Повелитель ветра.

Уставшие за день Аод и его спутники не отказались от тушеного мяса, но и птицу тоже попросили приготовить. Крон терпеть не мог вычурных блюд, да и сами Телохранители предпочитали простую еду, поэтому на праздничный ужин во дворце рассчитывать не приходилось.

Они сидели, не спеша ужинали и переговаривались, вспоминая, как сегодня встречали процессию крона на улицах, какие сказители пришли в город к празднику. Постепенно немногочисленные посетители покидали постоялый двор. Вскоре компания осталась одна в зале.

Хозяин, после того, как в очередной раз наполнил стаканы слабым яблочным вином, присел за стол и ввязался в беседу. Ничего важного он, впрочем, не рассказал. В-основном пересказывал гостям разные сплетни, ходившие в их части города. Позабавил байкой, что дочка главы Северной окраины, понесла от домоправителя а бедный отец так и не смог ее отговорить — пришлось собирать спешную свадьбу. А рассчитывал ведь выдать ее куда как выгоднее.

Аод подал Амтару знак, что пора возвращаться. Тот не спеша поднялся.

— Ладно, хозяин, пойдем мы. Пора по домам, пока еще не стемнело и не все напились. Не хотелось бы драться на улицах. Спасибо за беседу и угощение!

Бихар встал, слегка поклонился. На лице появилось самодовольное выражение:

— Таким гостям всегда рады — вы и заказываете много и поговорить с вами одно удовольствие! Так что заходите — всегда рады!

Компания не торопясь пошла по дороге, ведя коней в поводу — не хотелось спешкой нарушать последние минуты свободы.

Аод вздохнул. Мерзкий день, после небольшой передышки, продолжался. Впереди был приём — апофеоз лицемерия и лживости — когда придворные будут делать вид, что радуются правителю, а правитель — что ему приятны поздравления придворных и улыбки дам.

Прием прошел на редкость спокойно.

Не было вызванных нелестными отзывами и сплетнями склок, не было шумных забав, на грани приличий. Как подозревал Аод, произошло это из-за отсутствия некоторых наиболее надоедливых лиц. Ничего особенно плохого они не делали — были обычными придворными бездельниками, но своим дурным воспитанием, сплетнями и чрезмерным вниманием к персоне регента и другим, интересным для обсуждения людям, изрядно портили атмосферу. По счастливому стечению обстоятельств одного из них во время поездки на теплое море задержал шторм, второй лежал дома с простудой, другие не приехали без видимых причин. А без них прочие придворные вели себя более пристойно.

Аод, после нескольких положенных танцев с уважаемыми дамами, устроился в одной из беседок, обсуждая с охранительницами сегодняшнее шествие по городу. Изредка он выбирался оттуда, чтобы пообщаться с кем-либо еще. Регент явно не был создан для танцев — слишком мало походила его манера двигаться на танцевальные па. Даже Аорити, отряхиваясь после тренировки, посмеивалась и говорила, что если б сама не убедилась в его мастерстве, ни за что не поверила бы, будто хороший мечник может так двигаться. Мастера меча двигались плавно, мягко, танцуя. У Аода же движения были резкие, скупые, рубленные. Поэтому все, что касалось танцев, было лишь неприятной обязанностью — крон-регент не любил что-то делать плохо.

Бальная зала, ярко освещенная навороженными огнями, была великолепна, смотреть на нее было одно удовольствие. Золотые блики на богато украшенных стенах, цветы и знамена, украшавшие все вокруг, радовали глаз. Нарядные придворные дамы, в перерывах между танцами прохаживались под руку с подругами, бросая взгляды на кавалеров.

Посол Лийи неосторожно нарушил уединение регента, заведя с ним беседу о незначительных предметах. Уже собираясь уходить, он спросил, как понравился повелителю подарок.

Аод, никогда не отличавшийся ни терпением, ни излишней дипломатичностью очень резко высказался относительно тех, кто дарит рожденных свободными и неправо ставших рабами, а также тех, кто дарит в наложницы детей. Посол, только в тот момент заметивший, что регенту не доставляет удовольствие его общество, поспешил принести извинения за неудачный подарок.

— Но, согласитесь, повелитель Адар Аод, девушка необычайно хороша. Едва увидев ее, наместник северной провинции сразу же решил, что настолько прекрасная девица не может вернуться обратно в дикую снежную степь, чтобы там сгинуть. И она вполне развита, хотя и молода, господин.

Даже теперь он попытался оправдаться

— Да, девушка хороша. Вас спасла от моего гнева только ее красота и то, что в Митлире нельзя держать подаренного раба более года. Относительно же того, что подарок ваш чересчур молод — дело не в возрасте. Вы вероятно не знаете, что двуликие считаются детьми до того момента, как весна не заговорит в их теле. И в обычных условиях происходит это около семнадцати лет.

— О, но откуда же наместник мог знать, — посол старательно показывал свое раскаяние, — вы хотите потребовать другую девицу взамен, чтобы наш долг считался выплаченным?

Аод выдержал небольшую паузу. Он не собирался продлять срок выплаты, тем более, что Идэ ему действительно понравилась.

— Нет, пожалуй. В честь праздника я прощу вам это упущение. Однако впредь я не стану так снисходительно относиться к вашим ошибкам.

Посол поспешил откланяться, чтобы не вызвать гнев повелителя очередным неловким высказыванием.

Аод закончил приём по обычаю — в середине первой восьмы.

Быстро переодевшись в домашнюю одежду, он направился к покоям охранительниц. Нужно было помочь, наконец, Рун, насколько это было возможно.

Сначала Аод заглянул к Аорити и позвал ее с собой.

— Взять кого-нибудь еще? Если будет припадок, она может биться, придется держать.

Аорити как всегда была чрезвычайно практична и не поддавалась эмоциям.

— Да, возьми. Наверное, лучше Рудую и Лади.

— Почему их? — От Аорити шла явная волна удивления. — Я думала взять Тиену или Бардиту.

— Они хороши и знают много о боевых ранах. Но таких ран там не будет. После, Рун понадобиться утешение. Рудая и Лади мягче, лучше сойдут для этого.

— За Хрисандой не надо послать?

— Нет, не стоит, она спит уже наверняка. Завтра как рассветет, пусть пошлют.

Не спеша, ожидая, пока оденутся сонные охранительницы, они направились к комнате Рун.

Аод нервничал. Аорити прекрасно видела это, что было само по себе странно — ведь как правило, повелитель чувств не показывал. Ей конечно доложили о случившемся. Но никто так толком и не понял, отчего Рун, так странно изменилась за считанные секунды. Все только говорили, что это было просто ужасно. Надежда была только на завтрашний разбор произошедшего. Может быть, он все прояснит.

— Ты уже совершал такое раньше? Что сейчас будет?

Аод медленно, будто в трансе покачал головой. Он был весь погружен в себя.

— Нет, только слышал о таком. И смутные воспоминания памяти крови.

— О, я думала это просто легенды о наследии предков.

— Нет, не легенды. Если человек несет в себе кровь высокого рода и многоликих, то память крови и многое другое передается. Чем слабее связь с первыми высокими, тем слабее дар и память крови. Многие из истинно высоких родов в Митлире давно не многолики, и только единицы двулики. Дар у них еще есть, но уже не такой, как у прошлых родов. И многие уже утратили кровную память. А вместе с нею — и другие качества, которыми всегда славился высокий род — ум, мудрость, честность, справедливость, благородство которые выделяли их из толпы. Ведь не зря почти во всех землях правителями становились только те, кто принадлежал к высокому роду.

Казалось, повелитель специально стал рассказывать так подробно — чтобы не думать о Рун, лежащей за дверью в конце коридора.

Аорити ничего такого не знала — ее роду было далеко до высокого.

— А многоликие — это же те, что могли обратиться в любых животных?

— Да, в любых, считающихся чистыми.

— А ты, у тебя есть вторая сущность? Ведь ты почувствовал, что Аине ребенок? Или ты многолик и можешь превращаться в любое существо?

— Могу, правда, не в любое.

Аорити была поражена. В повелителе невозможно было и двуликого рассмотреть, а ведь обычно их повадки сильно отличались от людских. Легендарные многоликие — не думала, что удастся встретить их.

— Неожиданно — я думала, что... А почему ты ничем не похож на двуликих?

Аод приостановился у дверей, в покои охранительниц, усмехнулся.

— Двуликие не родичи многоликим высоких родов.

Аод собрался с силами и вошел в дверь.

Рун лежала на постели тихо-тихо, так, что сразу была заметна неестественность ее сна. За сутки она так и не успокоилась — лицо по-прежнему было напряжено, руки сжаты в кулаки.

— Ну что, готовьтесь. Сейчас может быть все что угодно. Не удивляйтесь тому, что увидите. Лади, Рудая, станьте рядом, но не касайтесь ее пока.

Аод колебался — разбудить ее сразу, или попробовать изучить и исцелить разум и душу во сне.

Аод выглядел неуверенно, будто не мог решиться на что-то важное. Это было так необычно, дважды за вечер наблюдать нерешительность и волнение повелителя. Аорити не ожидала, что когда-нибудь увидит Аода таким.

Вдруг он повернулся и с каким-то растерянным видом произнес:

— Я думаю, вы понимаете, что все услышанное не должно выйти за стены этой комнаты?

Аорити бросила быстрый взгляд на Лади и Рудую. Те коротко кивнули.

— Я обещаю.

Аод все же решил попробовать сначала прорваться в спящий разум, определить, насколько сильно ее обожгло.

Вед, сделавший заклятие, был невероятно умен и силен — оно по своему действию имитировало горячий ветер, причем довольно точно, только не открывало путь за край, не звало Посланника.

Ее разум застыл в том же состоянии, что был накануне.

Ясно читались растерянность, страх, неверие, боль. Аод сосредоточился на боли. Все остальное — нормальные чувства, но боль — не настоящая, она была создана искусственно, ее не должно было быть. Попытки вытянуть эту боль наружу, чтобы исследовать и убрать из разума Рун не удались. Сон не позволял. Нужно было разбудить Рун, тогда боль сама выйдет на поверхность.

Аод еще раз внимательно изучил все, что смог почувствовать — потом не будет ни времени, ни возможности. Боль была вызвана ранами души и разума, значит, новых уже не будет. Но чтобы они затянулись, нужно их вычистить, убрать осколки проклятия, смягчить острые опаленные края.

— Сейчас я ее разбужу. Наверняка это будет не слишком тихо и красиво. Не пугайтесь, мы сможем помочь. Нужно только держать ее, чтобы не поранилась.

Это было хуже, чем Аод представлял. Рун кричала и выла, вырывалась, шарахалась от охранительниц. Увидев повелителя, девушка начала рваться еще сильнее, лицо стало вовсе безумное. После нескольких попыток добраться до ее разума на расстоянии, Аод отошел в сторону, чтобы Рун его не видела и немного успокоилась.

— Это бесполезно. Мне нужно прикоснуться к ней. Она будет вырываться еще сильнее, так что приготовьтесь.

Когда Аод все же дотронулся до ее рук, Рун закричала. Она кричала и кричала, и не останавливалась, это было жутко.

Ее невероятные по силе чувства причиняли боль, Аод поежился, но удержал руки.

Это было непросто — найти все осколки разбившегося проклятия, нужно было выбрать все до единого остатки, иначе ничего не закончится. Сложно было сосредоточиться, кожа ныла от ощущения чужих эмоций, по позвоночнику прокатывались волны боли, а рук Аод просто не чувствовал.

Когда большая часть осколков была выбрана, Рун перестала кричать и только тихо выла, вяло вырываясь.

Прошло бесконечно много времени, прежде чем с проклятием было покончено. Остались только раны, но они были уже чистые и могли, наконец, зарасти. Аод попробовал их залечить, но не смог — для его дара раны души были слишком тонкими. Получилось только смягчить опаленные края, чтобы они не причиняли боли и неудобства.

К концу действа Рун совсем замолчала и обвисла на руках у охранительниц.

Аод постарался внушить ей спокойствие и уверенность, а потом снова приказал уснуть.

Разум ее был так измучен и безразличен, что внушение подействовало гораздо сильнее обычного.

Аод отстранился и, оставшись сидеть на краю постели, ждал, пока не пройдет боль в позвоночнике и в руках, к которым возвращалась чувствительность.

Только сейчас он смог почувствовать эмоции охранительниц — до того их заглушали чувства Рун. Но он не стал прислушиваться к их чувствам — хотелось скорее уйти отсюда.

— Она будет спать, скорее всего, до утра. Утром позовете Хрисанду — я здесь больше ничем помочь не смогу.

Слухи

Утро снова пришло слишком быстро. Казалось только что, уходя с праздника, он прощался с придворными, а уже солнце заглядывает в окна.

Аод мечтал когда-нибудь бросить все, исчезнуть на несколько дней, освободиться от постоянной ответственности, но это было невозможно. Особенно после торжеств. Наоборот, любой праздник означал тяжелую работу после. Он отдохнет, когда наследник войдет в возраст. Если доживет. А не доживет — отдохнет после погребального костра.

Как обычно, на утро после праздника Аод, глава тайной стражи, глава осведомителей и Аорити собрались утром в кабинете Аода, чтобы по горячему поработать со сведениями, полученными от соглядатаев, найти возможных шпионов или предателей.

Личный кабинет регента, находящийся в закрытой части дворца, сильно отличался от своего собрата на половине, открытой для посторонних. Небольшая комната, без ковров и украшений, с длинным столом темного дерева, вокруг которого были расставлены простые кресла и большим окном в полстены. С двух сторон от двери стояли стулья для тех, кому не досталось место за столом.

— Итак, господа, чем порадуете?

Аод был в на редкость скверном расположении духа и предчувствовал самое плохое — что соглядатаи ничего не обнаружили. Что же может быть хуже?

В такой стране как Митлира, отсутствие донесений о шпионаже и заговорах не может не настораживать. Потому что это говорит либо о том, что шпионы стали лучше подготовлены, чем соглядатаи, либо о том, они стараются не привлекать к себе внимание, а значит что-то готовится.

Впрочем, новости оказались иными. Хотя радоваться было нечему.

— Повелитель, мною было замечено нечто странное.

Младшие соглядатаи всегда робели, отчитываясь на таких советах. Вот и этот сник под тяжелым взглядом повелителя.

Аод всегда поражался, как люди, не боявшиеся следить за шпионами и заговорщиками, робели в его присутствии.

— Продолжай.

Аорити усмехнулась — Адар, как всегда на таких совещаниях, был напряжен и пугал не привыкших к вниманию соглядатаев тяжелым взглядом.

Впрочем, от него действительно исходила сила и властность, что заставляло робеть более слабых. Остальных бояться заставляла способность повелителя чувствовать ложь, лесть, любую неискренность. Из всех родов в Митлире, причислявших себя к высоким, только потомки шести-семи имели дар и лишь единицы из них были двуликими. Повелитель же обладал чрезвычайно сильной способностью ощущать чужие чувства, особенно когда они были направлены на него, и при дворе это было всем известно.