Уроки некромантии

Глава третья

Прошло три дня с тех пор как Ханубис отказался от сотрудничества с торговым домом Ринальдини и обзавелся новым учеником. Оба поступка повлекли за собой вполне предсказуемые последствия. Ученик заглядывал ему в рот, краснел и бледнел по неочевидным поводам, дни напролет просиживал над задачами по математике и отправлялся спать в обнимку с 'Классификатором нежити'.

Джакомо Ринальдини ежеутренне слал безукоризненно вежливые письма, умоляя вернуться. Ханубис отвечал не менее вежливыми отказами. Так могло продолжаться долго, тем более, что Джакомо явно не горел желанием посвящать в свои неприятности дядюшку Бертолуччо, и не терял надежды уладить дело миром. Сегодняшнее письмо он даже сопроводил двумя фунтами яблок, бутылкой вина и трогательным букетиком пожухлых осенних астр. За день цветы осыпались на скатерть горкой разноцветных лепестков.

— Думаю, в лаборатории они будут смотреться органичнее, — сказал Ханубис за ужином, после чего Марвин побледнел, поковырял вилкой омлет и поспешил уйти к себе. Таковы они, тонкие романтичные мальчики.

Астры Ханубис и в самом деле поставил на письменном столе в лаборатории, а потом занялся делом. Сегодняшняя ночь обещала быть интересной.

Мурлыча под нос старую колыбельную, некромант выложил на полу пентаграмму, зажег пять черных свечей и уселся в кресло. Декламировать формул призыва он не стал. Тот, кому это нужно, придет и так. Путь недалек. Иногда — существенно короче, чем хотелось бы.

Раскрыв принесенную из библиотеки книгу. Ханубис погрузился в чтение. Спустя несколько минут пламя свечей задрожало.

— Приветствую тебя, несчастный смертный, — заговорил сиплый голос на редком для этих мест языке.

— Приветствую и тебя, мерзостный мертвец, — улыбнулся Ханубис. О зловещем Темном Круге, верховодящем Бездной, ходило множество легенд, одна ужасней другой. Большая их часть в той или иной степени соответствовала истине, а потому ожидать от посланца Бездны умения, а главное, желания вести светскую беседу, мог бы только наивный романтик, неисправимо далекий от реальности. Но сегодня в пентаграмме появился Альзир Кабрани, чему Ханубис искренне обрадовался. Тот был прекрасным некромантом при жизни, и в посмертии сумел сохранить достаточную долю личности, чтобы не обратиться в алчущего крови истерика — внешне, по крайней мере.

— Что читаешь? — поинтересовался Кабрани, усаживаясь на полу, скрестив ноги.

— Сонеты Буцонни, — ответил Ханубис, взглянув на обложку. — Венок сонетов 'О ликах страсти'.

Кабрани издал клокочущий звук.

— Зря смеешься, — Ханубис пожал плечами. — У него бывают замечательные стихи. Послушай-ка: 'Ищу тебя, как ищет свет вдали бродяга, отыскать мечтая кров. Надежда и предчувствие любви — вот сплав, что посильней стальных оков. И не ропщу...'

— Не трать дыхание на пустое сотрясание воздуха. Неужели убеленный сединами чернокнижник может наслаждаться косноязычным слогом презренного рифмоплета?

— Честно говоря, я ожидал увидеть здесь Тару, — признался Ханубис. — Думаю, ей уже очень давно никто не читал стихов.

Кабрани заржал так, что тени заплясали по стенам. Вероятно, многим в городе сейчас снились кошмары.

— Поистине, ты встаешь на новую веху исскуства! Меч поэзии, обращенный против Бездны...

— Дезориентирующий и деморализующий эффект, — довольно отметил некромант. — На тебя подействовало, насколько я могу судить.

— Не будь твоя звезда столь безукоризненно выполнена, мы могли бы проверить на деле истинность сего эффекта, — усмехнулся Кабрани.

— Ну, я же выкладывал звезду по твоим схемам.

В тусклых глазах посланца Темного Круга на миг сверкнула гордость профессионала.

— За эти годы не придумали ничего лучше?

— Предпочитаю испытанные методы. А кроме того, ты знаешь, что я всегда считал тебя вторым после Санеги, — Ханубис опустил глаза. — Вряд ли кто-то из новичков сможет тебя превзойти.

Грубый, но искренний комплимент возымел свое действие. Когда Кабрани снова заговорил, что-то в его голосе неуловимо изменилось.

— Судьба дарует тебе шанс проверить силу поэзии на поле сражения, — сказал он. — Против врага, способного оценить красоту твоего оружия куда лучше, чем я — косный могильщик.

— Вот как?

— Если ты пожелаешь склонить свой слух к голосу старого мага, ты узнаешь, Ханубис, что Ленерро ар-Диелне обрел свободу и ныне собирается проложить в земле твоей русла для обильных рек алой, горячей крови. Тысячи тысяч погибнут по его воле, если ты не осмелишься встать против него. И знай, что сведенья эти — есть мой дар тебе. Многие из Круга воспротивились бы моему решению, когда бы знали о нем.

— Рано или поздно они узнают, — отозвался Ханубис. — Да и реки крови вам по вкусу, не так ли?

— Кровь и так прольется, — заверил его Кабрани. — Ибо близится год Алой Луны, когда насыщается Бездна и живые завидуют мертвым. Но если в силах моего лучшего ученика одержать победу над эльфьим безумцем, сердце мое хотело бы видеть это.

Или же Темный Круг желает избавиться от опасности чужими руками, подумал Ханубис. Неужели они боятся Ленерро? А почему бы нет? Лучшие из лучших не смогли избежать заточения в Бездне. Ленерро смог — и не будем задумываться о цене, заплаченной им. Но, как бы то ни было, Кабрани прав. Эти известия — ценный дар.

— Я благодарю тебя, — сказал Ханубис. — Хотя и не могу обещать, что позабавлю вас битвой. Но как ар-Диелне смог преодолеть барьеры эльфийской магии? Насколько мне известно, они много лет держали его в заточении.

Кабрани засмеялся снова.

— Спроси об этом своего ученика, — с явным удовольствием отозвался он. На миг Ханубис растерялся, что случалось с ним крайне редко.

— Ученика?.. — повторил он.

— Кловиса, — ответил Кабрани. — У тебя есть и другие ученики?

— На днях один завелся. Ну что ж, от Кловиса можно ожидать... неожиданных деяний.

— Воистину так, — Кабрани кивнул. — Знай, что он прошел испытание Бездной. Я сам провел его.

— И снова благодарю тебя, — улыбнулся ему Ханубис. — Возможно, когда-нибудь я даже узнаю, зачем мальчик связался с Ленерро.

— Возможно, — согласился Кабрани. — Хотя и ты не можешь знать все. Теперь же я оставляю тебя твоим раздумьям. Да утолишь ты свой голод, Ханубис!

— Жаль, что я не могу ответить тебе тем же пожеланием, о учитель мой.

— Когда-нибудь это случится и вопреки твоей воле, ученик мой.

Черные свечи погасли, и пентаграмма опустела. Ханубис потер виски. Ночь оказалась интересней, чем он мог предположить. Что ж, подумать действительно предстоит о многом.

Убрав в лаборатории, Ханубис зажег еще две свечи и вернулся к чтению сонетов.

* * *

Любая ученица Школы в свой срок влюблялась в Гвидо Монтелеоне. Для Деяниры, как и для каждой из шести ее одноклассниц, истечение Силы в бою, пусть и тренировочном, неразрывно связывалось со сладкой истомой, одолевающей при одном взгляде на него, всегда такого прекрасного и элегантного. Но первая любовь хороша тем, что быстро проходит, становясь дорогим сердцу воспоминанием.

К восемнадцати годам Деянира успела стать полноправным магом Гильдии, спасти жизнь геронтского короля и получить за то дворянство, а также заработала шрам на всю щеку. Тогда же она осознала, что влюбленность в Монтелеоне не спешит пропадать, как у других, а заодно, — с ужасающей четкостью, свойственной вспышкам предвиденья, — что он никогда не сможет ей предложить больше, чем сейчас. Поэтому, когда юный король предложил ей места куратора Гильдии при дворе, она приняла предложение сразу.

С годами все осталось по-прежнему, неразрывная цепочка не мыслей даже, а ощущений: Сила, сладкая дрожь, белые кружева манжет, запах бергамота, голос... Деянира привыкла, смирилась. Да будет так.

Уже заполночь они черным ходом вышли из королевского дворца. Карета с королевским петухом на дверцах ждала их. Сегодня Деянира была в платье, бархатном, оливковом, с пышной юбкой. А Монтелеоне, будто нарочно, оделся в невероятно ему шедший камзол цвета драконьей зелени. Они прекрасно смотрелись: единство и стиль Гильдии, то, что надо.

— Куда ты сейчас? — Дея старалась не смотреть на него.

— Думаю, посижу где-нибудь до утра, а там и домой, — галантным жестом он помог ей подняться в карету. — Хочешь со мной?

— А ты не свалишься по дороге?

Он забрался следом и душная карета моментально пропиталась его запахом. Рассмеялся, так же звонко, как и всегда:

— Винсент, как ты разговариваешь со старшими по званию?

Потом высунулся в окно и велел ехать к грааргским воротам.

Он испытывал слабость к наипаршивейшим кабакам, и 'Белочка' устраивала его по всем статьям. Там было грязно, темно, в воздухе висел запах прогорклого масла и сивухи, еду подавали исключительно испорченную, а пиво разбавляли до полной прозрачности. Кроме того, в 'Белочке' собиралось отребье из отребья: нищие, воры, орочьи наемники, шлюхи. Хотя была в этом и толика театральности; Деянире случалось встречать тут и молодых дворян в масках, старательно драпирующихся в черные плащи.

Да и вино им подали неплохое, куда лучше, чем можно было бы ожидать от кошмарного антуража. Несмотря на поздний час, в кабаке было оживленно: в одном углу справляли помолвку два клана гильдии мусорщиков, в другом — играл в кости десяток орков, тут и там сновали подавальщицы, здоровенный татуированный детина блевал прямо в камин, а вышибалы дремали у кухни. Трое дудочников сотрясали воздух нестройными трелями. Монтелеоне все нравилось.

Им достался столик у двери, от которой сильно сквозило. Это было хорошо, — иначе воздух стал бы совсем нестерпимым.

— Ну, что скажешь, Винсент?

После двух стаканов вина, выпитых подряд, мир стал казаться существенно лучше. Во всяком случае, тут они могли спокойно поговорить, в таком шуме не подслушают.

— Что скажу? Не думала, что у нас осталось так мало времени. Весной было бы удобней.

— Что уж тут поделаешь... А насчет этого самого оружия?

— Ты сам меня учил не делать выводов, если нет информации. Или есть?

— Нет.

— Жаль.

Они помолчали. Потом Монтелеоне заговорил снова:

-Дин ушел.

— Куда?

— К своим, — подперев голову рукой, он смотрел на бутылку.

— В смысле?

— В смысле — к эльфам. Оставил записку, мол, очень сожалеет, но его нравственный выбор не позволяет и прочее, — потянувшись к бутылке, Монтелеоне сорвал перекошеный ярлычок и, скрутив его в шарик, с отвращением швырнул на пол. — Нравственный выбор, ммать.

— А как же Гильдия? — растерянно спросила Деянира. Из Гильдии не уходили. Никогда.

— Забудь,— сплюнул маг. — На что мы ему сдались? Он у нас благородный Риардин ар-Фаиль из Детей Света, нам до него как до Родхрин! А Гильдия ему так, чтоб развеяться...

Она никогда не видела его таким. Даже в бою он оставался собранным, ироничным. А теперь... Пальцы вцепились в каштановые пряди, и эта горечь во взгляде... Гвидо, может ли быть так, чтобы я не знала? Что он для тебя значит?

А Дин... Риардин... она плохо знала его, хоть и работала когда-то с ним в команде. Он вечно держался в стороне, был не то что бы высокомерным, скорее незаметным. И юные ученицы не влюблялись в него никогда. Хотя могли бы... он красивый, если задуматься, так очень даже красивый.

Тогда, почти тридцать лет назад, она лежала в королевском лазарете с забинтованной мордой и отчаянно скучала. Потом они пробились к ней, как и полагается ребятам из одной команды. Монтелеоне, Риа, а еще Сомс и Фьяренца... светлая память, братишки. Еще трудно было говорить, но она говорила, спешила им рассказать, показать грамоту, дарованный дейранский бастард, посмеяться над титулом... Тогда она поймала взгляд Риардина, в котором, может быть впервые, промелькнуло что-то живое. Она не поняла сначала, потом догадалась сравнить. Два имени: 'ор-Фаль' и 'ар-Файль'. Не знала, что и сказать, буркнула 'я — зенуэзка'. А в горле стоял ком. Чем она виновата перед ним? Та война случилась века назад, и уж никак не по ее вине! Она и награды-то не просила, и уж тем более не отвечала за чужие потери. Дин, казалось, понял, опустил глаза, став совсем неприметным.

Потом все забылось. Все равно для Гильдии ее титул был пустым звуком.

Деянира торопливо разлила остатки вина. Махнула, чтоб принесли еще. Выпили не чокаясь. Больше всего на свете ей сейчас хотелось коснуться его руки. Подумав, она решила, что имеет полное право так сделать. По братски, да.

— Значит, встретимся на Арсолире...

— Он же не обязан был ввязываться в эту войну! Никто б ему слова не сказал, все бы поняли!

— Если бы он попал в Гильдию ребенком...

— Все было бы проще, да. Извини, Винсент, не хотел портить тебе вечер. Видно, недосып все-таки сказывается. Все будет просто. Мы встретимся и я убью его. Его приемы я изучил как свои, а реакция у меня быстрее.

'Можешь мне говорить, что вздумаешь, Монтелеоне. Я выслушаю и пойму, потому, что мы одна команда' — Деянира не стала говорить вслух, вслух такие вещи всегда звучат фальшиво. Он услышал.

Открыли вторую бутылку.

— Так мне ждать вас здесь или уже в Арсо? — уточнила она. Ответ застал ее врасплох:

— Ты остаешься в столице.

— Но почему?!

— Так я решил. И это одобрил Бреслав. И Эрик тоже.

— Монтелеоне, ты сдурел? Что это еще за шуточки?

— Так будет лучше. Ты единственная, кто разбирается в контрактах на Геронт, а если понадобится подписывать все с нуля, с этим справишься только ты.

— Ты хоть понимаешь, что мелешь, Монтелеоне? — она заговорила медленно, понимая, что в любой момент может сорваться на крик. — Я — маг Гильдии, а не какой-то духов нотариус. Я одна из лучших во всей стране. Я из твоей команды. Ты не можешь поступить со мной так.

— Раньше ты вовсе не рвалась на задания.

— Вот только не рассказывай мне теперь, что это будет просто задание. Такой заварушки не было уже триста лет, а я, по твоему, должна отсиживаться в тылу? Бумажки составлять?

'Да и кто прикроет твою задницу в бою, а? Или ты ищешь смерти, командир?.. а как же я без тебя?'

— Это будет короткая миссия, — неубедительно сказал Монтелеоне, размазывая по столу каплю вина. — К весне вернемся домой. Поедем куда-нибудь вместе. На пиратов.

— На каких, к Духу, пиратов?!

— На каких-нибудь.

— Я поеду с тобой в Арсо. Если Эрик боиться за выполнение контрактов в случае его смерти, он вполне может составить распоряжения сам. А для того, чтобы проследить за их выполнением, не надо разбираться в деталях. Достаточно быть магом Гильдии.

— Ты не поедешь, — повторил он, тихо, но твердо. — Для Гильдии будет лучше, если ты останешься.

— А если вы проиграете?

— Тогда придется составлять новые контракты. И Бреслав рассчитывает, что это сделаешь ты.

Деянира громко выругалась. Тут уж действительно не поспоришь. 'Не хотел портить тебе вечер', — ха!

— Ты тупой, меркантильный ублюдок, Монтелеоне, и я тебе это еще припомню.

— Ладно, так и сделаешь, — на этот раз уже он положил свою ладонь сверху.

'Спасибо, попробуй понять'