Убить демиурга!

У Ники почти уже ничего не болело, она придвинулась ближе к краю кровати и погладила спину своей спасительницы:

— Я ничуть не обижена на тебя, а если бы была, то сначала обязательно поговорила бы с тобой сама, не стала бы никому жаловаться просто так. Ты так расстроилась, потому что хотела работать во дворце?

Плачущая девушка замотала головой и, оторвав руки от мокрого, в дорожках слез лица, жалко улыбнулась:

— Вы благородная, лоана Ника! Лоан Каэрро тоже, но не все такие. А мне очень работа здесь нужна. Лучше, чем у Владычицы, почти нигде не платят, и после дворца в любое место возьмут, если рекомендации хорошие.

— Расскажи, — предложила Вероника, и плотину прорвало. Кареглазка заговорила:

— Батюшка мой помер в конце рига. Мы с матушкой и сестрой в особнячке, от ее батюшки доставшемся, жили на ренту. Матушка из урожденно-благородных лоан, да только от родовых богатств уже при дедушке ничего не осталось. А тут оказалось, батюшка задолжал много. Он играл в радужные кристаллы. Дом забрали, матушка от нервов слегла, а сестрица еще маленькая, ей всего семь. Лоан Каэрро когда-то вместе с батюшкой учился в Академии Капиталов, они иногда потом встречались. Я у него помощи попросила, он меня служанкой устроил. А тут такая оплошность.

— Понятно, — задумчиво прикусила щеку Ника. Девушку, почти ровесницу, было жалко до слез. — Значит, вся семья на тебе. А горничной платят больше или меньше, чем служанке?

— Больше, она же личная прислуга высокородных лоан, а не побегушка по дворцу, — вытирая покрасневшее лицо пригодившимся вторично влажным полотенцем, ответила служанка.

— Значит, ты согласна? Мне бы очень-очень хотелось, чтобы ты со мной осталась! — умильно улыбнулась Вероника и устремила на собеседницу просительный взгляд.

Не выдержав двойного давления: морального и соображений о выгоде финансовой — служанка, а теперь уже горничная, кивнула.

— Тогда как тебя зовут?

— Ила. Илаиана, если полностью, — ответила девушка робко, поверить в происходящее до конца она не могла.

— Красивое имя, — оценила Ника.

— Только я не знаю, к вам...

— Тебе, — поправила Вероника и подмигнула Иле.

— К тебе приставят горничных по распоряжению лоана Каэрро, когда подыщут достойных. Я если только временно.

— Я уже нашла самую достойную! — упрямо воскликнула Ника, подпрыгнув от возбуждения на постели. — И так скажу любому, кто будет возражать! Где были все эти 'достойные', когда я в обморок грохнулась? То-то же! Не здесь! А ты была и помогла! Решение окончательное и обжалованию не подлежит, ну если только ты сама уйти захочешь. Вот выиграешь миллион в лотерею, клад какой найдешь или влюбишься и замуж соберешься за богатого-пребогатого лоана! Кому надо сказать, что ты теперь моя горничная?

— Лоану Каэрро. Вы...

— Ты! — упрямо напомнила Ника.

— Ты можешь вызвать его сюда или я передам записку.

Ила на миг задумалась, критически осмотрела бледную девушку, кутающуюся в одеяло на постели, и резюмировала:

— Лучше записку. Тебе нездоровится и лоан Каэрро будет стесняться.

— Сейчас и напишу! — воскликнула Вероника и заозиралась в поисках письменных принадлежностей.

— Так, девочки, вся писанина после завтрака! — категорично заявила спина Дарета из распахнувшейся двери.

Наемник пятился, вкатывая тележку, вновь в три яруса уставленную разнообразной снедью. Если вчера Нике казалось, что ужина много, то к завтраку иное определение, нежели колоссальный, не годилось категорически. Утешало лишь, что его следовало разделить на трех людей да двух животинок, и сразу становилось жаль убежавшего Ника. Он бы мог оказать посильную помощь в борьбе с грудами съестного.

Кстати, Дарет вошел подозрительно вовремя. Настолько подозрительно, насколько мог сделать это человек, подслушивающий под дверью и ожидавший подходящего момента для вмешательства в откровенную беседу по душам. С одной стороны, становилось неловко, зато с другой, объяснять насчет горничной ничего не требовалось. Мужчина и так все понял. Пожалуй, Вероника даже почувствовала облегчение. Заодно Дарета вместе с Илой после завтрака можно будет послать к помощнику сенешаля Каэрро для придания записке от Ники и словам самой горничной дополнительного веса.

— После завтрака так после завтрака! — оптимистично согласилась Вероника, поудобнее устраиваясь в гнездышке из взбитых подушек на постели. Вставать прямо сейчас Ила, превратившаяся из милой подружки в грозную орлицу, категорически запретила, заявив, дескать, ей не хочется еще раз лоану из обморока вытаскивать, а этот самый обморок точно будет, если лоана сию же секунду не начнет есть!

Ника начала, выторговав предварительно участие в завтраке всех присутствующих. Ну и что, что горничная и телохранитель, а не альсоры Альрахана, зато компания не менее интересная и приятная!

Голодные Дарет и Ила упрямиться не стали. У наемника вообще понятие субординации было расплывчатей пролитых в озеро чернил, а горничная с утра так нервничала, что позавтракать оказалась не в силах.

Два кресла были придвинуты поближе к кровати, и все трое, да пара зверушек впридачу, принялись завтракать прямо с трехъярусного стола-каталки, не перегружая блюда на маленький столик в спальне.

Устойчивой традиции совместных трапез во дворце Владычицы не существовало в силу несовпадения биоритмов членов правящей семьи. Гилиана подхватывалась с первыми лучиками солнца, Пепел вовсе мог не спать сутками, Глеану являлся совой, а Инзор аритмиком, четко блюдущим режим дня. Эта причина была объективной. Правда, существовала еще и субъективная: несколько напряженные отношения между индивидуумом, занимающим место фаворита Гилианы, и тремя сыновьями последней.

Сегодня на завтрак в столовой зале Владычицы собрались все ее дети, фаворит отсутствовал. Во-первых, так рано он подниматься не привык, во-вторых, попадаться на глаза разгневанной женщине, если именно ты стал причиной ее гнева, стремился бы лишь человек с суицидальными наклонностями. Про Гиржевара можно было сказать много чего и даже много чего нелицеприятного, но самоубийцей он не являлся. Потому до завтрашнего бала светиться перед ликом Гилианы не собирался.

Просторная и светлая зала отличалась изысканной красотой. Белые ромбы паркета с золотистым узором, зеркальным отражением низа — золотистый потолок с белоснежной росписью. Хрустальный цветок незажженной люстры над столом, сверкающий от солнечных лучей. Светлое, почти белое дерево стола, стулья из такого же материала, оббитые серебристой тканью с рисунком, повторяющей мотивы белого узора на потолке. Теплого тона стены, затянутые тканью с вытканными изображениями цветов, распускающихся в сеале.

За столом трапезничали четверо: Гилиана и три альсора. Хрусталь бокалов, тонкий белоснежный с золотым кантом фарфор посуды, серебро столовых приборов, отделанное жемчугом, безукоризненно вписывались в общую атмосферу залы.

Гилиана с аппетитом исследовала содержимое разнотравного салата, а сыновья вполголоса переругивались. Точнее, Глеану слушал, а Пепел и Инзор порыкивали друг на друга.

— Мои люди пасли его с начала рига, собирали улики и готовились захлопнуть ловушку, а ты Эльсор завалил всю операцию! Зачем ты посадил Торжена под арест? — сердито выговаривал Инзор, рассыпая искры, как замкнувшая проводка. Он методично, с тихим ожесточением накалывал на двузубую вилку тонкие стручки ралоки, первого нежнейшего горошка, созревшего в парниках, который ели вместе со стручками.

— Ника сказала слишком много, чтобы ее слова можно было оставить без внимания или замолчать. Если бы ты, брат, поведал нам пусть не о ходе расследования, но о своих подозрениях, я мог изменить ситуацию до того, как Видящая заговорила, — безразлично проронил Эльсор, разделывая полупрожаренный бифштекс.

Негодяй, нанесший вред Альрахану, должен сидеть в тюрьме или болтаться на виселице — такое правило Пепел считал основным и редко когда озабочивался подбором серьезных доказательств для других, если истина становилась очевидной для него. Виновные признавались альсору Эльсору всегда. Когда на тебя смотрят равнодушные, вымораживающие душу глаза цвета пепла и серебра, за которыми, словно за ширмой из натянутой ткани, танцует океан стужи, скажешь все, лишь бы ЭТОТ отвел взгляд.

Торжен виновен, посему вопрос решен и обжалованию не подлежит. Что такое несколько тысяч монет, пути их утечки через загребущие руки хапуги, если речь идет о репутации семьи? Знать, что во дворце вор, забывший о чести ради наживы, и отпустить, — Пепел так не мог. Да, финансы — епархия Инзора, именно поэтому виновного Эльсор приказал заключить под стражу в покоях, предоставив разбираться с делом брату так, как тот полагает необходимым. Вместо того, чтобы расспросить скотину хорошенько и удушить на его же ремне, как требовал инстинкт! А Искра еще чем-то недоволен!

— Видящая проявила себя, — задумчиво проронила Гилиана, когда сыновья взяли тайм-аут, а потом со смешком протянула, вертя в тонких пальцах боках с легким золотистым вином: — То ли еще будет на балу!

— Ника должна быть осторожнее в словах, — озабоченно вздохнул Лед, накручивая на палец прядь золотых волос. — Я присмотрю за ней завтра.

— Почему ты? — выгнул бровь Пепел. — Мы все будем рядом, чтобы позаботиться о девушке.

— Чтобы никто не позаимствовал предложенного ей бокала или лакомства, — хмыкнул Инзор.

Это был камешек в огород фаворита, и Гилиана поморщилась. Гиржевар был приятным малым, может несколько легкомысленным и беспечным, зато Владычице, утомленной заботами о делах государства, недурственно отдыхалось в обществе бесшабашного красавчика. За это Ана закрывала глаза на мелкие проступки любовника и собиралась закрывать, пока он ей не надоест. Вот только, похоже, этот момент был все ближе.

О делах больше не говорили, ибо распоряжение Владычицы касательно указа о статусе Вероники Инзор исполнил еще вчера вечером. И покатилась, поначалу неспешная, набирающая скорость с каждой истекшей минутой, волна информации. Обитатели дворца узнали обо всем первыми, вскоре глашатай Воли Владычицы сделает объявление с парадного балкона дворца, выходящего на главную площадь Альрахана, а его коллеги затрубят на других площадях города. Уведомления полетят в посольства, магические вестники да гонцы по городам и весям государства.

Мирное течение семейного завтрака прервал тишайший стук двери. В залу скользнула правая рука Инзора. Разумеется, речь шла не о конечности альсора, а о его доверенном помощнике. Человек в совершенстве знал свои обязанности, и если он осмелился нарушить уединение семьи Владычицы за трапезой, значит, причина была не просто веской, а очень веской и вдобавок срочной.

Виторо двигался тихо, практически бесшумно. Скорее всего, он и в дверь мог бы войти так, что не раздалось бы ни шороха, но счел уместным произвести некоторое количество умеренно громких звуков, чтобы тактично привлечь внимание к своему появлению.

Добравшись до стола, вокруг коего расположилась семья Гилианы, Виторо склонился к уху Инзора и шепнул всего пару слов, произведших эффект разорвавшейся бомбы: 'Торжен бежал!'

Никто из альсоров и сама Ана тугоухостью не страдали, потому легкое недовольство вторжением постороннего сменили куда более сильные эмоции в пестрой палитре от удивления до бешенства.

— Как? — раньше Инзора озвучил вопрос дня Пепел таким невозмутимым голосом, каковым говорил лишь в состоянии готовности к немедленному убийству.

— Потайной ход из апартаментов, — коротко отчитался Виторо. — Сделан во время последнего ремонта прошлым меанделом. Выведен на боковой запасной ход охранения. Погоня выслана. О результатах доложить пока не могу.

— Когда он бежал? — ледяным тоном осведомилась Гилиана.

-Предположительно вчера, после ужина, Владычица. Отсутствие сенешаля в комнатах обнаружила служанка, приносившая завтрак.

— Ступай, будут вести, доложишь, — приказал Искра, выводя своего человека из-под обстрела недовольных родственников.

Тот поклонился и мигом испарился, внешне никак не продемонстрировав невероятного облегчения. Дверь в этот раз затворилась абсолютно неслышно. В повисшей секунде тишины Владычица поставила бокал, тот с хрустальным звоном стукнулся о тарелку, и миролюбиво прошипела:

— Инзор, милый мой мальчик, не расскажешь, почему в покоях сенешаля оказался потайной ход, о котором НАМ известно не было?

Заданный вопрос Гилиана сопроводила милейшей улыбкой голодной кобры. Не то чтобы Ана не доверяла сыновьям или полагала просчет Инзора катастрофическим, однако демонстрируемую степень вызванного недоброй вестью неудовольствия сочла нужным преувеличить. Немного, в качестве стимула на будущее.

Владычица чувствовала себя не столько разгневанной, сколько оскорбленной: Торжен четверть века служил отцу Аны и, считалось, служил безукоризненно. Теперь стоило задуматься: то ли личная преданность сенешаля не перешла на дочь Владыки, то ли пронырливый вор обирал правящее семейство и прежде. Ни та, ни другая версия, каждая на свой лад, женщине не нравилась, и молнии просверкивали в потемневших, как грозовые тучи, синих глазах.

— Каменщик и краснодеревщик незадолго до завершения работ напились и упали с боковой лестницы левого крыла, ведущей на третий этаж замка. Неудачно, прямо на декоративные решетки для каминов. Когда их в лечебницу принесли, лекарям оставалось только немицей умирающих опоить, чтоб не мучились, — сопоставив финансовые отчеты и сводку по происшествиям за период ремонта, выдвинул предположение Инзор.

На мать он не смотрел виноватым котенком, однако, мало приятного было в том, чтобы признавать недосмотр. Осторожный обыск в покоях сенешаля проводили несколько раз за два сезона и ничего не обнаружили. Никаких потайных ходов, никаких тайных сейфов, только тщательно замаскированные мелкие недостачи в отчетных книгах. И такое впечатление, замаскированные слишком напоказ, будто прикрывают куда более крупные прегрешения. Потому и держали хитреца-сенешаля под колпаком, чтобы точно определить, куда и как он прячет концы. И сколько вообще их, этих концов.

— Кабинет Торжена обшит панелями красного магохора, а боковой коридор охранения из серого камня, им же пару каминов выкладывали в нижнем зале, — в продолжение речи брата припомнил Пепел, полуприкрыв глаза. В покоях сенешаля он был почти четверть века назад, впрочем, для Эльсора сие не имело значения. Он никогда и ничего не забывал и не прощал тоже никому... кроме, может быть, братьев и матери.

Глава 20. Доля предателя

Толстяк потел и злился. Все рухнуло из-за такого пустяка! Демонова кукла, тупая служанка, не доставившая ужин девчонке-игрушке альсоров! Хорошо еще, он сам решил заглянуть к девке. А если б она свои откровения без его ушей начала? Торжен стиснул челюсти и сжал пухлые кулаки так, словно именно в них находилась проклятая языкастая девка, и ее можно было раздавить одним усилием. Раздавить! Чтобы больше она, змеюка, не сказала ничего!

Торжен не метался по покоям, он сидел в кресле с самым выразительным возмущенно-недоуменным выражением на одутловатом лице, какое только мог изобразить. Пусть, если вздумают подглядеть, сразу увидят, как он оскорблен и изумлен неправедными наветами и готов отстаивать свою честь. Маска привычно лежала на лице, а мозг сенешаля лихорадочно работал. Торжен тасовал информацию, услышанную с помощью бусины, оброненной в гостиной девки. Парная ей находилась в левом ухе сенешаля, на подвеске с десятком других, точно таких же и совсем не магических. Подарок, подходящий подарочек, которым пришел час воспользоваться. Сколько лет он хранил его, старый Владыка любил вызывать сенешаля обжигающим огнем в мочке, когда ему желалось поболтать среди ночи или отдать очередное срочное распоряжение. Когда старый пес издох, Торжен улучил момент и украл вторую бусину для себя. И вот теперь он слышал каждое слово, сказанное в гостиной девчонки, отдающееся громыхающим эхом в ухе и пронзающее острой иглой. Если б он узнал чуть раньше, что девка Видящая, можно было бы обезопасить себя до встречи.