Синдикат (Город Тьмы 2, главы 1-24)

— Как думаешь, за сколько управимся? — спросил 'флибустьер'.

— По регламенту сорок минут, для очень хороших экипажей полчаса, — вспомнил Фирсов. — Но мы уже старенькие. Думаю, часа хватит. Еще минут тридцать докинем просто на всякий случай...

— И укладываемся с запасом, — закончил мысль Костин. — Тогда вылезай, бери шлем, сделаем все по правильному, предполетную подготовку от А до Я. Но сначала ракету.

— Слушай... — Фирсов хлопнул себя по лбу. — А мы ничего не забыли?

Комитетчик поднял бровь, огляделся, разворачиваясь всем корпусом, внимательно посмотрел на 'Птеродактиля'. В отличие от длинного 'Шайенна' советский винтокрыл казался более плоским и широким, напоминал приземистый чемодан с обрубленными и сглаженными углами. Хотя он был спроектирован милевцами, двойной винт повторял типичную схему КБ имени Камова. Два толкающих пропеллера уместились за трапециевидными крыльями, у основания короткой хвостовой балки. На почтенный возраст машины указывало настоящее остекление кабины, без непрозрачных панелей с проекцией типа 'гибкий экран'. Ми-40М казался не очень большим, скорее очень 'плотным', компактно собранным — за счет нетипичного для советской школы отказа от полноценного десантного отсека.

— Слушай, дурная шутка, — Копыльский повернулся к Фирсову, который вылез наружу и массировал пальцы. — Время то идет...

'Флибустьер' осекся.

— Ну?.. — ухмыльнулся Фирсов.

— Вот же... — от души чертыхнулся Костин. — 'Гробик' для ротошютного чудилы не подвесили. Слушай, вот, что значит привычка... Ладно, сейчас сделаем.

Вертолетчики переглянулись и дружно без команды и повода, рассмеялись. Тепло, как старые друзья, никогда не расстававшиеся больше чем на пару дней.

— Это будет весело, — решил Костин, утирая выступившие слезы. — Как бы ни закончилось, точно будет не скучно. Ладно, время поджимает.

* * *

— У подводников жизнь необычна, мы об этом поем иногда... Тем, кто к трудным делам непривычен, не служить на морях никогда... — пробормотал себе под нос НуНах, стукнув по боку ящик 'Симаргла'. ЭВМ сердито завыла вентилятором.

— Эй, не трогай технику! — разволновался Мохито. Голый как Адам в момент появления на свет, он готовился лезть в гелевую ванну, чтобы не сварить себе мозги по ходу комплексного взлома.

— Это мое, — недовольно огрызнулся Нах. — Навигация.

— Все равно не трогай! — трагическим шепотом возопил граф.

— Как скажешь, — отмахнулся 'флибустьер', ставший временным капитаном субмарины, и проворчал уже себе под нос. — Вот же... хотел в детстве побыть советским подводником и взорвать что-нибудь капиталистическое... Догнала мечта спустя сорок лет.

'Ослик' шел на самом слабом ходу, едва-едва шевеля лопастями винта, как ленивый аквалангист, подслушивая окружающий мир, как внимательный слепец, которому не нужно видеть, чтобы знать. Использование подлодки оказалось наиболее слабым местом в и так запутанной схеме — требовалось собрать опытную, но в то же время категорически не-болтливую команду. И сделать это не получилось, а без подводных работ нельзя подменить груз, без подмены груза ... и так далее. Бес предложил навербовать индийцев, а затем просто убрать исполнителей (и поймал очередной странный взгляд Глинского), соорганизаторы внимательно рассмотрели предложение, однако решили, что выйдет чрезмерно сложно и непредсказуемо по последствиям. Нет, Кадьяк, разумеется, поубивает всех, не отрываясь от стакана воды, быстро и чисто. Тела пройдут через портативную мусорную машину и отправятся за борт в виде фарша, на радость рыбам, лучшим утилизаторам органического мусора. Но у местных всегда за спиной толпа родственников, а также прочих 'друзей и знакомых Кролика'. Кто-нибудь что-нибудь да запомнит, начнет искать пропавшего папу или дядюшку... и, как обычно случается, обмолвится в самый неподходящий момент самым неподходящим людям. Нет, не вариант. И снова пришлось импровизировать, полагаясь главным образом на высокую автоматизацию работ.

— Дывысь, яка кака намалевана, — процитировал Копыльский, передав капитану свежеотпечанную фотографию, оттиск с камеры перископа.

— Что у вас? — из открытого люка в металлическом полу заинтересованно выглянул Кадьяк.

До переоборудования рубки в ней могли бы поместиться человек пять, но сейчас, после всех трансформаций, места едва хватало для троих. Кадьяк уже натянул легкий скафандр, оставалось надеть шлем и залезть в облегченный экзоскелет с набором инструментов и баллонами, так что кибернетик даже не стал пытаться залезть в кабину.

— Херня там, — пояснил Нах. — Вот такая...

— Ого, — сказал Кадьяк, глядя на фотографию. Она отображала странную штуку, которая больше всего напоминала краба в тарелкообразном панцире с четырьмя лапами, обутыми в 'тапочки'-поплавки. На снятом под таким углом и с большой дистанции изображении было трудно понять масштаб, однако, по-видимому 'краб' был где-то по пояс взрослому человеку и действительно ходил по воде. Над панцирем торчала зонтичная антенна в полураскрытом положении. [8]

— Охренеть, — на хорошем русском вымолвил Кадьяк. — Что это?

— Понятия не имею, — честно ответил Нах. — Но три таких взяли в окружение остров с нашей мишенью. Смахивает на расширение периметра наблюдения за счет мобильных автоматиков. Кажется, новая сторожевая система будет посложнее, чем мы ожидали.

— Вот уроды, — скрипнул зубами Копыльский. — Мало им придонных датчиков...

Сеть маячков, отслеживающих вибрацию и еще с полдесятка параметров, была основной причиной, которая спустила в унитаз концепцию подводной высадки. То, что противник задумал еще какую-то пакость, оказалось неприятным сюрпризом. Очередным в списке, что с удручающим постоянством обновлялся который день подряд.

— Надо сообщить диверсанту, — предложил Кадьяк. — Может, стоит пробить числовые сети, проверить, чьи это... ходячие поплавки?

— Нельзя, — покачал головой Нах. — Придется поднимать антенну, еще слишком светло, заметят. А мы по маршрутному листу должны быть уже пятью километрами западнее.

— Можно попробовать вклиниться в промежуток между салютом и высадкой...

— И что дальше? Будем отменять? Или скажем десантнику, что может еще больше нервничать?

Кадьяк задумался и честно признал:

— Да, теперь только положиться на таланты нашего клона.

Нах покосился через плечо на Мохито, который дрожал от холода и заливал в свою ванну антисептический гель нежно-салатового цвета. Корыто и электроника графа слопали оставшийся резерв свободного места, зачеркнув желание Беса непосредственно поучаствовать в операции.

— Все, готовьтесь, — приказал Нах, концентрируясь на приборах. За отсутствием возможности нанять правильную команду, заговорщики постарались в кратчайший срок приспособить технику под свои навыки и потребности. Так что в тесной кабине подлодки стало еще теснее из-за присобаченных на скорую руку экранов и адаптеров управления. От Наха и Копыльского требовалось главным образом следить, чтобы синие и зеленые линии совпадали с красными, крутить ручки, добиваясь совмещения, и ничего не сломать. Остальное делали алгоритмы, написанные за двое суток пятью коллективами программистов от Сиэтла до Челябинска.

— Твою м-м-мать, — пролязгал зубами Мохито.

На подлодке было холодно, а граф поспешил раздеться, чтобы намазаться специальной мазью. Теперь он мерз, а ванна заполнилась пока лишь на две трети. О какой-то теплой накидке никто, разумеется, не подумал. Кадьяк посмотрел на трясущийся жирок графа, деревянный поддон, прислоненный в угол рядом с люком в машинное отделение. Кибернетик тихонько вздохнул и убрался назад, в отсек внешних работ со шлюзовой камерой. Спускаясь по короткой лесенке, наемник быстро вспомнил наиболее опасные, сшитые на живую нитку предприятия, в коих участвовал, и пришел к выводу, что эта операция не является пиком безумия, однако призовое место, безусловно, возьмет.

— Свитер возьми, — посоветовал графу Копыльский.

— Шерсть ку-кусается, — вымученно пробормотал Мохито. — И, по-моему, вы мне слишком мало платите. Я как Моисей, только круче и несчастнее, он, по крайней мере, не нырял на тридцать метров.

— Зато мы уважаем твой шаббат, — огрызнулся Нах, уставившись в экраны. Длинный секционный светильник, проходящий на всю длину рубки, давал неприятные блики, которые утомляли глаза и рассеивали внимание.

— И то верно...

— Все хотел спросить, — внезапно спросил Копыльский, сделав какую-то пометку в блокноте с магнитными держателями. — А почему все-таки 'Мохито'?

— Хор-р-рошее место выбрал для исповеди!

— Потом снова забуду. Так почему?

'Флибустьер' ждал очередной отповеди, но граф неожиданно ответил:

— Мафоны 'Снаяр' помнишь?

— А то ж, — фыркнул Копыльский.

— То же самое. Отец из командировки привез банку кофе 'Maxim', я и прочитал как 'Махит'. Всем понравилось, кроме того, я Максим. Максим-Махит, потом мексы переиначили по-своему и с уважением, а дальше само пошло.

— Ясно. Спасибо.

— Хорош болтать, — приказал Нах. — Так что с 'врезкой'?

Мохито критически оценил объем заполненности своей лохани так, будто мог что-то изменить — запас антисептика и хладагента все равно закончился. С усилием поставил на края ванны поддон, сколоченный из древесины четвертого сорта на скорую руку. Давным-давно сделанный сугубо на один раз, да так и прошедший с Максимом несколько лет, взлом за взломом, потому что предмет счастливый, приносит удачу.

— Ну, давай еще разик, последний-распоследний, — шепнул Мохито, проводя пальцами по доскам, которые годы и аппаратура сгладили, однако выровнять шероховатую занозистость до конца не сумели.

— Все, я полез в студень. Пять минут на подключение, девять на синхрон, еще пять на инвентаризацию. Докинем еще пяток на всякий случай. Итого двадцать пять и я на старте.

— Норма. Через тридцать будем на месте и выпускаем антенну, пока железная башка с обезьянами пилит трубу, — капитан снова сгорбился в кресле, неудобном и тесноватом для мастера приготовить хороший шашлык.

— Железная башка все слышит, — иронично сообщил Кадьяк, снова показавший голову из люка.

— Да и хрен с тобой, — бросил Нах. — Все, я начинаю отсчет.

— Закрываемся, — посерьезневший Кадьяк взялся за крышку, похожую на колокол. — Крутите винт у себя, мне снизу неудобно.

Нах на пять-шесть секунд закрыл глаза, прислушиваясь к субмарине. Ощутил едва заметную дрожь корпуса, настолько слабую, что ее легко было принять за обман осязания. Услышал исчезающе слабый гул работающих механизмов и вентиляции. Подумал, что все еще можно изменить и отменить. Несколько фраз, пара движений — и все закончится, не начавшись. Потрачены большие деньги? Не в первый и не в последний раз, никто не получает сплошные прибыли без убытков. Ненужные свидетели и лишние люди? Исчезнут без следа, опять же не с них началось и не ими закончится. Не нужно стараться прыгнуть выше головы и лезть в разборки трестов. Пусть большие корпорации мордуют друг друга за секреты и проекты планетарного масштаба, а Комитет продолжит скользить в мире серой экономики как морская змея среди кораллов.

Нах открыл глаза и посмотрел на Копыльского, прочитав в глазах товарища тень той же мысли.

Еще не поздно...

Затем Павел Романов по прозвищу НуНах сказал очень тихо, на грани шепота, словно вражеские акустики уже вышли на тропу войны, вооруженные лучшими шумопеленгаторами:

— Тишина в отсеках. Считайте, что мы на войне и вся 'Семерка' над нами... [9] Потихонечку двинулись.

Если бы это был сериал, то дальше пошла бы клиповая нарезка раскручиваемых лопастей винтокрыла, залезающего в подвесной контейнер Коллеги etc., под соответствующую музыку. Но поскольку у нас не сериал, остается лишь ваша фантазия — и музыка

https://www.youtube.com/watch?v=TookCU1tnwY

_________________________

[8] И опять-таки вполне реальный проект, шагающий разведывательный дрон для флота США, теоретически мог выдать до 30 узлов. За подгон традиционное спасибо Юрию Кужелеву. Смотрите его ЖЖ, там угара милитаристского кутежа и техноужастей еще много:

https://youroker.livejournal.com

[9] Имеется в виду Седьмой оперативный флот ВМС США, в зону ответственности которого входит западная часть Тихого океана и восточная часть Индийского океана.

Глава 21

Корпоративные войны, штурмы укрепленных баз, атаки небоскребов... Индустрия развлечений давно создала исчерпывающий и романтический образ настоящего преступника мира чисел, закрепив его на уровне 'все знают!'. В реальности ломщики и прочие бароны занимались главным образом не аферами ценой в миллиарды, а куда более скучными делами. Перехват почты, кража паролей, включение в линии связи, сбор записей с камер и так далее, и так далее. Но когда ты много лет крутишься в серой зоне, где непонятно как провести границу между еще законным и уже насквозь криминальным, это 'и так далее' становится увесистым, значимым, многочисленным. Эль Мохито, которого редко называли по имени, а настоящую фамилию вообще никто не знал, со всем основанием считал себя одним из опытнейших 'боевых' графов мира. И терпеть не мог свою работу. Хотя, с другой стороны, искренне ею наслаждался.

'Твою ж мать... И зачем я снова во все это впутался?!'

Максим вообще не любил работать, он предпочитал любить Бога, Тору, субботу и жену с дочкой. Но чтобы заниматься этим правильно, требовались денежные знаки, которые надо было где-то брать. Один Максим до ужаса боялся 'графских' занятий, риска и вообще всего, что выходит за рамки легкого мухлежа с коммунальными счетами. Другой испытывал наслаждение, ломая неуязвимое, вскрывая несокрушимое и самоутверждаясь иными способами, которые подвластны лишь Мастеру Чисел. Причем деньги были, разумеется, полезны и приятны, однако главное — именно чувство победы. Великолепное и неописуемое ощущение, когда ты проломил цифровым тараном очередную 'стену', на которой убилось множество менее удачливых и умных коллег.

Обе личности жили вполне гармонично, дополняя друг друга, как рассвет и закат. Мохито иногда задавался вопросом — как он при таких комплексах дотянул до положения 'архитектора', то есть высшего сана в сложной и запутанной иерархии числовых преступников. Ответ неизменно был прост и очевиден — исключительно божьим попущением.

Сейчас, в последние минуты перед работой, власть перешла к первому Максиму, поэтому больше всего граф хотел выскочить из гелевой ванны с криком 'выпустите меня отсюда, я хочу к маме и написать повинную!'. Слегка дрожащими пальцами программист щелкал по клавишам, не обращая внимания на потеки слизи.

— Ага... — сказал тем временем Нах, очень тихо, почти шепотом. 'Флибустьер' уставился на большой экран, один из установленных специально для операции. Три синих линии витиевато сплетались, заставляя подумать о сумасшедшем осциллографе, у которого приключилась шизофрения и размножение личностей.

— Что? — спросил Копыльский, поправляя очки. На самом деле нужды в оптике комитетчик не испытывал, у него было прекрасное зрение, а стекла в оправе не имели диоптрий. Но за много лет привычка стала второй натурой, а очки своего рода талисманом.