— Я буду очень благодарен вам за гостеприимство, — Охэйо вновь слегка поклонился.
— Не стоит. Мы делаем то, что должны.
Теперь все тут почему-то кивали и улыбались им, словно старым знакомым. Лэйми знал, что их принимают за ини, которыми они не являются, — но, как бы то ни было, первая часть их путешествия закончилась...
Глава 2:
Длинный день
в Пауломе
1.
Лэйми проснулся легким и свежим. С минуту он лежал поверх одеяла, закинув руки за голову и пытаясь вспомнить свои сны, потом спрыгнул с постели, потянулся и вышел на длинную деревянную террасу второго этажа. Солнце стояло уже высоко за тонкими, высокими облаками — казалось, мир укрыли под немыслимых размеров легким сводом. Ветер был сильным и он, почти нагой, словно плыл в океане восхитительно прохладного воздуха.
Дом стоял на самой окраине города и справа, за широким шоссе, по которому изредка с грохотом проносились грузовики, начинался пустырь, упиравшийся в темную стену леса. Просторный пыльный двор под ним был пуст. Этот кусок земли, огражденный глухим трехметровым забором — на самом краю целого моря таких же — казался ему островом в таинственном мире, к знакомству с которым ему не терпелось приступить.
Охэйо нигде видно не было и он заглянул в его комнату. Аннит, тоже в одних плавках, спал, растянувшись поверх одеяла, на животе. Его ресницы подрагивали, хмурое обычно лицо с крупным чувственным ртом и высокими скулами приняло выражение детского, безмятежного счастья. Но, хотя Лэйми вошел совершенно беззвучно, он вдруг рывком скатился с постели и вскочил. Узнав его, Аннит помотал головой, словно Лэйми снился ему, а потом плавным, тигриным шагом двинулся к другу. Его длинные, очень чистые, ярко-зеленые глаза сверкали, даже его волосы, казалось, гневно ощетинились — похоже, был прерван очень интересный сон. Лэйми невольно попятился — Аннит подбирался к нему с явно недружественными намерениями. Не тратя времени попусту он, ловко развернувшись на пальцах, что было силы лягнул его в живот — разумеется, на уровне пупка и подошвой плашмя. Тем не менее, из Охэйо вышибло дух; он растянулся на полу, поджав колени к груди и издавая жалобные звуки. Но, едва Лэйми подошел ближе, Аннит, мгновенно вскочив, набросился на него. С минуту они боролись, пытаясь понять, кто сильнее. Потом Лэйми оказался на лопатках. Охэйо часто дыша, смотрел на него, широко улыбаясь, потом победно встряхнул волосами и вышел из комнаты. Лэйми, печально вздохнув, последовал за ним.
Он не сразу заметил друга — Аннит стоял у конца террасы, там, где её облезлая балюстрада нависала над улицей, совершенно не стесняясь, — та была пуста, насколько хватал глаз. Лохматая масса его черных блестящих волос падала на светлые, отливающие серебром плечи, слабо шевелясь под ветром. Лэйми видел лишь точный изгиб его скулы.
Спиной ощутив его взгляд, Аннит бездумно потянулся, поднявшись на пальцы ровных босых ног, потом вдруг легко вскочил на хрустнувшую под его весом балюстраду и замер, словно готовясь прыгнуть в воду.
— Летать хочется, — его тон был мечтательно-грустным. — Там, под облаками. Оп! — он вновь подпрыгнул, перевернувшись кверху пятками, и замер, балансируя на руках. Его босые ноги болтались высоко в воздухе, черная грива развевались на ветру, словно знамя. В животе у него заурчало, он спрыгнул на пол, победно встряхнув волосами. — Ну, и ещё есть, кажется. Пошли?..
Они позавтракали оставшимся с вечера холодным пирогом и молоком, оделись — весь их наряд составили короткие, открывающие щиколотки джинсы, белые футболки и легкие сандалии на босу ногу, причесались и пошли в город.
Рассохшиеся ворота двора вели к озеру с пологими берегами. В кронах окружающих его низких кленов терялись такие же низкие — всего метра в три — фонари, ржавые, изогнутые сверху трубы. Дома вокруг тоже были низкие, из почерневших от старости бревен. Это странное место казалось Лэйми темной лагуной, заповедником, где сохранилось прошлое.
Миновав два или три переулка, они вышли на широченную улицу, затененную высокими раскидистыми кронами громадных тополей. Дома здесь были больше, двухэтажные, обшитые зеленым тёсом, с прочными железными крышами. Их узкие белые окна почти все были открыты.
Идти непонятно куда, просто так, бездельно глядя по сторонам в прохладной тени, было громадным удовольствием. По дороге им не встретилось ни единой души и Лэйми хотел брести так вечно — но улица вливалась в широченный бульвар, а за ним стояли уже современные дома, странно похожие на хониарские — уступчато-прямоугольные, четырех, семи и девятиэтажные, все сложенные из гладкого, темно-красного кирпича, с рамами и мансардами из ослепительно блестевшего алюминия и стали.
Они перешли бульвар, углубившись в новые кварталы. Их травяные дворы были отданы детям — редкие островки огороженной сеткой густой зелени, обширные песчаные площадки, всевозможные штуковины для лазания... Там и тут резвились группки малышей. Взрослых — в основом присматривающих за детьми мам — было совсем мало.
Весь этот район казался построенным недавно, по одному проекту и в одно время; во дворах там и сям виднелись забытые бетонные блоки и прочий строительный мусор. Кое-где попадались развалины несравненно более древних строений, — огромные прямоугольные платформы. Их кирпичные склоны представляли собой одну сплошную лестницу; зиявшие в них осыпавшиеся провалы открывали путаницу внутренних помещений. Другие здания походили на церкви или соборы, но тоже древние, давно заброшенные и полуразрушенные.
По-прежнему стояла странная погода: в небе висели тонкие облака — ни ясно, ни пасмурно. Сверху струился бесцветный холодный свет, яркий, почти солнечный, но не дающий теней, и место тоже было странное — многие дворы почему-то перекрывали громадные плоские крыши, нависавшие высоко над домами, словно их обитателям был ненавистен солнечный свет. Они опирались на круглые бетонные колонны, метра по два в диаметре; от них отходили веера стальных балок, теряясь в ажурном сплетении несущих перекрытие труб.
— Интересно, зачем им это? — спросил Лэйми.
— Мааналэйса — очень большой мир, в нем встречаются вещи, к счастью, неизвестные на планетах. Например, Сугха. Это что-то вроде ядерной зимы, но возникшее самостоятельно, и, кажется, живое. Судя по новостям, до неё сейчас четыре или пять тысяч миль и она движется на юг, то есть мимо, но её фронт — в несколько раз, самое меньшее, шире, и нет гарантии, что Лерика останется в стороне. Эти крыши должны предохранять от излучения, если потребуется.
— Излучения? Какого излучения?
— Лэйми, я не знаю. В любом раю есть свой ад...
Лэйми долго рылся в своих воспоминаниях о Вторичном Мире, пытаясь подобрать соответствие Сугха, но так ничего и не нашел. Оставалось предположить, что Мааналэйсе, как и любому древнему и сложному организму, свойственны свои болезни — болезни Реальности. Но это ни на шаг не приближало его к разгадке.
2.
Оставив позади странные кварталы, они вышли к широкой балке с пологими склонами. Вдоль бежавшей по её дну узкой мелкой реки тянулась прозрачная полоска леса и пара толстых — в метр — труб. По ближнему её берегу шла ЛЭП — её провода были чуть ниже глаз Лэйми. Облака куда-то уплыли, выглянуло солнце. Бодрящая прохлада сменилась легким теплом.
Они перешли речку по мосту из засыпанных сверху землей бетонных колец. За балкой была вторая, более густая полоса невысокого леса. Узкая утоптанная тропинка ныряла в зеленое ущелье просеки, извиваясь среди могучих и пышных травяных зарослей. Она вывела их к тонущим в зелени небольшим дворам — маленькие, посеревшие от старости деревянные домики с замшелыми крышами, какие-то огражденные сеткой шлаковые площадки с низкими синими фонарями...
Дальше был поросший травой обширный луг, а за ним — только чистое небо. Тропы тут не нашлось и осталось идти напрямик — босиком, потому что вокруг никого не было, а густая трава оказалась холодной и мягкой. Лэйми очень хотелось поваляться в ней нагишом — просто глядя в небо, а лучше, с какой-нибудь девчонкой. Пока ему не доводилось соединить оба этих счастья.
Миновав луг, они достигли, очевидно, парадного въезда в Паулому — земля от их босых ног спускалась колоссальным, тщательно выровненным пологим амфитеатром, покрытым изумрудной травой и украшенным множеством узких каналов, каскадов, прудов, отделанных белым камнем. Эта поразительно красивая запутанная сеть искрящейся, текущей воды кончалась в длинном эллиптическом озере. Широкое светлое шоссе рассекало его и весь амфитеатр надвое, плавно поднимаясь к городу. За озером лежали необозримые луга, а дальше, где-то у горизонта, — снова лес. Небо было синим, трава — темно-зеленой. Текучий пёстрый поток машин на шоссе сверкал, словно ручей драгоценностей.
Этот ландшафт казался Лэйми настоящим шедевром архитектуры. Охэйо, правда, не преминул заметить, что расчерченный каналами и уступами склон был непроходим даже для тяжелых танков; их бетонные стенки составляли три эшелонированных позиции, позволявших держать шоссе под перекрестным огнем. Лэйми эти рассуждения не тронули. Он знал, что весь свой боевой опыт Охэйо черпал из книг по тактике и стратегии. Война же в его представлении была битвой космических флотов.
Они шли вдоль всё более крутого склона на запад, пока, миновав ещё одну лесополосу, не попали как-то вдруг в центр города. Вокруг всё чаще попадались люди, так что им пришлось отцепить от ремней сандалии и обуться.
Виденный ими район казался им новым, но теперь они вошли в кварталы, построенные ещё позже. Здания здесь были громадные — восьми, двенадцати и пятнадцатиэтажные, ступенчатые, темно-красные, золотисто-белые, охристо-рыжие. Они стояли небольшими группками, длинными ломаными линиями, разделенными обширными пространствами — здесь не было улиц. Большую часть территории покрывала низкая, ухоженная трава. Четкая сетка проездов разбивала её на неправильной формы островки. Здесь всё было открытым — редкие скамейки, прозрачные полоски кустарника. Даже фонари оказались невысокими, по пояс. Лэйми очень нравилось здесь. Громадные здания не скрывали друг друга, их величественная красота не пропадала напрасно. Здесь он мог идти куда угодно, не подчиняясь жесткой сетке кварталов. Людей здесь было много и они все казались ему поразительно счастливыми. Охэйо смотрел на это место иначе.
— Район построен с учетом опыта уличных боев, — вдруг сказал он. — Очень грамотно. Здесь легко обороняться и очень трудно наступать.
— Почему? — удивился Лэйми. Это место казалось ему удивительно мирным.
— Все здания стоят далеко друг от друга, укрытий между ними нет. Если разместить в каждом небольшой гарнизон со снайперским и противотанковым оружием, район превратится в могилу для наступающих. Атакуя одно здание, они попадут под фланговый огонь из ещё нескольких. У них не будет тыла. Обычная тактика уличного боя с перебежками от укрытия к укрытию здесь бесполезна.
— Послушай, почему это пришло тебе в голову? Мирный, хороший район.
— Посмотри-ка. Все крыши плоские — на любой можно посадить вертолет или поставить легкую минометную батарею. Сами здания — со внутренними дворами, то есть половина их комнат, лестницы и коридоры не простреливаются с улицы. Конструкции везде крупнопанельные или из монолитного бетона, — они не обвалятся даже при серьезных повреждениях. Плюс ещё обширные подземные гаражи. Любое место снаружи просматривается из нескольких тысяч окон — попробуй-ка угадать, в каком сидит снайпер.
Лэйми попробовал — и ему стало неуютно. Впрочем, ему в глаза бросилось кое-что другое. Все здания здесь были увенчаны многочисленными белыми тарелками и тонкими, ажурными мачтами антенн. На их крышах блестели большие ребристые коробки стационарных кондиционеров. Жить тут, безусловно, было очень хорошо, но четкость разделения районов Пауломы бросалась в глаза — каждый представлял собой вполне самостоятельную изолированную культуру. Цивилизация здесь была высокой и богатой — хотя до хониарской ей было очень далеко...
Они миновали громадную школу, потом ещё одну. Лэйми отметил, что ярко одетые дети прекрасно организованы. Шумные и активные игры никогда не перерастали в беспорядочную свалку.
Солнце незаметно перевалило за полдень и жара стала уже неприятной. Они укрылись от неё в небольшом кафе музея, занимавшего какого-то древний монастырь. Его двухэтажные гранитные постройки были врезаны в террасы склона так, что на поверхности остались только их фасады и плоские крыши. Внутри царила приятная прохлада, что показалось Лэйми весьма привлекательным.
Они подкрепились какой-то запеченной, вроде бы морской живностью, очень вкусной, потом вышли и остановились у парапета, лениво осматриваясь, словно плавая в густой жаре. Раскалено-белое солнце стояло почти в зените, наклонные фасады белых двадцатиэтажных домов, расчерченные узкими горизонтальными террасами и рассеченные сверху вниз идеально ровными ребрами пилонов сияли в его свете так, что было больно смотреть. Две шеренги этих совершенно одинаковых зданий протянулись вдоль улицы, насколько хватал глаз. Их первые этажи утопали в густой, плотной зелени, казавшейся очень темной.
А между ними, за парапетом, открывался исполинский каньон с очень крутыми, монолитными стенами — на его плоском дне протянулись две полоски редких, невысоких деревьев и идеально ровный канал с низкими берегами — вода в нем тоже была темной, зеленовато-черной, что говорило об огромной глубине. Но большую его часть занимали две бетонных дороги, широких, словно взлетные полосы — оттуда поднимались густые волны раскаленного воздуха и Лэйми боялся представить, какая там духота. Тем не менее, он видел там крохотные, легко одетые фигурки — и плывущие по каналу разноцветные лодки.
Они брели вдоль канала дальше на запад, пока громадные здания не остались позади. За ними был обширный луг с вертолетными площадками, а за ним уже берег озера Орчи — земля от их ног вновь спускалась вниз колоссальным, тщательно выровненным пологим склоном, покрытым пышной травой. Свежий ветер раскатывал кристаллическую скатерть по всей безграничной шири искрящейся воды. Над ней, словно фантастический горный хребет, стояли белоснежные, ослепительные облака. Вдали, едва заметно, двигались яркие скорлупки яхт.
Они замерли на самом гребне склона, глядя на озеро. Оттуда тек очень ровный, монолитный поток влажного, теплого воздуха, ощутимо давя на лицо и грудь Лэйми. На севере, за милю или две от берега, на исполинских трубчатых опорах возвышалось несколько искусственных островов, соединенных длинными подвесными мостами. Их верхние платформы были на одном уровне с глазами Лэйми и ему очень хотелось побывать там...
Он покосился на друга. Охэйо замер, прищурив от солнца свои длинные глаза и заметно нахмурившись: ему явно снова хотелось летать.
— Пойдем на пляж? — предложил Лэйми. — Я, знаешь, совсем не прочь искупаться.
Охэйо взглянул на него. Его лицо приняло обычное непроницаемое выражение.
