Зверь лютый. Книга 36. Аутодафе

На запад в Коросно не получилось. Через горы не перелезть, да и вдоль речек... на бродах — чревато.

Жаль. Не спел:

"Опять стою на краешке земли,

Опять плывут по речке корабли...".

В смысле: на западном краешке Русской земли.

Тогда — в другую сторону.

Так, короткими для меня, но большими для обычного похода, переходами, я шёл на север. Пополнялся охотниками по дороге, отстаивался на дневках в городках, оглядывал здешние дороги и местности, примеряясь — где тут мост поставить, где конницу, при случае, развернуть, где крепостицу подновить... Привычный уже взгляд вояки и строителя автоматически отмечал особенности местности и поселений.

* * *

"Тарас... убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев, чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу" — я не Бульба да и такая детальность... преждевременна. Но глаз ловит.

* * *

Развлекало "ирландское рагу" из здешних начальствующих. Галицкие, волынские, ляшские, моравские... из Путивля, Рязани, Суздаля... разные люди. Я бы в своих землях таких не поставил. Так я и Не-Русь. Есть толковые. Большинство, правда, нормальные. "Ты меня не тронь, и я тебя не покусаю". Дела ведут по старине, по обычаю. Напрягаться не желают, сильно не воруют, новизны потихоньку, со скрипом и задержкой, но — воспринимают.

— Ажоподелаешь? Жисть така.

Надо продолжать "варить лягушку". Без рывков, но не останавливаясь.

Радовало в целом позитивное отношение жителей, реформы воспринимаются по-доброму. Особенно: отсутствие войн, снижение прямых налогов. И отмена множества местных мыт. Напомню: внутренние таможни в России продержались до Елизаветы Петровны.

Это при том, что вся "Святая Русь" — единое таможенное пространство типа TIR (Transport International Routier). Не верите? — Сам удивился. О чём позже расскажу.

Вятшие тоже... довольно благостны. Отказ от сбора хоругвей позволил им снизить обязательные расходы и поднять "уровень потребления". Богаче себя чувствуют.

Геронтий послал со мной двух диаконов, те в каждом городке молебен устраивают — народ умиляется и благорастворяется.

А недовольных, которые есть, конечно, сильно тормозят две вещи.

Прежде всего — Курт. Его появление из той плетёной трубы всегда вызывает... чрезвычайный ажиотаж. И у двуногих, включая кур, и у четвероногих. Чтобы понос тотально — уже нет, но народ сбегается и стоит в отдалении, смотрит — оторваться не может. Бродячий зоопарк. Утомляет. Хотя, безусловно, укрепляет связь власти и народа.

Другое — моя слава. Ванька-лысый — полнокретин знатный (от греч. полиоркетика — "градоборение").

Русские князья редко штурмуют города. То, что я за месяц взял два крупных города, а Боголюбский, к примеру, за всю жизнь ни одного, создало мне авторитет. Такой... несколько туманный. С примесью чудесности. А, поскольку в моём отряде идут священники, которые регулярно устраивают вполне канонические православные молебны, то чудеса мои не от диавола, а от бога. Типа как у Георгия Победоносца или Феодора Стратилата.

Эдак могут и к сомну святых приобщить. Посмертно.

К началу апреля мы вышли к Бугу напротив Берестья.

* * *

Однажды, не знаю когда, но — давно, кто-то, не знаю как звать, но — купец, ехал через эти места с товарами. И впёрся в непроходимое болото. Не то спьяну, не то сдуру, не то затемно. Резко протрезвел. И заметил, что вокруг много берез. Видимо, дело, таки, было ночью: днём-то и другие деревья видать.

Соорудив гать, купец перелез топь и довёз товары к острову при слиянии двух рек. Перепугался дядя сильно, и, в благодарность, построил на островке святилище Велеса. А кому ещё кланяться, выскочив из трясин бездонных, как не подземному богу?

Велес, как известно, бог коров, воров и чертей. Самый покровитель для торгового города. Место назвали Берестье в память о спасительной березовой мостовой.

Судя по распространённости топонима, купцы на Руси постоянно влетали в болота, откуда выбирались исключительно милостью божьей. Тех богов, какие актуальны в данной местности-эпохе.

Позже, на рубеже X-XI веков, Креститель построил в Берестье детинец. Довольно прикольно.

Само поселение — на острове между рукавами р. Мухавец и Бугом. Болото.

Ну и фиг с ним. И Креститель ставит укрепление не там, где люди живут, а там где строить удобно. Вне селения, над слиянием Буга и левого рукава Мухавца (в 21 в. территория Волынского укрепления) детинец треугольной формы, площадь 1 га, укреплён с напольной стороны рвом, валом и частоколом, улицы позднее мощены деревом, пара сотен дворов — одноэтажные срубы из брёвен хвойной породы.

Обратите внимание: частокол.

Три основных типа древнерусских дерево-земляных укреплений: частокол (забор, палисад), тарасы (двойной частокол с перевязями и мусором между заборами), городни. Последнее — цепочка срубов, набитых землёй — наиболее прочное. Частокол — наиболее слабое. Как одно в другое переходит — на примере Городца Радилова рассказывал.

Частокол годен для защиты от лесных племён, слабо организованных и плохо вооружённых. Как палисады американцев на фронтире. Здесь такая форма укрепления между двумя развитыми феодальными государствами просуществует до захвата города Казимиром II Справедливым (Казиком). Я эту историю, "Берестечковая война" — уже...

Туров, во внутренней области "Святой Руси", обзаводится кирпичной стеной, множество городов сходного размера — ставят стены из городней. А здесь богатый торговый город — полтора века ограничивается старым забором. Наглядное выражение представления аборигенов об уровне возможной военной опасности в этом месте-времени.

Окольный город — на острове напротив детинца.

Мокро — нет полуземлянок, не вкапываются в землю. Уже и в 19 в., строя Брестскую крепость, инженеры не смогут замкнуть линию укреплений из-за болотистости поймы Буга.

Берестий известен с 980 г. В 1016 — Болеслав Храбрый. Не то захватил, не то получил. Не то в подарок, не то в оплату. Ярослав Мудрый отвоевывает: "В лъто 6525 (1016/1017 г.) Ярославъ иде къ Берестию...". Походы 1017, 1022, 1031... В 1044 г. — успешно.

Застройка острова и города максимально плотная: расстояние 0.5 м. между строениями.

"Вышел на улицу. Не рекомендую" — здесь постоянно.

Подкладки под углы или остатки предыдущих домов формируют фундамент. Кто там рассуждал о просторных дворах в "Святой Руси"? — Хрущёба. Муравейник. Один на печи чихнул — вся улица здоровья желает. Пожары. Археологи находят прослойку углей в каждом десятилетии. Низкое качество срубов: тонкие и кривые брёвна. На востоке из таких только что-то вспомогательное строят: овчарню, курятник. Здесь климат мягче, не промерзают.

Рожь, пшеница, овес, огурцы, морковь, лук. Есть масляной жом. Чего в Восточной Европе в это время ещё нет. Значит, есть и лён — из чего масло давить. Торговля. Перекрёсток двух путей. По Бугу из Галицкой Руси и Волыни в Польшу и из Польши по Мухавцу, Болоте, Пине, Припяти, Днепру.

Найдут здесь самшитовый гребешок с вырезанным кириллическим алфавитом. Чуть позже, в 13-14 в., самшитовый гребень станет обязательным атрибутом горожанина, их тысячами будут носить на верёвочке на поясе. Самшит, кстати, с Кавказа.

Играют в шахматы — есть костяная фигурка шахматного короля. А ладью от него, с выразительно вырезанными палубой, гребцами и кормщиком, найдут в Полоцке.

Историки, описывая фигурку, ссылаются на тот бой на Днепровских бродах, в котором мой Аким Яныч командовал. Доберусь до Полоцка — сравню с рассказами.

Э-эх. Где-то он нынче? Здоров ли?

Здешние носят на шее или в кошелях раковины каури из Индийского океана. Пашут дубовым ралом — длинная дубина с большим суком. Катаются на телегах, хотя вокруг болота и с дорогами тут... нету.

В городе работают кузницы, железо добывают крестьяне из местных болотных руд. Есть столяры и резчики по дереву. Живёт ювелир, хотя такого размаха как в Волковыске, где община златокузнецов стала "градообразующим предприятием", нет.

Много оружных. Но не всяких: копья, мечи, булавы. А вот стрелков мало: железные и костяные наконечники стрел — в небольшом количестве.

Обилие шпор, стремян, подков, скребниц, удил — конями пользуются широко.

В РИ, после описанных Кадлубеком похождений Романа Подкидыша, когда мама Агнешка объявила его "не сыном", Берестье захватят поляки, Казик построит деревянный замок, караван-сарай для торговых караванов и таможенный пост. Потом город снова вернётся в Русь.

В январе 1241 г. вблизи города произойдёт битва Берестяного полка с Батыем. Защитники города и многие жители перебиты, тела убитых лежали неупокоенными 4 месяца, пока весной не вернулись Романовичи:

"Данилови же со братом пришедшоу ко Берестью. И не возмогаста ити в поле, смрада ради и множьства избиенных".

Дышать в поле нечем. От множества убитых людей русских. А так-то "да" — не было ни "ига", ни "нашествия".

В 1319 г. Гедимин присоединил Берестейскую землю к ВКЛ. 1320 — владимир-волынский Андрей I возвращает обратно. 1321 — Гедимин на р. Ирпень разбивает русское войско, убивает последнего князя из рода Романовичей Андрея I, берёт Владимир, Луцк, зимует в Берестье и окончательно присоединяет его к ВКЛ.

В 1379 г. Берестье сожгли тевтонские рыцари.

Потом... много чего похожего. Город уничтожают — он восстанавливается. Феникса ему бы на герб, как Смоленску. Место такое. И богатое, и важное. И опасное. Так и будет повторятся регулярно и многократно.

Как тонко подметил пан Лец: "Любовь к родине не знает чужих границ".

Здесь пока ничьих границ нет. Польша вёрст сорок на запад или сто на северо-запад. Граница определяется не столбами с гербами, а налогами: кому конкретная весь платит. Основная масса населения — в речных долинах, поэтому границы часто идут по водоразделам. По "пустому месту". Или — поперёк реки.

В сотне вёрст ниже по Бугу — Дрогичин. "Свинцовая столица Восточной Европы". Полтора века восторга и стыда русской и польской историографий.

Об этом позже.

* * *

Лет пятнадцать тому в Берестье сидел князем Владимир Андреевич (Добренький) — сын Андрея Доброго, про которого я уже. В прошлом году там должен был (в РИ) умереть подростком Владимир Мстиславич, сын Жиздора. В АИ он умер у меня во Всеволжске.

Нынче — князь Феодор Владимирович. Хотя все зовут его просто Федя.

И не говорите, что среди русских князей в эту эпоху федей нет. Нормальное христианское имя, встречается у рюриковичей наряду с пантелеймонами, василиями и борисами. Но этого "федю" именно Федей и кличут. Побочный эффект "признания ублюдков": у бастардов нет "княжеских" имён со "-слав". А простолюдскими вроде Пакобуд, Пакомил или вообще Пальчек им западло прозываться. Да и Боголюбский от разных Лихарь, Лихач, Лихо... морщится и нос воротит.

— Лихач, ты князь или где?! Коли князь так и зовись по-княжески. Как я сам, по святому своему.

Федя — князь ставленный. Боголюбский велел — Федя поехал. Единокровный брат моему хорошему знакомому Живчику (Юрию Владимировичу) Муромско-Рязанскому.

26 лет, зрелый мужчина совсем не княжеского вида. Широколицый, курносый, круглоголовый. Круглая борода лопатой. Для солидности. На юном лице. Маленькие глаза. Постоянно смеющиеся. В меру широкоплеч, чуток дороден. В смысле: брюшко через кушак выпирает. Ходит вперевалочку, размахивая руками, постоянно шмурыжит носом, почёсывается, стрижен под горшок. Ни дорогой одежды, ни украшений не носит, как и пояс княжеский с мечом. Одежонка... целая, простецкая. Нормальный рязанский мужичок. В корзне.

Судьба его так повернулась. Точнее, мы с Боголюбским её повернули.

Матушка Феди была поповной, приглянулась как-то князю и стала княжеской полюбовницей. Недолго: родила и померла. Князь-отец бегал туда-сюда, Рязань потерял, едва сумел свою голову да законного сына сберечь. Не до "плодов любви" было. Родители матери приблуду знать не захотели. Федя так бы и помер в общем ряду ничейных детей. Но у младенца сыскался дед, священник в одном из рязанских городков. Он и забрал "нагулянного" внучатого племянника.

Дед был как закон Ома: суров, но справедлив. Книжную науку вбивал беспощадно. И "связи с жизнью" не терял. На вопль внука:

— Дедя! Меня мальчишки на улице побили!

Отвечал просто:

— Возьми дубьё по руке. Только не убей.

Федя был уверен, что когда вырастет, станет, как дед, священником.

"Наш Федя с детства был настроен поднять всё благочестие на щит".

Но дед умер.

Парень в четырнадцать лет оказался бездомным сиротой.

С дома его... попросили. Я уже объяснял: у попа жильё ведомственное. Помер поп — семья должна дом освободить.

Реально ещё хуже: "попадья померла — поп игумен, поп помер — попадья по гумнам".

По смерти жены поп не может жениться повторно — "браки свершаются на небесах". Вдовец, холостой, разведённый — не имеет права служить службы. Только постриженный, иеромонах. Стань послушником, прими постриг, отсиди в монастыре положенное, докажи братии своё смирение и благочестие, тогда, ежели будет на то воля благочинного, тебя кудысь-то поставят на приход.

А дети это время что есть будут?

С попадьёй ещё проще — "по гумнам". А как ещё женщина может в селе заработать на хлеб?

Дед был рясофорным иноком, с роднёй не знался. И куда идти? — Пошёл в приказчики к местному боярину. Тот годик посмотрел и пользу свою понял: парень молодой, грамотный, разворотливый, не злой. Надо брать.

Дальше — классика. Пили-ели-веселились. Как проснулись — прослезились. Проснулся он не один, а в обнимку с бабёнкой. Пожилой, по здешним меркам — лет на десять старше. Которая потащила к боярину.

Боярин судил просто:

— Она — роба моя. Говорит — ссильничал. Слово против слова. За пошибание — шесть гривен. Или плати, или под венец.

"В робу — холоп". Не самопродажа, а бракосочетание. Но суть одна — ошейник.

Денег нет, идти некуда. Да и чего ради? — Всяк отрок, в возраст войдя, обзаводится семейством. Это ж все знают! А боярин, вроде, не злобный сильно, на усадьбе не теснят, в тиуны поставить обещался. Обвенчались.

Федю посылали и по делам торговым, и в вотчину за смердами присматривать. Да он и рад с дома сбежать: с женой не заладилось, ссоры. Но детишек рожала. Федя крутился, приумножал достояние боярское, сам матерел. Нужды особой не знал.

Тем временем начал подниматься Всеволжск.

Сперва Федю это не грело: мало ли какие городки где ставятся? Поживут, похвастают да и скиснут. Даже когда мы "снесли" Калауза с семьёй, когда Рязань и Муром снова объединились, для молодого холопа со двора провинциального боярина — только на досуге языком почесать.

Однако приток новых товаров из Всеволжска, а более — наша готовность покупать хлеб, хоть и дёшево, но всегда, затрагивали уже предметно. С его подачи боярин придавил смердов, те увеличили сдачу зерна. Назад шли и разные прикрасы, и топоры с ножами. Боярин радовался да шустрого раба нахваливал.

Кроме вещей, из Всеволжска шли новые слова и мысли. Федя с всеволжскими приказчиками общался, в вотчине пересказывал.