Континентальный союз

Когда польский посол Лукасевич обратился с призывом о помощи в МИД Франции, разговаривал с ним Лаваль. Нет, к полякам до недавнего времени он относился вполне благосклонно, но... всего полгода назад, во время Судетского кризиса, Варшава в резкой форме отказалась встать на сторону Парижа, фактически обеспечив немцам спокойный тыл на востоке. Это был беспардонный щелчок по носу французским дипломатам, и в первую очередь лично Лавалю, ведь во Франции Союза Патриотов, внешняя политика ассоциировалась именно с его именем. И этого Лаваль не забыл, и забывать не собирался. Первым его требованием к Варшаве было предложение разъяснить ситуацию с нападением на Чехословакию, так называемый "Тешинский инцидент". Вторым... другом Советского Союза Лаваль не был, скорее наоборот, выступал ранее с позиций антикоммунизма, но беспардонный отказ поляков даже обсуждать французские просьбы о сотрудничестве с СССР, в чем нуждался Париж полгода назад, французский министр помнил. Вторым требованием стало обращение Польши за помощью к СССР и немедленное согласие на транзит советских войск. О "коридорах", гарантированных Францией речь уже не шла. Мотивировка была простой — франко-советский союз. "Мы крайне ответственно относимся к союзническим обязательствам — заявил Лаваль 6 апреля послу. И потому не можем решать такой важный вопрос, без обсуждения с союзной нам Россией. Согласитесь, вы бы немедленно стали смотреть с недоверием на страну, принимающую решения, противоречащие своим обязательствам".

Лукасевич уведомил Варшаву, там совещались, потом переслали запрос в Москву. Вышинский предложил перед началом переговоров о помощи, дать объяснения о нападении на Тешин.

И в Москве, и в Париже, о том, что весь инцидент германская провокация прекрасно знали. Но внешне все выглядело вполне прилично, ведь Бенеш подтвердил факт нападения, и во время переговоров на чешско-польской границе работала комиссия Праги по расследованию, а поляки привести доказательств непричастности не могли.

В Британии поляков тоже обнадеживали, но более спокойно. Перспектива увидеть Польшу немецким сателлитом Лондон не беспокоила, как и вариант с полным разгромом поляков. Беспокоил возможный франко-польский союз, и именно против него были направлены действия правительства Британии.

* * *

Уже 6 апреля, Бек зондировал румынское руководство о транзите поставок и, на случай проигрыша, проезда польского руководства. Антонеску в ответ заявил о нейтралитете и невмешательстве. В Варшаве поняли, что поставок не будет, а правительство в Румынии ждет интернирование и, вполне возможно, последующая выдача Гитлеру. Вариант с Венгрией не рассматривался — Будапешт давно был пронемецким, Литва с началом военных действий вывела три своих дивизии к границе именно для недопущения прорыва на свою территорию бегущих польских войск и беженцев. При этом Каунас и официально, и неофициально заявил о полном нейтралитете, что хоть и разозлило поляков, но дало возможность снять с границы часть войск. Ну, а восточнее оставался СССР, имеющий с Берлином весьма дружественный пакт. Деваться польскому правительству было некуда. Рассматривался вопрос о капитуляции, но в первый же день войны в западных областях Польши прошли погромы этнических немцев. По занятии этих областей немцами, виновные и власти поощрявшие убийства были повешены. Гитлеровская пропаганда раздувала эти инциденты до чуть ли не геноцида, и на хорошее отношение в Варшаве не очень рассчитывали.

Нужно было что-то менять, и в Варшаве решили начать с установления военной диктатуры. Диктатором выбрали генерала Владислава Сикорского, в прошлом противника Пилсудского, во время польско-советской войны командовавшего армиями, побывавшего начальником Генерального штаба, премьер-министром и военным министром. Считалось, что эта кандидатура может устроить и Париж, и Берлин, и собственное впадающее в панику население, мобилизовать народ на борьбу. 10 апреля президент Мосцицкий снял с себя полномочия и передал их Сикорскому, на следующий день диктатор отправил в отставку Рыдз-Смиглы и Бека, принял пост главнокомандующего и премьер-министра. В тот же день, войска на фронте переформировали в армии "Поможе" (Гродно-Торунь), "Варшава" (Торунь — линия рек Варта и Пилица) и "Люблин" (линия обороны по р. Сан).

Группе "Поможе" штаб поставил задачу активной обороны, группе "Варшава" — планомерного отхода на линию Торунь-Лодзь-Томашув-Кельце. С восточной границы в группу "Люблин" перебросили три пехотных дивизии из мобилизованных и кавбригаду, объявили призыв возрастов от 17 до 45 лет.

Но эти спешные меры, не учитывали изменение ситуации на востоке.

* * *

В Москве внимательно следили за развитием событий в Польше. Гитлер, признав часть Польши советской сферой интересов, ожидал ввода советских войск, рассчитывая на отвлечение польских сил к востоку. Однако Жданов не спешил.

1 апреля в СССР ввели всеобщую воинскую обязанность. Второго, в Берлине, Гитлер принял советского посла Астахова, который подтвердил, что СССР выполнит свои обязательства по договору о ненападении. Гитлер со своей стороны заверил в "неизменности политики Рейха в отношении Пакта". На следующий день, в газетах появилось заявление о том, что "ввиду обострения положения на границе Польши и Чехословакии и ввиду возможности всяких неожиданностей, советское командование решило усилить численный состав гарнизонов западных границ СССР".

В тот же день, на базе Белорусского и Киевского округов начали разворачиваться управления Белорусского (командующий Апанасенко) и Украинского (командующий Тимошенко) фронтов.

5 апреля немецкое посольство в Москве получило задание уточнить намерения СССР относительно возможного вступления Красной армии в Польшу. На следующий день Вышинский ответил, что советское правительство согласно, что "обязательно придется начать конкретные действия. Но этот момент пока еще не назрел, а торопливостью можно испортить дело".

В Белорусском округе Витебская, Минская и Бобруйская армейские группы были развернуты в 3-ю, 11-ю и 4-ю армии. Кроме того, из управления Московского округа выделялось управление 10-й армии, переданное в состав Белорусского фронта еще в марте, и в составе фронта была создана Конно-механизированная группа (командующий комкор В.И. Болдин). Киевский округ на сформировал 5-ю, 6-ю, 12-ю и 13-ю армии и кавалерийскую армейскую группу.

6 апреля, войска Белорусского и Украинского фронтов получили приказ к исходу 10 апреля скрытно сосредоточить войска и быть готовыми к решительному наступлению, с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника.

6 апреля наконец-то высказался Жданов. Охарактеризовав Польшу как государство-агрессора, угнетающее другие народности, Жданов заявил, что "уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы, что одним буржуазным государством, одним противником дела мира становится меньше. Что плохого, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население, избавим украинский и белорусский народы от многолетнего гнета шовинистического панства".

Зарубежные компартии получили директиву Коминтерна, в которой отмечалось, что "международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, угнетающую другие национальности, совершившую акт агрессии против суверенной Чехословакии и развязавшую войну".

В тот же день, в ответ на запрос Варшавы, замнаркома иностранных дел Стомоняков сообщил польскому послу Гжибовскому об отказе в поставках и транзите военных материалов, поскольку это "создает для СССР угрозу втягивания в войну".

9 апреля Риббентроп направил Шуленбургу указание возобновить беседы с Вышинским и по возможности — лично со Ждановым, относительно военных намерений советского правительства в Польше. В тот же день Вышинский ответил, что советские военные действия, возможно начнутся в течение ближайших дней.

Войска Белорусского и Украинского фронтов сосредоточивались в исходных районах у границы. Белорусский фронт насчитывал 378 610 человек, 3167 орудий и минометов, 2406 танков. Украинский фронт — 238 978 человек, 1792 орудий и минометов, 2330 танков.

* * *

В Польше 11 апреля началась эвакуация из Варшавы правительственных учреждений. Из столицы выехало правительство, на следующий день Ставка главнокомандующего начала переезд в Брест. Крепость Бреста предназначалась для резервного командного пункта главкома еще по стратегическому плану "Всхуд" в случае войны с Советским Союзом, но крепостные помещения оказались совершенно не приспособленном к работе Ставки, в первую очередь отсутствовала связь. Поэтому Сикорский вынужден был остаться в Варшаве.

В тот же день, Сикорский, через посольства в Швеции и Румынии обратился к немцам с просьбой о начале переговоров.

Гитлер колебался. С одной стороны, немецкие земли уже были отвоеваны, а поляки активно сопротивлялись, и ожидалось, что на достигнутых рубежах сопротивление продолжится. Москва военные действия не начала, и гарантии вступлении в войну не давала. Мир с поляками, которые были согласны на подчинение Берлину, давал возможность победоносно закончить войну и получить еще довольно сильного сателлита, способного как прикрыть восточные границы в случае войны с западом, так и дать дополнительные, уже получившие боевой опыт, войска на случай войны с СССР. Но эти же плюсы оборачивались минусами. Большая часть польской территории согласно советско-германского пакта являлась сферой влияния Москвы, и было понятно, что Жданов от своего не откажется, и немедленно после конца войны потребует признания своих интересов. Рвать отношения Гитлер пока не хотел, а отдать остаток Польши русским... нет, конечно, могла начаться уже советско-польская война, но советские части имели бы дело с измотанной вермахтом армией, а это означало бы, что вермахт воевал для Москвы. Кроме того, Сикорский мог и договориться с французами, а при их посредничестве и с СССР. В таком случае, Рейх получал на своей границе нечто уж совершенно не нужное. Людей, доверяющих полякам, в немецком руководстве просто не было, а по заверению армии, немецкие войска планомерно двигались вперед.

13 апреля в Бухаресте начались германо-польские переговоры, но шли они вяло.

* * *

Советские военные приготовления потребовали больше времени, чем ожидалось, но Жданов знал, что Сикорский начал переговоры и резонно предполагал возможность заключения мира. По мнению советского руководства, в этом случае Польша становилась сателлитом Гитлера и не исключалось, что немцы пойдут на разрыв пакта. Поэтому 13 апреля политбюро приняло решение о вводе войск в Польшу. Решение продавил Жданов, несмотря на сопротивление Буденного и начальника Генштаба Шапошникова, сообщавших о незаконченной подготовке. Политические причины возобладали, глава страны стремился занять Западную Украину и Белоруссию прежде, чем закончится война. С военной точки зрения, резоны в этом были, основную часть польской армии немцы сковывали на западе. Но части РККА предстояло вводить в бой не до конца отмобилизованными и по частям.

Четырнадцатого Вышинский сообщил Шуленбургу, о намерении советского правительства заявить, что Польша разваливается на куски и вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожает Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором. Риббентроп немедленно подтвердил нерушимость сфер влияния, согласованных ранее, одобрил планируемое вступление советских войск в Польшу, что, по его мнению, освобождало вермахт от необходимости преследования поляков до советской границы, и просил сообщить день и час перехода границы советскими войсками. Для координации действий войск предлагалось провести совещание советских офицеров и немецкого военного атташе в Москве. Попытка же Москвы объяснить свое вмешательство германской угрозой белорусскому и украинскому населению вызвала резко негативную реакцию Берлина. В то же время, стремясь подтолкнуть советское правительство к вводу войск в Польшу, Риббентроп предложил Шуленбургу указать Вышинскому, что "если не будет начата русская интервенция, неизбежно встанет вопрос о том, не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум, создающий условия для формирования новых государств". Последнее замечание окончательно укрепило подозрения Кремля, где его расценили как возможность германо-польского перемирия за счет земель, которые в Москве уже считали своими.

* * *

Немецкое наступление, тем временем, продолжалось. 8-я армия заняла Лодзь, 10-я взяла Томашув и подошла к Радому, 18-й армейский корпус 14-й германской армии форсировал Сан и достиг верховий Днестра, 22-й моторизованный корпус вышел к Жешуву и продвигался к востоку, не встречая организованного сопротивления.

Польские части беспорядочно отступали к Висле и перед 8-й и 10-й немецкими армиями организованного польского фронта уже не существовало. Польский фронт на юге окончательно рушился, отступление превращалось в бегство. Но к 15 апреля, несмотря на дезорганизацию фронта и тяжелый урон, нанесенный полякам, германскому командованию все же не удалось окружить польские соединения западнее Вислы. ОКХ признало нереальность окружения и поставило перед войсками новую стратегическую задачу. Группе армий "Север" было приказано прорвав оборону продвинуться через Нарев, воспрепятствовав планомерному созданию обороны реки, и далее развивать наступление через Буг в направлении Варшава — Седлец, чтобы свернуть с севера фронт на Висле. Группе армий "Юг", одновременно с завершением уничтожения польских войск в полосе наступления, следовало воспрепятствовать созданию обороны на Висле и нанести удар через Сан в направлении Люблина. Дальнейшей оперативной целью ставился охват остатков польских главных сил восточнее Вислы.

Поляки пытались удержаться. Армия "Поможе" сумела организовано отступить к линии Гродно-Остроленка-Вроцлавек, и Сикорским был обозначен новый фронт — теперь армия фактически теми же силами обороняла линию Гродно-Торунь-Модлин. Руммель, командующий армией "Варшава" из отступающих частей пытался создать оборону уже по Висле, генерал Шиллинг точно так же создавал заново армию "Люблин", на линии Демблин-Перемышль и далее по Днестру. Впрочем, эти попытки оказались бесполезными. 16 апреля советские войска вошли на территорию Польши.

* * *

К весне 1939 года РККА подошла в начале переоснащения, и военные воспользовались случаем испытать новейшую технику. ВВС получала новые машины, пикирующий бомбардировщик Пе-2, первый полет совершил в июле 1938 года и с февраля тридцать девятого выпускался серийно. Пикирующий бомбардировщик КБ Туполева, Ту-2, впервые взлетел в октябре 1938 года, в серию пошел в апреле 1939, и к началу ввода войск в Польшу армия его еще не получила, хотя первые три машины были уже сданы. Эти три самолета успели принять участие, в штурме Львова показав отличные характеристики.