Игры в вечность

Хочется уйти и не видеть его больше никогда. Ничего не видеть. Нырнуть, как Эмеш, на морское дно, и не вылезать. Но... но что если ветер пойдет и убьет царя, там в лесу, вместо чудища? Ведь может, чего ему стоит? А потом его Урушпак завоюет ее Аннумгун.

Темные глаза ветра сверкают таким страшным огнем!

Да, не нужны ей никакие города, никакая божественная сила, другое ей нужно. Это все игра, мишура пустая. Сама не заметила, как сказала вслух.

— Надоело мне это все, Дим... боги, люди, подвиги... зачем мне его подвиги? Может зря отца уговорила меня взять? А? Я ведь не в богов хотела играть, я...

Сама испугалась своих слов, особенно когда увидела его переменившееся лицо.

— Я вот думаю, может мне в пришельцы податься? — скорей захотелось уйти от темы, сказать какую-нибудь бессмысленную глупость, — как думаешь, из меня вышла бы эльфочка?

— Дура из тебя бы вышла ушастая, а не эльфочка, — ветер зло огрызнулся, и мерзко хихикнула его красотка.

Дрянь! Она-то как смеет!

И Лару не выдержала, вскипела.

— Да, пошел ты, Дим! Чего тебе от меня надо? Не надоело тебе еще! Да, пошел ты! И сучку свою забери!

Она что-то еще кричала, он смотрел, а красотка улыбалась, все понимая. Потом Златокудрая убежала все-таки на дно, к Эмешу — там спокойнее.

Хватит. Хватит с нее, давно хватит.

— 6

Круглый белый камешек подпрыгнул на ладони, перевернулся на другой бок. Еще влажный, чуть прозрачный, с тонкой серой полоской посередине. Пальцы привычно сжали плоские бока, рука отошла назад, широкий размах, и камешек, резво подскакивая, запрыгал по волнам — один, два, три, семь, десять раз... Эмеш был настоящим экспертом в этом деле.

Достойное занятие для морского бога.

Чайка тревожно вскрикнула, расправляя крылья. Похоже с востока приближалась гроза. Нет, пусть гроза подождет.

Эмеш стоял босиком, широко расставив ноги, его пятки утопали в крупном золотистом песке, его пальцы лизали набегающие волны. Он стоял и смотрел туда, где до самого края мира плескалась вода, изумрудно-зеленая у самого берега, чистым кобальтом уходящая в горизонт...

Вчера все утро он провел вместе с целой стаей пенноволосых дев, духов моря маибу, плоть от плоти прозрачной зеленой волны, ласковых, словно шепот прибоя, страстных и неуемных, словно разбушевавшийся шторм. К полудню, устав от забав, нырнул на глубину и до самых звезд обсуждал с Иникером неуклюжую поэзию аннумгунских баллад, размеренно наслаждаясь густым сливовым ликером с шалфеем и мятой. Позавчера они, кажется, обсуждали вопросы мироздания и пили коньяк... надо признать, пил Эмеш один. Иникер, как истинный демон, пить не умел, хотя по части философских бесед не знал себе равных. И за день до этого они тоже, наверняка, обсуждали что-то, и море все так же манило стройными ножками пенных дев.

Вечность ухмылялась завидным постоянством.

За такой вечностью легко прятаться.

Солнце забралось высоко, начав понемногу припекать спину. Лениво потянувшись всем телом, он растянулся на песке, подставив солнцу лицо, раскинув руки, позволил мыслям течь свободно и неспешно.

Часа через два, когда полуденное светило начнет жарить не на шутку, Эмеш поднимется, стряхнет со спины песок и зашагает к дому.

— Сар, — Златокудрая возникла из воздуха у самой кромки воды, предусмотрительно держа босоножки в руках. — Сар, я хочу поговорить.

— Привет, Ру. Пойдем в дом?

Кивнула, нервно кусая губы, давно он не видел ее такой.

* * *

— Еще варенья?

Златокудрая вздрогнула, рассеяно взглянула в опустевшую вазочку и принялась мешать нетронутый чай. Покачала головой.

— Сар, тебе не кажется, что мы заигрались? — тихо сказала она.

Эмеш усмехнулся. Откинулся назад, устраиваясь удобнее в любимом кожаном кресле, на минутку прикрыл глаза. Не так давно он слышал эти же слова от Атта, похоже, что-то менялось в их мире. Понять бы — что.

— Тебе тоже надоело? Хочешь домой?

Она бросила крутить ложкой чай, нахмурила тонкие брови, став вдруг страшно далекой и отстраненной.

— Да. Нет... нет, дело не в этом. Просто неправильно все это.

— Что?

— Ах, Сар, — она тяжело вздохнула.

Было хорошо заметно, как сильно ей хочется рассказать, но то ли слов нужных не находится, то ли еще чего-то важного. Златокудрая подняла голову, заглядывая ему в глаза, так требовательно, настойчиво. Она хотела понять.

— Сар, ты давно видел людей вблизи?

— Давно, — хмыкнув, признался он.

Нет, у него тут появлялись время от времени прекрасные жрицы Златокудрой, но это, пожалуй, не совсем то, что она имеет в виду.

— Сходил бы, посмотрел, — Лару поджала губы, и снова принялась мешать чай.

— Дай сюда ложку, — не выдержал он, — у тебя даже сахара в кружке нет. Рассказывай лучше, что случилось.

Она долго, сосредоточенно молчала. Сидела на диване, поджав ноги, наблюдая, как в кружке медленно движутся чаинки, ложась на дно.

— Знаешь, я вчера отправила царя убивать лесного стража.

Ее голос дрогнул. Честно говоря, всего трагизма ситуации Эмеш при этих словах не осознал. Златокудрая молчала, словно сказанного было вполне достаточно. Он подождал немного, озадаченно потер подбородок.

— И что?

Она только снова вздохнула.

— Думаешь, Гизиду будет ругаться? — осторожно спросил Эмеш.

Фыркнула презрительно — нет, не боится, делать ей нечего, как только бояться какого-то Гизиду? Тут что-то еще. Ладно.

— Думаешь, страж убьет твоего царя? Переживаешь?

Она тихо шмыгнула носом. Та-ак.

— Тогда иди, помоги ему.

Интересно, а как вообще царь собирается сражаться? Ему тогда надо брать с собой целую армию. Впрочем, он ведь у нас герой! Героям положено сражаться с чудищами в одиночку, в крайнем случае с верными друзьями, а уж никак не с армией. Армиями на чудищ не ходят. Еще героям положено чудищ побеждать. Живо представилось, как царь размахивая геройским медным мечом, с криком "Ура!" бросается в бой и рубит в капусту восьмимиллиметровую сталь. Герои — они такие! Они могут. Особенно, если Златокудрая поможет, как обычно, так вообще потом легенды ходить будут.

Чего тут переживать?

— Сар, ты не понимаешь!

Не-а, не понимает. Определено. Златокудрая снова вздохнула.

— Он не хотел...

Эмеш выжидающе смотрел на нее.

— Он не хотел, Сар, ты понимаешь?! Он хотел отказаться. Я думаю, он хотел даже послать меня к черту, но он царь, он не станет ссориться...

Вот оно что.

— Ларушка, милая... — Эмеш горько усмехнулся, едва-едва, — по-моему, ты просто напридумывала себе все это, и видишь то, чего нет. Ты послала — он пошел, что тебе нужно еще? Что не так? Чего ты хочешь?

Златокудрая не спеша отпила чай, зажимая в ладошках горячую кружку. Кажется, все ее мысли были где-то далеко, не здесь. А ведь, пожалуй, даже не в царе было дело. Нет, не в царе. Эмеш слишком давно ее знал, чтобы понять.

— Слушай, Сашка, а ты сам никогда не хотел вернуться? — тихо спросила она.

Эмеш не ответил. Но только никогда. Не хотел. Зачем? Там, по ту сторону хрустальных небес, у него никого нет.

У меня тоже никого нет там — хотела сказать Лару.

А еще — знаешь, мне кажется, нельзя больше с ними играть.

— 7

— Да, чтоб тебя..!

Ботинок скользнул в сторону, взметнув до колена брызги липкой грязи. Тизкар едва удержался на ногах, успев ухватиться за ветку терновника — первое, что попалось под руку, зашипел, выругался сквозь зубы, вытаскивая длинные колючки. Капелька крови размазалась по ладони грязно-бурым пятном.

— Эй, царь! — снова заорал он, поправляя на плече едва не ухнувший в лужу автомат. — Долго нам еще, а?

Царь даже и не подумал ответить, все так же горным козлом продолжая скакать впереди, по россыпям мокрого щебня и торчащим отовсюду корням, так уверенно, не сбиваясь, словно, по устланным коврами ступеням дворца. Аж зависть берет — вот бы так!

Зависть? Тизкар болезненно сморщился. Да, всю его жизнь — зависть! Уже почти тридцать пять лет как. Он всегда был вторым, всегда стоял на шаг позади. Всего один какой-то паршивый шаг! Они были двоюродными братьями. Но сейчас... Сейчас не в зависти было дело. К той зависти он давно привык, смирился, даже однажды начал радоваться, что все именно так, а не иначе. Пусть. На шаг позади, всего лишь один какой-то шаг, за спиной... Но сейчас, все так же глядя в спину царя, становилось страшно. Скачет. Скоро прискачет уже. Эх, царь ты царь, горный козел, поскользнулся бы что ль, наконец, сломал бы ногу, и мы бы все вернулись домой. Нога-то что, срастется, все ведь на тебе, как на собаке. Можешь даже не ломать взаправду, не скажем никому. Главное — вернуться. Только ведь не вернешься? А? Царь? Упрямый...

Сил уже нет на это смотреть.

Собрался было окликнуть снова.

— Заткнулся бы ты, Тиз, — сквозь зубы посоветовал Этана.

Едва не пихнул в спину. Тащится следом, челюсть упрямо выставил вперед, накренился, от него за версту шибает потом и мокрой шерстью. Буйвол, он буйвол и есть. Огромный, на целых пол головы выше даже здоровенного Тизкара, мощный, обманчиво неторопливый и неуклюжий на вид, не человек — гора. Но эта гора, когда случалась необходимость, умела двигаться бесшумнее совы, быстрее и точнее стрелы, пущенной умелой рукой.

И этой горе Тизкар доверял даже больше, чем самому себе. Самому себе он вообще мало доверял, так уж вышло.

Да, Буйвол прав, лучше помолчать. Давай, топай вперед.

А то услышат еще.

У края земли, у края небес, боги или демоны услышат — уже не важно. Но если услышат... Тизкар криво ухмыльнулся. Если услышат — кто знает, чем обернется. Уж наверняка Гизиду, хозяин этих лесов, не пощадит их. Как и они не пощадят его стража, разнесут на куски. За тем и пришли.

Волосы противно липнут ко лбу, струйки воды навязчиво лезут в глаза, заставляя щуриться, и лезут за воротник, пробирая холодом до костей. Пальцы на ногах совсем онемели. Эх, и жрать охота! Вечер уже, давно бы пора устроить привал.

Вот дойдут, и будет им.

А завтра уже, небось, чудище убивать.

Впятером они идут, герои! На чудище! Как же! Златокудрая-то царя послала, он и поскакал! А они все за ним следом. Сами. Тоже, типа, повоевать приспичило, тоже подвигов захотелось, аж до зуда в заднице. Ага.

Впрочем, вон Илькуму действительно захотелось до зуда. Мальчишка он еще, даже больший мальчишка, чем кажется. Вон, бредет за Этаной следом, спотыкаясь на каждом шагу. Такой же мокрый и грязный, кажется, совсем неуместный здесь. А ведь не хуже прочих. Илькум — стрелок. Лучший стрелок, гениальный. Таких, как он — не найти. Все, что могло с грохотом или легким свистом вырваться из рук, все что могло неотвратимой молнией метнуться, ища свою цель — цель находило. Будь то маленькая пуля эредской винтовки, полулегального дара богов, или тонкая красноперая стрела кузунского лука, или широкое майрушское копье — все находило цель. Быстро, легко и неотвратимо. Говорят, это дар Думузи, хозяина ветров. Что ж, может быть, а может и нет, кто их, этих богов, разберет.

Герой! А какой же герой без подвигов? Царь отговаривал, Тизкар отговаривал, Этана, так вообще, бегал, ругался, кулаками махал. А толку? Куда ж тебе, мальчик? Нет, все равно, говорит, пойду! Не возьмете, говорит, запрете, — все равно пойду! Убегу, и за вами следом. Ладно, взяли. Лучше уж пусть под присмотром геройствует, так спокойнее. Да и хороший стрелок не помешает.

Тизкар молча скрипнул зубами.

Ноги скользят по камням, еще немного, и сорвется, покатится куда-нибудь в пропасть, вниз головой. И без всякого чудища, пропади оно!

А вот нахрен Златокудрой чудище? А? Кто бы сказал? Подвигов захотелось во славу ее? Тизкар неохотно вздохнул — эх, нам не понять, неисповедимы пути твои... Привилегия солдат — не спрашивать, не думать, а просто идти вперед. Надо — пойдем, не надо — так дома останемся, отдыхать будем, есть-пить будем. Что нам? Спрашивать и думать — удел царей. Пусть этот козел горный думает, чтоб ему! Вон как резво скачет, ему-то и думать недосуг, взыграло у него.

Может, давай я тебе сам ногу сломаю, царь? А потом радостно потащим тебя домой.

Тизкар на мгновенье закрыл глаза.

Там, где-то далеко, у стен Аннумгуна, плескалось теплое море, изумрудно-зеленое у берега, спокойное, ласковое. Помнится, тогда он стоял на берегу вглядываясь в горизонт, то все казалось — в невообразимой дали видно хрустальный небесный свод, искрящийся от солнечных бликов, звенящий на ветру.

* * *

— Тиз, у тебя есть сыновья?

Вздрогнул, потом хохотнул, пытаясь припомнить.

— Не знаю, может и есть.

Царь стоял рядом, все еще думая о чем-то своем, совсем не о том, о чем спрашивал, широко расставив ноги, подставив лицо свежему соленому ветру и щуря глаза.

— А у меня нет, — сказал он. — Ты знаешь, столько женщин было, но либо вообще не рожали, либо девочек. Как думаешь, почему так?

— Боятся?

Атну усмехнулся, вздохнул, поскреб шершавый подбородок, потом сморгнул, словно возвращаясь в действительность из далеких земель.

— Но ведь ни одна, Тиз, за столько лет... — медленно произнес он. — Я ведь все перевернул с ног на голову, но нет. Пусть бы даже соврала. Я бы сделал царицей, признал бы сына наследником.

— Царь, брось ты это. Успеешь еще.

Атну покачал головой.

— У царя должен быть наследник, мало ли что. И не надо на меня так смотреть. Сам подумай — случись что, и они тут перегрызутся за трон, растащат втихаря каждый к себе в нору, все пойдет прахом. Вон, Урушпак только того и ждет, небось корабли наготове держит. Пока вы тут будете грызться, он и ударит.

— Царь, я не... я все, что в моих силах...

Царь быстро, искоса глянул на него — словно стрелой насквозь, и отвернулся.

Тизкар вдруг почувствовал неприятный холодок внутри, что-то неправильное происходило, но он пока еще не понимал, как ему с этим быть.

Где-то вдалеке тревожно вскрикнула чайка.

* * *

Или не чайка? Тизкар, наконец, мотнул головой, приходя в себя. Камень под ногой вывернулся, скользнул вниз, другой ногой он умудрился зацепить торчащий корень и, с размаху, полетел в грязь.

— Да смотри ж под ноги, наконец, демоны тебя раздери! — буркнул Этана, рывком, за шкирку, вытаскивая его из канавы.

Вот ругается Буйвол сквозь зубы, а самого ведь тоже шатает. Сам устал. Эх, да все устали. И по горам лазить совсем не привыкли, и лесов отродясь не видели. Пока шли от Аннумгуна по берегу — хорошо было идти, весело, песни пели, шутки шутили. Как у подножья гор начались непролазные заросли олеандра и церциса, тоже еще идти было можно. А вот как дорога взметнулась вверх, то щерясь провалами голых скал, то смыкая над головой мохнатые сосновые лапы — вот тогда хорошо прочувствовали: куда и зачем идут.

Не нравился царю тот этот поход? Да уж, кому бы понравилось?

И ведь не в чудище же дело, сдалось оно? Что они, чудищ никогда не видели? Убьют — так убьют, не убьют — так... Первый раз что ли? Да провались оно, это чудище!

Если развернутся и уйдут — Лару Златокудрая разгневается, а не уйдут, победят чудище, — разгневается Гизиду, хозяин лесов. Не победят — так просто, по-тихому, башку сложат. Может оно и лучше, по-тихому? Пусть боги сами разбираются, кто — кого, у них свои счеты, людям в такие дела лучше не лезть. А то еще разозлятся, сровняют в божественном гневе весь Аннумгун с лицом земли. Что им? И камня на камне не оставят. Доказывай потом...