| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Слова, слова...
То рычат утробным рокотом, то еле заметно ласкают нежное нёбо, то злыми зубами вгрызаются во что-то важное.
Если бы каждый знал силу слов, если бы экономил эти божественные патроны...
А я?
Разве я не проливаю трижды в день семя слов на неплодородную землю?
На камень, коим является мнемокристалл?
Запакую ли его в капсулу и оставлю на какой-нибудь орбите, дабы когда-нибудь новый Гагарин пока неведомой нам цивилизации подхватил его, спустил собратьям своим, а те, увы, ничего бы не поняли, ибо мнемозапись будет ими открыта только через полсотни поколений, и кристалл станет украшением в чьей-нибудь частной коллекции?..
Соберу ли примитивное расшифровывающее устройство и перед тем, как покинуть эту удивительную планету, подкину вместе с мнемокристаллом какому-нибудь впечатлительному землянину?..
Или разобью, как уже неоднократно случалось в чреде моих театральных перерождений?
Не знаю.
Только мнимое ощущение важности
Придает мне многоэтажности, хи-хи...
Мчится пылинка в космосе, думает пылинка, что хоть что-то да имеет значение.
Надо будет написать об этом стихотворение срамного свойства.
Ибо Разоряхер тянет вожжи моего ума, направляя бег мысли на темные поля порока.
Юный сисс спит, Оборонилов читает какую-то сиюминутную беллетристику, Скипидарья наводит красоту, перед которой должны седеть убийцы, Эбонитий наверняка крутит гайки, — рутинное утро.
Если бы не создание, которое прибыло вместе с Яшей!
Я хочу ее, я хочу ее, звезды небесные, как же я ее хочу!!!
Мало восклицательных знаков.
Ах, я порочная пылинка, застрявшая в лапте всевышнего!
Но Соня — она Мармеладова наших дней, государи мои!
Это модифицированное клопоидолами существо — искалеченное, изломанное и оттого бесконечно прекрасное внутри.
Она бесподобна и внешне, и хотя я не вылезавр, я хочу обладать ею, и мне больно, ведь она дала согласие молодому Яше...
Сердце мое разбито, кровью выходят из него стихи.
Но сейчас не о них!
Прошло так много времени, в моей внутренней вселенной, которую порабощает липкий клопоидол, столько всего случилось...
Он ненавидит жену.
Он люто, начерно ее ненавидит.
Так ненавидят собственное лицо, на котором вдруг проступает уродливое пятно.
Так ненавидят своего ребенка, который вырос и отнял твое жилье.
Так ненавидят руку, которая промахнулась и умертвила дорогого человека, а не захватившего его разбойника.
И он отсек бы руку, изрезал бы ножом лицо, убил бы ребенка — вот как ненавидит свою жену Разоряхер.
Во мне звучал не один монолог, способный украсить драму и свести с ума половину актеров, которые дерзнули бы раскрыть образ героя.
Как он ее только ни называет про себя: адская тварь, жирная подстилка, тупая давалка, безмозглая многодырка...
Насчет последнего он, кстати, сам виноват, ну, не про безмозглость, а про многодырочность.
Клопы — ужасно похотливые создания (о, кто бы говорил, кто бы говорил, Зангези!), кои спариваются до двухсот раз в сутки и не особо ищут вагину, да простит меня за эту подробность структурная решетка мнемокристалла.
Половой орган самца остр, словно копье, клоп протыкает самку там, где получится, не тратя время на прелюдии при свечах.
Страшись, всякое существо, ибо семя клопа, попадая в кровь самки, не отмирает всё, многие гаметы сохраняются и ищут вожделенные яйцеклетки.
Морщись, пуританин, ибо клопы вступают в связь с самкой только в тридцати случаях из ста: пятьдесят соитий происходят меж самцами, а еще двадцать — с особями иных видов, так что я бы к клопу спиной поворачиваться не стал, и... надо обязательно спросить юного сисса, было ли у него с Разоряхером, хи-хи...
Гадкие создания эти паразиты, ведь даже когда самец покрывает самца, его сперма не погибает, а собирается в семенных протоках пассивного дружка и потом участвует в гонке гамет, которую затевает этот бедолага с кем-нибудь еще.
Милые мои приматы с планеты Земля, присядьте, если вы стоите, ибо ваши постельные клопы ведут себя точно также!
Представляете, что за жизнь кипит у вас под боком?
Зангези, Зангези, ты слишком возбудился, дружок мой.
Соня стоит перед моими глазами, и кое-что еще стоит ниже живота.
Никогда не отдам этот кристалл в чужие руки.
И в знакомые тем более.
Ой, пора!
А я так ничего толком не рассказал, несчастный поэт.
Конец записи.
Послеобеденная запись. Номер 456857.
Я по-прежнему старина Зангези Абабанга.
И... о, что было!!!
Что было!!!
Сегодня в комнате юного Яши материализовался чужак.
Чужак-человек, как я его назвал бы.
Контур безопасности, настроенный на изменения объема и количества вещества в доме, зазвенел, словно пожарная тревога, и Оборонилов бросился в бой.
Славный вылезавр думал, что Яшу настигает месть клопа.
Но пусть меня сожгут, как ведьму, или утопят, как неплательщика, или повесят, как объявление о скидках, если гостем оказался не герой моих стихов!
Я увидел его обнаженным, уже во дворе, когда решил принести Оборонилову оружие.
Ненавижу оружие, многие сотни раз об этом говорил.
Минуты текли, а я не мог прикоснуться к лучевому ружью Оборонилова.
Моя рука должна была взять эту гадость и дать ее тому, кто, вероятно, не станет раздумывать об этике убийства.
Сколько доводов я привел в пользу того, чтобы помочь вылезавру!
Но ведь согласно репортажу компьютерной системы незваный визитер никого не убил и старался уйти от прямого боя с Оборониловым...
Только когда они начали драться, я наконец-то решился.
Стоя на крыльце и держа ружье на вытянутой руке, как, вероятно, держат мертвую кошку, я смотрел на обнаженного примата — высшего примата и кровопийцу, который спаривался в моих снах с великолепной богиней жизни, наполняя этот мир новой энергией.
Он убежал, сверкая белой задницей, а я стоял пораженный в свое поэтическое сердце: непросто пережить явление героя твоих сновидений, коего никогда в жизни не видел, и, помнится, я ему крикнул: «Постой!», но его великолепные булки канули за забором.
Нет-нет-нет, старина Зангези, ты становишься слишком клопом...
Вот уже и на булки заглядываешься.
А тут еще Соня.
Она перепугалась, бедняжка, и спряталась под кровать, впала в спасительное оцепенение (рептилии защищают свой разум при помощи ступора).
И, видят мои создатели, когда я пришел по приказу гневного Оборонилова, дабы проверить, всё ли у Сони в порядке, был соблазн воспользоваться ее беспомощным состоянием.
Я развратник, пошлый развратник!..
Но кто бы видел, как вампирский укус подействовал на вылезавра!
Это была феерия: впрыснутые соки проявили себя не сразу, а самого-то упыря моих грез так и вовсе стошнило, и мне пришлось убирать его вполне реальную кровавую блевотину, но я не о том, я про Оборонилова.
Он стал остывать!
Когда они остывают, они становятся медленнее, и мое появление на крыльце, вот смех-то, спасло вылезавра от поражения.
Долгих четверть часа он стоял, а остекленевшие глаза его смотрели внутрь истины истин.
Я смиренно ждал, чем закончится борьба организма и вампирских соков, гадая, вольный ли я актер, или мой контракт с этой труппой еще в силе.
Оборонилов пришел в себя рассерженный и униженный, как мне кажется.
Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего, ибо кротость покрывает и большие проступки, написано в одной из местных духовных книг.
Это мне Эбонитий зачитал на досуге.
Поэтому я не буду останавливаться на выволочке, кою получил от вылезавра.
Мысль и так скачет прихотливо и внезапно, я до сих пор в смятении.
Подлинное чудо — предсказать кого-то во сне.
Стихи сегодня все какие-то непонятные.
В голове звучит музыка нашего русского композитора-чародея Мусоргского.
Перед глазами — образ Владимира.
Я специально скудно пообедал, дабы не спал мозг, но мало преуспел — привычка органов сильнее умственных уловок.
В моей руке — орудие убийства,
В моей душе — прорехи пустоты.
Я понимаю муки кровопийства,
Я принимаю муки кровопийства,
И падаю в колодцы черноты.
Беда моя не в том, что я философ,
Оставшийся ребенком до седин,
А в том, что в заклинаниях вопросов,
В лукавых заклинаниях вопросов
Таится лжи двуличный господин.
Неправильно задать — уже полдела,
А правильно ответить — дело всё.
Не для того душа моя потела,
Не для того она мой стыд терпела,
Чтоб нынче наплевали вы в нее.
Бессильная муть!
Пачкотня унылого графомана!
Зангези, где твой талант и где твоя вера в великое дело поэзии с самой большой буквы?
Что за фарш выходит из мыслерубки твоей головы?
Ах, ты взволнован?
Иди-ка ты на хрен!
Работай, комбинизомби дубовый!
Конец записи.
Вечерняя запись. Номер 456858.
Я хочу закончить о Разоряхере и его жене.
Он ее ненавидит самой ненавидящей ненавистью, я, кажется, об этом говорил.
Он презирает ее, он плюет на нее, он испражняется на нее с башни своего самомнения.
Он... он ее бесконечно любит.
Здесь самый страшный парадокс этой роли, этого характера, парадокс, коему не суждено стать предметом гласности, ибо клопоидол — существо скрытное и трехдонное.
Но он ее боготворит.
В тот момент, когда она падет от его руки (буде до этого дойдет), та же рука сокрушит и Разоряхера.
Если ее настигнут охотники-вылезавры, клопоидол даст им бой — неравный, отчаянный и оттого сверхопасный для моих нанимателей и партнеров по сцене.
«Я врал слизняку, — думает Разоряхер, — насчет того, что плюю на свою жизнь, она нужна мне, нужна, пока не родит моя дура».
Я докладываю Оборонилову обо всех таких мыслях и о финальной акции, кою затевает наш враг.
Наш враг и мое очередное я, брюзжащее в голове.
От любви до ненависти один шаг, говорят люди, а я вижу, что в душе Разоряхера от любви до ненависти ни миллиметра, они срослись в сверхчувство, и это мое соображение странным образом встревожило вылезавра.
Скоро клопохозяйка родит.
Скоро закончится наша драма об охотниках.
Кончики моих пальцев покалывает, в носу щекочет, и хочется по маленькому — это ощущения мальчика, который, играя в прятки, затаился в шкафу и, изнывая, ждет развязки.
Ах да, сегодня вечером проснулся наш хапуговичный герой, молодая надежда Оборонилова.
То-то будет хлопот последнему!
Кто видел божественную Сонечку, тот без труда определит характер ее метаморфоза.
А кто видел и спящего красавца Яшу, тот легко опознает и в нем структурные изменения.
Нас ждет такая любовь, какой здесь не видывали!
Ну, ладно, остались вечерние уборочные делишки и гигиена.
До скорого, кристальчик!
...Да, и подрочить придется от избытка чувств.
Ой!
Конец записи!
Глава 30. Марлен. Время решений
К вечеру появился Владимир. Марлен и Светлана, вынужденно согласившиеся погостить в его детинце и сидевшие в зале, узрели то ли киношного сутенера, то ли не скрывающегося гомосексуалиста, в котором с трудом признали князя.
— Ничего смешного, — раздраженно сказал он, снимая фиолетовый пиджак. — Просто другой одежды не подвернулось.
В гостиную стремительно вошел Бранислав.
— Княже! Слава Велесу!
Он распахнул объятья, но затем перевел радостный взгляд с лица Владимира на одежду и скоропостижно растерял энтузиазм.
— Что они с тобой сделали?!.. — выдохнул дядька.
— Полно те, Бранислав! — Князь отмахнулся. — Как нянька, заохал. Так, потыкали иглы под ногти, побили слегка. Ничего анального.
Дядька насупился, запыхтел.
— У вас всё более-менее, — обратился Владимир к Марлену со Светланой. — Пойду, приведу себя в порядок, и поедем к Бусу. Он уже ждет.
Полукровка и его девушка переглянулись.
— Ну, ладно вам. — Князь поморщился. — Я же не приказываю, а прошу. Нам сейчас лучше быть всё-таки вместе. А что так прозвучало — простите, я с устатку.
— Хорошо, — буркнул Марлен.
В машине почти не говорили. Почти на подъезде Владимир отпустил комментарий:
— Батя у тебя, Марлен Амандилович, просто зверь, как я убедился. Держал при себе штатного маньяка-истязателя...
— Держал?! — спросил полукровка.
— А! — Князь прочитал его тревожные мысли и хмыкнул. — Жив твой родитель, не волнуйся. А вот жирному идиоту с инструментиками я прописал полную амбу. В общем, твоя родня по отцу — категорические засранцы.
— Зато ты весь в белом и обтягивающем, — проворчал Марлен, чувствуя себя не то чтобы предателем, скорее, болтуном, который выметает сор из избы, а вместо помела у него — язык.
Впрочем, он уже не сомневался в своем выборе: эльфы были ему чужими, причем садистов среди них было действительно много. Он подумал о тех, кого не считал задницами. Старый учитель, не питавший к нему ни презрения, ни жалости, а принимавший его как есть... Девочка-эльфийка, с которой ему довелось танцевать на празднике... Но она сама была изгоем, какая-то запутанная история с позором рода и прочими извечными снобистскими заморочками остроухих...
Он оборвал себя и стал читать Маяковского: «По морям, играя, носится с миноносцем миноносица. Льнет, как будто к меду осочка, к миноносцу миноносочка. И конца б не довелось ему, благодушью миноносьему...»
Светлану он проинструктировал раньше, и она вперила взгляд в покетбуковую Донцову. Марлена, конечно, скрутило при виде такого чтива, но лучше уж травить телепатов этой гадостью, чем раскрывать перед ними душу.
— Да зря ты так, — с досадой сказал Владимир. — Мы редко лезем под чужую черепушку. Во-первых, это поначалу интересно, потом наедаешься. Во-вторых, зачем мне ваше грязное белье? В-третьих, читай стихи дальше, не отвлекайся, очень интересный рисунок.
Вот и верь после такого в остальные пункты.
Доехали, оставили Бранислава в гостиной, сами спустились в роскошный подвал. Бункер что надо, Гитлер бы позавидовал. Даже фальшивые окна с имитацией натурального пейзажа наличествовали.
Хозяин встретил гостей в просторном зале без семилучевой эмблемы.
Бус Марлену не понравился.
Востроухов успел пожить и повидать многих людей, в том числе тех, чья власть или иная сила приближалась к безграничной. В Белояре безошибочно угадывалась сверхмощь, притом холодная и отстраненная, будто носителю давно уже наскучили люди, мир и он сам. Похожие ощущения, наверное, возникают рядом с атомной бомбой. Ну, разве что, она чуточку человечнее вампирского князя.
Разумеется, Бус мгновенно распознал, какое впечатление оставил, и, глядя Марлену в переносицу, сказал:
— Так или иначе, нам придется друг друга терпеть, Марлен Амандилович. — Он обратился к Свете. — Думаю, вам не интересны наши дела, и предлагаю воспользоваться гостеприимством...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
