Посох Богов

Вдруг я слышу, нет, скорее чувствую, как кто-то зовёт меня войти. Путая, перемешивая внутри страх и любопытство, я делаю ещё несколько шагов, постоянно чувствуя за спиной присутствие Валентина, который остаётся на месте, не смея идти со мной.

Кромешная темнота там, за входом пугает меня, но я знаю, что там меня ждёт что-то важное. Я уже возле самого входа. Ещё шаг и я, возможно, упаду в бездну.

Слабое радужное мерцание всех оттенков цветов, как тончайшая стенка мыльного пузыря отделяет меня ...от чего?

И я делаю шаг.

Бесконечное падение. Абсолютная тьма. Тепло и холод одновременно... Как долго. А вдруг я умерла, и меня больше нет.... Скорость такая, что я, казалось, обгоняю сама себя... чёрная всасывающая пустота... низвержение в пропасть или восхождение в неизведанные высоты...

Я кричу...

И просыпаюсь....

Из крошечной трещинки между сном и явью, посреди ночи я выплыла из забытья, не зная, что меня разбудило. В горле пересохло, наверное, я действительно кричала. Я перевожу дыхание и открываю глаза. Неясные шорохи вокруг заставляют мой слух обостриться до предела.

Боже мой, что это там, в холодном лунном полумраке? Смутное потустороннее свечение. Ужас чёрной тенью метнулся в моей душе. Моё одиночество кажется мне абсолютным.

В противоположном углу комнаты что-то светиться бледным голубовато-серебристым светом.

Я пытаюсь осмыслить происходящее. Что это может быть? Телефон?!

Ну, конечно... Вот трусиха...

Я сажусь на кровати. Но к своему ужасу, рядом, на стуле возле изгловья кровати, обнаруживаю свой безмолвный, безжизненный телефон.

Тогда что же светиться там?

Преодолевая страх, пытаясь найти хоть какое-то объяснение этому явлению, я осторожно поднимаюсь и направляюсь туда, где зависло светящееся облачко. Кажется, что его можно потрогать.

На столе, излучая тонкий, неземной, невероятный свет лежит медальон.

"Господи, что это может быть?".

Я пытаюсь хоть как-то объяснить для себя это явление.

"Что может светиться в темноте... Фосфор..."

Это было единственное, что смогло придти мне в голову.

"После того, как я побывала в медальоне на солнце, он накопил свет и теперь... Откуда там фосфор! Фу, какой бред".

Но почему он не светился, когда я выключила лампу перед сном?

Я стою рядом, боясь прикоснуться к медальону.

Может быть, это луна подсвечивает полированный металл?

И вдруг свечение внезапно прекращается, будто кто-то выключил подсветку. И тогда я вижу, как играет лунный свет в линиях рисунка на медальоне.

Я напугана, особенно после того разговора у Павла в музее накануне вечером. Откуда он здесь, кому принадлежал раньше?

Я снова ложусь в постель и, не отрываясь, гляжу на медальон.

Незаметно для себя, я перестаю думать о свечении, мысленно возвращаюсь к вчерашнему свиданию с Валентином...

Мне снова удаётся уснуть.

Глубокой ночью Валентина разбудило острое ощущение чьего-то присутствия и липкого унизительного страха, выползающего в минуты слабости, помимо воли.

Густой, неподвижный, почти осязаемый, сумрак висел в комнате. Как огромный спрут, тьма трогала лицо холодными щупальцами, перебирала волосы, пыталась закрыть веки. Затаив дыхание, Валентин таращил глаза, стараясь хоть что-то разглядеть. Наконец, ему показалось, что в дальнем углу комнаты, между креслом и столом он видит тёмную неясную фигуру.

Некто или нечто едва заметно колыхнулось и, медленно качаясь, как в чёрных инфернальных водах, поплыло в его сторону. Валентину послышалось, как под чьей-то невидимой ногой скрипит половица.

Холодный первобытный ужас сковал тело Валентина. Он не мог шевельнуться, не мог дышать, язык прилип к нёбу так, что он не смог крикнуть, даже, если бы попытался.

Фигура росла, приближаясь к нему на опасно близкое расстояние. Он почувствовал едва уловимое движение воздуха, от которого зашелестели страницы незакрытой книги. Абсолютно непроницаемое нечто было уже в двух шагах от него, он даже начал различать женское лицо, бледное, с огромными чёрными глазами.

Но прежде, чем оцепеневший Валентин смог что-то сообразить, свет фар проехавшей мимо дома машины прошил темноту, заплясал на потолке, сполз по стене на пол и проплыл по комнате. В углу не было ничего, кроме кресла и стола. Он понял, что некто, только что стоявший в тёмном углу комнаты, на самом деле стоял где-то в самом дальнем углу его души.

На лбу выступил холодный пот. Он медленно выдохнул.

"Что это со мной? Бред какой-то"

Он откинул одеяло и присел на край кровати, прислушиваясь к тишине. Не в силах подавить непроизвольную дрожь, сунул ноги в шлёпанцы, встал, и чтобы развеять наважденье, пошёл в ванную. Опершись на край раковины, Валентин взглянул в зеркало. В зеркале отразилось его бледное лицо. Тем не менее, прикосновение к холодному краю раковины привело в чувство. Он умылся и направился в кухню выпить воды.

Потом он снова вернулся в комнату. На часах светились цифры 02:45. И хотя мрак казался уже не таким густым, как в минуты присутствия таинственной гостьи, было всё-таки темно.

Всё ещё во власти только что испытанного ужаса, Валентин стоял посреди комнаты, пока глаза не привыкли к темноте и не стали различать детали предметов.

Вокруг всё было так же, как и накануне вечером, и днём, и всегда. Но что-то всё-таки не так, по-другому. Бледный свет уличного фонаря пробивался в окно, отбрасывая жутковатые тени на стены и потолок. Прошло ещё какое-то время, пока он стоял посреди собственного жилища, словно пятаясь найти "десять отличий". Какая-то тёмная сила прошла через его сознание. В конце концов, ему вроде бы удалось убедить себя, что изменилось лишь его восприятие, но необоснованное ощущение беспокойства, заполнившая сердце сокрушающая тоска, говорили о том, что он либо заболел, либо сошёл с ума. Всё путалось в голове. Необычное лихорадочное возбуждение овладело Валентином.

Какой-то путаный морок, подобно змее, выполз из сумрачных глубин его естества. Чувства были болезненно обострены.

Он подошёл к столу, собираясь писать. Что, кому, он не имел понятия.

Странные необыкновенные мыслеобразы и странные созвучия рождались в его голове. Он удивился их странности, никогда раньше он так не говорил и не думал. Испытывая уже совершенно осознанный ужас, Валентин быстро сел на стул, схватил листок бумаги, карандаш и стал лихорадочно записывать.

Словно кто-то водил его рукой. Он писал и писал, не понимая, что он пишет, откуда взялись эти странные, чужие слова, более того, чужие буквы. Словно открылся люк между чем-то никогда раньше не соединявшимся. В его ледяных пальцах был крепко зажат карандаш. Холодный пот струился на лбу поэта.

Внезапно слова и буквы кончились. Так же внезапно, как и появились. Валентин отбросил карандаш в сторону, словно он принадлежал не ему, также, как и написанное им... Карандаш полетел куда-то в угол, отскочил от стены и упал на пол, расколовшись пополам.

Вытерев выступивший от напряжения пот, Валентин медленно взял в руки листок, исписанный какими-то каббалистическими знаками. Ужас прошёл сквозь него как молния. И всё-таки эта абракадабра создавала впечатление некой осмысленной криптографии, но он, кажется, никогда раньше он не видел этих букв, похожих на следы птичьих лапок.

Поэт был потрясён.

Валентин проглотил комок в горле, осторожно положил исписанный листок на стол, поднялся со стула и стал ходить по комнате, дрожа как в лихорадке.

Написанное было похоже на послание из другого мира.

Неожиданная догадка осенила его. "Это похоже на какой-то древний язык".

Он схватил телефон, сфотографировал текст и набрал номер Павла.

Отослав текст, Валентин сел, поставив локти на стол и обхватив голову ладонями. Он снова и снова смотрел на древние письмена, выведенные его собственной рукой, стараясь не потеряться в безбрежном море безумия и галлюцинаций.

Павел перезвонил минут через пять.

-Валентин, откуда у тебя это?

-Послушай, старик, долго объяснять, завтра расскажу...Ты можешь сказать хотя бы приблизительно, что это?

-Приблизительно могу. Вероятно, это хеттская клинопись... Так откуда у тебя этот текст?

-Не знаю...

-Что значит, не знаю... Ты...соображаешь?.. Это что, такая изящная мистификация?

-Павел, эта туманная история. Давай завтра.

-Хорошо, я покапаюсь, попробую разобраться.

Попрощавшись с Павлом, Валентин рухнул в постель и, вопреки ожиданию, мгновенно заснул.

Проснулся он от того, что солнечный луч упал на его лицо, а телефон глухо завибрировал в руке.

Звонил Павел:

-Привет, так откуда же всё-таки у тебя этот текст?

-Паша...ты мне лучше скажи, что это такое.

-Ну, хорошо, я послал "это" тебе по почте... "Это" — хеттское письмо. Какой-то древний гимн, любовное стихотворение, посвящённое женщине... Я всю ночь пытался перевести, а потом нашёл его в... ну не важно где... целиком. Вот послушай:

"Ты смотрела на звёзды, звезда моя...

И я увидел, что лицо твоё прекрасно как лицо Богини.

И было это великим, удивительным событием,

великолепное, неведомое прежде чудо,

подобного которому никто и поведать не мог,

подобного которому не найти в письменах предков...

Я полюбил тебя больше, чем всё прекрасное,

что даровали мне Боги.

Это было непостижимое, неведомое чудо,

что Боги привели тебя сюда в этот день....".

-Скажи, где ты-то его нашёл?

-Паша, если я тебе сейчас скажу, то... Я не знаю, но это написал не совсем я. Кто-то или что-то как будто водило моей рукой. Ничего не могу понять. Со мной такое впервые. Ты говоришь, этот текст уже был написан кем-то?

-Да, и это было в незапамятные времена, и ты мог это просто вспомнить, понимаешь? Возможно, ты сам написал это тогда, в той жизни, прошлой?

-Паш, давай как-нибудь без этого... Мне и так не по себе.

-Нет-нет, это как раз многое объясняет. Это очень просто. Для того, чтобы вспомнить прошлые жизни, надо просто погрузиться на тэта-уровень активности головного мозга. И в этом нет ничего паранормального. Волны мозговой активности — это всего лишь электрические импульсы, которые постоянно испускает мозг человека. Эти волны имеют два показателя: амплитуду и частоту. У тэта-волны частота колеблется от четырёх до шести герц. Человек погрузается в состояние, подобное обычному сну, некое "сумеречное" состояние, гипнотический транс. В этом состоянии увеличивается активность памяти. Память улучшается, особенно долговременная, ну и повышается доступ к подсознанию, возможность свободных ассоциаций, повышается креативность, даже имеют место неожиданные озарения. Только обычный человек не может долгое время в нём оставаться без того, чтобы не свалиться в сон. Кстати, сон тоже даёт большое количество тета-волн.

-Паша, не грузи меня сейчас, ладно? — взмолился Валентин. — Давай оставаться в пределах постижимого, поговорим сегодня вечером у Зои, там все наши соберутся. Ты помнишь, что она приглашала нас на день рождения?

-О! Да, я чуть не забыл. Ну, хорошо, до встречи. Но учти, тебе придётся рассказывать. Не отвертишься.

-Хорошо, хорошо.

Утром двадцать второго августа я проснулась совершеннолетней. Лишь только моё сознание выплыло из сна, я почувствовала прилив оптимизма. Я была готовая обнять всех.

Солнечное утро почти полностью рассеяло мои ночные страхи. Мало ли что привидится ночью в старом доме, полном старинных вещей и образов. Утро началось с яичницы из двух яиц. Я смаковала каждый кусочек, казавшийся мне сегодня Божьим даром.

Первым меня поздравил папа. Он уже приготовил подарок и надеется вернуться в Москву со дня на день.

Потом позвонила мама. Бедняжка, она почти плакала оттого, что не со мной в этот знаменательный день.

Я успокаивала её:

-Сегодня вторник, а в пятницу вечером вы, уже вдвоём с папой будете здесь.

-У тебя будут гости?

Да, у меня сегодня будут гости. Я пригласила всех своих новых знакомых, даже Тамару, решив, что именно она, в конце концов, стала инициатором нашего с Валентином знакомства, и что не будет ничего страшного, если она придёт.

Я решила не уделять большого внимания еде, однако, хоть я и не мастерица стряпать, на этот раз я вложила в подготовку закуски всю изобретательность.

Больше всего меня беспокоил вопрос о том, как я буду выглядеть. Пришлось снова вытащить свои пожитки из сумки и перетасовать их с платьями из сундука, комбинируя даже то, что совершенно не гармонировало.

В конце концов, вариант был найден, и я подошла к зеркалу. Из помутневшего стекла на меня посмотрела незнакомка, и я не сразу узнала себя.

Моя рука сама собой потянулась к браслету.

Пальцы ощупывали его гладкую поверхность.

"Неужели я так и не сумею его расстегнуть?".

Минута борьбы, какое-то неуловимое движение, и тихо щёлкнула потайная защёлка. Браслет расстегнулся. Я надела его на запястье, совместив края на одном уровне, и браслет накрепко сомкнулся, вновь едва слышно щёлкнув.

"А вдруг я больше не смогу его расстегнуть?" — мелькнула мгновенная мысль.

Но в этот момент раздался стук в дверь.

Моё сердце громко заколотилось. Я подбежала к двери и распахнула её настежь.

Он стоял на пороге божественно прекрасный, весь в золоте солнечного света, с букетом полевых цветов в руках.

Радость моя огненный фонтаном взлетела к небу. Из самых тайных, космически далёких глубин моего сердца поднималась эта радость, радость от осознания неповторимости мига, ради которого столько раз всходило солнце, и поднималась луна, мига, в котором была вся мудрость жизни. Я не имела ни сил, ни желания противиться этому чувству. Я поняла, что между нами больше нет преград. Ко мне приближался мой Возлюбленный, тот, кто предназначен мне от века, и имя ему Валентин. Я приближалась к своей Великой Любви, истинной, вечной, над которой не властны ни смерть, ни бездны времени и расстояния Вселенной. Меня так радостно и неотворатимо влекло к нему, что я с трудом подавила лёгкую, как от озноба, дрожь, перешедшую в гулкое сердцебиение.

Я улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Я таяла, как в огне, в его улыбке, растворяясь в ней без остатка, готовая за эту улыбку отдать жизнь.

Всё обыденное отошло куда-то, уступив место этому всепоглощающему влечению и предчувствию счастья. Всё замерло вокруг нас, и невозможно было поверить, что земля по-прежнему вертиться.

В его букете нежно мерцали синие васильки и колокольчики, а в моём сердце полыхали алые маки любви, торжествовали гвоздики и красные, как вино, розы. Но его букет распрострал аромат, проникающий в самое сердце.

О, эта беспечальная пора цветения. Утро жизни. Знойный полдень ещё неблизко, спокойствие осени и время пожинания плодов ещё так далеко. Любовь не хочет замечать время, в ней есть что-то от вечности. Она — стихия невидимая и вездесущая. Она творит свою собственную Вселенную.

Моя внезапная любовь, как остро заточенный алмаз, рассекла моё сердце надвое, и одна его половина отныне не принадлежала мне.