И умолитесь там на здоровье.
На Сечи, да и в Крыму разные люди живут. Со своими богами, и католики, и протестанты, и православные, и вроде как в горло друг другу не вцепляются. Лет сто пройдет — все православными будут. Правда, и расселяли иноземцев — государь особливо просил, чтобы не более двух-трех семей на село. Переженятся потихоньку, кровь обновят, перемелются на русский лад...
Только потрудиться для этого придется очень много, может, и дети его конца не увидят, разве что внуки.
Но ради своей земли — стоит.
Иван поправил перевязь, чуть сбившуюся на сторону, оглянулся на своих людей.
— Что с этой падалью?
— сомлел.
— ну и бросьте, где валяется. Если Бог милостив — выживут, нет — сдохнут.
Жалости к грабителям Иван и на грош не проявлял, вот еще! Со злом пришел — на своих двоих не уйдешь. Из десятка бандитов в живых осталось трое, но даже ложку ко рту им уже не поднести. Безруким-то...
— и поехали. Меня Мазепа видеть хотел. Приехал, разговора просит.
* * *
Иван Степанович Мазепа был из тех людей, которых Сирко не переваривал.
Вот посмотришь — и пригож, и хорош, и обаятелен, и рубака не из последних, гетманом абы кого не выберут, но...!
Убивайте — не лежала душа у старого характерника к этому человеку. Черт его знает почему, а только ощущение было, что на болоте с гадюками. Противно и тошно. Но выбирать не приходится. Так что и шести часов не прошло, когда Иван осадил коня у своего дома — и полюбовался на Мазепину свиту.
Ох и разряжены, что те девки восточные. Камней налепили, дорогое оружие нацепили... с-соплячье!
Еще и по сторонам зыркают, мол, что это такое? Атаман, а в хате живет. Не во дворце. Да предлагали Ивану дворец, предлагали. Не захотел. Поздно ему уж переучиваться было, да и ни к чему. Атаман — он со своими людьми быть должен, чай, не султан турецкий.
Мазепа ждал в хате, мирно попивая чаек с плюшками. Кухарка Ганна улыбалась гостю, но тоже как-то натянуто. Иван-то видел, а вот Мазепа то ли предпочел не замечать, то ли...
— поздорову, батько Иван, — при виде хозяина Мазепа встал и поклонился. Уважительно.
— и тебе, Иван Степаныч подобру. А с добром ли?
Желтые глаза Сирко впились в гостя двумя клинками.
— а тебе решать, батько...
— ну, рассказывай.
В изложении Мазепы было так.
В Турции что-то да назревает. И может так быть, что скоро опять придется кровавить клинки.
Иван согласно кивнул.
Да... Турция. Тот еще прыщ на ровном месте. Османская Империя, чтоб ей! Но сильны, отрицать нельзя. Даже с султаном Сулейманом...
Его недавно из Вены выбили.
Это Иван тоже слышал. Знал. Как же, турки ее, почитай, три с лишним года удерживали. Сколько там народу полегло — подумать тошно, но хоть не своих, и то хлеб. Наконец туркам просто перекрыли все пути поступления провизии и боеприпасов и взяли измором. Леопольд то ли торжествовал, то ли плакал. Казна пуста, город чуть ли не на куски разнесли — и гарантии, что набег не повторится, попросту нет. К тому же за это время турки усилились. Реформировали армию, часть бюрократического аппарата — и стали опасны. И куда они пойдут?
Опять в Европу?
Ой ли...
А вот сюда — могут. Понимают, что есть, чем поживиться...
Иван Сирко выслушал гетмана и молча кивнул.
— Государю отписывать надобно.
— и опять на пули турецкие идти?
— Так ведь за свою землю, не за чужую...
— за свою ли? Царь нас сюда посадил, царь и согнать может...
И будь на месте Ивана Сирко кто из его детей, тут бы разговору и конец. Молоды были, вспыльчивы. А вот старый характерник...
Невелик труд — выхватить шашку, да рубануть от плеча до пояса. Это можно, это легко. Только и Мазепа не дурак, и его можно не положить, и сам здесь упадешь, и... главное-то иное! Неспроста ж он такие речи заводит! Ох, неспроста...
А потому...
— может. Только и выбора у нас нет. На Сечи мы не жили — выживали, а тут хоть дети спокойно расти могут.
— а мы, казаки вольные, царю служим, что те шавки! Только хвостом не виляем.
— Ты Иван Степанович, мне не это говори. Что, другой царь есть? Коли дело сказать можешь — вот о том побеседуем. А коли нет выбора, так приходится и хвостом вилять, никуда не денешься. Разве что на живодерню...
Мазепа немного помялся, а потом, видя, что старый характерник не хватается за саблю, принялся излагать свою мысль. Очень осторожно, аккуратно, окольными путями...
Татары в Крыму сколько держались? И сами себе хозяева были!
Ну, так теперь казакам надо их путь повторить!
Послать... подумать русского государя и отделиться от Руси! Турки помогут, ежели им помочь в обратную. И будут у казаков и корабли, и люди, и города... кто согласен — пусть остается, работает тут, живет. Кто не согласен...
Сабля — она острая. Хороший аргумент в переговорах.
Иван слушал, покусывая длинный ус. Думал. Потом прищурился на Мазепу.
— А мне тут где место?
— Как же без тебя, батько Иван? За мной люди пойдут. Но не так много, как хотелось бы. А ты...
Суть заговора окончательно стала ясна Ивану.
— Ты, Ваня, не дурак. А только с султаном поговорить надобно, сам понимаешь. Что ж мы, глупее утки, нам хлебушек показали, а мы и крякать? Кто сказал, что нам его еще и бросят?
— Переговорить-то несложно...
— Вот ты сначала переговори, бумаги какие получи... фирман, кажись?
— Да, батько.
— Да осторожно, сам понимаешь. Узнает об этом русский государь — голов не снесем. Ни ты, ни я, ни дети наши...
Вот слова о детях мазепу окончательно и убедили. Он покрутил носом.
— а я уж, грешным делом думал, батько Иван, что ты меня...
— Думаешь, волку на сворке ходить легко? А только и выбора нету, коли сорвемся — головы поотрывают.
Дальше беседа пошла уже намного легче. Под чаек с горилкой, да под ватрушки с творогом...
Уезжал Мазепа довольный и спокойный. Поверил. И не таких старый характерник вокруг пальца обводил, а только нехорошее дело затевается. Ох, нехорошее...
А что делать?
А грамотку писать царю.
* * *
Как хороша, как красива ночная степь. Только тот, кто бывал там, может передать всю ее торжественность, всю необъятность, всю загадочность.
Небосвод опрокинутым куполом, громадные загадочные звезды, льющие холодный свет на землю, трепетный шепот ветра — и запах трав. Дурманящий, кружащий голову.
И — ночная песня.
Песня волка. Песня стаи.
Глухие и звонкие голоса переплетаются, взлетают к небу, приветствуя царицу-ночь. Хор выводит согласованную торжественную мелодию, то вплетая новые голоса, то выпуская на волю старые... И люди тут вовсе ни к чему.
Но куда спрячешься от этих отвратительных двуногих? Скоро в логово к порядочным волкам залезут!
— Скачи, Митька, сразу до Азова. А там проси своих — только своих, запомни! — переправить тебя к государю. Или к государыне Софье, вот уж толковая баба, ей бы атаманшей быть...
— что на словах передать, батько Иван?
— Передай, что я постараюсь всех вызнать, да и ударю. Коли дурное обо мне услышат, пусть не верят. Я государю крест целовал и от слова своего не отойду. Но другой отошел — и коли дать ему развернуться, много крови прольется на нашей земле.
— я передам.
Очередная волчья рулада взвивается к небесам. Митька передергивает плечами. Иван словно и не замечает ничего.
— дай, проверю. Пистоль, порох, пули — все на месте?
Все здесь.
— Вода, сухари, мясо...
— все взял.
— Коней не жалей. Я тебе лучших дал, да и ты не тяжел. Бог милостив, не загонишь. А и загонишь — пес с ними, известия важнее...
Дмитрий, он же Митька, кивнул. Он-то понимал, Иван Сирко дал ему прочитать письмо к государю, а после лично зашил его в шапку мальчишки. Благо, в Крыму царевичевых воспитанников хватает, уследить за ними возможности нет, но именно этому приглянулась девчушка из села, в котором жил старый казак. Вот и пробирался Митька огородами к своей зазнобе, когда на его плече сомкнулись сильные пальцы.
— поговорим, конек?
Атаману в Крыму не отказывают. Вот и получилось, что ясноглазая Оксана была забыта через полчаса разговора, а Митька готовился что есть силы лететь в Азов. Тут уж не до гулянок. И отчитываться никому нельзя. Коли Мазепа так нагло явился к атаману — точно были у него кинжалы за пазухой. Кто еще с ним, сколько их — Бог весть. А значит, и верить никому нельзя.
Миитька и не собирался. Ему сейчас было лететь по ночной степи, под волчий вой... бррр... Иван Сирко словно прочел мысли юнца.
— а ты не бойся, не тронут тебя волки.
— Жаль, они о том не знают.
— Я о том знаю — и тебе довольно.
Глаза атамана блеснули желтым. И выглядело это так... тут любые сплетни попомнишь. И про его братание с волками, и про то, что рожден он с зубами был, а выкормлен волчьей кровью... страшно...
А, плевать! Предательство страшнее волка, тот честно нападает, а эти из засады горло рвут.
Так что Митька еще раз все проверил и взлетел в седло.
К царю, как можно более спешно — к царю.
* * *
— Дорогая маркиза, благодарю вас за сына.
Людовик 14-й склонился над фавориткой и коснулся губами ее лба.
— Это я благодарна вам, мой повелитель, — прошептала маркиза де Фотанж.
Очаровательная Анжелика по-прежнему была фавориткой Людовика. И знать не знала, что на Руси ее прозвали 'Маркизой ангелов'. Удержаться было выше человеческих сил.
Людовик, Анжелика, только графа не хватало, но кто сказал, что его еще не будет? В перспективе?
Людовик-то уже немолод, а женщина должна устраивать свою жизнь... даже у мадам де Монтеспан был супруг, а очаровательная Анжелика чем хуже?
И ее выдадут...
Людовик вообще поступил, как бизнесмен двадцатого века и поделил полномочия. Анжелику он любил в плотском смысле и во всех позах, а Франсуазу Скаррон вызывал для бесед. Одна для души, вторая для тела — чего еще надо? Обе терпеть друг друга не могут, но кого и когда волновали чувства фавориток?
Людовику так точно было все равно, он и этого сына собирался подсунуть Франсуазе, поскольку количество мозгов в голове Анжелики стремилось к нулю. Такая приятная розовая пустота...
Но — сын. Значит, он еще о-го-го, мужчина!
Людовик довольно улыбнулся. Здесь и сейчас жизнь его радовала. Версаль строился, фаворитка родила, политика... так. Не будем в такой хороший день о политике! Потому что она-то и не радовала.
Турок закономерно выбили из Вены, так что хотя бы Папа Римский отцепится.
Ненадолго.
Тут еще много всего. И Нидерланды, и Испания... вот где плохо-то! Почему эта курица никак не родит!? Не может от мужа, так хоть бы от любовника умудрилась!
В роли испанской королевы Людовик не бывал, а потому и не знал, насколько тщательно стерегут юную красавицу. Какой там любовник — собачку, и ту не спрячешь!
А Испанию прибрать к рукам хочется! Но там же еще этот... бастард! И обойти дона Хуана не получается! Могла бы сыграть свою роль Турция, но там сейчас своих проблем хватает. Если турки куда и пойдут — то только к русским. В Европу им ход сейчас заказан.
А вот что будет дальше — за эти несколько лет отделились от Австро-Венгрии и Молдовия, и Валахия, и собственно венгры перешли под уютное польское крылышко. И им там вовсе даже неплохо живется. Помолвки заключают, с-сволочи! Людовик аж оставшимися зубами скрипнул, как вспомнил! Значит, его дети незаконные! А выдать русскую царевну за испанского ублюдка... что ж он-то ему племянницу не предложил, их ведь две!? Не подрассчитал. Думал, убьют! И с Текели русские породнились...
Вот ведь, вроде на мировую арену и не лезут, а уши торчат. Не там, так здесь, чувствуется — русским духом пахнет! Подозрения не есть уверенность и потому Людовик пристальное внимание на Русь не обращал. Где там тот Крым! Где там те шведы! Сидят русские себе в глуши — и сидят, в Европу не лезут. Или — лезут?
Сейчас, к гадалке не ходи, Леопольд будет стараться вернуть себе отпавшие кусочки территории, а те возвращаться вовсе не захотят. Им-то к чему? Они этой независимости сто лет добиваются, кабы не больше, они ее получили — и теперь просто так не расстанутся. То есть поляки им помогут войсками, а там Ян Собесский... эх, тоже упущенная возможность. Могли ведь через его жену влиять, но развелся, гад! И женился на другой, какой-то русской... опять! Опять русские!
Он-то счастлив, но на интересы La belle France ему теперь плевать. С горы Арарат.
Папа Римский поддержит Леопольда, будет требовать помощи и от остальных, а к чему это Людовику? Нет уж, ему ослабление давнего врага только выгодно.
Англия? А что будет в Англии?
Умер Карл, пришел Яков. И... есть ведь незаконный сын Карла. Джеймс Монмут. Пару лет назад он вынужден был отправиться в изгнание на континент. А между прочим, он протестант. Гадость, конечно, но ведь в Англии таких любят! Там сейчас не терпят католиков, вот если помочь молодому Джейми... а почему — нет?
А там можно и сговорить кого из своих внебрачных детей за его сына. Джеймс ничем, кроме смазливой мордашки не блещет, но при хорошем полководце и министрах управлять Англией сможет. К вящей пользе и славе Франции. Опять же, колонии...
Людовик хищно улыбнулся.
По справедливости, Франция должна быть первой из мировых держав. И самой богатой. Так что... нет, не будет он поддерживать Леопольда. Он лучше выделит деньги Джеймсу. Тот больше в хозяйстве пригодится.
* * *
— Соня, ты уверена, что стоит поддерживать этого Монмута?
— Его — не стоит, — согласилась Софья, покачивая носком туфельки. Да и не так у нас много денег и сил, чтобы их отдавать такому... Петрушке.
— Клоун?
— Смазливый сопляк. Особенно ничего не представляет, но обаятелен — не отнимешь. Потому и легко находит себе сторонников. Это у него в отца.
— Которого? — уточнил Ваня.
— Карла. Он — его сын.
— Люси Уолтер спала со многими.
— Карл — отец Монмута, — спокойно повторила Софья. — Я знаю.
И скромно умолчала, что знала-то она это из своего, двадцать первого века. Когда провели генетическую экспертизу и доказали родство Джеймса со Стюартами.
Мужчины переглянулись. Софья обычно отвечала за свои знания, что есть — то есть.
— И что ты хочешь?
— Людовик поддержит Монмута, ему выгодна смута в Англии.
— Думаешь?
— Уверена. А мы пока поддержим кого поинтереснее. Есть ведь и шотландцы, и ирландцы... давно их островок со всех четырех концов не полыхал. А пока им будет весело и интересно, Хуан под шумок захватит большую часть их колоний.
— а мы с этого что получим? — прищурился Алексей.
— Перспективу. Думаю, Князь Морей поделиться не откажется, сначала в малом, а потом и в большом. Ну что такое? Держава громадная, а колоний — шиш!? Я так не согласна. Прирастать надо, мальчики, прирастать!
Ни Алексей, ни Иван и не спорили. Дело нужное. А если еще и чужими руками, ну, почти чужими.
Ни Алексей, ни Иван и не спорили. Дело нужное. А если еще и чужими руками, ну, почти чужими.
