И это только два примера. А их больше.
Вот только сознание, несмотря на всю свою иллюзорность, тормознутость, слабость и ограниченность — это и есть интерфейс, который позволил отдельным людям соединять мозги и думать сразу несколькими. Не руки, нет — работать “руками” вместе умеют даже одноклеточные, а мозги.
Точнее, так было до появления агрегатора Селезнёва — ему как раз сознание не нужно, он работает мимо сознания. Незаметно для отдельных “нейронов”.
К чему это приведёт? Посмотрим.
Арка Эволюции. Эпизод II
Убить в себе мистику легко. Можно просто ей не заниматься и о ней не думать. Не самый надёжный способ, но самый простой, и точно не дающий ей развиться.
Можно — в неё не верить. Просто. Но уже требует усилий — вера, как и не-вера, требует усилий. Не каждый справится — да, впрочем, как и любой способ, не работает у всех одинаково и идеально. Ведь каждому — своё?..
А можно попытаться её рационализировать. Втиснуть в узкие рамки придуманного мира, того мира, что внутри твоей головы, безжалостно отсекая невлезающее и додумывая недостающее, вместо того, чтобы принимать, использовать и показывать в полном, черт побери, полном объеме, во всей её полноте...
И это точно так же её убьёт. В конце концов, медсканер или нейрофизиолог лишь задумчиво констатируют полную развязку активных нейросетей в мозгу и неактивных контуров управления Тенью. Причём даже нельзя сказать, что это все способы, которыми можно лишить себя мистической возможности..
Но точно так же в себе можно убить чувства и разум, две других возможности. Ничего сложного.
Чувства можно убить вместе с эмпатией, отказывая существам вокруг в праве чувствовать вообще, или — куда опаснее — в праве чувствовать что-то другое, чем то, что придумалось в уютном мире, том самом, что внутри твоей головы: “Ты должен чувствовать/думать _это_ и никак иначе”.
Или — убить их сами по себе, не обращая внимания, не изучая, не развиваясь, ничего не делая. Да, довольно сложный процесс, но отказаться от взгляда на мир вполне возможно. И когда просто взгляд вокруг будет вызывать сенсорный шок, зеркальные нейроны скажут “давай, до свиданья”, а от эмпатии останется лишь солипсизм — сканеры уверенно диагностируют потерю и этого пути.
Разума лишиться проще всего. Неактивные нейросети распадаются со временем — а это и опыт, и умения, и кратковременная память, и само мышление. При некотором усилии можно потерять и долговременную химическую память — всего-то лишить себя нескольких часов сна, не давая “сборщику мусора” времени переписать данные с нейросетей оперативной памяти в липидные базы данных долговременной. И это всё даже не прибегая к более грубым средствам, вроде “солдату думать не положено”, “за меня подумают” или сразу к C2H5OH.
Здесь финиш будет так же очевиден и легко определим — когда от всех возможностей мозга останется лишь возможность принимать и тупо исполнять примитивные команды вроде “открой ящик” или “закрой ящик”, произвольный наблюдатель определит потерю последней возможности.
И всё. Конец истории. Конец вечности.
Конец?...
Конечно нет.
Просто деградация усилий не требует. А развитие требует тренировок. Постоянных. Нет в Игре читов на отсутствие деградации неиспользуемых умений, навыков, и характеристик. Не качаешься — начинаешь сдуваться.
И те, кто управляют Игрой, стремятся не допустить деградации. Это не значит, что они заставляют постоянно выполнять упражнения — и человеку, и трансчеловеку необходимо отдыхать, отвлекаться, заниматься чем-то другим. Но двигаться по своему Пути приходится каждому, кто в Игре. И выйти из этого можно только одним способом...
Кто сказал “смерть”? Нет, не смерть. В мире пост-людей смерть не повод прекращать Игру. Мало того, что для некоторых смерть — это всего лишь очередной левел-ап, так и для всех остальных смерть может быть вполне обратима.
Да, потребуются некоторые усилия, причем не кого-то одного: биотехники и инженеры воссоздадут тело, мистики вернут на место Тень, а Интеллекты вернут воскрешённому память, повернув обратно датастрим — непрерывный поток данных от разумного, собираемый через импланты мониторинга и синтетов-посредников — позволив клону вспомнить прошлую жизнь... И пусть не всегда воскрешение возможно технически, но тем не менее. С теми же, кто остался лишь Тенью, и того проще — их можно вызвать с помощью мистика, стабилизировать и поговорить.
Так что повторюсь — смерть это не повод прекращать Игру.
Но выйти из Игры всё же можно — перешагнув Порог.
Вот только иногда это очень странная Игра.
* * *
Маг в мантии, воздев руки, стоял в центре пятна света — а вокруг, в полутьме, вздымались этажи огромного амфитеатра, заполненного зрителями.
— Слышьте меня! Видьте меня! Кричите для меня! — разносился округ его пронизывающий, призывающий голос.
И люди услышали. Волна Силы хлынула со всех сторон к центру, к стоящему мистику, угрожая его смыть, но, ударив в него, взметнулась вихрем, покорным магу вихрем...
— Сила сорока великих чародеев, — потрясенно произнёс кто-то у Влада за плечом.
Влад Исида завороженно кивнул в ответ, глядя на закручивающийся вихрь объединённого рейацу.
Не знаю, что вы подумали, а мистик просто смотрел голосериал про темного властелина.. Исторический, без всяких оговорок. Про одного из мистиков, сражавшегося во время кризиса 2380-го, а после победы решившего разобраться поподробней в вопросе подпитки деусов.
Тот парень начал с попыток взаимодействовать с рейацу обычных сорцов и, шаг за шагом, узнавал всё больше. Да, это было возможно. Да, это давало больше возможностей — но лишь в пределах контроля мистика и очень ненадолго, пока подпитка чужим вниманием не прекращалась, а собранная сила не рассеивалась. К тому же для нормальной подпитки требовалось довольно много сорцов — чтобы всего лишь удвоить своё духовное давление, этот мистик должен был собрать почти сотню людей.
Финал был закономерный — мистик предъявил результаты, совершил революцию, был окружен почетом и уважением, запомнился на века и всё такое.
В принципе, это и есть краткое содержание всех тридцати девяти серий.
Но толку-то от этого краткого содержания?
То, что видел Исида, было исторической хроникой — и было лучше исторической хроники. Он видел те кривые и неполные записи, всего лишь трёх— или четырехмерные — двумерная запись, звук, иногда дорожка подстрочника — а это не просто мало. Это хуже, чем ничего.
Здесь же... Он был там. Он практически чувствовал Тенью, а не только видел, как происходило на его глазах это волшебство. Он понимал. И — через некоторое время — вполне смог бы повторить, даже если бы не был мистиком Духа из клана Исида.
Искусство. Настоящее искусство.
И как в любом искусстве, здесь неимоверно важны два человека — тот, кто смотрит, и тот, кто творит.
С тем, кто смотрит, всё понятно. Каждому своё, а значит, почти для каждого человека одна и та же история должна быть рассказана по-своему. Для рационального техноморфа — одно, для чувствующего биотика — другое, для видящего Тенью мистика — третье... И это даже не говоря о сотнях вариантов восприятий исходной платформы, одни из которых стремительно скучнеют от абстрактной зауми, а другие не понимают, как можно смотреть на эти розовые сопли — порой при взгляде на одно и то же произведение искусства.
С теми же, кто творит, сложнее. Тот, кто создает произведение, должен исключительно точно понимать, что же сможет увидеть-услышать-почувствовать-принять зритель. Что пройдет через его фильтры и шоры, что зацепит его интерес и внимание, что он получит, в конце концов.
Сочетание такого понимания и активного творчества — не такой уж редкий случай. И несложно догадаться, кто занимается этим: жители купольных и космических городов, кто просто и спокойно живёт. Как им кажется, да...
Их дзюцу — что и значит “искусство”, или порой “доведенное до совершенства умение”, короткое и меткое слово — совсем другие, чем у тех, кто рвется через пространство, время и законы природы. Дзюцу разговора. Дзюцу опеки малышей. Дзюцу рисования. Дзюцу создания голосериалов...
Вот только для Игры неважно, каким дзюцу ты владеешь, если ты — мастер.
Поэтому для них Игра идёт точно так же. Как и для тех, кто совмещает пути.
Эволюция. Развитие. Хорошо.
Примечание:
http://www.youtube.com/watch?v=0eyINkG5aag&index=11&list=PLcrqE7vxHYRfFe0AWfMN0EB5IlYpgXKHX
Арка Эволюции. Эпизод III
Голубая планета. Одна из многих в Галактике. Железное ядро, каменная кора, голубая плёнка океанов, прозрачное с белым марево атмосферы, суша, заросшая зеленью от заснеженных полюсов до желто-оранжевых тропических песков...
Зеленью?
Лесом.
“Я человек”, — лениво пронеслось по огромной сети, раскинувшейся по крупнейшему материку и прибрежным мелководным морям.
“Я человек”, — эхом отразила вторая сеть корней и нервов, закрывшая второй крупный кусок суши.
“Я человек”, “я человек”, “я человек”, — прошелестели голоса более мелких Лесов, разбросанных по мелким материкам и островам.
“Я человек?” — позволил себе усомниться на секунду голос той части Леса, что предпочитала расти в Океане. Но со вздохом он тут же поправился: “Я человек”.
Биоморф окончательно закончил преображение планеты. Очистил атмосферу от пыли и грязи, связал неуместные вещества, как подсказала ему генная память, и наполнил среды веществами нужными...
Сейчас этот безымянный для биоморфа мир как никогда напоминал ту, Старую Землю. Оставались, впрочем, другой цвет Солнца, другая масса планеты, другие температуры... Какая мелочь, особенно последнее — немного подправить температуру на всей планете сейчас биоморфу не составляло никакого труда. А изменять климат в разных её местах он мог уже давно. И это сильно помогло ему справиться с последними территориями, которые контролировали бывшие хозяева планеты.
Те, кто когда-то захватил этот мир, и те, кто когда-то был здесь рожден, тоже изменяли его — не сказать, что под себя, но очень усердно. Ядерные взрывы, другое оружие массового поражения и мистические катаклизмы перекраивали климат, вышибали биоценозы, и мешали противнику жить ничуть не хуже, чем специальные методы планетоформинга, которыми пользовался биоморф. Но вот противодействовать им — именно специальным методам живого существа размером с половину материка — все эти хлопушки оказались не слишком пригодны. Тем более, что самая главная сила тех, кто владел этой планетой, заключалась в мистике — а для биоморфа эта чужая магия была лишь вкусной и полезной пищей. Впрочем, нельзя сказать, что они не старались, но безуспешно. Даже привлекая новые, совсем новые силы.
Граница между властью Леса и властью бывших хозяев мира теперь была куда более укрепленной — не полоса выжженной земли, а целое многослойное заграждение, включающее металлические части под током, которые не давали проникнуть внутрь нервам “грибницы” Леса. Конечно же, Лес был против такого ограничения своего роста — но его противники учились, и каждый следующий барьер надёжно сдерживал все старые способы прорыва.
Ему тоже приходилось учиться и развиваться, и точно так же учились и развивались его дети.
Троица разведчиков из Народа сумела укрыться от взглядов противников буквально в полёте стрелы от Стены. А ведь на таком расстоянии осажденные вымаривали всё растущее на земле, что, правда, не мешало раз за разом зарастать этой полосе разнообразными сорняками. Сейчас на выжженной серой земле под ярким солнцем ехидно топорщились желтые цветочки на тонких трубчатых стебельках, торчащих из плоской розетки узорных листьев. Укрыться среди них трем немаленьким гуманоидам было нелегко — но они справились.
Разведчики сейчас выглядели не как перволюди. Скорее, землянам они бы напомнили индейцев.
А их противник, неосторожно вышедший через ворота в Стене, не напоминал им совсем никого. Ну, только что их самих.
Разведчики хорошо знали всех противников, с кем им доводилось встречаться. Уродливых и вонючих бесов, быстрых, но тупых волкобыков, блестящих металлом брони и бабахи рогачей, парящих в воздухе одноглазов. А здесь — почти такой же, как они, только совсем другой. И наглый — стоит перед Стеной и смотрит на лес.
Очередной треск кузнечика был чуть короче обычного. Три успешно скрывающиеся от чужих взглядов фигуры стали перемещаться к чужаку.
Неизвестный же, насмотревшись на лес, поднял руки и попытался что-то колдануть. Что-то масштабное, закручивающееся уже на старте огромным вихрем...
Вихрь разорвало на части о разведчиков, когда их тела стали жадно поглощать выброшенную чужим колдуном энергию.
Скрываться было уже бессмысленно. Они взметнулись вверх и, пользуясь чужой силой, с огромной скоростью рванулись вперёд.
Удар топора первого чужак легко заблокировал выдернутым из ниоткуда кривым лезвием. Мог бы перерубить, да не перерубить топорище из самого прочного дерева Леса.
Разведчики на подпитке были быстры, очень — но и чужак не уступал, умудряясь сражаться наравне сразу с двумя. Вот только щедро льющая из него сила делала бойцов Народа только сильнее, а чужак слабел. Слишком медленно. Уже начали снова открываться ворота...
Третий разведчик, подкравшийся с тыла, вырубил чужака одним ударом.
— Валим.
Три замотанные в меняющие цвет листья и лианы фигуры, прихватив бессознательного пленника, очень быстро побежали в сторону леса. Выбежавшие из ворот бесы и волкобыки, наверное, всё равно догнали бы их — вот только стена Леса качнулась в их сторону, прикрывая своих, и поскучневшие мутанты поспешили скрыться за бронёй.
— Шаман, шаман, смотри, кого мы добыли! — заорал, выйдя на поляну, ведущий разведчиков Вас Гар. За его спиной, пыхтя и пошатываясь, двое более мелких разведчиков народа тащили добычу — пока ещё прикрытую сплетенными из древесных нитей полотном и очень сильно брыкающуюся.
Шаман Гыхрык Пхе поднял голову, всё ещё занятую мыслями о том, как лучше будет поступить с этим пнём от свалившегося пару дней назад в грозу огромного древа, и посмотрел затуманенным взором на разведчиков.
Ведущий разведчик счёл это отстранение вполне нормальным для мудрёных шаманов и просто сдёрнул полотно с пленника.
— Смотри, какая чудила! Странная, таких раньше никогда не видели, да ещё и волшебствовует... — язык разведчика, привычный к коротким и быстрым рявкам-командам, а не к долгим речам, заплелся, вынудив его остановится на полуслове, Вас Гар сплюнул и просто ткнул пальцем. — Во какая!
Шаман подошёл и с интересом воззрился. Тонкий, по сравнению с мускулистыми людьми Народа, бледный почти до белизны, с длинной тонкой и тоже бледной шерстью, и то только на голове, гуманоид с немой яростью смотрел в ответ. Превратить ярость в громкую мешал заткнутый в рот кляп. Ответить действием — путы на руках и ногах.
