пошли вперед, входя в бетонные коробки лестничных клеток, в каждой поднимаясь всё выше. Здание оказалось длинным: как прикинул Лэйми, они прошли не меньше километра, не приближаясь к краям, чтобы их не заметили снизу. В конце концов они уперлись в монолитную стену с единственной квадратной дырой, похожей, скорее, на нору — она была длиной метра в два, но столь низкая, что пришлось ползти на четвереньках. Она обрывалась в пустоту и Лэйми замер над пятидесятиметровой пропастью.
За черными гребнями гор, бесконечно далеко на западе, ещё догорал золотой закат и его последние отблески лежали на снегу. Какое-то время Лэйми смотрел на них, дрожа от холода — мороз к ночи стал совершенно зверским.
Здесь был единственный путь — узкая железная лестница, тянувшаяся вдоль стены. Миновав её, они вдруг оказались на самом верху и Лэйми удивленно замер, съежившись — хотя ветер почти стих, холод был жуткий.
Они стояли высоко над круглой, с пологими склонами, долиной, в которой залегла целая галактика золотых и бледно-фиолетовых огней. Над ней простерлось бледно-черное в морозной дымке небо, мерцая мохнатыми, стылыми звездами — закат почти уже догорел. На его зеленоватом фоне чернел каркас огромного недостроенного здания, протянувшегося по гребню напротив. А справа из крутых склонов гор вырастал лес соединенных поперечинами сегментированных колонн защитных генераторов Ирриная. Они неровно вздымались, казалось, в самое небо. На глазах Лэйми самый верхний из составлявших их ярких зеленовато-белых цилиндров стал вдруг ослепительно-белым — и разлетелся черно-рыже-сизым облаком, осыпаясь каскадами гаснущих бело-золотых искр.
— Защита рушится, — тихо сказал Охэйо. Его глаза сузились и зло блестели. — Дело идет к концу, и быстро.
— А вход в Ирринай? — спросил Лэйми. До него долетел запоздалый гул взрыва — и тут же взорвался ещё один цилиндр, расположенный ниже. Он тоже был размером с небоскреб.
— Где-то мы неправильно свернули, — Охэйо потер ладонью нос и поёжился, глядя на нависавшую на севере огромную, зеленовато-рыжую, светящуюся волну Сугха. — Я замерз, как собака. Пошли назад.
8.
Ночью Лэйми проснулся от резкого, неприятного чувства. Ни одна лампа не горела, но в комнате было слишком светло. Он повернул голову.
Небо за окном тлело неестественным коричнево-зеленым сиянием, исходившим из-за низко нависших туманных туч. Горы исчезли, скрылись, утонули в них.
Лэйми на несколько секунд закрыл глаза. Его сердце вдруг бешено забилось. Он постарался убедить себя, что это всё сон, но напрасно. Итак, Сугха проломила защиту и он, возможно, уже не увидит неба. Никогда больше.
В комнате было очень жарко. Хотя он лежал нагим поверх простыни, его тело блестело от пота, как и тело Лэйит — вчера, утомив Наури или просто разнообразия ради, она пришла к нему. Обычаи Инициативы, где она выросла, не касались интимных отношений. Нравы в ней были свободные, что, собственно, и привлекало в неё молодежь — по крайней мере, в довольно значительной степени. Охэйо не одобрял таких вольностей — сонно ворча, он свернул постель и отправился к Наури. Лэйит же вовсе не казалась усталой и они весьма интересно провели два вчерашних часа, забыв обо всем. Она ёрзала тугой попой, извивалась под ним, стараясь скрестить ступни как можно выше на его стане, потом оседлала его, упруго подпрыгивая и упираясь ладонями в выпуклые мышцы груди. Сейчас она спала; её рука накрыла его бедро. Он осторожно убрал её и поднялся, босиком прошлепав к окну.
Зрелище было жуткое — снег и тучи, казалось, сплавлялись в гнойном, зловонном сиянии, не дающем теней. Оно то становилось ярче, то пригасало, завораживая своими медленными, незаметными переливами. На западе, над Новым Городом, в небо упирались сотни тонких бледных лучей, рисуя на тучах что-то вроде географической карты. Ничего подобного раньше он не видел.
За его спиной скрипнула кровать — он-таки разбудил девушку. Лэйит прошлепала к нему и уткнулась лбом в холодное стекло, опираясь руками о подоконник. Он бездумно накрыл ладонью её круглый зад.
— Ну вот и всё, — сказала она. — Снова эти тучи. Выглядит жутко. Как будто за ними что-то движется. Что-то очень большое... и смотрит на меня...
По нагой коже Лэйми пробежал острый ледяной озноб, сжимая соски; одновременно его бедро коснулось гладкого бедра девушки. Он бездумно прижался к ней сзади, лаская её грудь. Едва Лэйит молча наклонилась вперед, расставляя ступни на шаг, он накрыл ладонями выпуклые изгибы её талии и одним резким толчком вошел в неё, двигаясь ритмично и быстро. Лэйит часто задышала, поджимая живот, и Лэйми опустил ресницы, не думая ни о чем, кроме своих ощущений.
Глава 6:
Бега и ловушки
1.
Они замерли на смятом одеяле, усталые и сонные. Лэйми бездумно смотрел в потолок, забросив руку за голову; вторая его ладонь накрыла горячий и гладкий живот девушки. Он хотел встать и вымыться, но сил не было уже никаких. Всего несколько минут назад он лежал на гибкой, поощрительно стонущей Лэйит, с упоением двигая ноющими сейчас бедрами, восхитительно сладко вонзаясь в её тугую, обжигающе горячую плоть. Это было замечательно и длилось очень долго, пока тугая дрожь не сплавила их тела. А потом все мысли утонули в бесконечных, ослепительных конвульсиях — второй или третий раз за ночь...
Зевая, Лэйми вспомнил другие их ночи — душные, жаркие, долгие. Это было что-то сумасшедшее. Они любили друг друга так жадно, словно каждый их миг был последним, иногда целыми часами, словно бы не чувствуя усталости, все мокрые и блестящие от пота. А потом полуживой Лэйми лежал рядом с Лэйит, и на её губах проступала усмешка, и смех был в её длинных темных глазах, полускрытых слипшимися волосами... он не знал, что стало бы с ним без неё. После той ночи утра не было. Совершенно ничего не изменилось. Не стало светлее. Тучи всё так же висели над землей — они больше не двигались, просто медленно клубились, словно кто-то сверху лениво помешивал их. Все ини бродили, словно в воду опущенные; выходить под это жуткое небо было попросту страшно. Посты с внешней ограды сняли. Впрочем, твари тоже не показались за день ни разу. Город за укреплениями словно вымер, лишь на западе по-прежнему мерцало зарево.
На второе утро всё осталось таким же. И на третье. Уже никто не выходил наружу. Все калитки и ворота в ограде заварили, все окна плотно занавесили или заклеили бумагой. К обитателям здания вернулось подобие прежнего настроения, но оно приняло странный оттенок — все уже знали, что приближается конец. Это не могло не сказаться на нравах. Безупречная дисциплина Инициативы рухнула — всё занимались тем, чем хотели. На пятый день тьмы Лэйми начал замечать в коридорах неодетых юношей и девушек — они тоже искали утешения в любви. Складывались самые странные пары; даже маленькие мальчики и девочки теряли невинность. Они с Лэйит тоже словно тонули друг в друге, валяясь в постели целыми днями. В этом было что-то неправильное. Лэйми понимал это, но ничего не мог сделать.
Его отвлек резкий стук в дверь. Заперта она не была и Охэйо просто вошел, не дождавшись ответа. Он тоже выглядел не лучшим образом — босиком, в одних плавках и нечесаный — и глаза у него были злыми.
— Аннит? В чем дело? — спросил Лэйми. Раньше друг никогда не прерывал их... занятий.
— Встань. Хотя бы в окно посмотри.
Сжав зубы, Лэйми подтянул пятки к заду и одним рывком вскочил, босиком прошлепав к подоконнику. Мир за окнами, похоже, подходил к концу. Переливы коричнево-зеленого света стали гораздо ярче и быстрее, резко потеплело, снег таял, превращаясь в жидкую грязь. Повис душный туман, но не очень густой — было видно шагов на пятьсот. Из туч непрерывно сеялся дождь.
— Что это? — тупо спросил он.
— Конец. Не хочешь погулять, а? — ответил Охэйо.
— А если нет?
Вместо ответа Аннит схватил его за ухо и вытащил в коридор, захлопнув дверь. Лэйми было вывернулся, но Охэйо схватил его за руку, потянув за собой. И он начал, наконец, замечать...
Коридоры здания ещё освещались, но обстановка в них была странная — разноцветная мишура мешалась с мусором, который никто не убирал. Повсюду валялась разбросанная одежда — её почти перестали носить. Двери многих комнат были распахнуты и Лэйми видел, что в них творилось — на сваленных на пол постелях, в полумраке, извивались клубки нагих тел. Возможно, в этом была виновата Сугха. Возможно — просто отчаяние, но проступающие уже на телах темные пятна быстро убедили его, что и отсюда им тоже пора уходить — пока ещё можно.
2.
Выбравшись вчетвером во двор, они замерли, осматриваясь. Ограда не защищала главный, северный фасад Инициативы, но поперек сквера здесь громоздились контейнеры — они служили баррикадой, но их поставили так беспорядочно и так много, что получилось что-то, похожее на горную страну. Там и сям на них горели тусклые желтые лампочки и освещенный ими лабиринт открытых металлических коробок тревожил своей пустотой — она казалась неестественной, даже фальшивой.
Какое-то время они молча смотрели на них. Потом небо вдруг вспыхнуло нестерпимо-ослепительным светом. Казалось, что мгновенно настал день, но синевато-желтый, чужой — словно под каким-то другим солнцем.
Лэйми замер, как парализованный. Секунды через три свет стал багровым, замерцал и погас. Лэйми словно ослеп — в упавшей кромешной темноте он не видел ни одного огня. Даже мерзкий свет Сугха исчез и лишь в глазах плавали призрачные разноцветные пятна. Ещё секунд через пять по ушам ударил тугой грохот — а потом налетел яростный порыв ветра. Загремело железо на крышах, затрещали сломанные ветки — и их вдруг обдало волной душного, как из теплицы, воздуха, столь густого и жаркого, что Лэйми весь и моментально взмок. Столь же внезапно ветер стих — теперь окутавший их плотный, чуть отдающий гнилью воздух был совершенно неподвижен.
Не меньше этой неподвижности Лэйми поразила тишина — дождь вдруг мгновенно прекратился, словно выключили душ, и теперь не было слышно ни звука. Тишина оказалась глухой, как и мрак — мертвой и ватной. Температура поднялась сразу градусов на сорок, однако Лэйми пробил неожиданный озноб. Вытянув вперед руки, он наощупь прикоснулся к Лэйит и порывисто сжал её ладонь.
Какое-то время они всматривались во мрак, невольно прижимаясь друг к другу. Сердце Лэйми бешено колотилось. В темноте он чувствовал себя совершенно беспомощным. Идти наугад они не могли, а если к ним сейчас подбирается что-то...
Снова резко начался дождь, он быстро перешел в ливень — но принес в странную застойную жару не свежесть, а резкий аромат разложения — и вовсе не растительную гниль. Нет — пахло гниющим мясом. Плотью. Словно где-то в облаках парили целые горы трупов — или, скорее, их гниющих останков. Такого, конечно, не могло быть и Лэйми терялся в догадках, стараясь представить источник этого запаха.
Когда за контейнерами вдруг возник плывущий рыжий свет, он испуганно вздрогнул. В здании Инициативы раздался многоголосый, заглушенный стеклами рев и Лэйми обернулся одним быстрым, испуганным рывком — но двор пока был совершенно пуст.
Они торопливо пошли к баррикаде, непрерывно оглядываясь. Лэйми не знал, что произошло, но случившееся нравилось ему всё меньше. Может быть, Сугха тоже умела открывать бреши в пространстве — но что прошло через них, кроме жара и вони, никак нельзя было представить.
У баррикады он ненадолго замер — за ней двигалось что-то светящееся, позади разрывались тысячи безумных глоток — и страх перед этим ревом словно толкнул его в спину. Он подпрыгнул, ухватился за край контейнера, потом подтянулся и взобрался на него, протянув руку Лэйит.
Они торопливо поднялись на второй ряд контейнеров, потом на третий. На четвертом баррикада кончалась. За ней им открылась широкая, безлюдная улица. Её окружали желтые четырехэтажные дома с железными крышами — а вот фонари здесь оказались очень странные: толстые матовые диски метра по полтора в диаметре. Они парили над землей на высоте в два или в три человеческих роста, опираясь на конусы яркого, мутного света, медленно скользя то в одну, то в другую сторону, словно живые. Больше здесь ничего не двигалось и улица, совершенно пустая, уходила в туманную мглу — всё, что было дальше метров ста, скрывалось в рыжим мареве, а здания, стоявшие чуть ближе, темнели плоскими силуэтами. Этот оцепеневший мир был безжизненным — не слышалось никаких звуков, все окна зияли мутно блестевшей темнотой.
