Зверь лютый. Книга 36. Аутодафе

Если же чужак силён, то может и сам... А оружие (топор, нож, дубина...) и навык убийства крупного млекопитающего — имеют все.

Коллективная вира в "Русской Правде" за мертвеца, найденного на общинной земле — откуда? Типа, шёл человек, цветочки нюхал, тут раз — аневризма мозга? Лежит, ручкой-ножкой не колышет. Или — пристукнули? Чем-нить колюще-рубяще-режуще-дробящем.

* * *

У нас отменено рабство. Но есть вековые традиции, исконно-посконные. Есть новизны: Федя, как и другие приграничные власти, вводит "вознаграждение за задержание" — полугривну за живую голову, половина — за мёртвую. Напомню: полугривна — цена коровы, кобылы, годового урожая ржи семейного хозяйства. Одного про— или контра— бандиста живьём поймал — год отдыхаешь. Или двух зашиб да на княжий двор приволок.

А уж товар тащить... Торг идёт по путям. Люди платят мыто. И радуются, что живые дошли. Отчего и транспортные наценки... запредельные. Я как-нибудь про "свинцовые торговые пломбы дрогичиского типа" расскажу, чтобы было понятно: какие это счастье — дойти до таможни.

Сами бы местные... может, ничего сильно менять не стали. Пограничная торговля, родственники-свойственники, привычные соседи... Но в пограничье появляются новые люди. После этого соваться в погранзону — только оружной, бронной и конной толпой. Другая статья. Не контрабанда, а набег.

Глава 734

* * *

Боголюбский, основываясь на своём боевом опыте, ввёл аналог "Боярского приговора о станичной и сторожевой службе" Ивана Грозного. Всего-то четыре века упреждения!

Для Грозного проблемой были набеги ногаев и крымских татар.

Тут снова... прикол. Поводом явилось не "неожиданное нападение", а наоборот: "неожиданное ненападение".

Дальняя разведка уверенно докладывала о готовящемся крымском походе. Грозный бросил Ливонскую войну, стянул войска к Оке. А никто из врагов не пришёл. Он так обиделся...! И создал пограничную стражу.

Два основных элемента погранохраны.

Сторожа: постоянная застава, 30-50 вёрст границы, личный состав — до десятка сторожей. Часть из них скрытно стоит дозором в удобном для наблюдения месте, а остальные по двое ездят вдоль границы. Позволяет прикрыть немногими людьми значительный участок границы: если враг незаметно миновал дозор, следы конницы (воинский отряд вне реки — всегда конный) обнаружат разъезды.

Станица: 4-6 всадников, непрерывно ездят вдоль границы, отыскивая следы. За две недели обязательной службы станица проезжает 400-500 вёрст. Маршруты проложены так, чтобы, пересекаясь, охватывать всю границу.

"Боярский приговор..." подробно излагает порядок несения пограничной службы, тактические приёмы охраны границы, правила безопасности самих сторожей и станичников. Заметив противника, сторожа обязаны послать гонца в ближайший пограничный город, а сами продолжать наблюдение, следуя за врагом и стараясь узнать его численность и направление движения, "про то розведав гораздо, самим с вестми с подлинными спешити к тем городом, на которые места воинские люди пойдут".

Особое внимание достоверности: "А не быв на сакме и не сметив людей и не доведовся допрямо, на которые места воинские люди пойдут, станичником и сторожем с ложными вестми не ездити и не дождався на сторожах сторожем собе перемены со сторож не съезжати".

У Грозного каждый участок границы, на котором стояло несколько сторож и станиц, возглавлялся станичным головой. У нас — наместником ближайшего пограничного города. В его распоряжении отряд в 100-130 человек. Составляются подробные "росписи", где именно быть "стоялым сторожам", на сколько вёрст и в какую сторону двигаться "разъездным сторожам", где встречаться с разъездами соседней сторожи.

Дисциплинарные меры: "А которые сторожи, не дождався собе отмены, с сторожи съедут, а в те поры государевым украинам от воинских людей учинитца война, и тем сторожем от государя и великаго князя быти казненым смертью", "стоят небережно и неусторожливо и до урочищ не доезжают, а хотя приходу воинских людей и не будет, и тех станичников и сторожей за то бити кнутьем".

Поддержали инициативу рядовых пограничников, они вольны "ехати... которыми месты пригоже"; действовать, "посмотря по делу и по ходу"; самостоятельно решать, что для них самих и для "государева дела" будет "податнее и прибыльнее".

Наместникам "украинных городов" предписано "смотрити накрепко, чтоб у сторожей лошади были добры и ездили б на сторожи, на которых стеречи, о дву конь, на которых бы лошадех мочно, видев людей, уехати, а на худых лошадех однолично на сторожи не отпущати". Перед отправкой на границу "лошади их и рухлядь ценити по государеву наказу. А на которую станицу или на сторожей розгон будет и лошади их и рухлядь поемлют, и за те лошади и за рухлядь по воеводским отпискам и по ценовным спискам платити денги".

Продолжительность службы на границе: каждая сторожа должна была "стояти с весны по шести недель, а в осень по месяцу". Станицы объезжали свой участок границы в течение пятнадцати дней, две недели — в резерве в своем пограничном городе, чтобы прикрыть границу, если "которую станицу разгонят" напавшие.

* * *

В моих землях подобное — норма. Дополненная особенностями для лесных и речных границ.

Боголюбский разворачивает подобную систему для всей Руси. Особенно напирая на южную, степную, границу. Но прихватывает и "цивилизованную", западную.

Здесь, в Берестье, такое реализует князь Федя и его люди. Не так быстро и полно, как хотелось бы. Но тренд заметен и он правилен.

Идёт процесс. Боголюбский "собирает Русь под одну шапку", "укрепляет вертикаль власти". Я ему, по мере скромных возможностей, помогаю. Какие-то "брызги" этого "святорусского всплеска" долетают до сопредельных стран и вызывают там разнообразное бурление и бормотание.

Фигня. Для нас всерьёз важна Степь. Чуть меньше — Византия. И, для меня, Волжская Булгария. Остальное... для общего развития.

Сходные истории происходят ныне по всей "Святой Руси". Как всегда главная проблема — нет денег. Не хватает, соответственно, людей. Естественно, заботы с их качеством: обученностью и исполнительностью. Но князь Федя выкручивается. Не худо.

У него, кроме местного веча и постоянного ожидания пожара, ещё две специфические заботы.

Одна: Польша в сорока верстах на запад. Появление там на дороге у Холма (Хельма) постоянной "сторожи" вызвало... "рублёвые глаза" у местных и много "громких слов".

Вторая: Минск в трёх сотнях с лишним на восток. В Минске — Глебовичи. Которые Государя не признали. Как они не признавали Полоцких князей, как враждовали с Мономахом. Так, что пришлось их родителя Глеба "Чародеича" пленить, сунуть в Киевский Поруб, где тот и умер.

Появление моего отряда Федю очень обрадовало. Как кота Матроскина в "Простоквашино":

— Теперь мы вдвое больше придурков накосим!

Горожане с ним солидарны:

— Воры-разбойники жить мешают. По дорогам шастают, людишек грабют-мучуют. Ты уж, князь Иван, яви милость, вели молодцам своим шишей лесных по... поразвешивать.

Далеко звон про мою "трёхспальную виселицу" в Луцке по Руси пошёл.

— Милости у меня нет, явить — не могу. А вот мерзость да пакость человеческую прибрать — распоряжусь. А ты, князь, Федя, готовься гостей встречать: вельможи ляшские в гости скоро быть должны.

Моя "сборная солянка" небольшими группами отправилась по округе. Не сколько ловить, сколько демонстрировать. Готовность к отлову. А мы встали к югу от города в шатрах. Много позже эти места назовут Южным или Шпитальным островом. Разводить своих людей на постой по здешним сараюшкам... не рискнул. Отчего любовь туземцев к моим бойцам и к Государю Всея Руси, само собой, ещё более усилилась.

Через два дня, когда я уже наслушался Фединых историй, "наелся" визитов местных вятших, на правом берегу Буга замаячили всадники. И без подзорной трубы видать: те два гонца, что в Галиче сапогами "каши просили". С ними ещё парочка свитских. Перевезлись на наш берег. И началось...

Кинул им на съедение Миссионера. Хотя кто кого там кушал... не очевидно.

— Ясновельможный пан князь Казимир приглашает ясновельможного пана князя Ивана побеседовать по-дружески в Менджынец Подляский.

Это вёрст сто к западу. Там какой-то замок, типа здешнего, только раз в десять меньше.

— Недосуг мне. На пятый день с сего считая, я отсюда ухожу. Разговоры будут здесь. Или будут — или нет.

Миссионер морщится: не по вежеству. Прямое "нет" — оскорбление. Отказ надо выражать... витиевато и завуалировано. Я веду себя, по здешним нормам, как "хам трамвайный". Проверяю "границы допустимости" потенциальных "партнёров". Насколько их можно... "нагнуть".

На четвёртый день к вечеру Федин сеунчей скачет:

— Ляхи! Ляхи идут!

— Не ори. Много? Пусть за рекой станут. Федя, лодку под переговорщиков. Факеншит! Одну! Все остальные с реки — на наш берег. Что — "кони"? Пешком походят. Ущербу не делать, честью... не чествовать.

Волновался я... чрезвычайно. "Как ждёт любовник молодой...".

Про это, именно с этой женщиной — я уже...

Душа поёт. И жаждет счастья. Трепещет. И вот, вот она... она сейчас... "как увижу, как услышу...". На месте стоять спокойно не могу.

Тут пришёл Курт и посмотрел на меня укоризненно. А я на него рукой машу:

— Иди! Спрячься где. Испугаешь.

Он так удивился! Хозяин всю дорогу именно для пугания и зовёт. То одного испугай, то другого. А тут — нельзя. Интересно будет посмотреть...

Ушёл за угол шатра и подглядывает.

И я под полог с открытого места ушёл. Достал подзорную трубу и...

Десятка три всадников, пяток возов. Тиун Федин там крутится. Руками машет.

Я, посоветовавшись с Федей и Миссионером, решил ляхов на эту сторону Буга на постой не пускать. За речкой — Забужье. Потом, много позже, там Тереспольское укрепление построят. Сейчас посад, не укреплённый ничем, кроме плетня и канав. Две с половиной улицы вдоль реки. Позже из дальних канав вырастет ров, а место назовут Пограничным островом.

Тиун, явно, предлагает ляхам постой в посаде. Те не хотят. Я их понимаю: в эти домишки лезть... Да и не по чести. Толпа поворачивает южнее, на выгон. Развязывает возы, рубят деревья чуть дальше по опушке, распрягают и спутывают лошадей. Из одного возка выбирается четыре женщины. Осматриваются и гуськом устремляются в кустики. Ближе к воде слуги окапывают кострища, раскладывают костры, вешают котелки.

Попортят выгон. Местные пойдут к Феде жаловаться, он будет кивать, вздыхать и сочувствовать. Но ничего сделать не сможет.

Выше ставят шатры. Три высоких небольших шатра. Для знати. Мне уже доложили, что главных трое: князь, епископ и воевода. Нет, шатров — четыре. Интересно — а четвёртый для кого?

Для остальных... даже палаток нет — налегке шли, поспешали. Ага, вижу, охапки веток тащат, подстилки выкладывают. Возле коней, возле возов... Во, и овчины потащили.

Женщины возвращаются. Одна из них подходит к молодому мужчине в берете с пёрышком. Кажется, они спорят. Мужчина ругается. По губам на польском... не, не понимаю. Резко толкает её в сторону четвёртого шатра. Та спотыкается, падает на колени. Он стоит над ней, поигрывая нагайкой, что-то проповедует. Или выговаривает. Её товарки чуть в стороне, кажется — хихикают. Все дамы в чепчиках с большими оборками — трудно разглядеть лица.

— Господине, поснедать накоротке не желаешь? Это надолго. Покуда сундуки разберут да одёжки вытащат. Да ещё и бабы... А у меня карасики, вот прям утренние.

У Феди — склонность к чревоугодию. Видать, от небогатого детства. Как говаривал один мой знакомый подросток в 20-м веке:

— Гости — это хорошо. Мать всякого вкусного наготовит. Неделю доедать будем.

Миссионер — тоже. В смысле: кушает хорошо. При всей своей субтильности наворачивает — здоровенному мужику впору. Я как-то даже обеспокоился, поинтересовался не донимают ли его глисты. Он сперва обиделся, но быстро нашёлся. Посоветовал взять подзорную трубу и внимательно посмотреть ему в задницу с максимальным разрешением.

"Разрешение" — не в смысле как вы подумали, а увеличение... Факеншит! "Увеличение" — не как вы представили, а оптическое!

Я ж говорю: прирождённый дипломат. Выставит собеседника дураком, не произнеся худого слова.

Перекусили малость. Как-то полегчало. Не так трясёт. Не вскакиваю каждый миг.

С той стороны слуга на берег выскочил, давай на нашу сторону орать. С нашей стороны одна большая лодка на шестерых гребцов. Лях орёт, лодочники ухом не ведут. Потом старший их — панскому слуге отвечает. Тоже в голос через речку.

* * *

" — Вы ставите меня в филологический тупик своими авангардистическими идиомами.

— Чё?

— Примерно это я и имел ввиду".

Здесь — сходно.

* * *

Все орут. Слушатели давятся от хохота и оценивают изысканность озвученных конструкций. "Велик могучим русский языка". Рейтинг князя Феди опять вырастет: "Во как наш ихних сделал!".

С нашей стороны, возле южной оконечности города, между городом и рекой — озерко. Федя ершей оттуда нахваливал — уха наваристая получается. Озерко пока одно. Потом построят мост через реку, отсыпят дамбу для его продолжения — будет два.

Мы стоим ещё южнее. Тут повыше и посуше. Лагерь на сотню людей и две сотни лошадей. Нынче на месте и половины нет. Остальные катаются по волости, демонстрируют присутствие закона и наличие порядка. В конной-оружной форме.

Два ста аршин по фронту вдоль реки, сто — вглубь. Лагерь... нет, на римский в полный профиль у меня духу не хватило. Но лес за спиной вырублен на перестрел, вышки сторожевые на краях поставлены, ров, вал, частокол с трёх сторон вбит, балаганы, коновязи, сортиры, кухни... оборудованы. От реки довольно крутой подъём. Наверху — шатёр, в шатре с поднятым пологом — мы.

— Иване, надо бы коней к реке привести. Под вельмож ляшских.

— Не надо, Святополк, тут недалеко, и трёх сотен шагов нет. Ножками дойдут.

— Сиё есть... обида гостям.

— Перетопчутся. Я в нынешнем походе в Витебск, в Луческ, в Галич — пешком входил. Мне не зазорно, и им тако же.

— Ну... хоть бы лодок поболее. Сколько на этой переедет? Пятеро-шестеро.

— В тесноте да не в обиде. А то другой раз лодейку сгоняют.

— Однако ж... оскорбятся.

— А вот и поглядим. Велика ли у них в нас нужда. Да и у Феди карасиков намале осталося.

Грузятся, перевозятся, выгружаются. Вдумчивое подглядывание позволяет определить взаимоотношения и относительный статус персонажей. Подглядывать неудобно. Не по пристойности, как вы подумали, а по оптике: солнце садится. Но из тени шатра — нормально.

Главным — невысокий толстенький мужичок в чёрно-красном балахоне. Да, ярко. Впрочем, ярко разодеты все. Сочетание красок... "вырви глаз". Много блестящего. Учитывая, что в эту эпоху блестит только что-то драгоценное... цена целой провинции. У двух мужчин на поясах мечи. У одного, который помоложе, не только ножны, но и навершие рукояти зайчиков пускают. Много мохнатого. В смысле: меха. Шпоры. "В три загиба на версту". Идут на цыпочках раскорячившись: на пятку ногу не поставишь, зацепишься.