Дело случая.

— Буду, Елена Владимировна. Обязательно буду! — и разговор на другое перевел, — Леночка Владимировна, а я вот все спросить хотел, что там за случай у Вас с Лёньчиком был, в той ванной?

— Ну вот, растрепал все же, болтун! — ну, слава богу, тяжелая часть разговора позади, и слова из меня от облегчения прям потоком понеслись. — Да кран он чинил. У меня в ванной подкапывало. А этот, дубина, говорит, ща подкручу и все окей будет. Возьми и крутани со всей дури. А кран видно проржавел. Вода горячая как ливанет. Лёнька орать, я стояк перекрывать. А потом ему трубу держала. Так этот обалдуй опять не докрутил чего-то. Он стояк открыл и меня с ног до головы окатило. А тут, как на зло, Виктор Иваныч по этому "говорильнику" вызывает. Я ору, Лёнька заканчивай. Меня хозяин зовет, а я тут вся как русалка водоплавающая. Загнала его в ванну, говорю, пока не сделаешь, не выпущу. Так, в шутку сказала. А его там заперла на время, чтобы переодеться. Вся ж мокрая от его художеств. Только сухое натянула, еще и пуговицы не застегнула, как сам Виктор Иваныч вваливается: "Я Вас жду, а Вы тут прохлаждаетесь." Я чуть было не сказала, что не прохлаждаюсь, а чуть не сварилась, из-за Лёньки Вашего. Да разве ж дело, парня выдавать. Убежала я, а Лёнька минут сорок в ванне куковал. Я ж его второпях открыть-то забыла. Значит, все ж рассказал, оболдуй. Так что Павел Аркадьевич, Вы не первый у меня в санузле в заключении отсидел.

— Эх, жизнь моя жестянка. И здесь лавры отобрали! — весело так рассмеялся Павел Аркадьевич, легко. — Хороший Вы человек, Елена Владимировна. Вот и Степан Петрович о Вас все вспоминает. Про душ рассказывает.

— Ну вот, и этот болтун, оказывается. Петрович наш после праздников зимних чуть не разболелся. Детки у него в конце каникул слегли. И он от них видно простуду подцепил. Смотрю, вялый он стал, на горло жалуется. Говорит мне, ты тут на посту побудь, а я в аптеку по-быстрому. Только, как он вернулся, я ему свой рецептик предложила, народный. Он, конечно, не всем подходит, но для Петровича — в самый раз. Чаем крепким напоила. Два полных бокала горячих, с медом. И водочки пятьдесят грамм налила. А потом в душ, говорю, иди. В ледяной. Лучше в сауну, но где ж ее взять. Не в хозяйскую же. А от ледяного душа эффект тот же. Температура после холодной воды резко повышается, все силы иммунные в боевой порядок выстраиваются. Два часа сна — и человек здоров. Так что, к вечеру Степан Петрович уже в порядке был. Одно неприятно, забыла я тогда Виктору Иванычу про водку сказать, чай-то у меня свой был, а бутылку пришлось хозяйскую открыть.

— Зато Петрович, кажется, сказал, — как-то странно произнес Пал Аркадьич.

— Ну вот, тем более неудобно вышло. Он сказал, а я вроде как утаила. Да как ему скажешь-то. В тот вечер я забыла. А на следующий день он такой злой был. А я уже взамен той открытой, точно такую же купила, новенькую. Зачем человека лишний раз по пустякам дергать. А оно вон как неудобно получилось. Ой, а может мне водку какую паленую продали, некачественную, и Виктор Иваныч из-за этого рассердился? Надо было сказать все же.

— А та бутылка что, Петровичу перепала?

— Да нет, я ее для хозяйственных нужд приберегла. Так у меня на столе и осталась. Знаете, как хрусталь от водки блестит? Говорят, что спирт лучше, но где ж его взять.

— Хозяйственная Вы, Елена Владимировна. Слов нет. А может, все же передумаете насчет меня? Ну чем я плох-то?

А сам улыбается, шутит значит, свое расстройство так излечивает. Я ему в ответ так же улыбаюсь. Ну что тут скажешь.

— А можно, раз такое дело, я Вас хоть поцелую напоследок? В качестве компенсации? А? Все ж таки третье свидание. Вроде как по всем канонам полагается.

Ну вот, ни капельки не сомневалась, что Павел Аркадьич разрешение спросит, прежде чем к женщине с поцелуями лезть. Я аж умилилась и таять начала.

Только, не дали мне.. дотаять. Двери распахнулись, что из кухни в комнату большую вели, и в проеме дверном сам Виктор Иваныч нарисовался. Собственной персоной. А в руках "говорильник" держит. Ну такой переговорник, вроде рации, что у него дома для вызова прислуги. Вваливается и ко мне. А у меня одна реакция — сижу словно под гипнозом каким, дар речи напрочь исчез. Только на Павла Аркадича глянула, мол, откуда это явление тут, в чем дело? А тот с лицом таким виноватым сидит, вроде как сожалеет о чем-то и полотенчик с такого же "гворильника" стаскивает. Виктор Иваныч на него тоже глянул так, сурово:

— В следующей жизни, "надежный, хороший и добрый", — это он Павлу Аркадьичу так, слова мои повторил. Саму меня в охапку схватил и целовать. И без всяких там разрешений. А у меня и без поцелуев, от одного его взгляда ноги отнялись. А он оторвался от меня, в глаза мне смотрит, волосики с моего лица за ушко отводит и говорит так, как я от него и не ожидала никогда, с чувством: — А в этой жизни тебе, Леночка, меня терпеть придется, "козла" то есть, и "черта лысого". Пойдем домой, я так соскучился.