Убить демиурга!

— Тяв! — вставила Шотар, уверенно подтверждая вывод наблюдательной девушки. И даже те, кто никогда не переводил с собачьего, поняли: нюхачка подтверждает принадлежность частицы украшения беглому сенешалю-отравителю.

Ника и протянула растерянно:

— Эта штучка тоже отравлена?

— Вряд ли, — раздумчиво проронил Пепел, перебирая варианты один другого неприятнее. Зловещий, очень тихий (уж лучше бы они трещали, как погремушки) шелест плаща из крыльев за спиной лишь сильнее нагнетал обстановку. Дарет тряхнул головой, будто отгоняя сомнения, и тоже вступил в разговор:

— У отца в кабинете висит портрет Владыки. Мой батя очень уважал твоего деда, альсор. Хвастать не буду, друзьями они не были, но старик у Лиаганда доверием пользовался, картину, опять же, сам Владыка преподнес, когда отец в одной переделке отличился, вместе с тем имением, где она и поныне висит. Так я к чему, — наемник почесал ухо и выпалил: — Я мальцом играл там, на полу, и на картину частенько поглядывал, да гадал, чего ж такое сквозь волосы у мужика на стенке посверкивает красно-зеленое, вот точь-в-точь такого оттенка.

— Парный комплект. Знаю о таком, — альсор резко замолчал, закусив губу.

— Ты чего не договариваешь? — потребовала ответа Вероника.

За два дня резкого вторжения сказки в обычную жизнь заурядной писательницы оная успела с лихвой хлебнуть чудес и устать от нападений, нападок разных незнакомых личностей и собственной слабости так, что в пору в отпуск проситься. Да только кто ж его даст и куда ехать? И так от дома, да от родных судьба закинула — дальше некуда. Как-то там Викушка в больнице? Поправляется? Как мама? Беспокоится ли о старшей дочке, или ей сейчас вообще не до этого? В глаза опять попала какая-то соринка, и они опасно заблестели.

Эльсор так же чутко, как малышка Шотар, на настроение Видящей не реагировал. Но и он почувствовал грусть девушки. Пожалуй, сейчас было не лучшее время хранить версии в тайне. Пусть лучше Ника думает о делах, а не печалится о покинутой родине.

— Скорее всего, на бусинах было заклятье единства. Такое использовалось раньше, во времена деда, для вызова особо приближенных слуг и, думаю, после смерти Владыки Торжен сохранил у себя обе части двойного артефакта.

— М? — нахмурила брови Ника, будто что-то припоминала или соображала.

— Торжен мог слышать все, о чем вы говорили в комнате, до тех пор пока подброшенная бусина оставалась цела, — объяснил Пепел.

Все, кроме Шотар, исполнившей свой долг нюхачки и ныне восседающей у находки с выражением неповторимого достоинства на мордахе, помрачнели.

— Ника, вчера и сегодня вы упоминали в разговорах о твоем даре? — без надежды на отрицательный ответ уточнил альсор.

— Да-а, — виновато вздохнула девушка, — раз или два, мельком.

— Плохо, — тяжело уронил мужчина. — Любая информация — оружие, в руках врага опасное особо, тем более, такая информация. Кто знает, что он слышал и кому успел рассказать.

— У вас будут неприятности? — встревожилась Ника.

— У нас? — Пепел коротко, без веселья, рассмеялся. — Вряд ли, мы — альсоры, сила мечей у магического престола. Торжен заплатит за все!

— Заплатил. Уже, — проинформировал коридорное собрание Инзор, вошедший в покои Вероники. Альсор был не менее задумчив и мрачнен, чем брат. Злости и раздражения, правда, в нем не чувствовалось, во всяком случае, такого, чтобы искрить и замыкать магическую проводку. — Труп найден в проулке, неподалеку от дворца.

— Причина известна?

— Остановка сердца, — почесал бровь альсор. — Сомневаюсь, что Торжен скончался от мук совести. Скорей уж, какой-то яд.

— Скорей? Ты не выяснил? — почти поразился Пепел.

— На трупе был плащ из ткани с пропиткой из сушицы. Запах не отследить, магических следов не обнаружить, — выдал еще одну тайну следствия Искра, обменявшись с братом короткими взглядами и получив от него едва заметный кивок — знак того, что до некоторой степени Эльсор доверяет всем присутствующим.

— В город ни ногой, — мрачно велел Пепел, обращаясь к Нике.

— У Торжена могли быть сообщники, устранившие сенешаля, — смягчая категоричное заявление брата, согласился Инзор.

Возмущение от резкого приказа после слов Инзора немного поугасло, хотя Веронике все равно казалось диким, что кто-то может напасть на нее в центре столицы, среди бела дня, буквально ни с того ни с сего, из-за каких-то слов умершего или убитого мерзавца. Сожалений при мысли о том, что больше никогда не увидит неприятного толстяка, Ника не испытывала, почему-то в душе жила совершенно четкая уверенность: тот получил по заслугам, может быть, даже меньше заслуженного. Торжен был не просто неприятным в общении человеком, он и натворил много плохого, о чем даже думать не хотелось, как не хотелось бы копаться в выгребной яме.

Как спасение от тягостных мыслей, в дверь апартаментов вежливо поскреблись и дежурно-громко, чтоб уж точно услышал каждый из находящихся поблизости и не страдающих хронической глухотой, проорали:

— Корреспонденция для лоаны Вероники!

Глава 21. Последствия видений

Два настороженных альсора встретили на пороге слугу с подносом, где возлежал одинокий конверт, гордо поименованный 'КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ'. Правда, конверт был не маленький, эдак формата А четыре или чуть больше, да еще уснащенный красивыми пятиугольными печатями.

Из рук слуги поднос был изъят Пеплом и опущен на пол. Альсор подозвал собачку и велел ей:

— Проверь!

Шотар потрусила к конверту, добросовестно обнюхала его и подняла недоуменные глазищи на мужчину. В них явно читался вопрос: 'И чего звал? Бумага, как бумага!'.

Принцип 'доверяй, но проверяй' решил задействовать и Дарет. Наемник подошел к подносу и ссадил туда же свой живой детектор отравляющих веществ. Ящерка меланхолично потопталась на месте и выстрелила языком. Серо-зеленая шкурка Сихи медленно, как лакмусовая бумажка в слабом растворе щелочи, сменила цвет на оттенок легкой голубизны. Исходя из данных по толкованию окраса, съесть конверт было можно, но без всякого удовольствия. Вряд ли частым явлением на Альрахане, так же как и на Терроне, были маньяки, балдеющие от вкуса бумаги (беременные женщины не в счет).

— Может, я все-таки прочитаю, а уж потом, если кто захочет кусочек, поделюсь? — внесла предложение Ника. К девушке начало возвращаться чувство юмора, временно утраченное от потрясений.

Бдительные стражи, в коих обратились оба альсора и Дарет, отступились, но ни из коридора, ни вовсе из покоев не ушли. Вероника подобрала конверт, а Ила тут же подхватила пустой поднос и примостила его на изящный столик у двери. Возможно, специально назначенный для оставления на нем подобного рода предметов.

Конверт был толстым и крепко заклеенным, но недаром девушка проработала столько в архиве. Каких только писем от мнительных пожилых клиентов, полагающих перлюстрацию на почте обычным делом и принимающих сверхъестественные меры супротив оной, ей не приходилось вскрывать! Да так ухитрялась, чтоб и от конверта не одни клочки остались, и запрос изнутри в целости извлечь. Навык великая вещь!

В кабинете на столе, как помнилось Нике, имелся подходящий ножичек. Зрительная память не подвела! Там колюще-режущая канцелярия и обнаружилась. В два счета девушка извлекла плотный лист, кажется, гербовой бумаги и пробежала написанное взглядом. Потом растерянно протянула:

— Это дарственная. На особняк.

— Какой? — озадачился Инзор, сведя темно-рыжие брови к переносице, и наморщил лоб. — Мать не собиралась дарить тебе собственности в столице, пока не будешь официально представлена и на Альрахане не освоишься.

— Мы вчера по дороге во дворец с одним дедушкой говорили о его пропавшей семье. Он отбыл на ее поиски, а мне подарил особняк, в котором тосковал по сбежавшей дочери, — объяснила Видящая, все еще пребывающая в состоянии частичной контузии неожиданной вестью. Девушка вертела в руках плотный лист с красивыми завитушками, будто надеялась, что тот исчезнет или изменит содержание, если вертеть достаточно долго.

— Ника сделала предсказание о дочери и внуках старику Негалу, — конкретизировал Эльсор пространные рассуждения девушки.

— В город тебе все равно нельзя, — извиняющимся тоном напомнил Инзор.

— А вернуть назад дедушке его дом можно? — уточнила Вероника, испытывая неприятное ощущение, будто она кого-то обманула и хитростью получила то, на что не имеет никакого права. — У него ведь и впрямь родные есть, ему особняк нужнее. Да, дочь там жить ни за что не будет, но можно продать или в аренду сдать?

— Состояние этого полубезумного 'дедушки', Ника, — с кривоватой усмешкой объяснил Пепел, позаимствовав у Видящей дарственную и скользя взглядом по строчкам, — в первой десятке перечня богатейших лоанов Альрахана числится. Он не обнищает от расставания с одним из пяти городских особняков. Дар, преподнесенный Видящей, должен быть сообразен оказанной пророчеством чести — такова древняя традиция, известная мирам.

— А-а, — протянула юная писательница с печальным смешком, — теперь понятно, почему Торжен решил меня отравить. Вопрос стоял о сообразности даров. Значит, сенешаль счел мою смерть достаточной компенсацией за свою загубленную карьеру. Тогда главное, никому и ничего ненароком на балу не ляпнуть.

— Не сможешь умолчать? — насторожился Эльсор, осмысливая практический аспект реализации способностей видения на альраханской местности.

— Не знаю, — пожала Ника плечами.

Злополучный лист-дарственную она отложила на столик в прихожей и теперь уже машинально вновь крутила ножик до тех пор, пока не сдали нервы у телохранителя, и он не отобрал острый предмет у недотепы, ничего не смыслящей в технике обращения с опасными вещами. Если она, конечно, не касалась вскрытия конвертов.

Видящая глубоко вздохнула и, оглядев всех посвященных в тайну, куда как-то мимоходом-мимолетом вписалась Ила, покаялась:

— Оно говорится само. В один момент я ничего не знаю, а потом мысли сами возникают и на язык лезут, будто сказаться спешат. И я не сразу понимаю, насколько говоримое важно, опасно или секретно. Оно словно сначала на язык попадает, а потом уж до головы доходит.

— На балу не оставлять наедине ни с кем и самим далеко от нее не отходить, — выдал Эльсор инструкцию для брата.

— Да, Глеану обещал быть рядом, — заулыбалась Ника, надеясь порадовать замечательной вестью альсоров. Но почему-то вышла промашка. Эльсор ничуть не развеселился, скорее, помрачнел и дернул уголком рта, будто услышал нечто неприятное для себя.

— Владычица ждет результатов, — напомнил Инзор.

Мужчинам стоило поторопиться и явиться на ковер к Ане, пока та не потеряла остатки терпения и не отправилась на розыск информации заодно с сыновьями. Искра еще был морально не готов продемонстрировать на личном примере, как драгоценная родительница устраивает отпрыскам разнос за допущенные промашки. Перед Никой хотелось представать в наиболее выгодном свете, наверное, чтобы она, принятая в семью, им хоть капельку гордилась.

— Уже уходите? — расстроилась по-настоящему Вероника.

Здесь, в чужом, пусть до некоторой степени и своем (как-никак она написала о нем целых три книжки) мире, именно Гилиана и трое альсоров — Искра, Пепел и Лед — были для нее самыми своими и знакомыми. Рядом с ними было легче принимать сумасшедшие перемены, ворвавшиеся в жизнь, и даже свалившиеся на голову неприятности.

— Мы вернемся, — пообещал Эльсор.

Прихватил руку Ники и, поднеся к губам, коротко, но очень нежно поцеловал в середину ладони. Коже стало горячо и чуть-чуть щекотно. А в серебряном взгляде альсора танцевали загадочные темные огоньки. Медленно, будто вальс или тот самый гаэрон. Хотелось приглядеться получше, узнать наверняка, однако двое уже вышли из покоев. С тихим щелчком закрылась дверь. Только тогда Ника почесала ладошку и огляделась.

Дарет едва заметно усмехался в усы, хоть отродясь и не носил оных, да почесывал горлышко своего живого детектора ядов. Ила, кажется, пребывала в еще большем ступоре, чем новоявленная хозяйка. Теперь, когда не надо было куда-то бежать и немедленно действовать, чтобы спасти чью-то жизнь, горничная могла позволить себе состояние обалдения. Никогда она так близко не была рядом сразу с двумя альсорами Владычицы, а уж как запросто с ними общалась лоана Вероника!

Сама Ника подняла с пола ничуть не возражающую против того, чтобы ее немного потискали, Шотар, и выпалила, осененная блестящей идеей:

— Эй, Ила, а твои мама и сестренка не захотят в дареном особняке пожить, разу уж мне все равно от него не отделаться? Ты же говорила, вы без дома остались.

Горничная онемела, лицо исказилось в странной гримасе. Ника, испугавшись, что сказала что-то совсем несусветно-оскорбительное, хоть и непонятно почему, поспешно продолжила:

— Извини, я тебя не хотела обидеть. Ничуточки! Если не хочешь, то и не надо, считай, я сдуру ляпнула и уже взяла все свои слова обратно. Забыли? А? Ила?

— Я... я, — кареглазка всхлипнула и, опустившись на колени, попыталась поцеловать Веронике руки, — должна бы отказаться, да только не могу, ради них. Не надо назад! Я... мама хорошей кастеляншей может быть, она об особняке позаботится, если позволишь, Ника!

Такого дикого чувства неловкости Ника не испытывала никогда в жизни. Даже когда как-то на втором курсе института заприметила бывшую одноклассницу и поторопилась догнать. Бежала с криком пол остановки, схватила за плечи и, развернув, увидела ошалелое и какое-то брезгливое лицо совершенно незнакомой девушки. Тот случай и в подметки не годился сегодняшнему. Никто и никогда не падал на колени, никто не бил поклонов и не приседал в реверансах (школьные спектакли не в счет). А тут такая же девушка, считай ровесница, плачет, елозит по полу и порывается руки облизать.

Неуютно было ужасно, когда Вероника почти силой — и откуда только эта самая сила взялась — подняла Илу с пола и обняла, смущенно шепча:

— Ну чего ты, не надо так. Все хорошо будет, никогда так больше не делай, хочешь поблагодарить, спасибо скажи и все, а так не надо. Я себя какой-то сатрапкой-рабовладелицей ощущать начинаю. Мы же вроде как подружились, а ты на полу пыль собираешь. Не надо, пожалуйста!

— Спасибо, — воплощая просьбу Ники в жизнь, робко улыбнулась Ила, взмахивая мокрыми стрелками слипшихся от слез ресниц. — Сами Плетельщики Судеб надоумили меня к тебе явиться!

— Кто бы ни надоумил, хорошо сделал! А ты и вовсе замечательно, когда послушалась! — объявила Ника, припоминая странную религию Альрахана, в которой, наверное, в силу почти бесконечных возможностей Владычицы, не было места богам. Лишь Плетельщики Судеб, загадочные незримые создания, выплетали дороги судеб людей. Но сами и только сами люди выбирали, на какую тропу ступить. Конечно, путались и ошибались, как же без того, но никого не винили в своем выборе, который потом, когда истечет отпущенный срок, рассматривался, как единый узор, сообразно красоте и гармоничности коего отпускали его творца в следующую жизнь.

Грохот в коридоре помешал продолжению философско-религиозных рассуждений. Дарет мгновенно насторожился, положив руку на рукоять меча. А Ника удивилась: