Зерно А

Сотрудничество, которое предлагает Человек-Цыпленок, явно не сводит меня до роли технического исполнителя. Так или иначе, это были бы непаритетные отношения. Я-то знала, откуда ноги растут. К черту байки о преемстве. Человек-Цыпленок вряд ли однажды захочет покинуть насиженную жердочку.

Что-то подсказывало мне, что он не будет особо убиваться из-за моего отказа. Просто, между ланчем и игрой в пул, возьмет и сотрет меня с лица земли. Проще пареной репы.

Господин Слеза спускался со мной. Я вжалась в угол и немигающе смотрела на цифры: шестнадцать... семь... два... Я вылетела из лифта и вихрем пронеслась через вестибюль, к выходу, покрыв все расстояние за считанные секунды.

— Палисси!

— Свободен. Упырь, — добавила я вполголоса.

Я припустила по мостовой, горько думая: 'Как же легко поддаться панике!' Спрашивается, как иначе? Я только что отшила Человека-Цыпленка! Едва не свалившись, перепрыгивая через кучу грязного снега, я оказалась на проезжей части. Таксист рубанул по тормозам и уставился на меня, не в силах даже начать ругаться. Я открыла дверцу и скользнула на переднее сиденье, вся из себя сосредоточенная и угрюмая.

— В Кварталы, к 'Ананасам в шампанском', будьте добры.

В последние дни я моталась в Кварталы чаще, чем за последний год. Однако в той ситуации, в которой оказалась я, помощи ждать не от кого.

Кроме Эдуарда.

Таксист поморщился.

— Девушка, вот вы остановили такси и вам хорошо, а меня чуть родимчик, черт подрал, из-за вас не хватил! Никогда так больше не делайте!

Я не могла этого пообещать.

Деревья на проспекте были украшены паутиной лампочек. Тут и там — надувные снеговики, голограммы, новогодние поздравления от правящей верхушки. Нас обогнала иномарка; водитель иномарки опустил стекло и, выплевывая сквозь зубы проклятия, сунул в окно самый востребованный на дороге жест.

Перед плотиной образовался затор. Правый берег лежал как на ладони: заснеженные массивы домов, скелеты деревьев, фонарные столбы. Кварталы тонули в иллюминации, хотя время было не позднее, всего-то час пополудни. Небо, казалось, вот-вот с треском упадет в реку. В тучи врезался бивший из глубин противоположного берега сноп света; дразнящий женский силуэт, реклама очередного увеселительного притона, пританцовывал, повиливал бедрами. Уверена, в Новый год в этом заведении яблоку негде будет упасть.

Я чувствовала себя чем-то вроде лампочки, на свет которой прилетела самая прожорливая моль в городе. Мне уже не сойти со сцены целой и невредимой. Надо хотя бы попытаться. И даже не ради себя, а ради Влада.

Таксист включил печку. Он был в толстенном свитере, но все равно мерз. Я же сидела с расстегнутой до середины груди кофтой. Будь я человеком, это давно обеспечило бы мне топ-болезнь моего детства — бронхит.

Мы объехали место аварии: ничего страшного, пара-тройка вмятин на кузовах и разбитая фара, водители бодрячком, разве что посиневшие от холода и злобы, милиция в высоких фараоновых шапках и с поднятыми овчинными воротниками заполняет какие-то бумаги.

Чем ближе такси подъезжало к 'Ананасам в шампанском', тем туже сжимался узел в моем желудке. Эдуард мог списать мое исчезновение на изъяны моего характера. А изъянов у моего скорпионьего характера, должна признать, много. Я задалась вопросом: расскажу ли я ему правдивую версию произошедшего? Если он не выведет меня из себя в первую же минуту, то — да, возможно.

Я подумала о Максе, эдуардовом телохранителе. Как-никак, он последний, кто видел меня перед моим исчезновением. Помнится, Макс сказал, что если со мной что-то случится, его по стене размажут. Хотя попробуй размажь такого — одна головная боль.

Может, Эдуард волнуется. Может, рвет и мечет. Или же возненавидел меня, ведь я перед уходом не выключила свет в гостиной.

Кристально ясно одно: мое появление в 'Ананасах' будет фееричным.

Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!

Сколько же во мне радости, радости, радости!

Глава 35

Таксист сунул полтинник в 'бардачок', проворчал что-то и укатил.

— Кто там?

— Открывай давай, умник.

Из темного вестибюля пахнуло сигаретным дымом, дорогим парфумом, кожаной мебелью. К горлу подкатил ком. Вдруг войти в дверь стало почти также сложно, как протиснуться в кроличью нору. Но я вошла, Бог видит, я вошла. Дверь закрылась, и тьма обволокла теплым коконом. Когда глаза привыкли к темноте, Артур выскочил мне навстречу, как черт из табакерки, и заключил в объятия. На его руках не было перчаток.

— Да-да, взаимно, малыш, — я уперлась рукой в грудь Артура и восстановила между нами некоторую дистанцию.

— Ты как сквозь землю провалилась!

Я, наверное, с минуту вглядывалась в его лицо.

— Не уверена, догадываешься ты сейчас или нет, как близко подобрался к истине. Нет, — решила я и улыбнулась, — конечно, не догадываешься.

— Уходишь от ответа?

— Ухожу от ответа, — кивнула я. — Эдуард здесь? Мне надо с ним кое-что перетереть.

Артур медлил.

Я закатила глаза:

— Ладно, блин, спрошу лишь раз: в чем проблема? У меня нет времени на позы и ужимки.

Артур опустил глаза.

— Так-так-так! Неужели? Твоего босса что, одолел вирус обиды? — Я вскинула брови. Ничуть не удивлюсь, если это так.

— Не думаю, что это так.

— Артур! — рявкнула я. — Мороси давай!

Он поморщился. Ага, согласна, это было громко даже для меня.

— Помнишь Софию? Прости, глупый вопрос. Конечно, помнишь. Так вот, она...

Ощущение, будто мне двинули под дых.

— Эта припадочная... она что, здесь?

Артур кивнул.

— Плевать. Мне надо увидеться с Эдуардом. Жирная точка.

Если хотите знать, я не расценивала категоричность в даваемых Софии оценках как признак своей импульсивности и незрелости. Напротив, я считала себя объективной. София тоже верила, что все крепкие выражение в мой адрес ни что иное как объективная оценка. Даже если мы заблуждаемся, для самих себя мы всегда правы; правы в наших персональных вселенных.

София и я на ножах после первой нашей встречи, когда она налетела на меня сгустком черных волос и красных ногтей и попыталась выцарапать мне глаза. Да, сознаюсь, я спровоцировала ее. Во всем виноват мой длинный язык. Честно говоря, во всем всегда виноват мой длинный язык. Но да ладно. Как я потом выяснила, прикладывая лед к ушибам и синякам, София считает, что я неблагоприятно влияю на Эдуарда. Что-то в этом роде. Они типа друзья, представляете? Дружба вообще странная шутка. Все угрозы и оскорбления сводились к тому, чтобы я не приближалась к Эдуарду и на расстояние пушечного выстрела. Да я бы с радостью не приближалась к нему и на расстояние сотни пушечных выстрелов! Однако, увы, обстоятельства складываются иначе.

Я уставилась вглубь вестибюля, отороченного, как кружевом, синеватым светом.

Артур коснулся моей щеки, заставляя посмотреть на него:

— Вижу я, как тебе плевать.

Я вздрогнула и поморщилась. Он мог подумать, что это из-за его слов, и ошибся бы.

Его прикосновение... Даже когда человек замерзает, прикосновение не бывает таким... запредельным.

Артур все понял: разом осунулся и ссутулился, а в его глазах появилось что-то настолько затравленное и печальное, что я почувствовала себя редкостной сволочью. Думаете, легко удержать рядом с собой людей, когда одним прикосновением вы можете их убить? Если вы термовампир, вам не помогут ни ваше обаяние, ни ваша харизма.

Артур не убрал руку, что стоило ему неимоверных усилий. Ему хотелось отступить от меня, отвернуться — да что угодно, лишь бы не читать правду в моих глазах.

Слова крутились на языке. И я не стала молчать, хотя понимала, что уязвлю его еще больше:

— Во-первых, если я говорю, что мне плевать, значит, так и есть. Во-вторых, убери руку, Артур, и сделай два шага назад.

Он убрал руку и сделал два шага назад.

Мы вошли в зал. В дальнем углу, на диванах, сидел Эдуард. Рядом с ним расположился габаритный мужчина в деловом костюме, с лежащим на плечах шарфиком с золотой бахромой; перстень на мизинце, на кончике носа — очки в золотистой оправе. Не коматозник.

Понятия не имею, какого черта, но я чувствовала коматозников. Как если бы во мне теперь был радар, способный указать, какой домик пустой, а какой полный. Впрочем, кто обладателем пустого, а кто полного домика — люди или коматозники — не берусь утверждать. Равно как говорить о коматозниках, используя личное местоимение 'мы'. Не сейчас, не в ближайшем будущем.

Затем я заметила Софию. Она отделилась от тени, подсела к Эдуарду и смахнула с его плеча невидимые пылинки. На девушке была белая шелковая блуза, узкие джинсы и туфли не иначе как на пятнадцатисантиметровом каблуке насыщенного цвета бургунди. Артур положил руку мне на плечо.

— Марго, — позвал он тихо.

— Отстань, все феерично.

Я повела плечами, струшивая его руку, и зашагала к диванам. У меня в распоряжении было достаточно времени, чтобы насладиться производимым эффектом. Эдуард поднял голову. Он так и остался сидеть, глядя на меня, перьевая ручка замерла в сантиметре над молескином. Я указала глазами в сторону, мол, отойдем. Толстяк продолжал что-то бубнить, но, поняв, что его никто не слушает, тоже уставился на меня.

София встала мне навстречу:

— Да это же Палисси! Сколько лет, сколько зим.

Ни дать, ни взять, красота Софии была едва ли не удушающей. Вплоть до того, что это было нечестно по отношению к другим представительницам слабого пола. Однако меня таким не смутить.

— Ты удивишься, узнав, что я не числюсь среди твоих фанатов, София. Советую сменить тон на более уважительный.

— Да ну? А чем ты особенная?

— Да так, ничем. Две руки, две ноги, одна голова. Эдуард, нам надо поговорить. Немедленно.

Но путь ему по-прежнему преграждала София. Поскольку Эдуард, к сожалению, был из воспитанных мира сего, то лезть через столик не стал. А зря. Я начинала злиться.

— София, прочь с дороги, — сказала я очень спокойным голосом.

— Подойди ближе и скажи мне это в лицо.

— София, я не в том настроении, чтобы перекидываться пустозвонными угрозами, поэтому сразу предупреждаю: если я подойду, то ты ляжешь.

Я посмотрела на Эдуарда, улыбнулась и с пренебрежительным видом пожала плечами.

София проследила за моим взглядом.

Всякое бывает. Черные полосы — это нормально. Среднестатистическая черная полоса: вы разлили кофе на новые штаны, опоздали на работу, босс сделал вам выговор, вы поцапались с любимым человеком. Черная полоса Риты Палисси: на вас клепают липовое обвинение, в вас стреляют, вы становитесь коматозником, любимые вам люди попадают под удар, вы знакомитесь с Уна Бомбером и Королем Начинок. Мое невезение носит насильственный характер. Так и хотелось заорать: 'Да что с тобой, большой белый мир? Ты это серьезно?' А тут еще эта неуравновешенная коматозница.

София налетела на меня черно-белым сгустком. Я упала, стукнувшись затылком, из глаз посыпались искры. Я еще отметила, что у нее хорошие духи, когда она ладонью заехала мне по физиономии. О, это было чертовски последней каплей!

Я сгребла ее блузку в кулаки и в следующую секунду оказалась на Софии. А вот и еще один плюс коматозничества: я стала сильнее, в самый раз, чтобы потягаться с кем-то моей весовой категории. Я двинула Софии в челюсть, но удар соскользнул и получится не таким тяжелым, как мне хотелось бы. Тогда я схватила ее за волосы и пару раз приложила затылком к полу. Я и забыть забыла, что мы не одни.

Меня содрали с ругающейся девицы. Я пыталась спихнуть с себя руки Эдуарда, но проще вступить в ближний бой с куском закаленной стали. Усилив хватку, да так, что у меня перехватило дыхание, он ясно дал понять, что не намерен отступать. Софию сдерживал Артур; остается пожелать ему удачи и скорейшего выздоровления.

— Немедленно прекратить! — скомандовал Эдуард.

— Какого черта, она первая начала, — рявкнула я, Супер Плевком сплевывая набежавшую в рот кровь.

Эдуард повысил голос:

— София!

Девушка отпихнула Артура и стояла, поправляя волосы. Не без мрачного удовлетворения я отметила, что порвала ей блузу; был виден белый кружевной бюстгальтер, подчеркивающий смуглость ее кожи.

— Мы еще не закончили, Палисси, — она ткнула в меня указательным перстом. Театральный жест.

— А я думаю, что закончили.

— Палисси, да ты боишься меня до судорог!

Любопытно, догадывается ли София, что я теперь коматозник? Ой, сомневаюсь.

— Слушай, тебе подарить шапку Наполеона? Я могу, мне не жалко.

София фыркнула.

Толстяк кривил губы в ухмылке. Персонал ресторана, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Бесплатное представление, а то.

— Возвращайтесь к работе!

Эдуард подошел к толстяку и что-то сказал ему, тот кивнул и сделал пометку в молескине. Ухмыльнувшись по очереди мне с Софией, кивнув: 'Дамы', толстяк подхватил пальто и двинулся к выходу.

— Прости, — сказала я, когда мы отошли в укромный уголок. — Эдуард, моя проблема в том, что я неуважительно отношусь к чувствам окружающих. Я признаю это. Ты слишком добр ко мне. Даже София придерживается такого мнения.

Эдуард холодно заметил:

— В следующий раз изволь предупредить, если захочешь исчезнуть. Не меня, так Максима или Артура. Ты понимаешь, как я волновался. — Вопрос прозвучал не вопросом.

— Следующего раза не будет. — Я поспешила добавить: — Я все объясню.

— Откуда у тебя седые волосы?

— Я все объясню, — повторила я и скрестила руки на груди — не хочу, чтобы он видел, как они дрожат. — Только, чур, не перебивать. И — да, тебе лучше присесть, потому что вряд ли рассказ придется тебе по душе. — Эдуард не шелохнулся, и я пожала плечами: — Ну как хочешь, мое дело — предупредить.

— Ты всегда предупреждаешь, — подтвердил он мрачно.

Я размышляла, как лучше начать. Эдуард терпеливо ждал. Ничего путевого не придумав, стянула с волос резинку, и волосы рассыпались по спине и груди. И заговорила.

Я рассказала все... ну, или почти все — о Кудрявцеве и 'Темной стороне' умолчала. Я бы выразилась чуток иначе: рассказала достаточно, чтобы увидеть потрясение с оттенком страха на лице Эдуарда. Редко кому удается развести его на столь явные эмоции, а мне вот удается. Я опустила глаза и поняла, что его руки сжимают мои. Более того, я плачу и все повторяю имя брата. Вот как легко потерять лицо.

— Я не переживу, если с ним что-то...

— Ничего с ним не случится, — отрезал Эдуард. — Тебе следует поговорить с Человеком-Цыпленком и объяснить, что ты не претендуешь на его место.

Я скрипуче хохотнула:

— Твои слова, да Богу в уши! Человек... гребаный... Цыпленок!

— Что ты предлагаешь?

— Мне нужна твоя помощь. Но я пойму, если ты не согласишься.

Я выглянула из-за его спины: прикладывая к скуле стакан со льдом, София сидела за барной стойкой; Артур нервно поглядывал в нашу сторону.

— Рита, посмотри на меня.

Я посмотрела и сразу все поняла.

Захотелось обнять Эдуарда, но, напомнив себе о Софии, я обошлась кивком. Улыбка, задуманная как благодарная, из-за слез получилась, скорее, мученической. О-хо-хо, по крайней мере, я все еще могу улыбаться.