Праведница

— Одевайся, — глухо скомандовал он.

Мы одевались в разных углах студии, не глядя друг на друга.

Он прорезал водную гладь резкими взмахами, я сидела на берегу, смотрела на него и думала. Всю дорогу мы молчали, неловкое такое молчание, когда знаешь, что надо что-то сказать, а сказать-то и нечего. Григорий слишком усердно смотрел на шоссе, а я в окно. Только прибыли к речке, быстро разделся и с разбегу в воду. Зачем я увязалась за ним? Пригласил. Ну и что? Хотелось еще побыть рядом? Вот и расхлебывай, недаром говорят, все хорошо в меру. Сейчас бы дома оказаться, а не сидеть на берегу в тоске и предчувствии полного провала 'близких отношений'.

Григорий вышел на берег, попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха, пригладил мокрые волосы и сел рядом со мной. От него пахло речной водой и веяло прохладой, я прикрыла глаза.

— Тебе плохо? — резко вскинулся он.

— Голова кружится, — соврала я, от неожиданности, — от жары, наверное...

— Приляг, я рубашку намочу, — он сорвался с места, зачерпнул рубашкой речной воды, она стекала через ткань на его обратном пути, но все равно некоторая ее часть была выплеснута на меня, а в довершении всего рубашка была водружена на мою голову. Струи воды стекали по моему лицу, челка прилипла ко лбу, я фыркала и являла собой жалкое зрелище. Да уж, теперь солнечный удар мне не страшен.

— Ну, как? — спросил он.

— Чудесно, — ответила я, и слезы потекли по моему лицу, смешиваясь с речной водой.

Вот незадача, сколько я не откладывала истерику, она меня настигла. Жалость к себе захватила меня, я беззвучно рыдала, лишь вздрагивали плечики. Григорий обхватил меня руками, и мы сидели обнявшись, мокрые и несчастные.

— Прости меня, — вдруг сказал он.

— И ты меня.

Губы его ткнулись в мою шею, я замерла, боялась повернуть голову, ведь на ней мокрая рубашка. Он спихнул ее, взял мое лицо ладонями и начал целовать, сначала глаза, потом потерся подбородком о щеку, прикоснулся к губам.

Меня целовали раньше, целовали с расчетом, но эти поцелуи были другими, трогательными и нежными. Мокрые поцелуи, мокрые тела, мокрые надежды.

Лежа в своей постели, я не могла уснуть и все вспоминала события прошедшего дня, наши поцелуи на берегу, сумасшедшие объятия в салоне автомобиля, новые ощущения, новый ритм сердца, тоску расставания. Какими глупыми казались мои недавние страхи! Это непередаваемо, знать, что есть человек, который знает тебя всю, до кончиков волос, до сантиметра, до секретной точки Джи. И этот мужчина не мой жених. А как же Ганс? Будет ли он для меня таким, как Григорий, нежным и ласковым? Время покажет, а сейчас, спать!

Новая экспозиция была готова, директриса одобрила нашу с Димкой работу, а я все ждала, что сейчас появится он, герой моего романа. Не дождалась. Ну, что ж, навязываться не буду. Мыкалась по салону с целью избежать случайной встречи, затем, по истечении нескольких часов с целью противоположной, но только и смогла подсмотреть из-за витрин, как он работает с покупательницей. Улыбка вымученная, брови, как всегда подвижны, то в удивлении вверх, то насуплено вниз. Может, дома что-нибудь случилось? А я недоумок, все на себя примериваю, есть в жизни вещи и посерьезнее меня. Подойти? Думаю, надо.

Получилось просунуться между страждущими поклонницами. Увидев меня, Григорий нахмурился еще больше.

— Тая?

— Та самая. Помнишь меня?

Шутка явно не удалась. Что же могло случиться за прошедшую ночь?

— Как дома? — наконец сообразила спросить.

— Нормально.

— В шесть? — сердечко стук-стук.

— Не могу сегодня. Занят.

Вот это был удар. Хук. Я в нокауте. Тонкие руки раскинуты в стороны, на них смешно смотрятся боксерские перчатки. Рефери поднимает вверх накачанную руку моего противника и объявляет:

— В первом раунде победил Григорий Ильин!

Меня оттаскивают в угол, я выплевываю капу, и тренер, обмахивая полотенцем, дает ценные советы. Ах, если бы это было на самом деле! Мне бы очень пригодились дельные советы умудренного жизненным опытом тренера. Но, увы. Сама, все сама.

— Ну, ладно, тогда до завтра, — я поспешила попрощаться, чтобы он не заметил слез в моих глазах.

— До завтра, — сказал он, и повернулся к покупательнице.

Я, как раненый зверь, дотащилась до галереи и до конца рабочего дня в одиночестве зализывала раны. Вечером заехала в студию, но не смогла находиться там долго. Все напоминало мне о вчерашнем, в одночасье я скатилась на первый уровень, где узнала об измене Ганса. Бежать отсюда, бежать!

Дома меня ждал жених. Час от часу не легче! А может клин клином?

— Милая, — дежурный поцелуй, снова игра в карты с Лаурой, легкий ужин при свечах.

После ужина Ганс напросился в мою спальню. Добро пожаловать! Его руки на спине, на талии, на груди, поцелуй... Нет. Нет! Не могу...

— Извини Ганс, я все еще не готова.

— Это смешно, милая, мы взрослые люди, — он не воспринял мой отказ всерьез, и снова обшарил мое тело руками. Жадно.

— Тем не менее, это не отменяет моего права подождать до свадьбы, — остановила его я.

— Милая, я мужчина, мне необходим секс, что бы я мог нормально существовать и работать, — немного раздраженно, но все еще держа себя в руках.

— Из любого положения есть выход, — сильно сказано.

— Я не мальчик, чтобы мастурбировать перед сном, — возмутился он.

— Ганс, я не могу.

Обиделся, ушел. Я его понимаю, но сейчас я думаю только о себе, мне непереносимо больно, я не могу представить на месте Григория другого мужчину, да и не хочу. Я влюбилась? Вот дура!

Утренний звонок Ларисе Анатольевне. Я сказалась больной, так оно и было, только недуг мой был сердечным. Я не спала всю ночь, пыталась понять, что могло произойти между мной и Григорием, после того, как мы прощаясь в прохладе моего подъезда, обтерли все стены не разжимая губ, и прижимаясь друг к другу телами. Что случилось?!!

Вместо того чтобы остаться дома, я потопала в студию, может там осенит меня идея, были страхи, что станет мне намного хуже, хотя и так хуже некуда. Сидела, как истукан перед незаконченным портретом, и думала, и как меня угораздило? Переоценила свои силы? Думала, использую его как таран и в сторону, ни сердцу, ни уму. И на каком этапе меня переклинило? Не тогда ли, когда стал он раздеваться в моей студии? Да, нет. Скорее всего, когда я выбрала его и сама же свой выбор одобрила. Интересен, красив, девки на него так и вешаются... Вот и я. До чего банально, однако факт. А что собственно произошло? Ну сказал, что занят... Нет, дело в том, как он это сказал, отвали мол, Таисия Темершина, знать тебя не знаю, и знать не хочу. Вот как это было сказано! Обхватила голову руками, сижу, страдаю. Выкинуть из головы его не могу, сердце мне он выел. Ох...

И вот на пике моих мытарств в студии появляется Ленка. В самом появлении 'подруги' нет ничего необычного, лишь дело в том, что Ленка, как акула появляется на запах крови. А я в крови. Вся. Окровавленный кусок мяса, с выеденной душой.

— Привет!

— Привет.

— Что плохо тебе, Тайка?

Я вздрогнула от интонации, с какой была произнесена эта фраза.

— Что?

— Зачтокала. Хорош мальчик?

— К-какой?

— Гришенька мой. Сладкий мальчик. Леденчик.

Она захохотала и закурила свою вонючую сигарету. Меня реально затошнило. Какая гадость... Григорий ее любовник?

Она схватила меня за подбородок, и впилась цепким взглядом, наслаждаясь моей растерянностью, дым от ее сигареты щипал мне глаза. Что вы сделали со мной, люди? Ослепили, обездушили...

— Ну что ж, лизнуть лизнула, а вот куснуть я тебе не дам. Дура ты, Тайка, вздумала со мной тягаться. Лучше спасибо скажи, это я уговорила его трахнуть тебя, сколько мне сил стоило, ни в какую не соглашался, однако сделал, как я велела.

Я глаз не отводила от ее хищного лица. Какой надо быть дрянью, чтобы подвинуть своего любовника на подлость. А он? Хорош.

Ленка, будто мысли мои прочитала:

— Мне не жалко, не смылится, только слаще будет, зная, как мы тебя дуреху провели.

Ленка покрутила в воздухе сигаретой, оглядываясь по сторонам в поисках пепельницы, и не найдя, решила, что больше грязи, чем есть в этом пространстве быть не может, бросила окурок на пол, затушив модной туфелькой.

— Пока, Тайка, на свадьбу все же пригласи, хочешь, я с Гансом поговорю?

Я отчаянно замотала головой, чем вызвала новый приступ смеха. Ленкины каблучки застучали по лестнице, хлопнула входная дверь.

От стыда я не знала куда деться, лицо мое горело, мысли мои напоминали спутанный клубок лески. Я легла на пол, сквозь ламинатную подложку я чувствовала холод бетона, перед глазами раздавленный окурок — все верно, здесь мне и место, я тоже раздавлена безжалостной подметкой шикарной туфельки.

Я уснула, не знаю, сколько прошло часов, разбудил меня звук шагов по металлической лестнице. Открыла глаза, перед лицом легкие мужские туфли.

— Тая, что случилось?

Безразличие. Слава Господу, мне все равно, только не трогайте меня, люди, дайте еще немного забвения. Не трогайте меня, не тащите, не укладывайте...

— Вот так лучше, Лариса сказала, что ты заболела, и я пошел к тебе домой...

— Гриш... — прохрипела я.

— Что? Не надо не вставай, я принесу. Что ты хочешь?

— Вина.

Григорий подошел к столу и налил вино в бокал, снова присел на диванчик. Не было теперь алого покрывала, осквернили, теперь вот серенькая обивка, как моя глупая мечта об алом счастье, на деле оказалась серенькою подлостью.

— Пей, я подержу, — сказал палач, вряд ли облегчая мне участь.

Бокал я взяла обеими ладонями, они тряслись до тех пор, пока содержимое не влилось в мой рот.

— Простудилась? На речке, думаю. Ты вся горишь, наверное, температура. Может, вызовем врача? Я отвезу тебя домой.

— Ммм... — вино обволокло теплом желудок, ударило в голову и вернуло дар речи.

— Поедем? — попросил он.

— Гриш, ты вчера к ней ходил? — я была настроена выяснить все и сразу, больнее мне вряд ли будет.

Это как хирургическая операция, надо отрезать больной орган, чтобы не получить гангрены.

— К кому? — его вопрос прилетел ко мне сквозь мои мысли о скальпелях и хирургических пилах.

О чем это он? Ах, да, о Ленке.

— К Ленке... — выдавила я ее имя.

Он подернул бровями. Они взлетели и вновь сошлись на переносице.

— Да. Я все объясню...

— Не надо, она была здесь и все объяснила, — хмыкнула я, все сходится...

— Она была здесь? — чего это он удивляется, не знал, что мы подруги? Подруги...

— Испугался? — с усмешкой спросила я.

— Нет, просто, что ей здесь делать?

— Рассказать мне, какая я дура, и какие вы ловкачи, — я уже смеялась, хохотала, хотя в моем смехе явно чувствовались нотки истеричности.

— Тая, я отказался от ее предложения, не поверил, что ты сама хочешь! — начал оправдываться он.

Я остолбенела от такого заявления.

— Откуда... она узнала, откуда? — я не верила, что Ленка столь прозорлива, или просто ткнула пальцем и попала.

— Не собирался я, но ты начала меня целовать, и языком... Я знать не знал, что ты девственница!

— Ленка тебя не об этом просила? — удивлению моему не было границ.

С ума сойти, ну прям 'Опасные связи — 2', а Шодерло де Лакло нервно курит в сторонке.

— Лишить тебя девственности? Что ты! — запротестовал Григорий. — Поухаживать, вскружить голову...

— Гриш, ты ее любовник? — этим вопросом я приперла его к стенке.

— Да.

Ну что тут еще скажешь... То ли вино, то ли гнев, то ли они оба ударили мне в голову. Я выпростала руку, и пальцем указала на дверь.

— Уходи.

— Тая, пожалуйста, не гони меня, — попросил он, но как-то безнадежно, без энтузиазма, словно знал, что не прощу, но попробовать надо.

— Уходи.

Он встал с диванчика, пошел к двери, обернулся. Я демонстративно отвернулась от него. Григорий ушел, а я заревела, и ревела еще горше, чем когда была унижена Ленкой. Вот такая дребедень.

Горе горем, но с Ленкой все же надо разобраться. Что она себе позволяет, это самая настоящая война, и ради чего она затевалась? Причина? Моя свадьба с Гансом, что же еще. Поеду, съезжу к дорогой подруге, все на месте и решим. С трудом поднялась с серенького диванчика, плеснула воды в лицо, открыла пудреницу... Ох, вот он плененный образ, улыбается мне зазывно, насмехается надо мной, в черных глазах черти. Отбросила перламутровую безделушку, ударилась она об стену, разлетелась на две половинки, пыльцою и спрессованными кусочками осела на полу студии пудра. Зеркальце не разбилось, я подобрала его и увидела в нем свою разочарованную физиономию. Нет волшебства. Все тщетно. Уронила на пол бесполезную стекляшку, перешагнула, взяла со стола ключи от 'Форда' и отправилась к Ленке.

В таком состоянии садиться за руль — полное сумасшествие, я нарушала мыслимые и немыслимые правила, в конце концов, к облегчению всех участников движения, я покинула проспект и свернула в улочку, где мне пришлось тут же резко затормозить. Снова кот. Черный кот. Дежа вю. Вот зараза, он свернул за угол, а я встала, как вкопанная, черт, именно на этой улочке мне пришлось отстать от Григория! А не этот ли черномазый бродяга в прошлый раз бросился под колеса моего автомобиля? Значит... Значит, Григорий ехал к Ленке, именно эта улочка ведет к Ленкиному дому, и по другому туда не проехать, потому как тупик. Кузьмин тупик. Кто таков был этот Кузьмин, я не знаю, родственников его тоже, но вот кузькиных придется сегодня помянуть, особливо матушку.

Наплевав на суеверия, я проехала вдоль улицы и въехала в Кузьмин тупик. Машину бросила у Ленкиного подъезда, оставив Форд наполовину на проезжей части. Взбежала на второй этаж, уверенно надавила вымазанную белой краской кнопку звонка. Трели раздались по всему этажу, Ленкина матушка была глуховата, и звонок вполне мог потревожить жителей соседнего подъезда.

Спустя несколько минут послышались шаги по коридору, звякнули замки, прозвенела дверная цепочка и дверь открыла Ленка, собственной персоной. В наспех накинутом халатике, распаренная, неровно дышащая и вся пропитанная сексом. Сердце мое бухнуло на прощанье и покинуло насиженное место, перебравшись куда-то в пятки. Ой, мама! Зачем я это сделала?! Я не выдержу, увидев Григория в ее постели...

Мои глаза вне зависимости от моего желания налились слезами, губы затряслись, руки помимо воли отодвинули Ленку в сторону. Да она и не слишком сопротивлялась, словно ждала, что я это сделаю. Довольная улыбка поселилась на ее лице.

Я прошла в Ленкину комнату. Слишком хорошо знала ее квартиру, чтобы плутать в ней, да и запах секса, смешавшийся запах двух тел вел меня не хуже компаса. Я резко распахнула дверь.

Ганс... Голый Ганс на Ленкиной кровати, натягивает на себя простыню, бормочет что-то по-немецки, накрывается с головой, вроде страуса, типа я тебя не вижу... и-и-иххх...

Мне реально полегчало, все равно с кем будет трахаться Ганс всю оставшуюся жизнь, пусть это будет его бывшая жена, главное, что в ее постели не Гришка.