Белое на белом

9

Кугель и Нагель не стали размышлять и раздумывать. Они не оглядываясь бросились бежать. В разные стороны.

Эта тактика давно была отработана у двух приятелей: в случае, когда нужно спасаться бегством, всегда бежать поодиночке. Шансы, что хотя бы один останется на свободе и сумеет вытащить второго из передряги возрастали в два раза.

Йохан, мгновение помедлив, бросился за крупным Нагелем.

Спроси кто-нибудь у юноши, как он успел просчитать шансы, тот бы только молча пожал плечами. Успел как-то.

Нагель был крупнее, а, значит, скорость набирал медленнее, чем молодой юноша. На короткой дистанции человек может обогнать даже лошадь, что уж говорить о головорезе.

В несколько скачков настигнув только-только разгоняющегося Нагеля, Йохан прыгнул ему на спину, сбивая с ног и ударил по затылку эфесом шпаги. Раз и другой.

Нагель только засопел. Удары только слегка оглушили его. Шпага очень хороша, когда надо кого-то убить, но, к сожалению, мало пригодна тогда, когда хочешь взять живым.

Выдернув из штанов пленника ремень, Йохан скрутил Нагелю локти за спиной "рабским узлом", который, как рассказывал преподаватель и как убеждались на личном опыте студенты, было проще разрезать, чем развязать. После этого юноша затащил громилу в ближайший подъезд и бросился за Кугелем.

Пленение здоровяка заняло меньше минуты, и второй не успел бы убежать далеко.

Иногда можно поймать и двух зайцев кряду.

Кугель свернул в узкий переулок, фактически щель между домами, вполне возможно, что там — тупик или же его кто-то задержит... Шансы есть!

Есть!

Переулок-щель, в отличие от большинства старинных улочек, был прямым как стрела, сжатый обшарпанными стенами, в которых кое-где виднелись крошечные оконца, да и то на уровне второго этажа. Никаких дверей, только в конце виднелась арка, за которой находилась другая улица. Кугель был на полпути к выходу из переулка. Йохан бросился за ним. Не уйдет! Разве что...

На тот свет.

За спиной Йохана громыхнул выстрел, Кугель, до которого оставалось с десяток шагов, споткнулся и рухнул на землю.

Юноша обернулся, успел увидеть руку с дымящимся пистолетом, исчезающую в одном из окошек, прижался к стене, распластался по ней, проклиная того, кто считал, что лучшее оружие офицера — это шпага. Не сейчас! Не в современном мире! В чумную яму шпаги! Отныне только пистолет!

Второго выстрела из окна не последовало, Йохан осторожно подошел к Кугелю.

Мертв. Дыра в спине, куртка уже пропиталась кровью. Упавший котелок валялся в стороне.

Мертв.

Хорошо, что есть еще второй пленник, взятый живым.

Живым!

Йохан бросился обратно.

10

Нагель уже давно пришел в себя и теперь ерзал, пытаясь освободиться от пут или хотя бы встать на ноги. Проклятый мальчишка! Как будто всю жизнь палачом работал!

Послышались легкие почти бесшумные шаги.

Перевернувшийся на бок Нагель замер, рассматривая трещины на штукатурке. Шаги остановились у него за спиной.

Громила тихо оглянулся:

— А, это вы, — облегченно выдохнул он, — Повезло мне... Развяжите, а то пацан скоро вернется.

Подошедший нагнулся над связанным.

— Чт...ахрррр...

11

Йохан, размахивая шпагой, вылетел из переулка, затормозил каблуками уже на середине улицы и, пугая прохожих, бросился к двери подъезда, где он оставил связанного Нагеля.

Нагель оставался там. По-прежнему связанный.

Выпученные глаза, прикушенный язык...

Черный плетеный шнурок, глубоко врезавшийся в горло.

Громила еще что-то хрипел, но когда Йохан метнулся к нему, то уже затих.

12

Темно-вишневая капля крови побежала вниз по пальцу. Цайт бездумно проводил ее взглядом.

Он укололся о дротик рыжего верзилы. И судя по всему, а особенно по черной маслянистой смазке наконечника, дротик отравлен.

"Интересно... — задумался Цайт, — Сколько мне осталось жить?"

"Долго, — ответил он сам себе, — потому что тебя, то есть одноглазого, собирались похитить, а не убить... Если это и яд... то это не яд..."

Мысли начали путаться, как после бутылки крепкого шнапса. Рука повисла безжизненной плетью. Ноги медленно становились ватными, в глазах все плыло.

"Доктор Лепс... — выдал последнюю мысль останавливающийся мозг, — Он хи... химик... Он... поможет..."

Цайт вывалился из подъезда и обвел взглядом улицу. Череп с рыжим подручным уже давно скрылись, зато появился тот, кто мог бы помочь. Наверное.

Полицейский в серой форме был до крайности озадачен, когда к нему подошел и упал на руки лохматый юноша в кожаном костюме, выглядевший как пьяный, но выпивкой не пахнущий.

— Улица Серых крыс... — прошептал юноша и отклеил от лица правый бакенбард, — Срочно... Меня отравили... Доктора...

13

И снова королевский кабинет. Правда, другой: в тот, где Вольфа угощали картофелем по-айнштайнски, все желающие не поместились бы.

За столом — так же девственном чистым от бумаг — восседал розовой глыбой король Леопольд — помимо него в кабинете сидели и стояли сыщик Римус, королевский шут, огромный отец Райн, ближайший помощник убитого гаттонбергского епископа, тощий, постоянно кашляющий отец Заубер, столичный мэр айн Грауфогель, два полицейских и за спинами всех этих людей скромно прятались Вольф и толстенький священник.

— Итак, прошел всего день, — голос короля без труда покрыл и так негромкий шум в кабинете, — Или целый день. Как посмотреть. Господин Римус, когда вы сможете назвать имя убийцы.

Сыщик лениво стянул перчатку с левой руки и внимательно осмотрел поблескивающие сталью пальцы механической руки.

— Сейчас, — спокойно заявил он, — Я уже знаю, кто убийца.

— Я протестую! — вскочил отец Райн, — Нам не было сказано...

— Еще бы вы не протестовали, святой отец. Ведь убийца — вы.

— ЧТО??!!!

Кулак священника полетел вперед. И ударился о стальную руку сыщика. Механические пальцы схватили кулак побелевшего отца Райна и начали медленно сжиматься. Казалось еще немного и раздастся хруст ломающихся костей.

— Довольно, — тихо произнес айн Грауфогель.

Хватка железной руки ослабла и священник плюхнулся на стул, растирая пострадавшую конечность.

— Господин Римус, — продолжил мэр, — у вас есть доказательства ваших слов? Или я буду вынужден задержать вас по обвинению в клевете.

— Рауль Римус ВСЕГДА отвечает за свои слова. Тем более доказательства видны любому, кто имеет глаза.

Сыщик положил ногу на ногу:

— Точно такой же случай был описан еще полвека назад в "Необычных историях недоверчивого человека". Вы жалкий плагиатор, отец Райн, вы даже не смогли придумать свой собственный план убийства.

Обвиненный священник блеснул глазами исподлобья, но промолчал.

— Точно такой же случай, — продолжил Римус, — Из комнаты с открытым окном исчезает человек, худенький сухой старик, впоследствии найденный, пусть не задушенным, а повешенным, в совершенно другом месте. И при этом в момент исчезновения под окном раздается громкий звук, в тот раз — выстрел, в этот — петарды, а этажом выше находится удивительно сильный человек.

— Дело Уоррена Уинда 1803 года? — спокойно спросил мэр.

— Совершенно верно, — кивнул сыщик.

— Вы, — медленно заговорил отец Райн, — хотите сказать, что я бросил из окна петарды, дождался, пока епископ выглянет из окна, чтобы узнать причину шума, после чего набросил ему на шею петлю... Кстати, где я ее взял?

— Связали из поясов, — любезно пояснил сыщик.

— Набрасываю петлю, связанную из поясов, после чего поднимаю его вверх, и перетаскивая в спальню. Так?

— Совершенно верно.

— Ваши слова можно считать признанием, отец Райн? — осведомился айн Грауфогель, спокойный, как мертвец на похоронах.

— Господин сыщик, — священник криво улыбнулся — не учел одну маленькую деталь. Решетку на окне.

— Там нет никакой решетки, — широко улыбнулся сыщик.

— СЕЙЧАС нет, — улыбнулся ему в ответ отец Райн, — Я приказал ее убрать сегодня утром. Она меня раздражала.

Глава 8

Бранд

Королевский дворец.

16 число месяца Мастера 1855 года

1

Все в кабинете замерли. Неужели? Неужели они присутствуют при том моменте, когда великий сыщик совершил ошибку. Отец Райн торжествующе улыбался.

Римус не повел и бровью. Он улыбался в ответ и довольное выражение лица у священника слегка поблекла.

— Решетка? — переспросил сыщик, — Я видел следы от нее. Если не ошибаюсь, это железные ставни в виде узорной решетки, которые могли раскрываться точно так же, как и створки окна. Только внутрь, а не наружу.

— И что? — священник уже не улыбался. Все следили за разговором.

— И что? — повторил отец Райн. Он откинулся на спинку стула и улыбался, даже на неискушенный взгляд Вольфа, весьма принужденно, — Вы хотите сказать, что я спустился на веревке с третьего этажа, как гигантский паук на паутине, раскрыл решетку, накинул петлю на горло епископа, который не обратил на то, что происходит у него за спиной, никакого внимания, после чего я поднялся обратно по веревке, в этот раз на манер обезьяны, а затем вытащил уже мертвое тело наружу?! Вы ЭТО хотите сказать?!

Сыщик улыбался по-прежнему широко:

— Это? Разумеется, нет. В такую глупость можно поверить, но ее крайне трудно осуществить. Кто-то мог вас заметить. Нет, разумеется, вы этого не делали...

Сухое покашливание заставило всех замолчать.

— Прошу прощения, господин Римус, — тихо произнес мэр Бранда, его холодные глаза смотрели даже не на сыщика, а сквозь него, — Если мне не изменяет память, пару минут назад вы назвали отца Райна убийцей... Теперь выясняется, что вы ошиблись...

— Рауль Римус, — змеиный взгляд мэра не произвел на клетчатого сыщика никакого впечатления, — никогда не называл преступником невинного человека. Ни случайно, ни по ошибке. Никогда.

Отец Райн вскочил, но тут же рухнул обратно на стул, придавленный металлической рукой Римуса. Грохот от этого действа произвел эффект взрыва: все, кто был в кабинете невольно отшатнулись, образовав круг в центре которого находился священник на стуле и нависающий над ним сыщик в желтом клетчатом костюме. Лысина Римуса поблескивала в свете газовых светильников, но, несмотря ни на что, сыщик уже не казался глупым или смешным никому.

Священник притих.

— Сейчас, — сыщик выпрямился и обвел взглядом присутствующих, как актер камерного театра, — я расскажу вам о том, что произошло в тот день в кабинете епископа. Вернее... Я расскажу вам два варианта событий: то, что видели все, и то, что произошло на самом деле. Итак...

Римус засунул руки в карманы брюк и, ссутулившись, прошел по кабинету. Туда и обратно.

— В тот день, с самого утра, епископ Гаттонбергский, — начал он, — решил поработать в своем кабинете. Он вошел туда, и в дверях встала охрана. Потом в кабинет прошел секретарь епископа, отец Браун...

Все невольно посмотрели на бледного толстячка.

— ...Я не рассказываю о том, о чем они говорили, потому что этого не слышал никто, кроме этих двоих. Потом секретарь вышел, в кабинет прошел отец Заубер, пожаловавшийся на свое здоровье, по его словам и испросивший разрешения работать в спальне. Отец Заубер удалился. Секретарь входил еще два раза, на сорок минут и на один час и десять минут. Потом он вошел в кабинет в третий раз, сразу за ним к епископу пришел и отец Райн. Пробыл он в кабинете недолго, вскоре вышел и поднялся в свою спальню этажом выше. Спустя четверть часа вышел секретарь и сообщил, что епископ недоволен сложившейся обстановкой и требует, чтобы к нему никого не впускали. Кроме секретаря. Спустя полчаса секретарь вошел в кабинет очередной раз, вышел спустя пять минут, забрав бумаги. Потом к двери подошел спустившийся отец Райн, однако его не пустила охрана...

Тихо щелкнули зубы Вольфа. Стоять с раскрытым от изумления ртом — крайне неприлично, тем более, в присутствии короля, но, холера... Как?! Вольф мог поклясться, что все, что знает сыщик, он услышал в посольстве епископства. Но ведь при ВСЕХ его разговорах присутствовал и он, Вольф! И он не может вспомнить и десятой доли того, что так уверенного и подробно — до минут! — излагает сыщик. Как тот сумел столько всего запомнить, понять и обдумать? Как?!

"Он — гениальный сыщик, — подумал юноша, — и моя помощь ему не нужна. Совершенно. Он и так найдет все, что угодно и где угодно..."

— ...Отец Райн, — продолжал гениальный сыщик, — ушел в свой рабочий кабинет, через четверть часа в кабинет вошел секретарь, который принес бумаги, и вышел, пройдя на кухню, где сообщил, что епископ просит приготовить ему чашку кофе. Когда отец Браун находился на кухне, под окном раздались два хлопка. Спустя двадцать минут секретарь вошел в кабинет с подносом и не обнаружил там епископа. После проведенных поисков, епископ был обнаружен в своей спальне этажом выше, задушенным. Все так и было? Я прав?

Отец Райн ухмыльнулся, криво и плохо:

— Вам самому не смешно? По вашей же собственной реконструкции событий меня не было на третьем этаже, когда произошли взрывы петард. Я никак не мог подцепить высунувшегося из окна епископа петлей, как дикого коня и подтянуть вверх, как судака на удочке. Меня там не было! Слышите?

Римус задумчиво посмотрел на епископа:

— А я спрашивал не вас... Отец Браун!

2

Низенький священник побледнел как полотно:

— Ч... Что... Что вы говорите?

Сыщик, шагнув как циркуль, приблизился к отцу Брауну:

— Отец Браун... Ведь это вы последним видели епископа живым?

— Д... Да.

— Сколько раз вы входили в кабинет епископа, когда он еще был жив?

— Ш... Шесть.

— Вы были в кабинете тогда, когда раздались хлопки?

— Нет.

— Вы были в кабинете, когда туда вошел отец Райн?

— Да.

— Вы разговаривали с епископом в этот момент?

— Да.

— О чем?

— Епископ дал мне краткие тезисы для письма на родину.

— Епископ ругал отца Райна или хвалил?

— Хвалил.

— Решетка была открыта или закрыта?

— Закрыта.

— Почему хвалил?

— Отец Райн был категорически против союзнических отношений со Шнееландом, однако в тот день он согласился с доводами епископа.

— На столе лежали бумаги?

— Да.

— Где они лежали?

— По всему столу. Епископ много работал.

— В каком месте стола бумаг лежало больше всего?

— Справа. Там...

— Какие звуки были слышны за окном?

— Было тихо.

— Где вы стояли, когда Райн душил епископа?

— У двери-и-и, нет! Нет! Меня там не было!

3

Находящиеся в кабинете ахнули как один. Отец Райн вскочил на ноги:

— Он лжет! Лжет!

Сыщик круто развернулся на месте:

— Лжет в чем?

— Меня там не было... — бормотал отец Браун, — Не было...

— Так в чем лжет ваш пособник? — повторил свой вопрос сыщик, обращаясь к отцу Райну. Он медленно приближался к священнику, заставляя того пятиться, — Он лжет, когда говорит, что его не было в кабинете, в тот момент, когда вы душили епископа?

— Я никого не душил!

Сыщик, уже не обращая никакого внимания на огромного священника, повернулся к "зрителям":