— Познавательно это, — заметил Дао Ли. — Но говорит лишь о том, что ни богатство, ни высокое положение не дают человеку счастья, и судьба знатного человека тяжка не менее, чем у простого. Одно лишь У, что есть Пустота, освобождает от страстей и бед, являя собой недеяние. Недостойный, однако, должен сказать, что недеяние не есть бездействие. Недеяние есть следование естественному ходу вещей, неподвластное карме, ибо нет в нём ни добра, ни зла.

— Чудно... — протянул Волман, разглаживая усы.

Имперский нотарий в гильдии имелся, но путешественникам было не до него — их ждала баня. А ведь всем ведомо, что нет ничего лучше с дороги, чем добрая баня да хороший обед...

Баня рутов для принцессы Эрмелины была внове, а веник вызывал опасения — но деве-воительнице не подобает страшиться неведомого... И вскоре она уже веселилась наравне с Флёр и наёмницами, ловко орудуя вениками и клятвенно обещая устроить такие бани сперва при дворе, а потом и по всему Бойригу.

Напарившись вдоволь, путешественники приступили к обеду, собираясь поговорить о делах... Но к обеду явился нежданный гость.

Невысокий, плотно сложеный чернобородый мужичок в синем кафтане остановился на пороге, поклонился и сказал:

— Хлеб да соль вам, гости торговые!

— Заходи, человече, гостем будешь, — отозвался Бела. — С чем пожаловал?

— Емелей меня зовут, — сообщил гость, усаживаясь за стол, — боярина Алексия тиун. Писал мне Вышата-гусляр, племянник мой непутёвый, о затее вашей, и поведал я о том боярину... Боярин же Алексий, размыслив, решил, что в затею эту стоит вложиться. Но поскольку богатство его всё больше в земле да холопах, замыслил он для затеи вашей гостиный двор устроить и то за вклад зачесть.

— Гостиный двор, говоришь... — протянула Флёр. — А расскажи-ка побольше — где ставить собираешься, какой величины, да какую долю боярин желает?

Тиун отвечал подробно и без долгих раздумий — явно успел всё обдумать и учесть заранее... И столь основательный подход Флёр нравился. Да и место предлагалось хорошее, так что сама она думала принять предложение. Но то она, а что остальные?

— Что скажете? — спросила она по-торкски, обернувшись к товарищам.

— Я за Емелю ручаюсь крепче, чем за себя, — тут же ответил Вышата. — Отец-то мой помер, когда я младенцем был, так он меня вырастил да выучил. Потому не советчик я тебе тут.

— Но слова твои я запомнила. Ты, Бела, сын Чонгора, что скажешь?

— Скажу, что как-то пришлось мне с другими купцами скинуться на гостиный двор, так что сколько он стоит, я знаю. И он нам нужен, поэтому я согласен.

— Слыхал я про боярина Алексия, — присоединился к беседе Волмант. — Разное про него говорят, но в одном сходятся: слово своё он держит. Потому и я согласен.

— Арья?

— Я не против...

— Мы принимаем предложение твоего господина, — сказала Флёр, вновь обернувшись к Емеле. — Можешь ли ты подписать договор от его имени?

— Могу — дал он мне свою печать.

— Тогда зовите нотария, — распорядилась Флёр. — Не будем зря терять время.

Внимательно перечитав хартию, Флёр накапала сургуч на хитроумный узел, сняла печатку и прижала к сургучу. Полюбовалась на герб — сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела его... Ну да, скрепляя собственное отречение. И вот — пожалуйста, титул и земли снова её, как она мечтала, да только мечта давно уж забыта. А та мечта, что ведёт её ныне... Что ж, шаг к ней она сделала. Конечно, остаётся ещё великое множество дел, но начало положено.

— Итак, дело начато, — объявил Волмант. — Полагаю, сделать стоит так: ты, Вышата, всё одно тут живёшь, тебе и и за строительством присматривать. Пиши, ежели что случиться, Флёр и мне... А мы все тут весной соберёмся с товарами, да людишек приведём.

— Я человек подневольный, сам знаешь, — Вышата тренькнул струнами, — велит боярин — буду присматривать, не велит — займусь, чем сказано будет, да и всяко то дело Емеле лучше дастся...

— Зато у тебя язык лучше подвешен, — возразил Емеля. — Письма писать будешь...

— Тут уж ваше дело, кто чем заниматься будет, — отмахнулась Флёр. — А мне только и надо, чтобы дело было сделано. И коли не будет дела — вашу долю вернёте...

Разумеется, Флёр не думала, что дойдёт до такого — но напомнить лишний раз всё равно не вредно. И поняли её правильно — спокойно покивали, Бела разлил по кубкам вино и провозгласил:

— За твоё здоровье, Флёр Боланд фон Айтерзенталь, долгих лет жизни тебе и благоденствия! Ничего этого не было бы без тебя — ты сподвигла нас на это путешествие, что войдёт в легенды.

— Выпей тогда за Крафта Лоуренса да за Хоро Хлебную Волчицу, — усмехнулась Флёр. — Они всю ту сумятицу устроили, из-за которой я из Леноса ушла.

И выпила кубок до дна.

XXIII

Зимы в стране рутов более суровы и снежны, чем в империи, но вовсе не в такой степени, как иногда думают. Более всего они напоминают зимы в Саксонии, но так как снег ложится несколько раньше и лежит дольше, зима является весьма благоприятным временем для путешествий, так как санный путь остаётся надёжным и быстрым, а замёрзшие реки не составляют препятствия. Знатные люди поэтому предпочитают совершать частные поездки зимой, равно как и многие купцы, поэтому зимние ярмарки не уступают летним ни в чём. Весной и осенью часто случается распутица, однако большие дороги, хоть и редко бывают мощёными, обычно плотно утоптаны и подвержены ей в умеренной степени.

На самых важных дорогах по торкскому обычаю устроены через каждые тридцать или сорок миль конюшни с постоялыми дворами, называемые торкским словом джам. Они позволяют передвигаться с необычной быстротой, однако количество их сдерживается скудностью казны.

("Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь")

Княжеский дворец — хоромы — впечатления на Флёр не произвёл. Впрочем, теперь её не впечатлил бы и императорский дворец в Аугене... Однако не признать мастерства строителей было нельзя — такой искусной работы Флёр давно не встречалось. Впрочем, в империи вообще отдавали предпочтение камню, так что искусных плотников в ней было немного...

Но никакое искусство строителей не могло вернуть ощущения новизны — слишком уж часто ей в последнее время приходилось бывать во дворцах. Слишком часто... А ведь год назад ей и мечтать не приходилось о подобном. Странствующему торговцу не светит приглашение в королевский дворец, и фрайгеру обычно случается увидеть императора, лишь присягая ему... Вот только Флёр Боланд фон Айтерзенталь больше не была ни простым торговцем, ни обычной фрайфрау. И не собиралась вновь становиться ни тем, ни другим.

Князь, в отличие от своего дворца, впечатление производил. Ростом он был если и менее семи футов, то ненамного, соответсвенно росту широк в плечах, и чувствовалось, что рассказы, будто он может обогнать любую лошадь, не так уж и преувеличивают...

— Бог в помощь, гости торговые, — пророкотал князь. — Добро пожаловать в стольный град Хорев! Легка ли была ваша дорога?

— Бывала легка, бывала трудна, — ответила Флёр, — и много дивного встречали мы по пути. А всего дивнее — падающая звезда, что видели мы в пути, ибо не только падение её мы видели, но и нашли место, где она упала...

— И что же было в том месте? — заинтересовался князь.

— Множество ям, больших и малых, но неглубоких, — ответила Флёр, — и в каждой из них лежал кусок железа.

Она кивнула Вышате, тот развернул свёрток, который держал в руках и продемонстрировал осколок упавшей звезды — трёхфунтовый кусок железа.

— Находка эта столь необычна, что я решила поднести её тебе, княже, в дар в знак нашего почтения и на добрую память, — продолжила Флёр. — К тому же кузнецы говорят, что железо это доброе, и лучшего они не видали...

— Вы, верно, слыхали, что я интересуюсь разнообразными диковинами, — князь протянул руку, и Вышата поспешно отдал ему осколок. — Но да будет вам ведомо, что обмануть меня в этом деле невозможно... И я вижу, что и впрямь это не обыкновенное железо, а потому благодарю вас, гости торговые, за такой дар. Велю я выковать из него меч, который пошлю в дар твоему отцу, королевна, и славно было бы, если б ты передала этот дар и слово привета.

— Да будет так, мой венценосный брат, — ответила Эрмелина. — С честью и удовольствием доставлю я твой дар моему венценосному отцу, и весной привезу ответные дары.

— А теперь, гости почтенные, прошу к трапезе, — князь поднялся с кресла, и слуга поспешно распахнул двери трапезной.

Чужеземная пища Флёр интересовала всегда — то, что едят люди, могло многое о них сказать, а чем лучше знаешь людей, тем лучше идёт торг. Что считается кушаньем изысканным, а что едой бедняка, ценят ли необычные блюда, много ли труда обыкновенно требует готовка, какие продукты в ходу и какие есть запреты — всё это позволяло оценить, в чём люди нуждаются, а что им совершенно не нужно.

Руты в этом плане не слишком отличались от ливов — впрочем, это известно давно. Но сегодня Флёр получила возможность оценить блюда рутов во всей их красе — и это было нечто восхитительное. Особенно поразил её огромный пирог с полудюжиной слоёв начинки — в каждом слое разной. Вино сами руты не делали, но пили его охотно — хотя не менее ценили медовуху и живую воду, которую настаивали на самых неожиданных травах и кореньях.

Живую воду особенно оценил Дао Ли, заметив, что ничего крепче он не встречал, а в юности ему довелось немало постранствовать и выпить немало удивительных напитков.

— Бурная у тебя была юность, Дао Ли, — заметил Волмант. — Весёлая была юность...

— Оттого Дао Ли и подался в монастырь в поиске просветления, — ответил монах. — Впрочем, даже став монахом, Дао Ли не утратил желания странствовать в поисках мудрости и просветления.

— Оно и видно, — хмыкнул Волмант. — Было б в мире побольше таких людей...

— Будет на то воля божья — появятся, — заметил князь. — Нам же остаётся верить и надеяться... И в том и состоит наша сила, что вера и надежда питают нас. Однако ж богословие — дело такое, что недолго и в ересь впасть, а потому лучше бы о делах мирских потолковать... А дела эти таковы, что мои люди уже видели тех халга, хоть и не вблизи.

Новости, услышанные на пиру, Флёр не нравились. Если лазутчики не ошиблись, хан, объявленый великим, окончательно подчинил себе всю страну и теперь готовился к нашествию, почти прекратив набеги. Против кого он обернётся первым, оставалось неизвестным — то ли эта тайна тщательно скрывалась, то ли он и сам ещё не решил... В другой стране можно было бы многое узнать по движению товаров — но не у халга. Торговля не была их любимым занятием, грабежу соседей они предавались с искренним удовольствием, но всё необходимое и для жизни, и для войны все рода могли добыть или сделать самостоятельно... Так, почти не делая запасов, они смогут в считанные дни собрать огромное войско там, где пожелают. Найти же их вряд ли получится даже у самого искусного лазутчика... А уж когда эта армия проявится — будет поздно.

Флёр вовсе не была уверена, что эта армия, повернув на запад, не дойдёт до Чернолесья... Или даже до Бойрига.

Вернувшись на подворье, Флёр засела в кабинете и принялась за работу — надо было задуматься о школе. А именно — решить, чему, собственно, в ней должны учить. Первое и самоочевидное — грамматика и арифметика, ибо без этого всё прочее бесполезно. Лингва франка — обязательно, без него не только в торговле никуда... И хорошо бы, кстати, собрать толковых грамматиков и поручить им навести порядок в этом языке. А вот древние языки не очень-то и нужны — если и оставить, то немного, в порядке упражнения для ума. Зато география нужна обязательно — а то какой же купец из человека, который и дорог не знает? Логика и риторика? Не стоит делать упор на них, но и без внимания оставлять нельзя — особенно риторику, ведь купца язык кормит. И, пожалуй, стоит добавить начала юриспруденции — чтобы знали, за что можно кнутов отхватить, и как того избежать... А можно и иначе сделать.

Покусав перо, Флёр поморщилась — сколько её ни отучали в детстве от этой привычки, а толку чуть — и принялась писать. Итак, первый класс — грамматика, арифметика, начала логики и риторики. Для простого писаря уже вполне дочтаточно, так что дело найдётся и тем, кто на этом остановится. Класс второй — риторика, логика и арифметика в большем объёме, основы лингва франка, из географии — описание имперских земель. Получается приказчик в лавке, ученик торговца или гильдейский писарь. Класс третий — география и лингва франка, древние языки — тоже основы, чтобы хоть понимали, и правила составления смет, счетов и прочих бумаг. Это уже не просто писарь, это счетовод, секретарь или помощник управляющего, а в небольшом отделении — и управляющий, помощник торговца... Или странствующий торговец. Для начала достаточно, а через пару лет уже станет ясно, как оно работает, всё ли верно сделано и не нужно ли что-то менять. Хотя, конечно, перед тем надо будет обсудить эту затею со знающими людьми — глядишь, что и посоветуют, или хоть от глупостей избавят. Да и, пожалуй, приготовительный класс нужен — это в городах многие хотя бы читать по складам умеют, а среди деревенских таких по пальцам пересчитать можно — не то,что у рутов. Не оставлять же их в стороне — но какой смысл учить грамматике человека, который и грамоты не разумеет?

— Работаешь? — Ферми заглянул в кабинет.

— Пока закончила, — Флёр толкнула по столу бумагу, — посмотри, может, что скажешь полезного...

— Хм... Решила сама растить смену? Давно пора... — Ферми бегло просмотрел записку и отложил её. — Да и вообще, для нас чем больше грамотных людей, тем лучше. А вот церковь может и не оценить... Сама знаешь, сколько там желающих "не допустить ложных толкований Писания мирянами", как ляпнул недавно один епископ.

— Это кто такой умный? — насторожилась Флёр.

— Твой бывший деловой партнёр из Леноса, — Ферми встал у неё за спиной и положил руки на плечи. — Боюсь, этот негодяй ещё постарается нам подгадить — хоть его и выслали в дальний монастырь, кое-кто из его дружков нас свободе.

— Вот поэтому я и не очень-то хочу возвращаться... — проворчала Флёр, снова прикусив перо, которое так и держала в руках.

Было над чем задуматься — реакция церковников была совершенно непредсказуемой. Единого мнения не было — кто-то, как бывший епископ, стремился запретить простолюдинам (а то и всем мирянам) учиться грамоте — чтобы не могли прочесть Писание и не смогли поймать болтунов на вранье... то есть, конечно, чтобы не умножались ереси. Другие, напротив, считали, что чем больше способных прочесть Писание, тем меньше ересей — там ведь всё ясно написано, а не так, что один не понял, второй додумал, а третий и вовсе своё выдумал... Правда, их церковные школы работали лишь в воскресенье, а всерьёз научить чему-то за один день в неделю не выйдет — долго и ненадёжно получается...