Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— То есть десятки фургонов, которые я видел на окраине села не для медсанбата?
— К грузовику не привяжешь корову, а за телегой скот дойдёт своим ходом, — пояснил я свой выбор. — Хочу обменять их на грузовики. Возницы и шофёры из одного района, вольнонаёмные. На время проведения эвакуационных мероприятий я выделил начальнику санитарного батальона 32-й стрелковой дивизии два медицинских автобуса и снегоход полка 'Бомбардье' (Bombardier B12). Без возврата, от вашего имени. Думаю, если добавить ещё пяток автомобилей, все останутся довольны.
— И всё повторится как позавчера в Ленинграде.
— В смысле повторится? — рассердился я.
— Топливо лимитировано и выделенные вами для школ автобусы забрал горком.
Мне пришлось изобразить на лице удивление.
— И после этого вы ещё станете укорять меня, что я отказался от встречи со Ждановым?
Товарищ Сергей лишь пожал плечами.
— Их собираются переделать в броневики для аэростатов на известной вам 75-й артиллерийской базе.
— Капец, — не сдержался я, стукнув по столу рукой. — Мы же только в прошлом месяце тридцать единиц бронетехники в строй вернули. Пять бывших СТО проката в две смены корячились! Какой прок инженер-майору Кугелю от пяти автобусов? Ну, склепает Абрам Гиршович пяток пулемётных тачанок с лебёдками и прожекторами. Есть же голые шасси от трофейных грузовиков.
Товарищ Сергей промолчал где-то с полминуты, прежде чем произнести:
— В последнее время в Смольном наблюдается дефицит хороших идей, и потому берутся за инициативу, которую нетрудно выполнить и сразу доложить. Тут будет то же самое. В дивизии нет бензовозов и горючего, всё на конной тяге. Завтра же их с концами отправят с ранеными в эвакуационный госпиталь , где они в сто раз нужнее. Ну, может снегоход оставят.
— Я располагаю статистикой, — возразил я. — Соотношение моторов к лошадям один к четырём и на складах топливо есть. Под Москвой сосредоточено пятнадцать из сорока управлений тыла.
Моя убеждённость не боялась опровержения, а уверенность не искала заранее оправданий на случай, если вдруг окажется, что всё не так однозначно. Тем не менее, я действительно не учёл один немаловажный фактор: при всём немалом количестве на складах у кого-то могло быть густо, а у кого-то пусто и мой оппонент это тут же подтвердил, сославшись на беседу с тыловиком.
— Так что повесьте вашу статистику на гвоздик. Если я сейчас сломаю синий карандаш, то следуя вашей науке, у меня будут два карандаша. Но мне нужен красный, пусть и один. Сколько вы видели автомобилей по дороге сюда ?
— Возможно, вы и правы, товарищ Сергей, — не стал оправдываться я.
— Прислушивайтесь, за советы денег не беру. — Комиссар расправил плечи и посмотрел на меня цепким взглядом тёмных глаз. — Андрей Александрович, между прочим, своей головой гарантировал успех на этом участке фронта, и без него ваша затея с французами не состоялась бы. Могли и встретиться, а не носиться между Парголовом и яхт-клубом как угорелый. Не понимаю, выделить два часа на беседу с Кобеко и не найти пятнадцати минут заглянуть в Смольный.
— Ленинградский Физтех это будущее всей страны, к тому же с Павлом Павловичем интересно поговорить.
— Да кто бы спорил! Ваши гранты физикам это замечательно. Мне докладывали, что пайком поделились, но голову за вас они не положат, а Андрей Александрович...
Так и хотелось сказать про заезженную пластинку. Безнадёжен! Товарищ Сергей просто безнадёжен в слепой вере. Пришлось раскрыть подноготную.
— Ещё бы он не гарантировал! — эмоционально, немного с насмешкой вырвалось у меня. — Товарищ Жданов политик, а значит, не чурается раздавать обещания. К тому же так удачно подвернувшаяся акция — 'всё по десять'.
Товарищ Сергей знал про второй батальон 'Парголовского' танкового полка и про роту кочующих на грузовиках миномётов в ожидании команды и про страхующий резерв в виде бронепоезда в Кубинке. Но про акцию, похоже, услышал впервые.
— Какая такая акция? — заинтересовался он.
— Это целиком заслуга Рахиль Исааковны и её коллег из Конгресса Производственных Профсоюзов, сумевших организовать накопительный фонд из не прошедших приёмку изделий, в результате чего образовались небольшие излишки после исправлений и переделок. Ну и я помог. Десять танков, броневиков, по десять пушек, миномётов и так далее здесь и сейчас получил командующий армией по просьбе Жукова .
— Каким образом? Как могли образоваться излишки, если каждая заклёпка, каждый болт подотчётен? С вами понятно, вы чёрта из заграницы можете достать. Но остальное? То, что я сейчас услышал, какая-то самодеятельность.
— Значит, припекло, раз пустились в самодеятельность. Это Кулик нос воротил: пушки не того калибра, а Ворошилов сразу смекнул, где польза. Не вдаваясь в подробности, получив в подарок от княжны Оболенской и племянника своего командира ещё по Империалистической эскадрилью французских бомбардировщиков Glenn Martin 167F, стоимостью 130 тысяч долларов каждый, одни человек намекнул Георгию Константиновичу об одной разовой альтернативе, минуя инстанции.
— А можно мне такой подарок?
— Как станете генералом армии, я замолвлю за вас словечко.
Мы оба рассмеялись.
— Вы говорили об альтернативе, — напомнил товарищ Сергей.
— Пока директорам заводов и артелям не запретили отправлять оружие без согласования с ГАУ НКО, Жуков телеграфировал в Смольный. Десять грузовиков с ППД-40, 82-мм миномёты с зенитными пулемётами и боеприпасами за ночь перебросили транспортной авиацией из Парголово. Отремонтированную трофейную тяжёлую технику с гаубицами, в том числе взятую под Козловкой, вместо складов резерва Тулы прямым приказом перенаправили в Одинцово. Наши же пушки с броневиками, между прочим, тогда отбили. А их до особого распоряжения в отстойник хотели отправить, будто время надо, чтобы они от крестов как от скверны очистились. Топливо прямиком к Персидской границе везут бензовозами и в бочках. Всё идёт на регулярной основе и цистерн не хватает. Так Митякин разлил по канистрам и в товарные вагоны поверх бочек. Десять тысяч канистр, весь запас что был. Товарищ Жданов, выражаясь языком торговли, просто состриг купоны, не ударив палец о палец. Вот так и решался вопрос с положенной на плаху головой. В общем, задачи известны, в течение часа тут установят телефонную и радиосвязь, а мне в медсанбат дивизии нужно.
Я внимательно посмотрел на товарища Сергея, ожидая его реакции. А он нисколько не удивился поступку Жданова. Тот просто грамотно, как хороший хозяйственник использовал момент, повернув всё в свою пользу. Да, какую-то долю риска он на себя взял, но обязанным себе он сделал тоже.
— Когда вернётесь? — словно и не было только что эмоционального разговора, спросил комиссар.
— К вечеру, я же как-никак почётный член РОКК, будем передавать опыт и чтобы в ординаторских чай, сушки и печенья имелись. Кстати, по поводу 'печенек', хозяйствует здесь Вера Степановна. Мы у неё на постое, паёк можете сдать ей и ко всему прочему, она недурно управляется с иголкой и ниткой.
Как знак, подтверждающий её профессию, в углу стоял затянутый в чёрную ткань манекен с торчащими булавками, существовавший в комнате как бы нашим третьим молчаливым жильцом. Товарищ Сергей посмотрел на меня, на манекен и уверенно произнёс:
— Подворотничок я пришиваю сам.
— В таком случае, проконтролируйте, что бы привезёнными мешками с песком обложили дом.
* * *
В доме темнело, несмотря на зажжённый светильник и отражённые от снега лучи заходящего солнца. Там, за богато расшитыми забавными узорами занавесками, светило стремительно уходило за горизонт. Виднелся закат, не залюбоваться которым было немыслимо. Однако никто и не думал наслаждаться этими мгновениями. Не потому, что скучно в подмосковной провинции, где никогда ничего не происходит. От открытой заслонки печи доносились пряные ароматы свежеиспечённого хлеба и собравшиеся за столом братья де Кнорре были слишком рациональны, хотя ничто человеческое было им не чуждо. Поставив на деревянную подставку исходящий паром отварной картофель с котлетами, мужчина в светло-коричневом свитере призывающем жестом махнул другому рукой — мол, налетай, пока не остыло. Сам же товарищ Сергей положил в тарелку маринованный перец с чесноком и покосился на рюмки.
— Ну что, брат, — душевно произнёс он, — с возвращением на родную землю.
Александр Дмитриевич де Кнорре поднял рюмку.
— Серёжа, ты даже не представляешь, как долго я мечтал, что мы когда-нибудь встретимся. Вот так, после парной, за столом. И что бы обязательно была русская печь, простая деревенская еда, образа в углу, лампадка. Да я уже родной язык почти забыл. Наших ведь немного осталось.
'Теперь вспомнишь', — подумал товарищ Сергей и понял для себя: несмотря на долгую разлуку задушевного разговора с братом не случилось. Долгие годы Сашка не подавал о себе ни слуха, ни духа. Каждый делал свою карьеру, и никто ни на кого за это не обижался. Если честно, то ему было глубоко по барабану на новости из джунглей Индокитая, знойной Сирии или продуваемой суровыми ветрами Норвегии, как, наверное, и Александру вряд ли интересны потуги в расследовании оступившихся партийных идиотов, и мизерные успехи, которые ещё как-то грели сердечко. Слишком разные они стали, поэтому спросил вслух совершенно не то, о чём бы стоило говорить:
— Скучал по родным местам? — улыбнулся товарищ Сергей, заметив, как жадно брат разглядывает всё вокруг.
— Соскучился, — честно признался он. — Но как же тут холодно!
Несмотря на мороз на улице, в доме было тепло, вот только старший де Кнорре пожаловался вовсе не на погоду. Он так же почувствовал прохладность со стороны брата. Вроде и нет никого у них ближе, а из-за упрямого характера оказались как те два дуба, растущих порознь, каждый на своём холме. Вспомнили про двоюродных братьев — Георгия и Фёдора. Александр обещал написать им и оба замолчали.
Третья рюмка прошла без тоста. Каждый вспомнил о потерях и молча выпил.
— Кстати, а как ты с Борисовым познакомился?
— В Индокитае. Официально нас представили друг другу в Сайгоне, но первая встреча состоялась в больнице филиала Ханойского госпиталя де Ланессана. Пока я валялся в бреду, он мне руку пришил.
Товарищ Сергей посмотрел на вычурный, почти полный графин с водкой, оставленный хозяйкой избы вместе с посудой. Не похоже, что от скромной дозы выпитого алкоголя брат стал нести какую-то ересь.
— Вижу, ты удивлён, — произнёс Александр, закатывая рукав. — Такой термин как эволюционно консервативный механизм посттранскрипционной регуляции что-нибудь говорит? И мне ничего, а факт вот, полюбопытствуй. Наш военврач Житомирский тоже развёл руками.
Внимательно осмотрев шрам, можно было признать, что усилий по лечению было приложено достаточно. На руке у сгиба локтя остались следы от укуса какого-то крупного зверя, чьи клыки украсили бы трофейную комнату любого заядлого охотника. Будь за столом освещение ярче, возможно было бы всё рассмотреть пристальнее, но и при свете керосинки явно читался переход, будто кожа от локтя до кисти немного другая, отличная от всего тела.
— Вот, чем он тебя подкупил, — еле слышно пробормотал товарищ Сергей.
— И не только меня. Он вытащил с того света всех моих людей. Точнее выкупил. В прошлом году в Норвегии мне пришло от него письмо, и я со своей полубригадой встал под знамёна де Голля, теперь мы здесь. Русские, поляки, чехи, французы, испанцы... есть даже остзейский барон.
— Я решил, что была неудачная охота, — высказал своё предположение товарищ Сергей, косясь на шрамы. — Отца ведь так же за руку укусил волк.
— Охота? Нет, брат. Вышел такой афронт, что вспоминать не хочется. Мы угодили в яму. Нас травили как медведя в берлоге на потеху желтомордым обезьянам, бросали ядовитых змей вместо еды. Из питья только дождевая вода. Хотя мы заслужили подобное обращение, но побывать в моей шкуре я не пожелаю никому. Давай, за наши прочные шкуры, которые сколько не дырявь, а всё зарастают вновь.
Александр налегал на котлеты, хрустел квашеной капустой, припомнив рачительную экономку семьи и её выражение: 'Капуста — самая лучшая закуска: подать не стыдно, а съедят не жалко'; отдавал должное бесподобному аромату ржаного хлеба, и всё никак не мог наколоть на вилку соскальзывающий грибочек.
— Ты сказал желтомордым? — уточнил товарищ Сергей.
— Да, желтомордые японские ублюдки. Или ты думаешь, вьетнамские князьки на одном энтузиазме поднимали восстания? Там давно тлеет, но без топлива извне огонь не разгорится. Собственно говоря, ничего необычного не происходит. Серые будни с редкими всплесками начальственных дрязг, никого, за исключением самих участников, не интересующих. Жизнь в Индокитае по-прежнему сонная, однообразная и пьяная от гашишного дыма. И рассказывать о ней больше нечего. Ладно, что мы всё обо мне.
— С того момента, как мы не сошлись во взглядах на революцию, времени прошло изрядно. Я никогда не жил с оглядкой на нашу семью, может, поэтому и не завёл свою. Сразу скажу: участвовал, в основном в Туркестане. Служу в Ленинграде. Должность не назову. Вчера прибыл оттуда.
Товарищ Сергей собрался подложить в опустевшую тарелку брата котлету, однако, несмотря на активные заверения в потрясающем вкусе щучьих котлет, Александра он явно не впечатлил: испорченный средиземноморскими соусами главный любитель рыбных блюд в семье стал консервативен в своих предпочтениях, а может, просто наелся.
— Ле-нин-град, — пробуя произнести по слогам, скривился Александр. — Дурацкая затея переименовывать города. Мудрый учится на опыте предков, а дурака сколько ни учи... К сожалению, о мудрости нам в каждом новом поколении остаётся только мечтать. Что дала игра в патриотизм покойному императору в четырнадцатом году? И твои большевики пошли по той же дорожке. Имя даётся один раз. Или ты не согласен со мной?
— Я дал себе слово, не спорить с тобой сегодня, — спокойно произнёс товарищ Сергей.
— Вот, накуксился, — улыбнулся Александр, почувствовав, что брат разделяет его мнение. — Это правильно, младший. Извини, если обидел. Qui évoque le passé s'en repent (Кто вспоминает прошлое, тот раскаивается в нём). Так что там, в Северной столице, как дома?
— Город в осаде, бомбят, плохо с электроэнергией, трамваи иногда не выходят на линию, не хватает продовольствия, карточки не всегда можно отоварить. У автоматов по продаже угля и пеллет постоянные очереди. Но, не смотря на все беды, город живёт, с двадцать пятого октября вновь заработали школы .
— Постой, в газетах писали, что в Петербурге едят торф, а большевики с голода жрут детей.
— Вот и гадай, шутишь ты сейчас или нет, — недовольно поморщившись, произнёс товарищ Сергей. — Ты-то представляешь, что собой представляет торф? За пару дней до моего отъезда я посетил театр. Полный зал, а голодным представления не нужны. Буфет, между прочим, работал как до войны, с шампанским и конфетами. Так что опечатка. Детей учат, а те в свою очередь грызут не торф, а гранит науки. Я, между прочим, как раз по этому вопросу и был там.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |