Хозяйка Заколдованного Леса

Неказистый немощный старикашка и есть могущественный бессмертный колдун. Мысль его настолько поразила, что не сразу он заметил, как Дедята на пол упал, как подкошенный.

— Ага, есть ведь, оказывается, мозги у тебя, — усмехнулся гаденько карлик. — А я -то думал, чары мои не действуют, потому как нет их, мозгов-то...

И захихикал мерзко.

Велимир, не сознавая, что делает, рукой оперение стрелы нащупал. Вот он, подходящий момент наступил, а что делать теперь — черт знает.

— Ты погоди, молодец, оружием — то размахивать, — проникновенно произнес колдун, за рукой воина взглядом проследив. — Давай побеседуем вначале...

Старик будто преобразился: и взгляд у него вдруг осмысленный стал, и улыбка безумная пропала.

— Не о чем нам беседу вести, — хмуро ответил Велимир. — Я на того, с кем биться иду, слова не трачу.

— А зря, — покачал головой старикашка. — Глядишь, и смертей было б меньше...

— О чем говоришь ты? — недоверчиво спросил воин, руку с оперения стрелы не снимавший.

— Не слушай его! — выкрикнула вдруг Василиса. — Он лжец и лиходей! Обманет тебя, околдует, запутает! Убей его!

— Молчи, девка! — колдун ударил клюкой по прутьям золотой клетки, заставив ведьму в испуге отпрянуть, и обратился к Велимиру. — Так хочешь ли услышать, что сказать хочу тебе?

Воин пожал плечами:

— Говори. Только быстро.

— Эх, смертные, — вздохнул карлик и, кряхтя, опустился на каменные ступеньки. — Все-то вы спешите... А дело было так... Во времена моей молодости полюбил я девушку, прекрасную, как заря, и холодную, словно лед. Возжелал ее всею душой, готов был весь мир подарить, луну с неба достать, заставить солнце вставать на западе и садиться на востоке... Но она отвергла меня...

Велимир обреченно вздохнул. А ведь вначале задача была нехитрой. На кой черт он во все это ввязался?

Лежавший у его ног Дедята застонал, приходя в себя.

— Я ходил за ней по пятам, исполнял каждую прихоть, — продолжал колдун, — но она с каждым днем становилась все холоднее, все спесивее... И, наконец, моя любимая захотела от меня избавиться. Она позвала меня к себе и сказала, мол, хочу, чтобы добыл помогай — травы*, что лишь в полнолуние собрать можно.

— И ты добыл? — поторопил его Велимир.

— Я отправился в Заколдованный лес ночью, как она и велела, хоть и знал, что глупость делаю несусветную. Так и чуял, будто чудища из темноты ко мне свои лапы протягивают...

— Так чем дело-то кончилось?

— Предала меня любимая, вот чем кончилось. Подослала брата своего погубить меня. В самой глубине леса, на поляне, заросшей помогай — травой, в лунном свете переливавшейся, он на меня напал. Колдовство меня только и спасло. Ну как спасло... Из мертвых я восстал, но не совсем, как видишь... В наказание я мальчишку в волка обратил. И теперь каждое полнолуние он на ту поляну возвращается, дабы вымолить мое прощение.

Велимир тряхнул головой.

— Дедята? — неуверенно произнес он.

Колдун кивнул, с грустью глядя на корчившегося на земле волкодлака.

— А Василиса? — спросил воин.

— Василиса со смертью моего земного тела часть силы колдовской в себя вобрала. В полнолуние и не такое возможно. А та ночь еще и с весенним равноденствием совпала. Коварной оказалась любовь моя...

— Так и знал, что вся беда из— за бабы, — сквозь зубы проговорил Велимир со злостью глядя на Василису.

А та смотрит на него жалостливо, да всхлипывает. Дрогнуло сердце велимирово, попытался он чары ее отогнать, да не смог. Вот ведь безсоромна баба**, наворотила дел, а ему теперь расхлебывай, разбирайся, на чьей стороне правда — матка.

— Так что? Все еще желаешь меня убить? -улыбнулся колдун как-то устало и совсем беззлобно. — Знай только, что Василису тебе не отдам, моя она, по праву моя.

Ведьма в клетке пуще прежнего слезами залилась.

— Не отдавай меня ему, Велимирушка! — взмолилась она. — Пропаду я, сгину. Такой же, как и он, мертвой тенью стану, вечность в подземельях бродить буду... За что мне это? Не желала я никому зла! Но коли не понимает несмысел

* * *

языка человеческого, коли в голову себе втемяшил, что я -собственность его единоправная, что ж делать мне было? Спасу не было от любви его, да только не любовь то была, а одержимость бесовская, не иначе...

— А ну молчи, девка! — прикрикнул на нее колдун.

— Спаси меня, Велимирушка! — не унималась Василиса.

Посмотрел колдун на лицо воина изменившееся, понял, какое решение тот принял, вздохнул устало, поднялся со ступенек, на клюку опираясь.

— Не выйдет у тебя ничего, молодец, — сказал он.— Все одно тебе меня не убить, ежели лук не добыл.

— Коли так, руками голыми переломаю... — прорычал Велимир, рукава на рубахе закатывая.

— Не ту ты сторону выбрал, молодец, — колдун остановился в пяти шагах от воина. — Не за правду борешься, а заради бабы вздорной....

— Так мне сердце мое подсказывает, — отвечал Велимир, — Права Василиса. Не любовь это, блажь твоя. Кто ж любимого — то силой держит, ежели взаимности нет? Отпусти ее, да разойдемся миром.

— Не получится миром, молодец. Сказал же — не отдам тебе девку. Моя она.

— Тогда не серчай. Во второй раз колдовство тебе не поможет...

Но едва Велимир шаг сделал, выросла перед ним стена каменная, что не перелезть, ни обойти нельзя было.

— Уходи подобру — поздорову, молодец!— раздался крик из-за стены. — Не видать тебе Василису! Уходи! Не ищи смерти!

Велимир размахнулся, да со злостью сапогом по стене ударил. Та трещинами мелкими пошла, но устояла. В бешенстве воин отбросил мешавшийся в руке лук и ударил снова. И только спустя некоторое время с недоумением глянул вниз. Лук? Откуда? Да неужто тот самый?.. Схватил он оружие, да в тот же миг стена перед ним и рухнула. Но колдуна, Василисы, да Дедяты уж и след простыл. Золотая клетка была настежь распахнута, а на дверце узорчатой кусок василисиного платья висел.

— Пусти! Не пойду! — услышал Велимир отчаянный крик вдалеке, эхом по коридорам подземным разносившийся.

Делать нечего, надо девицу спасать, коль уж взялся.

___________________________________________________________________________________

*Помогай — трава — волшебная трава, на вид не отличимая от той, что в народе зовут "кукушкины слезы". И только в полнолуние она начинает светиться серебряным светом и хорошо видна среди других.

** Безсоромна баба — бесстыжая.

* * *

Несмысел -глупец.

____________________________________________________________________________________

Долго ли, коротко ли, бродил Велимир по подземельям, неясной тревогою объятый. Сквозь туман зыбкий, как сквозь бурьян густой продирался, колдуна проклятущего вполголоса ругая.

— Не видать тебе Василису, молодец! Уходи подобру — поздорову! Не ищи смертушки лютой! — слышалось ему отовсюду, будто камень мертвый — и тот заговорил вдруг голосом карлика.

Шел и шел Велимир по коридору каменному, ни конца, ни края тому не было. Когда голос все больше отдаляться стал, перешел Драконоборец на бег. Внезапно яркий свет ослепил его: не было больше камня вокруг, и стоял воин на самом краю бездонной пропасти. Свет солнца восходящего так и лез в глаза настырно, не давая разглядеть ничего вокруг. Ветер злился, безжалостно трепал длинные велимировы кудри, а потом вдруг лук-то из руки и вырвал и понес, словно пушинку. Воин было кинулся его ловить, а ветер, москолуд*, подбрасывал легкое оружие, забавляясь, а потом вовсе его вниз, в бездну, швырнул. Велимир остановился в шаге от пропасти, в бездну разверстую всматриваясь, на свое легкомыслие, да неосторожность сетуя. Но делать нечего, не прыгать же за ним вослед.

Вдруг возглас испуганный рядом послышался, и Велимир меч предусмотрительно вскинул. Будто из ниоткуда бросился на него колдун, с перекошенной рожею, червями изъеденной, клюкой своею в бок тыкал, видать, решил с края уступа сбросить, чтоб уж наверняка враг убился. Велимир мечом взмахнул, да клюку одним ударом пополам и перерубил. Взвыл колдун неистово, начал жесты странные руками показывать, да слова нараспев произносил заморские. Не понимал Велимир ничерта, да все одно жутко ему стало так, что аж мурашки по спине побежали. Явно от колдуна ничего хорошего ждать не приходилось. Ведьма за спиной его стояла, слезами обливаясь.

— В последний раз говорю, молодец! — колдун старался ветер перекричать, да все напрасно. — Уходи! Моя Василиса! Моя и ничья больше! Коли не мне, так никому не достанется!

— Да что ж она тебе, утварь кухонная что ли? Что ж ты с живым человеком, как с вещью — то бездушной? Моя, моя... Отпусти бабу, не дай крови ничьей пролиться! Неужто столько времени на свете поживши, ума не набрался, да мудрости не накопил?

Ветер разом стих. У колдуна задрожали руки. И видел Велимир, как напрягается его сморщенное, как печеное яблоко, лицо с почти истлевшей на нем кожей, будто силился немощный старик удержать в руках своих скрюченных то, что сильнее его было, и так и грозилось на волю вырваться.

— Не уйдешь, стало быть, — отозвался старик хрипло. — Тогда не серчай, молодец. На тебя, видят боги, зла не держу. Но не забрать тебе у меня Василису. Не забрать... Прости и прощевай...

Вскинул Велимир меч, встал в стойку боевую и приготовился принять избранную для него богами судьбу. Коли смерть ему уготована — так тому и быть. И пусть меч булатный супротив колдовства бесовского бесполезен, но не посрамит он род свой, не умрет, как смерд, на коленях, в ноги врагу кланяясь, да пощаду вымаливая. Воину — воинская смерть.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как сила из рук колдуна вырвалась и навстречу ему полетела. Время будто замедлилось, мгновения растянулись, разум запестрил картинами, возвращая Велимира к истокам жизни, заставляя проживать моменты давно ушедшие и почти стершиеся из памяти. И в миг, когда воин попрощался с жизнью, прямо перед ним откуда ни возьмись выскочил Дедята и заслонил собою. Он раскинул руки, принимая неведомую силу, вбирая ее в себя, сливаясь с ней. Сам воздух затрясся, задрожал, стал плотным.

А потом все завершилось в одночасье. Велимиру показалось, что лопнул мыльный пузырь, коими детвора забавляется, когда матери, спин не разгибая, белье стирают. Воин почувствовал удар, да завалился на бок. Сквозь морок он видел, как Дедята икнул, споткнулся о камень и упал вниз с уступа...

Закричала Василиса голосом нечеловеческим, заревела по— бабски надрывно. Велимиру бы отвернуться, не глядеть, да дело не сделано. А колдун, знай, стоит себе, да сызнова руками кренделя выписывает. Осерчал Драконоборец вконец, поднялся на ноги. Глядь, а меча -то и нет нигде.

— Лук, Велимирушка! — проревела Василиса. — Убей душегуба проклятущего!

Велимир глаза долу опустил — и правда, под ногами лук волшебный. А ведь воин его по вине ветра — разбойника обронил, когда на свет солнечный выбрался, точно помнил, что обронил. Схватил Драконоборец лук, за стрелой потянулся, что всю дорогу за поясом таскал, а той как не бывало. Видать, сломалась, когда он падал, а ведь волшебная, думал, ничто с ней приключиться не может.

Вдруг видит — колдун стоит, в руках ее крутит, окаянный, с ухмылкой мерзопакостной.

— Не погубить тебе меня, велимирушка, — издевательски передразнил колдун. — И живым не уйти. Пес паршивый так быстро умереть не должен был, хотел я ему для начала лапы поотрывать, да поглядеть, какой он свой взгляд горделивый после того сохранит. Считай, услугу оказал ему неоценимую, теперь вместо него мучиться будешь.

Пронзила Велимира боль нестерпимая, почувствовал он, как сила незримая его десницу выворачивает, да так, что суставы хрустят, и сопротивляться мочи не было. Вскрикнул воин, и рука его плетью вдоль тела повисла. Тогда уж он совсем отчаялся.

И тут Василиса, в стороне стоявшая, вдруг запела:

Помоги же, брат мой, ветер,

Тайны темны покажи.

— Молчи, девка! — вскрикнул колдун, да клюкой Василису поперек живота огрел.

Та застонала от боли, пополам согнулась, но от второго удара уклонилась, а потом и вовсе исчезла, словно в воздухе растворилась.

Велимир с облегчением выдохнул — невидимые руки ослабили хватку, боль утихла. Голос Василисы зазвучал из темноты с новой силой:

Помоги же, брат мой, солнце,

Тем, кто всех врагов простил.

— Не смей колдовать, лоха! ** — взвизгнул колдун. — Не смей! Ты не должна! Вечно страдать будешь, плеха!

* * *

Сама беду кликаешь! Замолкни, не то хуже будет!

Помоги, луна— сестрица,

Тем, кто ведьму полюбил...

Колдун взбеленился. Глазами бешено вращая, принялся под нос себе бубнить скороговорку, сродни Василисиной, только разобрать Велимир ни слова не мог. Поднялся ветер, потемнело небо, взметнулись ветхие колдуна одежды, запутались в них руки, бороды клок нещадно лез в рот. Старик плевался и бранился, в ярости, до белого каления доведенный, стрелу отбросил, да поймать ее Велимир не успел — в пропасть канула. Уж коли не везет, так во всем скопом.

И тут чувствует — по плечу его кто-то хлопает. Глядь, стоит Дедята, живой и невредимый, со стрелой волшебной, да головой машет, мол потом языком почешешь, дело делай. Схватил Велимир стрелу, наложил на тетиву и выстрелил...

Колдун, коего лохмотья, да борода его собственная душили, словами поперхнулся и с удивлением на торчащее из груди оперение уставился, будто не веря, что все взаправду.

Но ничего не произошло. Колдун не исчез, не упал замертво, а так и стоял жив — живехонек.

— Обмануло пророчество твое что ль? — недоверчиво проговорил воин.

Дедята лишь плечами пожимает, да руками разводит, мол быть того не может. А колдун, ожил окончательно, да знай себе, улыбается беззубо.

Ну все, решил Велимир, смерть теперь для них с Дедятой неминуема. Да ладно он — много ли его в родном селе ожидает? Девки, как одна, на шею вешающиеся, кои окромя как глазищами хлопать, и не могут ничего. Ни у одной из них чувств к нему нет настоящих, только желание перед подружками похвастаться. Себя -то не жалко. А вот Василису... ей же вечно с нелюдем куковать, не спасет ее теперь никто, последняя надежда погасла...

И едва подумал Велимир о том, как начал старик на глазах рассыпаться. Остатки волос, да зубов наземь попадали, кисти рук отвалились, и не успел опешивший старик даже вскрикнуть, как в кучку костей обратился, а кости те прахом тотчас стали. Подхватил ветер все, что от колдуна осталось, да унес прочь.

Отер Велимир пот со лба, вздохнул тяжко и впервые за долгое время искренне улыбнулся.

— Василиса! — вскрикнул Дедята и бросился в темноту.

Велимир за ним поспешил, забыв про то, что подобает триумфом долгожданным насладиться.

Ведьма лежала на земле, ни жива ни мертва. Лицо худое, бледное, из носа и ушей бордовые дорожки сбегают.

"Умерла", — подумал Велимир горестно.

____________________________________________________________________________________