Собственно, и ему это ничего бы не дало — управлять звездолетом вручную он всё равно бы не смог, — но, во-первых, он хотел знать свой новый мир так же, как и родные леса (понимая, впрочем, что надежда эта иллюзорна), а во-вторых, это занятие было достаточно сложным, чтобы отвлечь его от посторонних мыслей.
Случившееся пугало его. Даже не то, что и здесь он оказался непохож на остальных — это, как раз, ему очень нравилось — а воспоминания об этом потоке форм, хлынувшем из ниоткуда. В нем вдруг открылась бездна — бездна творящая, но ужасавшая не менее всякой другой бездны.
К счастью, симайа оказались достаточно тактичны, чтобы не приставать к нему с благодарностями (они всегда очень хорошо чувствовали его настроение), но вот молчать о случившемся они не стали. Вайми стал темой живейшего обсуждения в Йэннимурской Сети и узнал о себе очень много нового — в том числе и такого, о чем не подозревал. Обнаружив, что принадлежит к расе наммат, прославленной, помимо творческих способностей, билатеральной асимметрией, а именно, наличием одиннадцати ног, он грохнулся на спину и ржал, наверно, с минуту. Он уже знал, что далеко не всё в Сети стоит воспринимать всерьез, но это сообщение, а также общий тон обсуждения несколько развеяли его мрачные мысли.
Ремонт "Тайны" был завершен всего за сутки — довольно много, если учесть помощь присланной из Ана-Йэ мобильной верфи и двух кораблей-фабрик — сейчас они все парили перед ним на экране. Мобильная верфь впечатляла — её полый, состоящий из восьми параллельных сегментов цилиндр был больше тридцати миль в длину и шестнадцати миль в диаметре. Она весила сорок пять триллионов тонн и её экипаж составляло 960 тысяч симайа — мастеров корабельного дела. Они просто разделили "Тайну" на отсеки, извлекли все поврежденные секции и вставили новые, изготовленные на месте с помощью кораблей-фабрик — таких же, как и все прочие собратья "Тайны", но в полтора раза тяжелее и с приемными воронками атомных инценераторов на переднем торце. Каждый из этих уникальных кораблей нес на борту полный набор известного симайа производственного оборудования и мог изготавливать буквально всё, что угодно — включая и новые корабли-фабрики, способные к саморемонту и обновлению своей внутренней структуры в гораздо большей степени, чем любые другие корабли. Каждый из них, по сути, заключал в себе всю цивилизацию Йэннимура и мог бы восстановить её полностью, даже после полного уничтожения, — хотя времени это, разумеется, заняло бы очень и очень много. На весь Йэннимур приходилось всего восемь тысяч кораблей-фабрик: именно они приводили миры иных рас к йэннимурским техническим стандартам, а также чинили корабли-миры при действительно серьёзных авариях. Сами корабли-фабрики, как и все прочие корабли Йэннимура, строились на верфях Ана-Йэ и других не-планет.
Последняя проверка показала полную исправность всех систем "Тайны". Так как работы здесь у неё больше не было, надлежало отправиться в какое-то иное место — в Йэннимурском Союзе не бездельничал никто. Не потому, что это запрещалось — Вайми сам попробовал, и обнаружил, что это невыносимо скучно.
Наммилайна появилась на экране неожиданно — за миг до того, как юноша сам вызвал её.
— Заправка закончена, — бесстрастно сообщила она. Вайми уже знал, что на каждый корабль-мир Йэннимура приходилось по 5-7 автоматических танкеров-крейсеров. — Мы начинаем зарядку накопителей и вскоре войдем в не-пространственный прыжок.
— Куда мы направляемся?
— Пока ещё трудно сказать. Столкновение с Харой не было безрезультатным. Мы смогли получить любопытнейшую информацию: 8034 лет назад, в миг Йалис-Йэ, когда во Вселенной не существовало причин и следствий, две тысячи сознаний были вырваны из неё. Но не потеряны, а необъяснимым для нас образом отброшены на самую границу зоны хаоса и, по-видимому, остались там. Вообще, Хара была удивительным объектом. Её сознания могли жить в двух существах одновременно: одно в ней, второе где угодно, даже на другом краю Вселенной. Связь их поддерживалась примерно так же, как мы поддерживаем сейчас связь с Сетью.
— Квантовые функции?
— Да. Зачем это нужно, мы понять не сможем: той Реальности уже не существует. Важно то, что в момент Йалис-Йэ произошла метаморфоза: эти, оторванные от Хары сознания стали... скажем, плавающими. Не привязанными к физической оболочке, но мыслящими и подвижными. Как потерянные души.
— Как же это стало известно?
— Между ними и Харой, вплоть до момента её гибели, сохранялась теневая связь — скорее ощущение, чем передача реальной информации, но мы смогли получить вектор: направление и расстояние. Более двух миллиардов световых лет. "Тайна" может покрыть в прыжке и больше, но проблема в том, что это место ЗА пределами Йэннимурского Объема, вне нашей Реальности. Это Объем сверхрасы Энтилан. Конечно, контроль границ в космосе — вещь чисто условная. Едва ли мы там кого-то из них встретим, но там ИХ Реальность — не хуже и не лучше нашей, но по-другому устроенная. Она не опасна для нас, и "Тайна" может поддерживать вокруг себя щит Йалис, но ты...
— Вы хотите, чтобы я перешел на другой корабль?
— Да. Нельзя сказать, что риск значителен, но два года назад мы потеряли в объеме Энтилан Наблюдатель. Он просто вошел в не-переход... и исчез. "Тайна" защищена куда лучше, — но, если Энтилан вмешаются, это ничего не будет значить. Если мы можем сохранить что-то, что можем потерять, мы это делаем.
— И я смогу полететь к Лине?
— Нет. Танкеры возвратятся к базе заправки. Ты останешься там и, через полгода...
— Тогда я останусь здесь.
— Смысл? Восемьсот тысяч симайа сейчас покидают корабль. Это не трусость, это знание.
— Я не боюсь. Мне интересно. Вы же не будете меня заставлять?..
Наммилайна рассмеялась.
— Нет.
* * *
Она сама пришла к нему, когда Вайми наблюдал довольно интересное явление — пол под ногами дрожал, изображение прыгало и мерцало. Криогенные поля так выросли, что "Тайна" совершенно потерялась в них, и сияли, словно настоящее солнце.
— Что это? — любуясь их светом, спросил он.
— Корабль готовится к не-переходу, — ответила Наммилайна. — Мы заряжаем накопители. Осталось пять минут. К этому времени ты должен быть в стазисе.
Вайми улыбнулся.
— Я не хочу. Я должен почувствовать, как это происходит.
— Ты ничего не почувствуешь. Не-переход происходит быстрее, чем свет успевает пересечь поперечник протона. Но он не может быть абсолютно точным. Какая-то часть электронов твоего тела сдвинется с места. Это ощущение сравнимо с ударом тока очень высокого напряжения. И это очень мучительно. Думаешь, мне будет приятно смотреть на твои страдания?
Вайми пожал плечами.
— Не смотри.
— Я не могу тебя оставить. И я могу в очень значительной степени сократить их. Но именно сократить, а не облегчить. Поверь мне, я предпочла бы обойтись без этого. Больше всего мне неприятно смотреть на мучения, — особенно мучения таких, как ты.
— Таких красивых?
— Да. Я понимаю, что тебе интересно, но вы все, мальчишки, сумасшедшие. Почему-то считаете, что должны выносить боль. Может, она тебе нравится?
— Я не боюсь страданий, но и не люблю их. Я их ненавижу.
Наммилайна рассмеялась.
— В этом ты не одинок. Так же считаем и все мы. Страдание — не грех и не учитель. Оно — враг, и мы должны его уничтожить. Ладно, попробуй. Но, уверяю тебя, второй раз ты пробовать не захочешь.
* * *
Они сидели вдвоем в комнате Вайми, покоясь в колыбелях силовых полей. Наммилайна держала юношу за руку, и он был благодарен ей — он всё же сильно волновался.
Узкая зеленая полоса внизу экрана медленно сокращалась — время ожидания истекало. Когда она превратилась в тонкую вертикальную линию, Вайми невольно задержал дыхание, — но это не могло подготовить его к тому, что случится.
Это был СВЕТ. Сине-белый, ослепительно, бесконечно яркий. Он бесшумно заполнил Вайми, и на какой-то миг юноша просто исчез, потерялся в нем. И только потом пришла боль. Вайми выгнулся и завопил, но даже не заметил этого. Прежде он много раз был ранен, но та боль не шла ни в какое сравнение с НАСТОЯЩЕЙ. Он не мог дышать, сердце остановилось. Вайми чувствовал, что умирает, но это было хорошо: такого он не мог вынести...
Что-то холодное коснулось его, скользя по обнаженной груди, даря невыразимое наслаждение — чувство, что боль отступает, но медленно: она то почти исчезала, то наваливалась вновь, заставляя его вскрикивать. Наконец, Вайми понял, что плачет в объятиях Наммилайны, как ребенок, но он был уже слишком измучен, чтобы испытывать ещё и стыд.
* * *
Какое-то время он был, словно мертвый — в нем не осталось никаких сил, он просто не мог пошевелиться. Потом, яростно подгоняя себя, Вайми высвободился из её рук и приподнялся. Руки, на которые он опирался, подрагивали. Наконец, он сел, скрестив босые ноги и хмуро глядя на неё.
— Извини, — наконец сказал он.
— За что?
Вайми опустил голову.
— Я оказался такой... такой тряпкой... я не плакал с тех пор, как мне исполнилось семь лет!
— Я предупреждала тебя. Тебе это не выдержать. И никому из вас. Есть вещи, которые ты можешь делать, есть — которые нет. Ты же не страдаешь оттого, что не можешь жить без еды?
Вайми хмуро взглянул на неё.
— Я не мог терпеть такой боли. Я был готов на всё, чтобы от неё избавиться. Даже...
— Вайми, ты сильный юноша, — но, если пытать тебя достаточно умело и долго, ты предашь ВСЁ. Я полагаю, ты должен это знать.
Вайми вдруг смущенно рассмеялся.
— Теперь я знаю. И что мне делать с этим знанием?
— Не попадаться. Или... если не будет выхода...
— Выбрать короткий путь. Собственно, даже там, в племени, я бы поступил так же, если... интересно, можно ли сделать такое же наслаждением?
Наммилайна улыбнулась.
— Можно. Это гораздо быстрее и проще. Но с тобой вряд ли получилось бы: ты можешь принять какое угодно наслаждение — и тебе всё равно будет мало.
На сей раз они рассмеялись вместе.
* * *
Окончательно придя в себя, он осмотрелся. На экране была та же стылая звездная пыль — конечно, расположенная иначе, но на этом все различия кончались.
— Вселенная очень однообразна, Вайми, — тихо сказала Наммилайна. Она стояла сразу за его плечом. — Звезды, планеты, даже животные везде одни и те же. Разнообразен лишь разум. Только он.
— Где мы?
— У цели. Знаешь, с такого расстояния трудно попасть даже в намеченную галактику, однако, мы попали, хотя и на окраину: до ближайшей звезды восемнадцать световых лет.
— И что дальше?
— Мы прыгнем второй раз — к этой звезде — и заправимся. При всем её совершенстве, "Тайна" не может совершать больше двух прыжков подряд. Нам очень повезло — судя по радиоизлучению, у звезды есть разумная жизнь. Мы поймали передачи ещё от нескольких соседних звезд и все они схожи. Здесь явно живет сверхраса — народ, способный к межзвездным перелетам.
— Но не Энтилан?
— Нет. Похоже, что они совсем недавно научились строить звездолеты. Ничего больше пока сказать нельзя. Нельзя расшифровать совершенно чужой язык, не имея под рукой предметов, которые он описывает. Едва ли это имеет отношение к цели наших поисков, но новая сверхраса — большая редкость и мы должны исследовать её. Второй прыжок будет через полчаса. Надеюсь, теперь ты не будешь возражать против стазиса?..
* * *
В стазисе Вайми не заметил прыжка, потом он тоже ничего не почувствовал — расстояние было несравненно меньше, а следовательно и расхождение. Для него не-переход стал лишь мгновением темноты. Лишь теперь он начал понимать, каким же чудом были подаренные ему минны.
Сейчас прицел оказался даже слишком точным — они вышли почти в центр системы, на расстоянии всего трехсот миллионов миль от её солнца. Здесь было шесть планет, вторая из них — с кислородной атмосферой. Но Наммилайну гораздо больше интересовала четвертая — небольшой газовый гигант, где "Тайна" легко могла добыть необходимую массу. Он был сравнительно близко — не более ста миллионов миль.
— У нас осталась только одна шестнадцатая часть нашего запаса, — пояснила она. — Сейчас мы не можем даже войти в не-пространство, и нам нужно не меньше сорока часов, чтобы достичь этого мира. Можно быстрее, но в таком месте не стоит рисковать остатками топлива. И так мы пойдем с ускорением вдвое больше нормального.
— А вторая планета?
— Там что-то явно не в порядке. В атмосфере есть следы ядерной войны. Судя по ионизации, взорвано не менее тысячи мегатонн. Там, собственно, нет никакой разумной жизни — по крайней мере, нет никаких её следов. Зато по всей системе — множество обитаемых станций. Сейчас они уже не пользуются радиоволнами, а, как и мы, используют тождественно-идентичные квантовые системы. Перехватить эту связь невозможно. Мы не знаем даже, с кем имеем дело. Пока.
— Они знают о нас?
— Разумеется. Отдача при нашем не-переходе была такой силы, что её ощутили все обитатели системы. И, поверь мне, это были неприятные ощущения. Слабее твоих, но похожие.
— Как же они будут на это реагировать?
— Вайми, я не знаю.
* * *
Реакция чужаков оказалась очень быстрой. Не прошло и минуты, как вокруг "Тайны", одна за другой, засверкали короткие вспышки. Вайми был уже достаточно обучен, чтобы понять — на самом деле там не было ничего, что мог бы заметить глаз. Изображение синтезировалось из десятка получаемых принципиально разными способами, и имело весьма отдаленное отношение к видимой, весьма невзрачной, реальности.
Кораблей чужаков было много, не меньше нескольких сотен. Они появлялись словно бы ниоткуда и очень близко от "Тайны" — в каких-то сотнях тысяч миль. Ситуация уже становилась опасной. Большие телескопы звездолета сделали пришельцев видимыми и Вайми удивленно рассматривал странные, похожие на восьмикрылые цилиндры конструкции, словно бы отлитые из черного стекла. Не очень большие — около мили в длину — они выглядели бездушно и угрожающе.
— Они не пользуются не-пространством, — тревожно сообщила Наммилайна. — Наши гиперсканеры не фиксируют никакой отдачи. Это Йалис, конечно, но странный. Нам нужно время, чтобы разобраться. Надеюсь, нам удастся избежать столкновения.
Вайми сомневался в этом.
Ожидание оказалось весьма долгим. Чужие корабли сближались с ними и перестраивались, образуя вокруг "Тайны" две сферы, вложенные одна в другую. Одновременно в обе стороны летел поток телесигналов. Они пытались если не понять, то хотя бы увидеть друг друга.
Сверхкомпьютеры "Тайны" быстро справились с расшифровкой и на экране появилось изображение. Наммилайна рывком отвернулась и фыркнула от отвращения.
* * *
Вайми удивленно посмотрел на неё. Сам он не видел тут ничего особенно ужасного — небольшой, ярко освещенный зал с какими-то пультами. Не было, правда, никакой отделки, никаких украшений, ничего, способного облагородить его вид, но это он вполне мог стерпеть. В больших креслах тонуло около дюжины забавных тварей с полукруглыми, как ручки у кувшинов, ушами — похожих на подростков, напяливших тесно облегавшие комбинезоны с масками, покрытыми короткой, блестящей коричневой шерстью. Очертания лиц и глаза у них были отчасти обезъяньими, поверх меха — черные, с серебряной отделкой, мундирчики и многогранные черные каски.
