-Я вижу, вы поняли кое-что, чего не смогли разгадать мы, — Робертсон возбуждён и начинает сыпать вопросами, едва за нами закрывается дверь поттеровой комнаты.

-Я уже объяснил. Очень грубо говоря, чтение мыслей действительно возможно, но существует и защита от этого — окклюменция. Я собираюсь заняться ею с Поттером. Судя по его состоянию, она ему жизненно необходима. И, доктор Робертсон... По нашим законам, вы не имеете права знать о существовании волшебного мира. Я должен был бы стереть вам память о сегодняшнем визите, но делать этого не стану. Нам с вами ещё сотрудничать и сотрудничать, если вас, конечно, не смущает, что я маг. Но вам стоит быть предельно осторожным и никому не рассказывать о том, кто я, откуда, а также кем является мистер Поттер.

-Я понимаю вас, — серьёзно говорит он. — Не смущает. Когда каждый день творишь чудеса сам, быстро отучаешься удивляться, встречая их на каждом шагу. Я сделаю вот как. Если вдруг просочится какая-то информация, я скажу, что применил к Гарри новый вид игровой терапии и привлёк вас в качестве ассистента. Вы якобы играете роль посланца волшебной страны, который способен волшебством лечить детей. Игровые методики часто используются в детской терапии, вряд ли это вызовет подозрения. Я сегодня же сделаю соответствующие записи в карте. Только нужно будет вписать вашу категорию как приглашённого специалиста. Сможете сообразить какой-нибудь диплом со званием повнушительнее?

-Без проблем, — соглашаюсь я. Он протягивает мне визитную карточку.

-Когда соберётесь к Гарри снова, позвоните мне.

-Боюсь, это будет сделать затруднительно. К сожалению, телефонов у нас нет. Могу разве что прислать сову.

-Присылайте, — легко соглашается он. — И не забудьте: вы обещали мне продемонстрировать свою волшебную палочку. Только не сейчас, мне уже пора бежать, да и вас, наверное, миссис Дурсль совсем заждалась.

-Поттер не сможет учиться в Хогвартсе, Альбус. У него каким-то образом совершенно отсутствуют окклюментивные щиты. Поместить его таким в магическую среду... Гуманнее убить сразу.

-Очень жаль, Северус. Я надеялся, что Петуния ошибается... Ты видел мальчика?

-Да, я общался и с лечащим врачом, и с самим Поттером. Он... странный.

-И в чём же выражается эта странность?

-В первую очередь в том, что Поттер по каким-то неизъяснимым причинам с первого взгляда воспылал ко мне самозабвенной приязнью.

-Может быть, ты мог бы...

-Да, Альбус, я намереваюсь заняться им. Но дело это небыстрое и времязатратное. Чем-то из моих обязанностей придётся поступиться.

-Я подумаю, мальчик мой. Ты можешь идти.

Когда припрёт, я умею торговаться не хуже держателей лавок в Лютном. Кроме Поттера, мне остались в нагрузку лишь неизбежные уроки зельеварения и деканство. Да ещё варка особо редких зелий для больничного крыла, с простыми Поппи и сама справится. Прочие, так тяготившие меня, обязанности, сжиравшие львиную долю свободного от преподавания времени, директор с сожалением препоручил кому-то другому. Я не спрашивал. Не мне — и хорошо.

С доктором Робертсоном удалось связаться из телефонной станции в Коукворте. Он сообщил, что — небывалый случай! — Поттер ждёт меня и даже дважды спрашивал, когда придёт его "чёрный человек". Для неподготовленного разума лучшее время за занятия ментальными методиками — это утро, когда сознание ещё расслаблено и податливо после сна. Но по утрам у меня лекции, поэтому мы договариваемся на ближайшую субботу.

Ловлю себя на том, что искренне заинтересован в результате занятий, и от греха подальше очищаю сознание.

Глава 4. Тонкости легиллименции

Сейчас лето, лекций нет, но, по словам доктора Робертсона, для аутистов крайне важны ритуалы и постоянство, поэтому в будни утреннее время у меня пока свободно. До ближайшей субботы я успеваю достать и изучить магловскую литературу об аутизме, подкинуть выжимки статей Минерве и директору, а также вчерне набросать план занятий с Поттером. Судя по тому, что я видел, цена этому плану меньше, чем первому в жизни сочинению по зельям гриффиндорца-первокурсника, но пишу я вовсе не для скрупулезного исполнения его в будущем. Просто мне так спокойнее. Иллюзия готовности, так сказать.

Как будто к этому, в самом деле, можно подготовиться.

В назначенный день и час я аппарирую в душистые заросли недалеко от клиники. Доктор Робертсон советовал мне одеться, как в прошлый визит, — что ж, с этим у меня точно не будет проблем. Никогда не понимал страсти Альбуса к сумасшедших расцветок одежде. Вот Минерва правильно одевается, а любовь старой кошки к зелёному цвету и вовсе греет моё сердце истинного слизеринца.

Доктор Робертсон встречает меня на проходной и незамедлительно увлекает в свой кабинет (разумеется, мне не удаётся проскользнуть мимо бдительного взора валькирии — повелительницы бахил). Диплом, о котором я, к стыду своему, вспомнил в последний момент, приводит его в восторг (к счастью, я догадался, что пергамент будет здесь неуместен, и сумел воспользоваться достижениями магловской техники. Но капелька волшебства ещё ни одному документу не вредила!).

-Отлично, — радуется он. — Это ведь копия? Подошью её к делу, и у вас не будет никаких проблем при посещении Гарри. Он настолько сильно ждёт вас, что уже неделю охотно и многословно общается с любым, кто готов рассказать ему о "тихом чёрном человеке". Петуния в среду была просто счастлива!

-Представляю, что она могла обо мне рассказать, — не удержавшись, фыркаю я. Замечаю цепкий взгляд Робертсона. — Да, мы не слишком дружили в детстве. Вернее, совсем не дружили. Я дружил с Лили, а Петуния...

-А Петуния соревновалась с вами за внимание сестры, — понятливо кивает доктор. — Уверяю вас, ничего такого, о чём вам следует беспокоиться, миссис Дурсль не рассказывала. Гарри пока недоступны такие понятия как очень давнее прошлое... Расскажите вкратце, что вы собираетесь сегодня делать?

-Проверить Поттера на проклятья и последствия непростительных заклинаний. — Я ещё в первую встречу собирался это сделать, но Поттер со своим "чёрным человеком" совершенно сбил меня с мысли. — Протестировать его окклюментивные щиты. Все остальные действия нет смысла планировать, так как они напрямую зависят от результатов этих исследований. Это несложно. Я не буду проводить никаких зловещих ритуалов, рисовать пентаграммы и делать прочие впечатляющие, но не несущие смысловой нагрузки вещи.

-Хорошо, — кивает Робертсон. — Надеюсь, моё присутствие вам не помешает. Не забывайте, для установления контакта с Гарри вам лучше называть его по имени.

Мог ли я предполагать, что когда-нибудь добровольно буду звать отпрыска мерзавца Поттера по имени? Но кто я такой, чтобы спорить с авторитетным мнением доктора Робертсона.

Поттер нас действительно ждёт.

Гарри, Северус, Гарри. Тебе действительно стоит так называть его даже в мыслях, а то ты постоянно сбиваешься.

-Северус! — восклицает он, едва мы перешагиваем порог. Доктора он словно и не видит: всё внимание подростка сосредоточенно только на мне. — Ты пришёл, Северус Снейп! Я ждал тебя!

-Пришёл, — признаю я очевидное. Смутно опасаюсь, что он опять кинется обниматься, но обошлось.

-Я хочу говорить, — Поттер делает непонятный жест рукой, потом вцепляется в свои волосы. — Я буду много говорить. Мне бывает больно... очень больно внутри. Невыносимо. Тогда хочется ударяться головой — сильно-сильно... Чтобы заглушить эту боль. Или дёргать волосы. Это помогает чуть-чуть. Доктор научил меня, что не надо причинять себе боль. Если больно внутри, надо говорить.

-Аутоагрессией дети реагируют на внутренний дискомфорт. На перегрузку нервной системы, на стресс, — шёпотом подсказывает доктор Робертсон.

-Я хочу посмотреть, почему тебе больно, Гарри, — как могу мягко говорю я. — Ты позволишь мне?

Он энергично кивает.

-Тогда смотри мне в глаза... Legillimens!

Зеркала. Много-много зеркал, бесконечный лабиринт чёрных зеркальных стен. Чёрные иглы пронзают насквозь — запах, свет, звук... Зеркала вращаются.

Образы, лица, слова — всё слилось в единый бесформенный ком. Кто-то рядом — словно кислоты плеснули на кровоточащее тело, с которого мигом раньше заживо содрали кожу.

И снова — зеркала, зеркала... Пунктиром на карте — привычный путь: чай — только чёрный. Одеяло — только зелёное. Что-то знакомое, тёплое — но большое, шумное и пугающее. Изо всех сил пытается стать пунктиром. Петуния?..

Новая рубашка — как кипятком на обнажённые нервы.

Мир слишком большой, шумный и непонятный. Откуда все знают, как в нём жить?

Выныриваю.

Ох...

Я удержался на ногах. Чудом, не иначе. Все мои органы чувств вопят о жестокой перегрузке и требуют оплачиваемый отпуск по состоянию здоровья. Кое-как фокусирую взор: Поттер стоит, даже не переменив позы, и с любопытством смотрит на меня.

-Ты был... внутри? — спрашивает он.

-Был. Внутри. Да. — Слова даются с трудом. В горле пересохло, отчаянно хочется глотнуть ледяной воды, но колдовать Агуаменти мне кажется вопиющей глупостью. — Ты... удивительный.

-Я тебя видел, — сообщает он. — Я стал глазом и видел тебя, когда ты смотрел на меня. Не знаю, как сказать. Ты весь был здесь — тихий, чёрный, яркий — а потом раз — и ты вот тут. — Для наглядности он постучал пальцем по своему лбу. — Не весь. А так... Чуть-чуть. Я понял... я почувствовал... — он вновь вцепляется в волосы и начинает кружить по комнате.

-Как? — вдруг вскрикивает он. — Как сказать? Ты и я. У нас есть одно на двоих. Что? Как сказать?!

Неужели он чувствует магию? Ощущает её как непонятное ему сродство между нами?

-Ты волшебник, Гарри, — прямо говорю я. — Я тоже волшебник. У нас действительно есть общее.

-Я понял, — он вдруг останавливается. — У нас есть общее неправильное. Оно приносит боль. От него весь мир вокруг болит и становится серым. У меня вот тут, — он касается пальцем лба, где еле виден знаменитый на всю Магическую Британию шрам. — У тебя вот тут.

И он кладёт узкую мальчишескую ладонь на моё левое предплечье.

-Покажи мне, — требовательно говорит мальчишка. — Я хочу понять.

-Ты говоришь, что у тебя такое же, — мне очень не хочется демонстрировать тут Метку. Невыносимо не хочется. Но он непреклонен:

-Своё я не вижу. А твоё увижу и пойму. Покажи!

Медленно расстёгиваю манжет. Потом запонки. Закатываю рукав.

Привычно содрогаюсь от отвращения. Даже сейчас, поблекнув и почти уйдя под кожу, Она уродлива до тошноты. Как я мог гордиться ею, считать редким, незаслуженным даром, знаком отличия и доверия?..

-Она лишняя, — безапелляционно заявляет Поттер. — Она мешает. Ты сияешь, а она... Она плохая.

-Ты прав. Без Неё было бы значительно лучше.

А он гладит её, обводит пальцем контуры, касается безглазых провалов черепа... И вдруг словно зачерпывает что-то обеими ладонями, и гадкая татуировка оказывается у него в руках!

-Смотри! — ликующе кричит он, — смотри, как я могу!

Татуировка, будто чудное двумерное животное, снуёт у него между пальцев. Щерится череп, отвратительно блестит антрацитовое тело змеи... Я чувствую Её, будто она по-прежнему часть меня, а он играет с этой мерзостью и заливается смехом!

-Невероятно! — прошептал доктор Робертсон, про которого я совсем забыл. — Это невероятно! Гарри первый раз в жизни засмеялся! Это чудо!

-Доктор! — кричит Гарри, — мне нужен формалин! У тебя есть формалин? Я знаю, у тебя точно есть формалин. Дай мне формалин?

-Конечно, мой хороший, если он тебе нужен, я тебе обязательно дам формалин, — соглашается доктор, а сам смотрит на меня вопросительно. Пожимаю плечами. Я понятия не имею, что такое формалин и зачем он срочно понадобился Поттеру. — Формалин у меня в кабинете, Гарри. Ты пойдёшь со мной?

Мальчишка на миг замирает, потом бросается в угол к полке с игрушками и учебными пособиями.

-Северус! — требует он. — Дай мне свинцовый шар.

Конечно же, профессор зельеварения Северус Снейп никогда не выходит из своих комнат, не взявши с собой немножко свинцовых шаров!

Но оказывается, что злюсь я зря. Искомое обнаруживается среди пособий между стальным и алюминиевым собратьями. Видно, на их примере Поттеру объясняли про разные металлы. Мальчишка выхватывает у меня шар, стискивает его — и мерзкая татуировка вмиг переселяется на тускло-серый металлический бок учебного пособия.

-Формалин, — командует Поттер. Робертсон впечатлён, но держит лицо. Это у него выходит с выдающей профессионализм небрежностью.

Он ещё не знает, что его любимый воспитанник только что совершил невозможное. Никакими законами магии нельзя объяснить то, что с лёгкостью проделал Поттер, но я буду последним, кто задаст ему вопрос "как?".

Пока он может это делать, я не нуждаюсь в ответах.

В кабинете доктор сноровисто переливает из здоровенной стеклянной бутыли в банку поменьше нечто прозрачное и слегка тягучее, в чём я без труда узнаю основу для консервирующего зелья, в котором у меня плавают всевозможные образцы для кабинета зельеварения. Поттер опускает в банку шар, сверху ложится притёртая крышка. Метка корчится и кривляется на свинцовом боку, по-прежнему уродливая и отвратительная, но совершенно, немыслимо, невозможно безопасная! Я не чувствую больше связи с Ней, словно никогда мою руку не пятнала эта страшная печать, разрушившая столько судеб.

И в этот миг вся красота и гармония внешнего мира лавиной обрушивается на меня.

Наверное, не будь я закалён недавним сеансом легиллименции с Поттером, я неминуемо бы потерял сознание. "Сенсорный шок" — так мне позже объяснят мои ощущения. А пока я, оглохший, ослепший, онемевший, но одновременно всем собой чувствующий, едва удержался на ногах, позволив себе лишь незаметно опереться на край стола.

Это было куда сильнее, чем оргазм.

Это было... Это была чистая экстатическая благодать.

Дыши, Северус, дыши. Очищай сознание. Ты же Мастер окклюменции, осиновый кол тебе в левое подреберье! Держи лицо!

Гарри отставил банку и ткнулся в меня, как в прошлый мой визит.

-Хорошо-о! — блаженно протянул он. — Хорошо...

Я беспомощно посмотрел через его плечо на доктора Робертсона. Тот развёл руками и улыбнулся. Вот уж кто искренне наслаждался происходящим, не имея ни малейшего понятия о значимости только что случившихся событий.

-Ты стал совсем звонким, — сообщил Гарри, отстраняясь. — Таким... правильным. Как аккорд. Совершенный, чистый, гармоничный.

Словарный запас у него, оказывается, впечатляющий. Понять бы ещё, что он имеет в виду.

-Я понял, — эхом на мои мысли откликается Поттер. — Камертон. Ты — камертон. А я буду струной. Доктор, — без паузы обратился он, — я хочу играть на скрипке. Очень.

-Хорошо, Гарри, — ничуть не удивившись, согласился Робертсон. — Лесли с удовольствием будет заниматься с тобой. Ты помнишь Лесли?