Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу...
Привет из далекой Руси, от сестрицы, не иначе.
История любви его величества Хуана к русской принцессе Аманде обошла уже половину мира. Персонажи были легко узнаваемы, а вот историю подчистили. В ней была и коварная злодейка, которая покушалась на своего сына, и пираты, и принцесса, которая нашла на берегу раненого героя, но — увы! Принцесса оказалась замужем, и влюбленным пришлось расстаться.
Он женился на другой, но...
Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду...
Рядом раздался всхлип.
Проняло даже стальную донну Стефанию, которую Машка про себя именовала Степанидой. То-то же, а как ворчала, а как шипела, мол, это простонародное зрелище, да еще и песни на другом языке... сейчас сидит, сопли за мантильей прячет! Так тебя!
Сколько же трудов пришлось приложить Марии, чтобы просто — выжить!
Вот просто — выжить в этой Испании, будь она неладна! Здесь регламентировали каждое движение, каждый чих и пук благородных сеньоров и сеньорит. Доходило до смешного.
Например. Дворцы делились на женскую и мужскую часть — и если после захода солнца кто-то из мужчин, кроме короля, оставался на женской половине — все, смертная казнь.
Регламентировалось все.
Как есть, как молиться, ходить в туалет... вплоть до формы ночной вазы. И Маша понимала, почему так тревожились за нее старшие брат и сестра. Окажись она чуть слабее, чуть безвольнее — ее бы сломали.
Статс-дама, властная и стервозная донна Стефания, попросту пыталась сломать юную женщину. Маша с неудовольствием вспомнила, как ее пытались третировать, как неодобрительно смотрели, как шипели в спину... зря, все зря!
Маша не собиралась ни молиться в отведенное время, ни вышивать, ни проводить целые часы в обществе своих дам... размечтались! Это когда не знаешь другой жизни, или скован по рукам и ногам... а она — сестра русского государя! Она таких дам на завтрак без соли слопает!
Первым делом дамам досталось за вырезы на платьях. Потом — за неуместное украшательство. За сплетни, за любовные интрижки, за ханжество.
Одну дамочку Машка просто выгнала из фрейлин, заявив, что в ее свите не место особе, которая по ночам задирает юбки перед всеми желающими, а днем разбивает лоб в храме, надеясь кого-то обмануть. Либо не греши, либо пошла вон.
Тяжело?
О, да. Было адски, каторжно тяжко. Утешало лишь одно — она не королева. Она лишь супруга регента.
Королева появилась два года назад, кстати — тезка Маши. Только Мария-Луиза, французская принцесса. Муж наивно надеялся на наследника от любимого племянника. Маша не спорила, но была твердо уверена в словах Софьи.
Раз та сказала — бесплоден, значит, хоть кабачками его обложи, а детей не будет.
Вот француженке было тяжко. До нее даже дотрагиваться не имели права. Искоренялось все... ей-ей, Маше иногда казалось, что испанцам не нужны король и королева. Посадите пару кукол в кресла — и пусть правят! А что?
Денег не просят, приказов не отдают, этикетные — насквозь! Но все верно. Работал и тянул на себе весь воз ее супруг. Ну и соратники.
Кое-кого Маша знала еще по временам царевичевой школы, по рассказам Софьи.
Шпионы?
Да благородный дон отлично понимал ситуацию. Ну, шпионы. Так от своих же, родных испанских дураков, вреда куда как больше, чем от заграничных врагов. А уж с Русью ругаться...
Дон Хуан отлично понимал, что это — его естественный союзник, особенно против Людовика.
Собственно, что пока сдерживало французского монарха — это Нидерланды — первое, и отсутствие детей у Карла — второе. Как ни старалась очаровательная француженка — увы! Поцелуи, ласки, сказки — пожалуйста. А вот сам процесс...
Королю это было не дано.
Так что пока наследником испанского престола официально считался их маленький Мигель. Мигель Хорхе Франциск, наследный принц Испании.
И Маша знала, что опять в тягости. Просто пока молчала. Еще месяц-полтора у нее есть, потом опять надо будет гонять лекарей, ругаться с придворными дамами и беречься убийц. Было, все было.
И отравить их пытались, и наемников подсылали — если б не охрана, да не простая, а из русских, проверенных людей, давно бы ни ее, ни мужа не было. Сейчас-то чуть полегче стало, но в самом начале...
Маша вспомнила, поежилась... и бросила цветок на сцену. Там как раз закончился спектакль, раскланивались актеры, зрители утирали слезинки, а кое-кто, менее благородный, шмыгал во весь нос.
Донна Стефания еще раз всхлипнула, покосилась на Марию и промолчала.
То-то же. А года два назад так точно б ляпнула нечто вроде: 'варвары' или 'поверить не могу, что эти медведи способны на такое...'. И испанские гранды дрессировке поддаются, главное правильно подойти к делу.
Но сколько ж еще предстоит работать! Сколько труда потребовалось Маше, чтобы у нее не отняли сына! По счастью, супруг был полностью на ее стороне. Насмотрелся на племянника, потом на Руси добавил впечатлений — и первого лекаря вообще через окно выкинул. Жив тот остался, но спорить уже не мог. Со сломанной в шести местах челюстью это вообще сложно.
Так что...
Маша могла оставить ребенка часа на два-три под присмотром нянек и проверенных людей, но потом возвращалась — и горе тем, кто ее ослушался. На нахальную русскую смотрели косо, но что могли сделать придворные, если король к ней благоволил? Да и Мигелито вопреки всем воплям и прогнозам рос здоровым крепким мальчишкой, копией отца в детстве, свободно болтал то на русском, то на испанском, пытался читать и обещал в будущем разбить не одно девичье сердечко. Глаза ему, кстати, Романовские достались. Ярко-голубые, как и у матери.
Но сразу Маше попасть к сыну не удалось. Пришлось идти к мужу.
— что случилось?
— Вести из Англии. Умер Карл Стюарт. Наследником объявлен его брат Яков.*
*— в реальной истории это случилось на четыре года позже, после чего вспыхнул бунт Монмута (с этого бунта начинается история Питера Блада), но здесь и сейчас здоровье короля могли и подорвать. Пьянки, гулянки... прим. авт.
— и что теперь будет?
Лицо дона Хуана осветила улыбка.
— а теперь, дорогая супруга, мы будем писать твоему брату. Настало время расквитаться с подлыми англичанишками за все их происки. И вернуть себе хотя бы часть награбленного.
Маша кивнула.
— я в вашем распоряжении, мой супруг и повелитель.
Дон Хуан кивнул, притягивая к себе чернильницу. Такие письма пишут сами, не доверяя секретарям. А Маша нужна, чтобы перевести его на русский язык и переписать. Все же он не сделал тогда ошибки...
И пусть до сих пор перед глазами стоит синеглазая фея, в волосах которой запуталось солнце, пусть любить Аманду он будет до конца жизни, но...
Это — не счастье, как пишут о нем поэты, но и несчастьем его назвать нельзя. У него есть... да практически все, что нужно. Он плакал о судьбе Испании, не в силах ничего изменить?
Вот ему и помощь, и деньги, и титул регента — меняй!
У него не было детей?
Теперь есть. И еще будут, он еще не настолько стар.
Не было жены?
Да, это не Аманда. И никогда ей не будет. Но Мария умная и сильная. Случись что с ним — она вырастит Мигелито достойным. Разве мало?
Верьте, у кого-то и того не было и не будет. Да, хотелось бы большего, но тогда...
Ах, он мог бы. Мог остаться на Руси, жениться, навсегда забыть про свой долг, про обещания, данные отцу — и был бы счастлив?
Нет. Никогда. Рано или поздно он бы проклял и себя — и свою слабость. И Аманда не помогла бы... Он возненавидел бы все. Себя, ее, детей, саму Русь, Испанию... чувство долга бывает хуже кислоты. Оно разъест любую душу.
И выбирая между долгом и любовью, Князь Морей выбрал долг. И надеялся только на одно. Может, потом, после смерти... хотя бы там его душа встретится с ее душой?
Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду...
Как поэт мог так понять его чувства? Так сказать? Так искренне, сильно, точно... он терпеть не мог эту пьесу. И все же... это как нож, прижигающий рану. Больно, страшно — и очищает.
Мужчина встряхнул головой. Супруга стояла рядом, молчала... он видел, она понимает. Но промолчит и на этот раз, и в следующий — и дон Хуан был благодарен ей за это.
Не возлюбленная, нет. Соратница. Совсем, как ее сестра, даже улыбка похожа. И это — хорошо.
Перо мягко побежало по бумаге.
Друг мой и брат, я получил сегодня неожиданное известие...
* * *
Анна Мария де Бейль вытерла слезинку со щеки.
Король Карл умер. Да здравствует король Яков!
Ах, бедный, слабый старина Роули. Несчастный ты католик... болван и тряпка, если уж называть вещи своими именами.
Сама Анна всячески подчеркивала свою приверженность англиканской церкви, одевалась подчеркнуто скромно, не носила роскошных драгоценностей, но тут ведь важно, не что надеть, а как!
И простенькие платья сидели на ней идеально и подчеркивали фигуру так, что красоткам с декольте оставалось только шипеть женщине вслед.
Зато ее не ненавидели.
Между прочим, и по Лондону ездить можно было спокойно, и даже ходить, коли придет такое желание, никто не кидался в нее гнильем, не орал 'папистская шлюха' или еще что-нибудь такое же приятное, не пытался растерзать, как Нелл Гвин...
* был случай, когда ее карету окружили и принялись забрасывать камнями. Нелл высунулась и завопила, что она — английская и протестантская шлюха, после чего ее пропустили целой и невредимой, прим. авт.
О, бедная Нелли Гвин. Актрисулька умерла год назад. Карл был утешен Анной и не вспомнил про свою любовницу. А вот не надо, не стоило договариваться с Луизой Керуаль и пытаться отравить новую фаворитку. Вот и пришлось леди Винтер ответить 'апельсиновой девушке' любезностью за любезность. Хотела отравить?
Ну, так приятного аппетита, дорогуша! Кушай грибочки, не обляпайся! Порошок из бледных поганок — это не вульгарный мышьяк, чесноком не воняет. И поди, распознай его на блюде. В гибели Нелл обвинили Луизу Керуаль, еще одну надоевшую Карлу любовницу, и до эшафота француженка не доехала. По дороге камнями закидали. Анна честно погрустила два дня, посокрушалась о своем коварстве и сосредоточилась на главном.
Ей надо было стать фавориткой и Карла — и Якова. И видит Бог, ей это удалось. О многом еще и благодаря натуре мужчин. Пусть братья, но Яков мечтал о том, что есть у Карла, а старший невольно подогревал эту зависть. Сейчас, конечно, будет сложнее.
Но Анна продержится, сколько надо. И...
По губам женщины скользнула коварная улыбка.
Она в общем-то дешево обходится Англии. Ей не дарят замков и не жалуют титулы, у нее нет незаконных детей... все, что она просит — в Англии и останется.
Например, мост через Темзу, такой большой, что под ним может пройти корабль. Не строить же еще один Версаль? Это скучно и пошло, мост полезнее.
А то, что он обойдется дороже золотого... ну это уже детали. Зато там будут две громадные башни, куча фигур, статуй, его ширина будет чуть ли не пятнадцать метров, а длина двести пятьдесят метров. И главными статуями будут статуи Карла Первого и его жены Генриетты-Марии.
Разве это не замечательное начинание?
Или здание театра. Настолько монументальное, что Тауэр рядом с ним не смотрится. Зато красиво! И выступить в нем будет громадной честью!
Деньги, правда, высасывает полностью, но это — мелочи жизни. Главное — след в веках останется! А деньги — прах. В этом уже убедились несколько десятков тысяч англичан. А не надо было вступать в разные непроверенные компании и оплачивать создание рудников в Перу, разработку угля в Марокко и прочую чушь. Что вы хотите?
Вложить пенни и заработать фунт?
Это возможно, но неправильно сформулировано. Если сто дураков вложат пенни, то умный заработает фунт, так-то.
— Леди Винтер, вы сегодня очаровательны...
Анна машинально ответила на приветствие графа Шефтсбери. 'Кабальное' министерство давно распалось после мучительной смерти герцога Лодердейла, но Энтони Эшли был одним из его огрызков. Пока — непотопляемым.
А герцог Лодердейл... да, ужасная трагедия!
Однажды оный герцог был найден в своем доме, в таком виде, что страшно смотреть было. Неизвестные поглумились над беднягой так что опознать было трудно. Похоже, что с герцога кожу по лоскутку обдирали тупым ножом. Выкололи глаза, переломали кости... страшное убийство всколыхнуло весь Лондон.
Негодяев так и не нашли. А леди Анна не торопилась никого просвещать. Месть — это хотя бы честно. Вот зачем было подсылать убийц к государыне Софье? Да еще и государыню Екатерину травить? А не делал бы людям гадости — и жив бы остался.
И так будет с каждым, кто протянет свои гнусные лапы к русскому человеку.
* * *
Иван Сирко взмахнул саблей.
На миг казакам показалось, что впустую. Но потом кисти рук упали на землю, а по степи понесся дикий вой.
— прижечь! А как очухается — пинками отсюда гнать! Чтобы впредь неповадно было!
Хоть и шел старому казаку восьмой десяток, а все одно рука не дрогнула. И приговор ему это вынести не помешало.
А то ж!
Всех путей не перекроешь. Весь Крым пока не заселен, плотно форпостами не обставлен, а потому случаются иногда налеты татарских шаек. Из тех, кто в Грузию да Армению удрал.
Оно и понятно, сразу всех не выведешь, остатки пропалывать приходится. Воевать по-честному — это не для таких 'героев', а вот налететь, пошакалить и удрать обратно — самое татарское поведение. Вот и приходится старому казаку объезжать границы да за такими негодяями гоняться.
А хорошо здесь...
Тогда, пять лет назад, еще не верил Иван, что и верно — их Крым станет, казачий. Но слово свое государь сдержал. Люди с Сечи пришли, расселились, кто из пленных остался, кто просто так приехал — и получилась этакая смесь из разных народов и племен. Не обходилось и без трудностей, недавно сам на корабли несколько семей грузил... решили, понимаешь, что можно на православной земле свои законы устанавливать. Нет уж, раз ты тут — так ходи в церковь, Богу молись, как положено, с батюшкой, опять же, словом перемолвись, детей на учебу отдай, сыновей потом — обязательно в учение, чтобы саблей владеть умели, а то как же?
Казачья станица — это тебе не холопская деревенька, здесь каждый мужчина — воин, защитник. А тут приехали, черт их разберет откуда, вроде как из Голландии, беженцы, поселились — и начали требовать неясно чего.
Детей они в школу не отдадут, им Закона Божьего хватит.
Сыновей к казакам на выучку тоже не отдадут — вот еще! Мы к вам приехали, так что вы нас защищать должны. А мы так поживем.
Батюшка с ними поговорить пытался, хороший поп, отец Федор. Иван его лично знает, так чуть не побили божьего человека. Бурчат что-то по-своему, глазами косятся...
А суть одна. У нас свой бог, у нас свои дела — и не лезь в них. Вот куда это годится? Ты среди людей живешь, на чужую землю приехал, и ее ж законы соблюдать отказываешься? Точно, отказываешься?
Ну, тут разговор с ними короткий и оказался. За шкирку — и на корабль. И куда подальше, в Турцию. Авось, Бог милостив, не даст пропасть!
