Братья оборотни (нецензурированная версия, с матами)

Строй стоял непоколебимо, усатые морды бойцов расцветились довольными улыбками, как у больших прямоходящих котов.

— Слава сюзерену и повелителю! — завопил кто-то с правого фланга.

— Слава его высочеству! — присоединились другие голоса. — За сэра Робера в огонь и в воду! Пусть попы сидят в своих церквях и не пиздят!

Реджи наклонился к уху его высочества и негромко сказал:

— Пусть ваше высочество не утруждается перечислением своих подвигов. Бойцы пойдут за вами хоть в преисподнюю самого Сатану с престола свергать. Приказывайте, ваше высочество, прошу вас.

— Спасибо, Реджи, — сказал Роберт.

Протер глаза (сразу в оба глаза попали соринки, так бывает), прокашлялся и провозгласил:

— Слушать приказ! В монастыре восстание! Настоятель Бенедиктишко поднял мятеж и утверждает, что я, Роберт Локлир, якобы отрицаю существование бога и науськиваю дракона на честных рабов божьих!

— Насчет дракона его пока никто не обвинял, — тихо сказал барон Айронсайд барону Тейлору. — Уж не горит ли шапка на его высочестве?

— Тише, — прошипел ему барон Тейлор. — Не мешай слушать!

В замке все знали, что барон Айронсайд люто, бешено обижен на его высочество за то, что тот сначала обещал жениться на его дочери, а потом пообещал эту самую дочь дракону. Но, с другой стороны, Изабелла Айронсайд — та еще блядь, и будь ее отец более добродетелен, высек бы ее розгами по голой жопе заранее, и не пришлось бы его высочеству наказывать ее за дерзость чуть ли не каждый день. А с третьей стороны, в словах Айронсайда был смысл, драконовыми злодеяниями сэра Роберта пока никто не упрекал, хотя если вспомнить непонятную перестройку старой конюшни...

— Так что, сэр Роберт, получается, дракона приручил?! — воскликнул барон Тейлор неожиданно громко.

Сэр Роберт оборвал свою речь на полуслове, бросил на Тейлора гневный взгляд, затем вдруг задорно улыбнулся и крикнул:

— Да я хоть самого Сатану приручу, если моей дружине будет оттого выгода!

— Ура ярлу Локлиру! — завопили дружинники.

Мгновением спустя к ним присоединилась замковая стража. Пусть его высочество и не упомянул их в своей речи, а упомянул только дружину, и так ясно, что подразумевал он всех бойцов до единого, жалование-то получили все, и с тех пор его высочество стал им всем как родной отец.

— С нами бог и дракон! — кричал сэр Роберт. — Пиздец дурным повстанцам! Ура, товарищи!

— Ура! — радостно кричали бойцы. — Слава сэру Роберту! Слава ярлу Локлиру! Слава победителю дракона!

— Сотники ко мне, остальные разойдись! — приказал Роберт.

Строй смешался, сотники бодрой трусцой двинулись на центр плаца, позвякивая оружием и доспехами.

— Это войско непобедимо, — сказал Реджи. — Как мало для этого нужно — всего лишь выплатить жалование. Кто бы мог подумать!

— Одна вещь беспокоит меня, — сказал Роберт. — Лазутчик докладывал, что с повстанцами идет настоящий святой Михаил с лицом как на иконе. Не дрогнут ли бойцы, узрев святой лик?

— Могут дрогнуть, — ответил Реджи и сам при этом дрогнул. — Может, его лучше сразу стрелой? Или дракона с цепи спустить?

— Дракон не сидит на цепи, — резко сказал Роберт. — Дракон — не зверь, но союзник, во всем равный человеку, кроме биологического происхождения.

— Кроме чего? — переспросил подошедший барон Айронсайд.

— Кроме телесной природы, — переформулировал Роберт. — Гельмут, друг мой, вы не приносили мне присягу, будьте любезны, покиньте построение. Я не смею принуждать...

Гельмут Айронсайд выпятил тощую грудь, задрал нос к небесам и гордо провозгласил:

— Осмелюсь заметить вашему высочеству, что я в принуждении к ратному труду не нуждаюсь, а если какой мудак станет меня прннуждать в ратном труде не участвовать, то вот это как раз меня оскорбит пиздец как...

— Но я не могу дать вам сотню, мой друг! — воскликнул Роберт. — Командиров перед боем не меняют! Не подумайте, что я недооцениваю...

— Я не настолько самонадеян, чтобы принимать под начало незнакомую сотню! — отчеканил Гельмут. — Но ни один долбоеб не смел до сих пор отвергнуть мой меч!

— Вы готовы сражаться рядовым бойцом? — спросил Роберт.

— Дык о чем я, блядь, толкую?! — не выдержал Гельмут.

— Прости, брат, — сказал Роберт и мимолетно обнял несостоявшегося тестя. — Иди куда хочешь и сражайся, и не посрами рыцарского достоинства.

Гельмут ушел. Подошел Реджи и сказал:

— Часовые докладывают, противник на горизонте.

— Херово, — сказал Роберт. — Я рассчитывал отправить тебя в Хаддерсфилд за городским ополчением. Но теперь уже нет смысла.

— Можно ночью, — предложил Реджи.

— К ночи, я думаю, все закончится, — закончился Роберт. — А до заката стремно, словишь, не дай бог, шальную стрелу, мне тебя будет не хватать.

— Спасибо за добрые слова, — склонил голову Реджи. — Однако осмелюсь заметить, что не вполне понимаю ваше высочество. Если все кончится до заката, зачем собирать ополчение?

— Когда начинается большая смута, ополчение лишним не бывает, — сказал Роберт, хитро улыбнулся и подмигнул. — Не идти же на Лондон с одной только дружиной.

— Ох, бля... — изумленно выдохнул барон.

— Выше нос, Реджи! — сказал ему Роберт. — Что за уныние? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Или ты боишься не справиться с обязанностями первого рыцаря королевства?

— Никак нет! — воскликнул Реджи и неосознанно принял стойку "смирно". — Разрешите выполнять?

— Выполняй, — разрешил Роберт.

Реджи развернулся на каблуках, сделал три шага и сообразил, что его высочество ничего ему не приказывал. Что выполнять-то? Впрочем, не возвращаться же теперь за разъяснениями... В принципе, и так понятно, что делать.

3

Армия крестоносцев окружила Локлирский замок. К этому времени она окончательно утратила сходство с армией и больше походила на бродячий цирк. В самом деле, что за армия, в которой осадных сооружений нет вообще, лошадей можно пересчитать по пальцам, мечами вооружены от силы пятьдесят человек, а в кольчуги одеты и того меньше? Пиздец какой-то, а не армия. С такой армией только кроликов пугать, а не замки штурмовать.

Впрочем, крестоносцы замок штурмовать не собирались, их замысел был совсем другой. Из нестройной толпы выехал на рыцарском коне странный человек с головой, закутанной в покрывало, как принято у сарацин, и подъехал к замковой стене почти вплотную, и сбросил покрывало с головы. И стало видно, что это вовсе не сарацин, а сам святой Михаил, точь-в-точь такой, какой изображен на иконе в сельском храме села Ноттамуна, где, по слухам, этот святой впервые повторно ступил на грешную землю. И смутились многие воины на стенах, ибо жалование жалованием, а бессмертная душа бессмертной душой. Орать во всю глотку о лояльности и прочих добродетелях — дело хорошее, когда стоишь в строю рядом с другими бравыми воинами, но поднять оружие на несомненного святого — это совсем другое дело. Это все равно, что свою бессмертную душу сразу и навсегда ввергнуть в геенну огненную, и никакое чистилище не поможет! И если даже поднять оружие не на самого святого, а пусть даже на самого последнего обозника в его нелепом войске... Войско-то хоть и нелепое, но божье благословение на нем явно присутствует, а в таких случаях твердость клинка и боевая выучка мало что значат, это всем известно. Господи, пиздец-то какой...

Святой Михаил приблизился к стене и начал проповедовать. Дошли, дескать, до престола всевышнего достоверные сведения, что некий ярл Роберт исповедует поганый атеизм вместо благочестивой христианской веры, и намеревается установить неведомый, но богомерзкий коммунизм вместо справедливого феодального правления, где каждый каждому либо как отец сыну, либо как сын отцу. А при коммунизме не сразу и разберешь, кто чей раб или вассал, а это прямая дорога к анархии! Не будет удачи стране, в которой установится коммунизм! Чаша божьего терпения близка к переполнению, но милосерден господь, и говорит он так: пусть поганого ярла выдадут на справедливый суд, и не будет тогда причинено никакого ущерба ни замку, ни поселениям. И клянется во всем вышеперечисленном святой Михаил собственной бессмертной душой, уже прошедшей аккредитацию у престола всевышнего. И да будет так воистину.

И закончил свою обличительную речь святой Михаил, и стал ждать ответа. И поднялся на стену ярл Роберт и заорал зычным командирским голосом:

— А что, есть еще воины в моем замке? Не слышу ответа! Что, бля, неужели вымерли воины, одни поповские подстилки остались?! Коврики, блядь, молитвенные?! Тогда отворяйте ворота, сам пойду на расправу к святошам-пидарасам, западло мне командовать такими вассалами! Трусы женоподобные, кролики козлодраные, мудопроебины трипиздоблядские! Ебаный стыд!

И свистнула стрела, и вонзилась грудь святому Михаилу, и засмеялся тот, и выдернул стрелу голыми руками и переломил. И закричал торжествующе:

— Меня хранит господь! А тебя, Роберт, господь не хранит и не спасет тебя никакая демагогия!

— Сам ты демагог! — парировал Роберт. — Эллинский огонь на стену, живо!

После этих слов святой Михаил проворно развернул коня и удалился от стены на три полета стрелы. Теперь его уже никак не достать, даже эллинским огнем.

— Надо было лошадь под ним застрелить, — сокрушался Реджи. — А самого стрелами истыкать, как ежа, чтобы шевелиться не мог, потом сделать вылазку, захватить, затащить внутрь... Ваше высочество, разрешите вылазку!

— Не разрешаю, — покачал головой Роберт. — У меня другой план. Я полагаю, пришло время испытать, хорошо ли я приручил дракона.

Реджи нахмурился.

— А не слишком ли вызывающе? — спросил он. — В народной традиции дракон считается тварью не то чтобы дьявольской, но близко к тому. Если ваше высочество его натравит на несомненного святого...

— То дракон победит, — заявил Роберт. — И тогда все поймут, что святой этот — не настоящий, а дьявольская подделка. Ибо всякому ведомо, что добро побеждает зло, и если победил дракон, стало быть, дракон суть добро, а его враг — зло. К тому же, сомневаюсь я, что в моем войске найдется хоть один человек, кроме нас с тобой, кто поднимет руку на это существо.

— Один точно найдется, — заметил Реджи. — Гельмут Айронсайд в последнее время совсем съехал с катушек, на кого угодно руку поднимет.

— Три человека — все равно мало, — сказал Роберт. — Нет, Реджи, с драконом будет надежнее. Пойду, позову.

Роберт ушел. А к Реджи подошел Гельмут Айронсайд и сказал:

— Слушай, Реджи, а где настоятель Бенедикт? Что-то я не вижу его среди этих оборванцев.

— И в самом деле, странно, — кивнул Реджи. — Проебался куда-то. Должно быть, боится под случайную стрелу угодить.

— Скорее, моего зятя боится, — добавил Гельмут.

— Гм, — сказал Реджи. — Слушай, Гельмут, извини, если вопрос невежливый, но уж очень интересует... Тебя не смущает, что у тебя зять будет дракон?

— А хули тут смущаться? — пожал плечами Гельмут. — По мне, лучше дракон, чем безземельный конунг из Северной Норвегии. К тому же, Роберт обещает даровать дракону высокий титул... Он, вообще, нормальный рыцарь, дракон этот, только заколдованный. Я с ним вчера бухал, он все понимает, этикет разумеет, дочь мою любит, что еще нужно от зятя? Лучше бы, конечно, за Роберта ее выдать, но я еще не совсем дурак, квалификационные требования к невестам понимаю... Нет, наш дракон — дворянин что надо!

— А он точно не дьявольский? — спросил Реджи. — Ты не подумай, я не в обиду говорю или чтобы поглумиться. Просто ты мне как бы друг...

— Да чего ты извиняешься? — возмутился Гельмут. — Нормальные рыцарские вопросы, нечего тут извиняться. Нет, дракон — он не дьявольский, он богине Фрее посвящен. Ну, той, которая у наших предков была типа как Венера у римлян. Только Венера вся блядская от начала до конца, а Фрея еще цветением цветов заведует, и сражаться умеет, как все наши боги. Очень достойная богиня, хоть и языческая. Но я так полагаю, что раз наши предки хер знает сколько времени ей поклонялись, и ничего плохого от того не было, то типа все нормально, нет тут никакого кощунства.

— Как знаешь, — пожал плечами Реджи. — Я тебя просто хотел предупредить по-дружески.

— За предупреждение спасибо, — серьезно сказал Гельмут. — А за то, что другом назвал — особое спасибо. Ну, где там дракон, чего они с Робертом тянут кота за хвост? Не дай бог, найдется у ворот кто-нибудь особо малодушный, поднимет решетку, опустит мост... Там же не дружина, там гарнизонные...

— Пойдем, проконтролируем, — предложил Реджи. — А то и впрямь найдется урод, не дай бог.

И они направились контролировать моральный дух гарнизонных бойцов.

4

— Милый, я очень беспокоюсь, — сказала Белла, входя в горницу. — Я поговорила с поварихами, они говорят, замок осадили какие-то долбоебы, которых якобы ведет святой Михаил, точь-в-точь как на иконе, и он вроде говорил, что его высочество богомерзкий и ты тоже богомерзкий...

Дракон в это время валялся на лавке и грыз вяленое мясо. При появлении Беллы он отвлекся от своего занятия, но ненадолго.

— Милый, я волнуюсь, — сказала Белла, прижимаясь к длинной и пушистой шее любимого.

— Осторожнее, задушишь, — прошипел дракон, безуспешно стараясь говорить нежно. — На мясо не сядь, испачкаешь.

— Милый, как ты можешь думать в такой момент о мясе! — воскликнула Белла. — Бенедикт поднял восстание простолюдинов! Они все, конечно, говно, но их ведет настоящий святой из рая!

— Это не святой из рая, — возразил дракон. — Это такой же оборотень, как я, только другой.

— Тоже заколдованный рыцарь? — удивилась Белла.

— Не знаю, — ответил дракон и пожал плечами. — Если честно, мне похуй. Он мой враг, и этого достаточно.

— Он тоже неуязвимый? — спросила Белла.

— Однозначно неуязвимый, — кивнул дракон. — И тоже оборотень. Только он не в дракона перекидывается, а в большую собаку. Мы с ним уже схватывались однажды, так никто никого не одолел, всякая рана сразу затягивалась, рвали друг друга как дураки, пока не надоело. Да хватит тебе дрожать! Ничего страшного не происходит. Знаешь, что мы с тобой сделаем? Дождемся темноты, а потом я выберусь за стену и поубиваю на хуй всех этих ебучих крестоносцев, пока тот оборотень не останется один. А когда он останется один, нам будет на него похуй. Правда, хороший план?

— Да, неплохой, — согласилась Белла. — А зачем ждать темноты?

— Чтобы наших бойцов не испугать, — объяснил дракон. — Меня многие почему-то боятся.

— Долбоебы, — сказала Белла. — Ты такой милый, красивый, обаятельный...

— Перепихнемся? — предложил дракон.

— Нет, лучше попозже, — сказала Белла. — Извини, я не в настроении. Я так волнуюсь... Но если тебе невтерпеж, я могу потерпеть.

— Терпеть не надо, — сказал дракон. — Так и быть, давай попозже. Скажи девкам, пусть воды нагреют, и сама тоже помойся. Я вернусь в два часа пополуночи, кровь смою и тогда сразу перепихнемся. Что такая грустная?

— Волнуюсь, — всхлипнула Белла. — Я раньше никогда не провожала любимого на войну.

— Да разве ж это война? — сказал дракон и попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась жутковатая и зловещая гримаса, потому что жесткие губы дракона плохо приспособлены к человеческой мимике. — Ты не бойся, они мне плохого не сделают. Я же неуязвим!