Почему я не думал, что это ничего не значащие сны? Наверное, потому что и Марья, и Отец говорили, что в мире не бывает случайностей, есть только неизбежность. И если на твою голову начинают сыпаться неприятности, то это может значить только одно — какой-то Бог начал свою игру, и тебе осталось надеяться, что ты не разменная фигура.

Мы решили, что раз граф так торопится, то выйдем мы часа за четыре до заката, пока твари еще спят. Так как у нас оставалось еще почти пять часов, все решили немного отдохнуть. Джайрин побежала тренироваться, заметив в толпе наемников парочку интересных субъектов, а Шурай как обычно поплелся следом, старательно изображая слугу, что у него получалось не очень-то хорошо. Братец с Неки принялись метать ножики в портрет какой-то дамы в розовом, соревнуясь в меткости, Фури и Пати еще час назад свалили на кухню. Вампир и Прах тоже исчезли. Мне было скучно.

Скучно... Побренчав на ситаре и получив подзатыльник от Неки, я был отправлен "куда-нибудь подальше, чтобы не мешал". Обидно, знаете ли... Короче говоря, я вот уже час сижу на этом маленьком балкончике в довольно пустом крыле замка. Донжон, где остался граф, возвышался справа, а внизу простирается лес, посреди которого видны холмы льдистых. Именно оттуда каким-то странным холодом струилась опасность. Все мое существо кричало, что не надо туда соваться, беги...

Но одновременно, это я почувствовал только сейчас, что-то внутри меня улыбалось и, облизываясь, шептало, что это будет весело. Мой "дракон" всегда был на редкость кровожадной тварью. Правда, обычно в нем не было спокойной силы, только безумная жажда убийства. Странно, странно... Я поднял глаза вверх. Небо было необычайно красивое — светлое, нежное... Солнце светило свысока, разбрасывая свои лучи по вершинам деревьев и полянам. Только вот, снова странно, сегодня почему-то не только солнце выглянуло из-за туч, но и рваный полукруг луны, мерцая на востоке, насмешливо смотрел на певца, поющего небу:

— Свет луны, отражаясь от воздуха,

Освещает полночный мотив,

Говорят, что вселенная создана

Чьим-то сном. Может это не миф?

Может кто-то, заснув до полудня,

И, метаясь под ветками слив,

Там где тень и плетенные стулья,

Сочинил сумасшедший наш мир.

Он средь нас ходит в облике сером,

И не знает, что он — божество.

Мир наш держится вовсе не верой,

А длинною его светлых снов...

Я пел, забыв про все, отдаваясь музыке, что вырывалась из-под моих пальцев, сплетая слова, играя мотив для неба, леса, солнца и луны, так насмешливо выглядывающей из-за окна. Я пел и не видел ничего, не знал ничего, кроме песни. Моей песни.

— Если так, то тогда все понятно —

И безумье, и хрупкость надежд,

Что судьба не написана внятно,

А струится за нами вослед.

Но однажды он, все же, проснется.

Скажет: "Что за бессмысленный сон?"

Мы исчезнем, уже не вернемся,

Ни к родным, ни в покинутый дом...

Я прошу — пусть подольше продлится

Теплый сон под листвою в саду!

Не тревожит пускай голос птицы

Беспокойную дрему твою.

Но бессмысленны крики немые —

Беспощадные струи дождя

Упадут на лицо и на сливы,

И проснусь летним днем только я....

— Красивая песня, — раздался тихий голос, как только последние отзвуки затихли в листве деревьев, шелестевших внизу.

Я резко обернулся и увидел красивого юношу примерно моего возраста, одетого в белоснежный плащ, полностью скрывающий его фигуру. Он был необыкновенно тонок, практически как Шурай, но в этом незнакомце я не заметил той, свойственной сидам, ломаности движений — он, казалось, не шел, а перетекал, как лучи света, скользнувшие в комнату из-за приоткрытой занавески. Длинные серебристые волосы мягкими волнами спускались с плеч до пола, скрепленные странной сеткой с застывшими прозрачными каплями. Странные глаза, настолько светлые, что радужка практически сливалась с белком, тонкие бесцветные губы...

Держащийся с величием короля, гость был не просто необычным, он был еще и крайне опасным. Я это прекрасно понимал, едва сдерживаясь, чтобы не отступить назад, когда он подходил все ближе и ближе. Мне надо было исчезнуть еще в первые секунды разговора — сейчас поздно, я застыл как лесная зверушка под взглядом хищника. Острые зубы, открывшиеся при улыбке белого, слегка блеснули.

— Боишься? — вопросительно пропел незнакомец.

— Да, — ответил я, и оцепенение резко спало. Я снова был самим собой, а из-под маски просачивался зверь, возмущенный тем, что кто-то посмел его напугать. Он требовал крови. И я, на миг отдавшись этому безумию, впустил в глаза ярость, сжигающую мое сердце. Детский интерес и жгучее любопытство чудовища, живущего во мне. И белый отшатнулся. Но в его глаза не было страха. Только восхищение, сменившееся удовлетворением. Подойдя ко мне, он приподнял мою голову, и, смотря прямо в глаза, сказал:

— Ты не разочаровал меня, маленький бард, — голос его струился, зачаровывая, не давая отвлекаться ни на что другое. — Возможно, Господин был прав, когда избрал именно тебя. В тебе есть сила... и талант! Не вздумай умереть раньше времени, не огорчай Господина.

— Кто ты? — пробормотал я, не в силах оторваться от бездны в его глазах. Мне снова стало страшно.

— Я? — он улыбнулся. — Я тот, кого вы называете Первым Герцогом Врага. Я, — он отпустил мое лицо и, раскинув руки, улыбнулся совершенно сумасшедшей улыбкой, — Время! Я — Свет Тьмы! Я — Первый у трона Темного Демиурга! Ха-ха-ха!

Он смеялся, и было не понятно, смеялся ли он над собой или надо мной. Но, глядя на него, слушая его смех, уточнять, почему-то, не хотелось. Совсем. Отсмеявшись, Герцог отступил в полумрак коридора, к узкому окну, сквозь которое мне была видна серебристое светило. Он, все так же пристально глядя мне в глаза, происнес:

— Луна покровительствует певцам и поэтам, художникам и сказителям... Пой для нее, бард, пой для нее, Жрец, пой! Пой! Пой, и она однажды ответит тебе!

И растворился в темноте, став маленьким отсветом луны.

Я молчал, не понимая, что творится вокруг. С какой стати Первый из Темных Герцогов почтил меня своим присутствием? Что вообще происходит со мной в последнее время?.. И почему мне не сиделось в деревне?!

— С чего это белобрысый назвал меня Жрецом?! Я не служу никому из бессмертных! — закричал я от отчаяния в небо, такое холодное и равнодушное. Мне показалось или я опять слышал этот противный смех?! Нет, точно не показалось!

Тяжело вздохнув, я снова положил ситару на колени, пробежавшись по тонким струнам, и начал петь, глядя на еле видный лик луны. Не следует пренебрегать советами тех, кто намного сильнее тебя.

— Налей мне вновь вина!

Пускай в багровой влаге

Поселится луна!

Пусть свет ее, смеясь,

На тонкой грани шпаги,

Играет не таясь!

Пати,

Ученик менестреля

В отсутствие золотоволосого барда Пати был необыкновенно тихим. Он, по правде говоря, очень боялся собравшихся вокруг его учителя. Мертвые некроманты и вампиры были любимыми страшилками на улице, так что путешествовать в их обществе было, по меньшей мере, страшно. До дрожи в коленках. А противный Кэсс, заметив это, теперь постоянно смеялся и подкалывал мальчишку. Дроу не на много отставали по количеству страшных сказок, рассказываемых в человеческих городах... А еще был сид, убийца и наемница с громким голосом и тяжелой рукой!

Пати, поморщившись, потер шишку, доставшуюся ему от Джайрин. Только вот с Фури у него более или менее сложилось — девушка, как бывшая воровка понимала парня лучше других, да и не была такой уж страшной, как остальные.

Но это было не все, что беспокоило рыжего мальчишку — ему было неудобно за собственную бесполезность. Он был единственным, кто не приносил никакой пользы! Даже бывшая официантка могла помогать друзьям, а вот от Пати были только неприятности. И поэтому он, вернувшись с кухни, тихонько уселся в стороне, стараясь никому не мешать. И сам не заметил, как уснул.

Проснулся он от того, что его довольно небрежно трясли, прикрикивая, что пора вставать. Мальчик, резво открыв глаза, заметил, что все уже собраны и готовы к путешествию. Не хватало только его учителя, что было довольно странно, учитывая, что бард не был особенно склонен опаздывать. Разбудившая его наемница, заметив, что парень пришел в себя, перестала его трясти и приказала:

— Малый, сбегай-ка за своим учителем! Служанки сказали, что он в северном крыле. Только живее — нам еще минимум час по лесу переться!

И Пати, совершенно не желая получить еще одну шишку для симметрии, побежал. В конце концов, он впервые был кому-то нужен и полезен! Немного поплутав, он все-таки нашел северное крыло и нужный балкон. Там на перилах, скрестив ноги, сидел Кантаре. Он тихонько пел, перебирая струны инструмента, а взгляд его был устремлен не на залитый оранжевым светом стремящегося за горизонт солнца лес, а в окно над головой ученика. Прохладный вечерний ветер колыхал волосы барда, играя с выбившимися из прически косичками.

Закончив песню, Кантаре заметил нового слушателя и, легко соскочив с перил, подошел к нему. Улыбнулся спокойно и тепло и, потрепав по волосам, спросил:

— Уже уходим?

После чего, дождавшись кивка, уверенно пошел к друзьям. А Пати, очнувшись, побежал за ним, уже на бегу задавая вопрос:

— А что это ты пел? А как играть на ситаре? А ты научишь меня? Как...

Странствующий бард,

Кантаре

Я практически не слушал болтающего Пати, на автомате отвечая что-то размытое и неопределенное, но он этого не замечал. И слава Богу. А я все думал о странном госте. Когда к тебе является бессмертный это уже событие из ряда вон выходящее, но когда к тебе является Первый Герцог Тьмы и говорит о своем Господине, а какой-то мужик явно божественного состояния называет тебя своим Жрецом... Это наводит на мысли. Нехорошие.

Нет, я не был истово верящим в Светлых Богов как большинство на Соррене, не верил и в Богов-Прародителей, как темные. Но, все равно, от мысли, что я мог стать Жрецом Врага мне становилось дурно. Я не мог представить, что может от меня потребовать Один из Великих, заклейменный всем миром как Жестокость, Зло и Тьма...

И я боялся того, что я смогу сделать это. Мой зверь довольно рычит, как только я думаю об этом. Рычит, требуя немедленно начать кровавые жертвоприношения. Вот прямо сейчас. Я только покачал головой, в ответ на такие мысли. И не надейся, я еще не сошел с ума, и не собираюсь заниматься самодеятельностью. Пока я не буду уверен, что все обстоит именно так, пока я не узнаю, что может от меня потребоваться... Целибата не будет, это точно! И вообще, что это за наглость — назначать жрецом, не интересуясь мнением назначаемого! Не согласный я! И все.

Ладно, хватит отвлекаться на всякую чушь — вот все уже собраны и напряжены. Я тоже постарался придать своему лицу соответствующее выражение, но вновь вернувшаяся паранойя и ощущение опасности не дали мне стать уверенным командиром, оставив только очень напряженного и не выспавшегося.

Правда, друзьям было наплевать на мой внешний вид, поэтому мы в сопровождении пятнадцати воинов графа под предводительством улыбчивого офицера двинулись в путь до логова тварей, дабы сокрушить эту мерзость. Мы, прям, герои! Гвардейцы же пошли с нами, что бы мы "не заблудились". Ага, так мы и поверили! Не держите нас за дураков, мой дорогой граф Жерар! Мы тоже не лыком шиты... Когда мы зашли глубже в лес, братик, стоящий рядом, наклонившись к моему уху, предложил:

— Их всего шестнадцать, ни одного мага... Мы с ними в легкую справимся.

И помолчав, продолжил:

— Мы же все видим, как тебе не нравится задание графа! — пожал плечами дроу.-Не мучай себя — мы их можем даже не убивать, а так оглушить. До границы здесь меньше суток, а там — тракт и граф нас не сможет найти. Так как, брат?

Оглядевшись, я понял, что все уже знают экстренный план и приготовились к его исполнению. Вынужден признать, что в этот раз все получилось куда как лучше — люди графа не заметили их приготовлений и все так же спокойно шли по бокам. Я задумался. Илл прав — все должно пройти без сучка, без задоринки! И это позволит мне не соваться в это дурацкое гнездо. Может, и правда?..

Небо уже темнело, и свет серебристой луны еще ярче светился на Сорреном. Мой взгляд снова прилип к ней и я, словно сквозь толщу воды, услышал звенящий голос, эхом отдающийся в моих ушах:

— Не разочаровывай меня, маленький бард...

И словно что-то холодное, как острие ножа, прикоснулось к моей шее. Снова вернулся страх. Я заговорил, стараясь правильно подбирать слова:

— Нет, это будет... неправильно. Надо держать слово.

Илл, внимательно посмотрев на мое лицо, пожал плечами и незаметным знаком объявил отбой. Все расслабились. Посмотрев на них, я понял, что сделал правильно — никто из них не хотел обманывать упрямого графа. А что касается меня, то я перестал чувствовать напряженный и холодный взгляд в затылок... Тоже дело!

Когда мы подошли к холмам, солнце еще светило, потому найти вход нам не удалось. Мирн, так звали офицера, рассказал о том, что гнездо этих тварей и само по себе является неким живым организмом, так что, когда его хозяева спят, гнездо сворачивается в ледяную сферу, а подходы к центру холма засыпаются. И подойти к льдистым не представляется возможным. Только с первыми минутами ночи, когда ни единый лучик солнца не прорывается сквозь листву, только тогда открывается проход.

Обмозговав свои возможности, мы решили, что проще всего будет, если мы проведем сражение внутри холма — это даст нам небольшое преимущество. Так что мы напряженно ждали заката.

Последние лучи погасли, и в пологом склоне открылся коридор, ведущий вовнутрь. Пол и стены были покрыты инеем и ледяными наростами. Когда мы ступали по ним, они скрипели тихо, но до ужаса противно. Мы вздохнули и, оставив на поверхности вещи и детей — нечего было Фури и Пати делать внутри — только мешаться бы стали, двинулись вперед. Было темно и тихо — единственными звуками было наше дыхание и скрип снега под сапогами.

А мое сердце стучало как бешенное, понимая, что рядом просыпается что-то страшное.

Стражи Льда

Новорожденные Стражи просыпались в глубине холма. Они вставали, стряхивая с брони снег, и сладко потягивались.

Они были очень голодны.

Очень.

А где-то рядом, прямо на пороге их гнезда, суетились теплые куски мяса, способные насытить бессмертных созданий Льда и Хаоса...

И Стая помчалась вперед.

Глава 10

— Я знаю, что твой сын работает на скотобойне?

— Ну да, а что?

— И ему это нравиться?

— Конечно, он с детства любил со зверушками возиться!

Кантаре,

Странствующий бард

Когда вдалеке раздались первые шорохи, мы были достаточно глубоко — свет заходящего солнца уже не мог освещать коридор, и Кэсс призвал кладбищенские огни. По правде говоря, это заклинание боевое, но, за неимением лучшего, сойдет. Мы пробирались по земляному ходу лишь в свете зеленоватых огоньков, парящих вокруг. Блестели глыбы льда, переливался иней... Это могло бы быть необычайно красиво, если бы не было настолько пугающе — эти искры в зеленоватом свечении казались тысячами глаз, преследующими нас, следящими за нами голодным взглядом. И мы шли, казалось, даже не дыша — настолько пугающим было застывшее великолепие льда и снега. И тишина, прерываемая только скрипом когтей и шорохом шагов, пугала еще больше.