Дело случая.

— Елена Владимировна, откройте! Немедленно!

— Нам и вдвоем хорошо, Виктор Иванович. А на групповуху я не согласная. И точка!

Из-за двери:

-Ах так, хорошо значит! Вот и разбирайтесь тогда сами.

И грохот такой по коридору. Ушел, значит.

За второй дверью, что в ванную, шум тоже через какое-то время стих. А чего шуметь, вода там есть, туалет в шаговой доступности. Одеяло захочет — расстелет. Можно сказать, все удобства.

Поплакала я, поплакала. Надоела — так скажи, с работы уволь вежливо. А так-то зачем? Сцену устроил, в душу наплевал, да еще перед другом унизил. За что?

А сцена видно "Поделись с другом", или "Передай другому" называется? Только я не эстафетная палочка.

Я бы прямо в тот же момент из дома этого ушла, да ночь на дворе. Вещи, опять же, собрать нужно. Сюда я не больше не вернусь. Это точно.

Ушла я поутру. Весна на дворе, светает рано, вот я спозаранку и отчалила. Дверь в ванную перед этим отомкнула. Негоже человека взаперти держать. И ушла. Хорошо, чемоданчик у меня на колесиках, и много вещей я сюда не привозила.

Обиды особой не было. Только себя укорял. Ведь чувствовала же. Чего тянула. Надо было самой, раньше уходить. Не доводить до такой ситуации некрасивой. Не страшная она была, ну чего тут пугаться. Два мужика интеллигентные, только пьяные сильно. Ну что они против меня сделали бы? Только неприятно было, так расставаться. Да и с Петровичем, с охраной и с нашей работницей не попрощалась. Неудобно вышло.

С месяц я на даче просидела. Трудотерапию проходила. Ирка приезжала, своего доктора показывала. Я все думала, что за Ален Делона она себе нашла, что, наконец, утихомирилась. Только доктор совсем не Делоном оказался. А точно, мужик как по спец заказу для Ирки. Такой же тощий, невысокий. Черты лица грубые, но добрые и, главное, спокойный как танк. Ирка вокруг него зайчиком скачет, а ему все ее закидоны в кайф. А чего не кайфовать, он свое дело сделала, Ирака беременная. Уговорил все ж таки. И расписались уже. Здорово. А говорят, в сорок лет — счастья нет. Вот оно. Есть.

Порадовалась я за подругу — от души! И решила недельки на две в город махнуть. А что, все что полагается на огороде я уже высадила, ягод еще нет — воровать нечего. А мне что-то захотелось кухню свою обновить. Ну вернее, поменять. Ирка давно меня позорила. Старье советского образца. В цветочек розовенький такой, кто помнит. На свалку давно пора. А мне все как-то не хотелось. Да и память вроде как от родителей осталась. А тут, думаю, чем старше буду, тем труднее будет переделками заниматься. Да и желание пока есть. Я ж в том доме на плите отличной готовила, на стеклокерамике, а к хорошему, как известно, быстро привыкаешь. А еще духовка там была великолепная, посудомойку оценила. Я хоть Ирке подобный агрегат сама налаживала, гуманитарию нашему филологическому, себе ставить не хотела. Для одного человека разве ж нужно? А сейчас решилась. Уж если делать, то по полной программе.

Дня два я вся в заботах пробегала. То один вариант кухни посмотрю, то другой. На всю оставшуюся жизнь ведь выбираю. На третий день перерыв взяла. От впечатлений разнообразных отдохнуть. А тут звонок в дверь.

На пороге Павел Аркадьич, тот самый, которого я в ванной заперла. С букетом. И не веник какой, из безразмерных, а со вкусом композиция. Розы чайные с белыми ромашками. Мило так.

Я ему:

— Проходите, вот уж кого не ожидала увидеть.

— Догадываюсь,— говорит,— что не ожидали.

Я цветочки в вазочку, гостя за стол на кухне, а сам чаек собрала. Сидим, угощаемся.

— Елена Владимировна, я хотел бы извиниться, за то вторжение...

— Да что Вы, Павел Аркадьевич. Я ж сама Вас в комнату затянула, да еще и в ванной заперла потом. Это Вы меня извините. Вы там как, от замкнутого пространства не страдали.

— Да нет. Не страдал. Бок немного к утру затек. Кафель все ж таки штука жесткая. А так, все в норме.

— Ну и хорошо, раз так.

— Вы на Витька зла не держите. Это он так, пошутил неудачно. Нашло на него. А так он мужик хороший, только как жена его бросила, детей увезла, свихнулся малость. Переживал, на весь свет обиделся.

— Ну, не на весь свет, а на конкретно женскую его составляющую, надо полагать. Да мне все это понятно, я сама после развода всех мужиков кроме как кобелями и не называла.

— Вот и ладненько. Все всех поняли, и хорошо, — как-то быстро свернул разговор Пал Аркадьич. — Только я к Вам совсем по другому поводу пришел.

— По-другому? — удивилась я.

— Да, Елена Владимировна.

И паузу такую тянет.

— Понравились Вы мне, — а сам мне прямо в глаза смотрит, реакции ждет ответной.

А что мне на это сказать?

Мужчина он что надо. Стройный не по годам, выглядит изумительно, в костюме в хорошем, лицо как у кинозвезды. Характер мягкий, манеры чуть ли не аристократические. Мечта, а не мужчина.

— Извините, говорю, Павел Аркадьевич. Что же Вы услышать от меня хотите? Вы человек приятный, во всех отношениях положительный, с таким прожить остаток дней — настоящее счастье, наверное. Только я Вас все же мало знаю, да и последние страсти во мне еще не улеглись. Я вон, после развода семь лет в себя приходила. А тут, Вы же понимаете, у нас с Виктором Иванычем отношения были.

— Я понимаю Вас, Елена Владимировна. И про отношения давно догадался. Только для меня все это не важно. То есть важно. Я даже с Витей говорил, сказал, что за Вами ухаживать буду.

Я напряглась. Ясно ведь, что Виктор Иваныч ответил, раз Павел Аркадьич у меня сидит.

— Если Вам интересно, то ничего он мне не ответил. Да я и не ждал никакого ответа, я его в курс дела ввел, чтобы не получилось, что вроде как за спиной у друга свои делишки обделываю, а про себя он пусть сам решает.

А что ему решать, думаю. У нас же ни обязательств, ни намерений никаких не было. Даже словом не перемолвились. Значит, и думать ему не о чем.

— Павел Аркадьевич. Я все равно так не могу. Поймите. Я женщина в целом спокойная, давно одна. Ну сорвалась. Я же ...

— Елена Владимировна, не нужно оправдываться. Я Вас и не тороплю в целом. И намерения у меня серьезные. Не погулять на время и разбежаться, а брак, как положено. На всю жизнь. И не думайте, что я вот так в две минуты все решил. Вы мне с первого взгляда понравились. И чем больше я на Вас смотрел, тем больше Вы мне нравились. Ваш характер, внешность, манера говорить, и еще что-то неуловимое. Неужели Вы не чувствуете. Нам же хорошо вместе. Легко. Вот сидим здесь, словно старые знакомые. Пьем чай, и никакого напряжения между нами, никаких сложностей. Вы это чувствуете?

— Чувствую, Пал Аркадьевич. Мне хорошо с Вами, тепло, уютно, можно сказать. Только...

— Огня нет? Да?... А может, ну его огонь, Елена Владимировна. Годы все равно свое возьмут. Сойдемся, а там видно будет. В общем, если меня обидеть не желаете, я за Вами поухаживаю. Вы не против?

— Павел Аркадьевич, скажу прямо, вы человек деловой, у Вас всяких забот полон рот. Зачем Вам бесполезные хлопоты?

— Вот Вам со мной приятно общаться? Вообще, приятно рядом находиться?

— Вообще — очень приятно! У меня такого очаровательного собеседника никогда не было. Но я женщина одинокая, мне это как глоток живой воды...

— И мне с Вами приятно общаться. Поверьте. И видеть Вас приятно. Давайте так. Три свидания. Вы спокойно думаете, определяетесь, и если уж я совсем Вам не подхожу — остаемся друзьями? Как?

— Роскошные условия!

— Я был уверен, что Вы оцените! Так как, принимаются?

— А можно, сразу... дружить, — пропищала я.

— Неа! Не выйдет. Сначала свидания. Причем, все на моих условиях.

— А мои условия? Что, сразу с дискриминации начинаем?

— Угу! Провозглашаю патриархат. Махровый.

— Это когда мужики рулят? Ладно, уговорили. Этот изысканный фрукт я еще не пробовала.

— А это фрукт?

— Угу, тот еще фруктик.

— По рукам! Завтра я за Вами заеду. Около шести. Форма одежды парадная.

— А подробнее? К чему конкретно, парадная?

— К театру, мадам. Еще не знаю, что точно, но или балет или опера. Что предпочтительнее?

— Лучше балет.

— Отлично. Будет балет.

— Ага. Это у олигархов все за денежку схвачено? Или ложа в Большом театре выкуплена?

— Не угадали. Мамаша подруги моей дочери в билетных кассах работает. Так что, можно считать, у меня крутой блат в театральных кругах.

Приятный человек Павел Аркадьевич. Собеседник интересный. И театр, и время, что мы тем вечером вместе провели, пролетело легко и незаметно.

А на следующей неделе, в субботу он меня уговорил к нему домой прийти. Сначала в ресторан, а потом к нему. Вещи, обстановка. Они ведь действительно — много про человека сказать могут. Просто посидим, музыку послушаем, кофейку выпьем. Не только мне кулинарные способности демонстрировать. Может, и он чем меня поразить сможет.

Только, вдвоем посидеть не вышло. Дочка его — еще та разведчица оказалась. Как только отец про билеты в предыдущие выходные спросил, сразу просекла — дело серьезное. Чтобы папа и в театр, да срочно, да на балет. А как отец попросил на квартиру к нему в следующую субботу воздержаться приходить. Все, решила, пропал папаша. Какая-нибудь вертихвостка молоденькая ему голову заморочила. И такую спасательную операцию развернула. Детей к свекрови пристроила. Брата из семейного гнезда для поддержки выдернула и нагрянула к папочке на квартиру, как раз в то время, в которое ее просили не появляться. Мол, ценных указаний папашиных не поняли, решили с братиком сюрприз устроить, вот и тортик привезли.

Короче, ввалилась в квартиру парочка ближайших родственников Пал Аркадьевича. А он что, он вежливый, ничего детям не сказал, только к нам за стол пригласил. Кофейку попить. Дочка его тут же торт распаковала. Хороший, кстати, торт, дорогой, вкусный. Все за столом уселись. Перезнакомились. Смотрю, дочка отходит потихоньку, улыбаться начинает. Видно поняла, что я не стервоза какая крашеная, вот и радуется. Брат ее и вообще спокоен. Знаки делает только. Мол, чего зря тащила. Тетка нормальная. А он бы дома спокойно сидел, с женой беременной. Я, между делом, тоже вроде как свой осмотр произвела. Дочка у Павла Аркадьича высокая, крупная, наверное, в мать пошла. И активная такая. Мне очень понравилась. А сын хоть внешне и похож на отца, только еще более спокойный что ли. Сидит, помалкивает. Ждет, когда его активная сестрица домой уже отправит. А той все интересно, расспрашивает без остановок.

Только вижу я, Павел Аркадьич совсем сник. Боится, что такой напор деточек оттолкнет меня, напугает. Пришлось выручать. Дочка его как раз про планы на выходные стала что-то говорить, а я и вверни, что, мол, мы тут тоже вообще-то планировали. Более интимный вечерок. На двоих. В миг до нее дошло, что она папаше весь кайф ломает. Братца за руку хвать. На бегу распрощалась, и за дверь.

От такой ее прыти Павел даже растерялся сначала. А потом остаток вечера ухохатывался вовсю. Видно, дочку его не так-то легко чем пронять, чтоб до нее дошло. Я, надо сказать, не отставала, тоже смеялась от души. И над собой в том числе. Ничего не скажешь, удивила девочку. Тут к случаю и всякие веселые истории вспомнились. А под конец Пал Аркадьич и говорит. Уже серьезно так говорит: "Ну вот видите, и детям Вы понравились. Я, конечно, такого не планировал. Но все к лучшему."

А я сижу, растерянная. Хорошо мне с Пал Аркадьичем. Только... от другого полешка во мне пожар полыхает. Не смогу я так. С одним человеком жить, а другого вспоминать.

— Извините, Елена Владимировна. Не буду больше на Вас давить. Только, теперь моя дочурка от Вас не отстанет, и все подробности интимного вечера вытрясет.

— Павел Аркадьневич, обижаете! У меня фантазия ОГО-ГО!

— Вы это, только про меня покрасивее, покрасивее изложите. Чтобы отца уважала.

— Даже не сомневайтесь. Герой-любовник — не меньше.

— А может, Прынц на белом коне, а Вы вроде как Прынцесса?

— Не, Прынц не пойдет. Белый конь в квартиру по габаритам не входит. А вот я Принцесса — это мне нравится. Вы какую предпочитаете? Несмеяну или Лебедя?

— Елену Прекрасную. Мне как раз будет, — и смотрит на меня так серьезно, вразумительно.

Вот и говорите после этого, что женщины ушами любят. Тот паршивец, ни одного слова не сказал, грубым был, обидел, надежды на него никакой нет и не было, а я по нему сохну. А этот такие комплименты, цветы, театр, нежности, дети — чудо. А во мне хоть бы что отозвалось. Словно подружка закадычная, а не мужик передо мной.

В следующую субботу мы в галерею ходили, в картинную. И ту мы совпали. Выставка сборная была, разные жанры, разные художники. А нам почти одни и те же картины нравятся. Может, только каждый чуть по-своему интерпретирует. Оттого еще интереснее. Ужинали в ресторане. Маленький такой, уютный. С тяжелыми балками дубовыми. Пал Аркадьич на меня долго так смотрел, словно сказать что-то хотел или спросить о чем-то, но так и не решился. Сделал вид, что минутная слабость на него накатила. А после к себе домой повел. Сказал, что деток он за прошлый раз отчитал, так что сегодня спокойно посидим, вдвоем. Я, конечно, согласилась.

Надо же ему все честно сказать. Что не вижу себя рядом с ним. Хочу, очень хочу... но не вижу.

Павел Аркадьич меня сразу на кухню провел. И правда, тут привычнее как-то. Наверное, в нас это так и останется, от советского времени. Все самое важное — на кухне обсуждать.

Кофе варит он замечательно. В прошлый раз из-за наших визитеров неожиданных я его и распробовать как следует не смогла. А теперь искренне в похвалах рассыпалась. Я вот тоже кофе варить умею, но так вкусно, ароматно никогда не получается.

Сидим, молчим. Не так-то просто разговор такого рода начать.

Пал Аркадьич, как настоящий джентельмен, инициативу на себя взял.

— Леночка, — это он первый раз так меня назвал, — Я ведь вижу, что Вы мне сказать хотите. Я все понимаю. Витек, этот черт лысый, мне дорогу напрочь перешел. Так ведь, да?

— Павел Аркадьевич, Вы у меня в душе как в открытой книге читаете. Что мне еще добавить?

— И что Вы в нем нашли? А, Леночка? Вредный, вечно хмурый, трудоголик.

— Не знаю, Павел Аркадьевич. Он такой беззащитный был. А потом такой пылкий что ли. Не знаю, как сказать. У меня же такого никогда не было. Муж мой козлом был, козлом и ушел от меня. Ни в постели от него толка, ни заработать не мог. ...И разошлись мы с ним плохо. Хотел квартиру мою, что мне от родителей перешла, оттяпать. А как не вышло, такого наговорил. До сих пор трясет. Может на контрасте. После мужа у меня вообще никого не было. Да и до него не было. Да что прошлое ворошить. Думаю, не в нем вовсе дело. Зацепило меня. Вот и все тут. Сами знаете, любовь зла...

— Ну вот нет бы в меня, а?

— Я вот тоже думаю, почему не в хорошего, доброго, надежного? Может, я в чем-то провинилась? Кого-то обидела?

— Точно! В предыдущей жизни! Вы верите в реинкарнацию?

— Теперь верю,— рассмеялась я. — Вот в следующей жизни, я уж точно не ошибусь. Вы главное, будьте поближе где-нибудь.