Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да кто бы спорил! Ваши гранты физикам это замечательно. Мне докладывали, что и пайком поделились, но голову за вас они не положат, а Андрей Александрович...
Так и хотелось сказать про заезженную пластинку. Безнадёжен! Товарищ Сергей просто безнадёжен в слепой вере. Могу себе представить, как Жданов его настропалил. С его властью, ресурсами, опытом, связями — и в итоге ничего не добился. Неслабый такой удар по самолюбию ленинградского вождя. Пришлось раскрыть подноготную.
— Ещё бы он не гарантировал! — эмоционально, немного с насмешкой вырвалось у меня. — Товарищ Жданов политик, а значит, не чурается раздавать обещания. К тому же так удачно подвернувшаяся акция — 'всё по десять'.
Товарищ Сергей знал про второй батальон 'Парголовского' танкового полка и про роту кочующих на грузовиках миномётов в ожидании команды и про страхующий резерв в виде бронепоезда в Кубинке и 305-мм гаубицей ещё Обуховского завода. Но про акцию, похоже, услышал впервые.
— Какая такая акция? — заинтересовался он.
— Это целиком заслуга Рахиль Исааковны и её коллег из Конгресса Производственных Профсоюзов, сумевших организовать накопительный фонд из не прошедших приёмку изделий и отправляемых на переплавку, в результате чего образовались небольшие излишки после исправлений и переделок. Ну и я помог. Десять танков, броневиков, по десять пушек, миномётов и так далее здесь и сейчас получил командующий армией по просьбе Жукова .
— Каким образом? Как могли образоваться излишки, если каждая заклёпка, каждый болт подотчётен? С вами понятно, вы чёрта из заграницы можете достать. Но остальное? То, что я сейчас услышал, какая-то самодеятельность.
— Значит, припекло, раз пустились в самодеятельность. Это Кулик нос воротил: пушки не того калибра, а представитель Ставки Верховного Главнокомандования по формированию войск Ворошилов сразу смекнул, где польза. Не вдаваясь в подробности, один человек из его окружения намекнул Георгию Константиновичу об одной разовой альтернативе, минуя инстанции.
— А поподробнее.
— Кое-кто получил в подарок от княжны Оболенской эскадрилью французских бомбардировщиков Glenn Martin 167F, стоимостью 130 тысяч долларов каждый.
— А можно мне такой подарок?
— Как станете генералом армии, я замолвлю за вас словечко.
Мы оба рассмеялись.
— Вы говорили об альтернативе, — напомнил товарищ Сергей.
— Пока директорам заводов и артелям не запретили отправлять оружие без согласования с ГАУ НКО, Жуков телеграфировал в Смольный. Десять грузовиков с ППД-40, 82-мм миномёты с зенитными пулемётами и боеприпасами за ночь, спасибо Могилёвскому опыту, перебросили транспортной авиацией из Парголово. Отремонтированную трофейную тяжёлую технику с гаубицами, в том числе взятую под Козловкой, вместо складов резерва Тулы прямым приказом перенаправили в Одинцово. Наши же пушки с броневиками, между прочим, тогда отбили. А их до особого распоряжения в отстойник хотели отправить, будто время надо, чтобы они от немецких крестов как от скверны очистились. Топливо прямиком к Персидской границе везут бензовозами и в бочках. Всё идёт на регулярной основе и цистерн на нашей стороне не хватает. Так Митякин разлил высокооктановый бензин по канистрам и в товарные вагоны поверх бочек. Десять тысяч канистр, весь запас что был. Товарищ Жданов, выражаясь языком торговли, просто состриг купоны, не ударив палец о палец. Вот так и решался вопрос с положенной на плаху головой. В общем, задачи известны, в течение часа тут установят телефонную и радиосвязь, а мне в медсанбат дивизии нужно.
Я внимательно посмотрел на товарища Сергея, ожидая его реакции. Не так уж мы и отличались друг от друга. Я тоже оберегал всех своих, не желая привлекать к задачам, которые потенциально могли стать опасными. Но с первым секретарём ленинградского горкома и обкома партии эта забота становилось гипертрофированной. Вопрос не в доверии, а в каком-то болезненном желании защитить. Желание в принципе неплохое, но как бы оно не навредило ему самому в итоге. Нет, ему решительно нужно пересмотреть этот подход. Ведь он нисколько не удивился поступку Жданова. Тот просто грамотно, как хороший хозяйственник использовал момент, повернув всё в свою пользу. Да, какую-то долю риска он на себя взял, но обязанным себе он сделал тоже.
— Когда вернётесь? — словно и не было только что эмоционального разговора, спросил комиссар.
— К вечеру. По договорённости с начальником отдела кадров и боевой подготовки санитарного отдела фронта военврачом первого ранга Л. И. Образцовым из Ленинграда прибыли не эвакуировавшиеся в Омск и проходящие у нас интернатуру выпускники военно-медицинского училища (им. Н.А. Щорса с 1941 г.). Восемь новоиспечённых фельдшеров, позавчера получили петлицы. Надобно пристроить, как-никак первые птенцы.
— Вы с ума сошли! — товарищ Сергей подскочил со стула и стал крутить головой в поисках телефона. — Кто вам дал право?
— Я осведомлён, чьи это дети, — охладил его порыв я. — Твёрдость приобретается закалкой, в тепличных условиях санатория её не достичь. Как по мне, в будущем, из них вырастут превосходные врачи. В медсанбате с противошоковой службой проблемы, будем передавать опыт, а я позабочусь, чтобы в ординаторских чай, сушки и печенья имелись. Кстати, по поводу 'печенек', хозяйствует здесь Вера Степановна. Мы у неё на постое, паёк можете сдать ей и ко всему прочему, она недурно управляется с иголкой и ниткой.
Как знак, подтверждающий её профессию, в углу стоял затянутый в чёрную ткань манекен с торчащими булавками, существовавший в комнате как бы нашим третьим молчаливым жильцом. Товарищ Сергей посмотрел на меня, на манекен и уверенно произнёс:
— Подворотничок я пришиваю сам, — раздражённо, чуть ли не огрызнулся он.
— В таком случае, проконтролируйте, что бы привезёнными мешками с песком обложили дом и не переживайте за деток высокопоставленных людей. Весь прибывший в санаторий персонал пройдёт через фронтовые медсанбаты.
* * *
В доме темнело, несмотря на зажжённый светильник и отражённые от снега лучи заходящего солнца. Там, за богато расшитыми забавными узорами занавесками, светило стремительно уходило за горизонт. Виднелся закат, не залюбоваться которым было немыслимо. Однако никто и не думал наслаждаться этими мгновениями. Не потому, что скучно в подмосковной провинции, где никогда ничего не происходит. От открытой заслонки печи доносились пряные ароматы свежеиспечённого хлеба и собравшиеся за столом братья де Кнорре были слишком рациональны, хотя ничто человеческое было им не чуждо. Поставив на деревянную подставку исходящий паром отварной картофель с котлетами, мужчина в светло-коричневом свитере призывающем жестом махнул другому рукой — мол, налетай, пока не остыло. Сам же товарищ Сергей положил в тарелку маринованный перец с чесноком и покосился на рюмки.
— Ну что, брат, — душевно произнёс он, — с возвращением на родную землю.
Александр Дмитриевич де Кнорре поднял рюмку.
— Серёжа, ты даже не представляешь, как долго я мечтал, что мы когда-нибудь встретимся. Вот так, после парной, за столом. И что бы обязательно была русская печь, простая деревенская еда, образа в углу, лампадка. Да я уже родной язык почти забыл. Наших ведь немного осталось.
'Теперь вспомнишь', — подумал товарищ Сергей и понял для себя: несмотря на долгую разлуку задушевного разговора с братом не случилось. Долгие годы Сашка не подавал о себе ни слуха, ни духа. Каждый делал свою карьеру, и никто ни на кого за это не обижался. Если честно, то ему было глубоко по барабану на новости из джунглей Индокитая, знойной Сирии или продуваемой суровыми ветрами Норвегии, как, наверное, и Александру вряд ли интересны потуги в расследовании оступившихся партийных идиотов, и мизерные успехи, которые ещё как-то грели сердечко. Слишком разные они стали, поэтому спросил вслух совершенно не то, о чём бы стоило говорить:
— Скучал по родным местам? — улыбнулся товарищ Сергей, заметив, как жадно брат разглядывает всё вокруг.
— Соскучился, — честно признался он. — Но как же тут холодно!
Несмотря на мороз на улице, в доме было тепло, вот только старший де Кнорре пожаловался вовсе не на погоду. Он так же почувствовал прохладность со стороны брата. Вроде и нет никого у них ближе, а из-за упрямого характера оказались как те два дуба, растущих порознь, каждый на своём холме. Вспомнили про двоюродных братьев — Георгия и Фёдора. Александр обещал написать им и оба замолчали.
Третья рюмка прошла без тоста. Каждый вспомнил о потерях и молча выпил.
— Кстати, а как ты с Борисовым познакомился?
— В Индокитае. Официально нас представили друг другу в Сайгоне, но первая встреча состоялась в больнице филиала Ханойского госпиталя де Ланессана. Пока я валялся в бреду, он мне руку пришил.
Товарищ Сергей посмотрел на вычурный, почти полный графин с водкой, оставленный хозяйкой избы вместе с посудой. Не похоже, что от скромной дозы выпитого алкоголя брат стал нести какую-то ересь.
— Вижу, ты удивлён, — произнёс Александр, закатывая рукав. — Такой термин как эволюционно консервативный механизм посттранскрипционной регуляции что-нибудь говорит? И мне ничего, а факт вот, полюбопытствуй. Наш военврач Житомирский тоже развёл руками.
Внимательно осмотрев шрам, можно было признать, что усилий по лечению было приложено достаточно. На руке у сгиба локтя остались следы от укуса какого-то крупного зверя, чьи клыки украсили бы трофейную комнату любого заядлого охотника. Будь за столом освещение ярче, возможно было бы всё рассмотреть пристальнее, но и при свете керосинки явно читался переход, будто кожа от локтя до кисти немного другая, отличная от всего тела.
— Вот, чем он тебя подкупил, — еле слышно пробормотал товарищ Сергей.
— И не только меня. Он вытащил с того света всех моих людей. Точнее выкупил. В прошлом году в Норвегии мне пришло от него письмо, и я со своей полубригадой встал под знамёна де Голля, теперь мы здесь. Русские, поляки, чехи, французы, испанцы... есть даже остзейский барон.
— Я решил, что была неудачная охота, — высказал своё предположение товарищ Сергей, косясь на шрамы. — Отца ведь так же за руку укусил волк.
— Охота? Нет, брат. Вышел такой афронт, что вспоминать не хочется. Мы угодили в яму. Нас травили как медведя в берлоге на потеху желтомордым обезьянам, бросали ядовитых змей вместо еды. Из питья только дождевая вода. Хотя мы заслужили подобное обращение, но побывать в моей шкуре я не пожелаю никому. Давай, за наши прочные шкуры, которые сколько не дырявь, а всё зарастают вновь.
Александр налегал на котлеты, хрустел квашеной капустой, припомнив рачительную экономку семьи и её выражение: 'Капуста — самая лучшая закуска: подать не стыдно, а съедят не жалко'; отдавал должное бесподобному аромату ржаного хлеба, и всё никак не мог наколоть на вилку соскальзывающий грибочек.
— Ты сказал желтомордым? — уточнил товарищ Сергей.
— Да, желтомордые японские ублюдки, — с полным ртом произнёс он. — Или ты думаешь, вьетнамские князьки на одном энтузиазме поднимали восстания? Там давно тлеет, но без топлива извне огонь не разгорится. Собственно говоря, ничего необычного не происходит. Серые будни с редкими всплесками начальственных дрязг, никого, за исключением самих участников, не интересующих. Жизнь в Индокитае по-прежнему сонная, однообразная и пьяная от гашишного дыма. И рассказывать о ней больше нечего. Ладно, что мы всё обо мне.
— С того момента, как мы не сошлись во взглядах на революцию, времени прошло изрядно. Я никогда не жил с оглядкой на нашу семью, может, поэтому и не завёл свою. Сразу скажу: участвовал, в основном в Туркестане. Служу в Ленинграде. Должность не назову. Вчера прибыл оттуда.
Товарищ Сергей собрался подложить в опустевшую тарелку брата котлету, однако, несмотря на активные заверения в потрясающем вкусе щучьих котлет, Александра он явно не впечатлил: испорченный средиземноморскими соусами главный любитель рыбных блюд в семье стал консервативен в своих предпочтениях, а может, просто наелся.
— Ле-нин-град, — пробуя произнести по слогам, скривился Александр. — Дурацкая затея переименовывать города. Мудрый учится на опыте предков, а дурака сколько ни учи... К сожалению, о мудрости нам в каждом новом поколении остаётся только мечтать. Что дала игра в патриотизм покойному императору в четырнадцатом году? И твои большевики пошли по той же дорожке. Имя даётся один раз. Или ты не согласен со мной?
— Я дал себе слово, не спорить с тобой сегодня, — спокойно произнёс товарищ Сергей.
— Вот, накуксился, — улыбнулся Александр, почувствовав, что брат разделяет его мнение. — Это правильно, младший. Извини, если обидел. Qui évoque le passé s'en repent (Кто вспоминает прошлое, тот раскаивается в нём). Так что там, в Северной столице, как дома?
— Город в осаде, бомбят, плохо с электроэнергией, трамваи иногда не выходят на линию, не хватает продовольствия, карточки не всегда можно отоварить. У автоматов по продаже угля и пеллет постоянные очереди. Но, не смотря на все беды, город живёт, с двадцать пятого октября вновь заработали школы .
— Постой, в газетах писали, что в Петербурге едят торф, а большевики с голода жрут детей.
— Вот и гадай, шутишь ты сейчас или нет, — недовольно поморщившись, произнёс товарищ Сергей. — Ты-то представляешь, что собой представляет торф? За пару дней до моего отъезда я посетил театр. Полный зал, а голодным представления не нужны. Буфет, между прочим, работал как до войны, с шампанским и конфетами. Так что опечатка. Детей учат, а те в свою очередь грызут не торф, а гранит науки. Я, между прочим, как раз по одному из этих вопросов и был там.
— Стал учителем? — съёрничал Александр.
— Сопровождал нашего общего знакомого...
'И двое суток урегулировал нововведения, подчищая за ним, — мысленно добавил про себя товарищ Сергей. — Никак американец понять не может, что создаёт лишь красиво переливающиеся мыльные пузыри. Как там у Фауста: Где нет нутра, там не поможешь потом'.
— ...Нарком Потёмкин получил письмо от Международного конгресса учителей, прошедшего в Бостоне. В Индии по их заказу напечатали двадцать тысяч учеников по нашим образцам. Несложно догадаться, кто оказался одним из попечителей.
— В таком случае тут больше политики.
Товарищ Сергей кивнул. О том, что основной целью посещения города был вопрос о материально-техническом обеспечении Штаба Войск внутренней обороны Ленинграда , разумеется, не прозвучало. В его задачу входила поддержка предложения Кузнецова, на которое американец всецело ответил согласием. Необходимое сырьё продолжало регулярно поступать в осаждённый город, а Парголовские предприятия по количеству выпускаемой продукции превзошли сами себя, выдавая полторы нормы за смену. На фронт шли дополнительные рации, пулемёты и отремонтированная техника. Руководство могло приписывать эти заслуги себе, но Жданов прекрасно понимал, какая курица несёт золотые яйца и жал на все рычаги, только бы не случились кардинальные изменения.
Наконец ускользавший груздь попался, и новый тост о пользе образования не заставил себя долго ждать. Старший де Кнорре вспомнил Павловское училище и заметно расстроился, когда узнал, что преемственности в советское время не вышло, а 2-ю Ленинградскую школу авиамехаников, которая размещалась в здании, уже эвакуировали.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |