Проклятый цветок для Тигра

Но что-то все же было не так.

Она бросила взгляд на собственное тело и сглотнула. Оно стало крупнее, или ей только кажется? Руки так точно стали больше — это уже не изящные женские кисти с тонкими, но сильными пальцами, а здоровенные грабли.

Знак супружества на ладони — символ ее связи с Джином! Он пропал, как не было! И где, где...

Грудь. Сколько с ней было неудобства. Приходилось бинтовать на тренировках или во время тайных вылазок, когда Тэруко переодевалась мальчиком, чтобы неузнанной пробраться в город.

И все же грудь была ее тайной гордостью. И Тэруко нравилось разглядывать себя обнаженной в зеркале — длинные сильные ноги, округлые бедра, тонкая талия, мускулистые плечи и руки — следствие ежедневных тренировок с катаной...

И два аккуратных упругих холмика с острыми сосками.

Принцессе нравилось, как ткань кимоно чуть натягивалась на них, заставляя мужские сердца биться быстрее. И она помнила, каким восхищенным взглядом смотрел на ее наготу Джин, когда она опоила его. Как раздевал, снимал повязку, прикасался так бесстыдно и чувственно, рождая в теле сладкое томление. Как хотелось выгнуться навстречу его губам и ладоням и замереть.

Нет, Тэруко никогда не бунтовала против собственной женственности. Лишь против правил, предписывающих девам молчаливую покорность.

Дрожащими пальцами она расстегнула пуговицы, сорвала жилет и рубаху. Всхлипнула, оглядев тощее мальчишеское тело. Безволосое, но жилистое. Провела пальцами по ставшей более грубой коже вниз, глотнула воздуха, набираясь решимости, и дернула завязки на штанах.

Хоть Тэруко и ожидала чего-то подобного, увидев висящий член — маленький и сморщенный, — она разрыдалась. Сначала тихо, а потом все громче и громче, до тех пор, пока не забилась и истерике, разбивая в кровь кулаки об усеянную камнями землю.

— Нет, нет! Я не хочу! Не хочу, слышите!

Далекий женский смех был ей ответом.

* * *

Такого ужаса Тэруко не испытывала никогда в жизни. В панике принцесса металась над лагерем, оглашая воздух жалобными высокими криками. Рвущий душу на клочки страх заставил потерять разум, забыть обо всем.

За пять дней пути она ни разу не снимала ворованных одежд, в глубине души опасаясь, что наряд из птичьих перьев испарится, стоит ей скинуть его. И вот теперь, добравшись до конечной цели своего пути, Тэруко просто не смогла это сделать.

Невесомые, нежнее шелка, мягче меха одежды, подарившие ей свободу, превратились в темницу. Крылья не желали оборачиваться руками, краденая накидка из перьев душила в объятиях.

Но Тэруко не согласна! Она не хочет оставаться журавлем до скончания дней!

Нет, надо успокоиться... Должно быть, она просто что-то делает не так. Надо только разобраться, как снимают такие одежды, надо еще раз попробовать. И все получится!

Девушка камнем рухнула вниз, на вершину заросшего коноплей и крапивой холма чуть в отдалении от лагеря самханцев, и снова попыталась скинуть птичье обличие.

И снова. И снова, в который раз, выворачивая крылья под немыслимым углом.

Она даже выдернула у себя со злости клювом несколько перьев. Это не помогло. Только стало больно, словно выдрала целую прядь волос.

Но так нельзя! Ее история просто не может завершиться так бездарно и глупо.

Или может? Поделом наказание воровке!

В отчаянии она упала в заросли диких трав. Хотелось зарыдать, но слез не было.

Журавли не умеют плакать.

— Извини, дорогуша, — раздался над ухом насмешливый голос. — Но чем это ты тут занимаешься?

Тэруко медленно повернула голову. Рядом с ней сидела девушка, а вернее — молодая женщина.

Незнакомка была хороша. Темные волосы убраны в сложную прическу, алые губы, белая кожа и тонкие брови вразлет. Никаких следов пудры или помады на лице, словно все эти благородные краски были дарованы ей от рождения, а не появились благодаря женским ухищрениям.

Украшенное тончайшей вышивкой в виде бабочек и летучих мышей алое платье традиционного самханского покроя подчеркивало непростое происхождение женщины, но глаза были обычные — черные, как у простолюдинов. Они смотрели с интересом и насмешкой.

Не может быть, чтобы незнакомка обращалась именно к ней. Кто будет спрашивать подобное у журавля? Тэруко оглянулась.

— Да, да. Я с тобой разговариваю. Ты — человеческая девочка в одеждах цуру. Кстати, как они к тебе попали?

— Вы меня видите, — недоверчиво спросила Тэруко.

Из раскрытого клюва вылетело только невнятное курлыканье, но женщина кивнула:

— Это не сложно, если уметь правильно смотреть. Так кто ты и почему на тебе журавлиные перья, девочка? И почему ты так убиваешься, что крики слышны даже на вершине священной Магошань?

Ее голос звучал негромко, но требовательно. Так, словно женщина привыкла повелевать и имела на это право. Да и держалась незнакомка с истинно императорским достоинством.

— Меня зовут Тэруко Ясуката... — принцесса осеклась и замолчала.

— Продолжай. Ты из Оясимы?

— А почему вы спрашиваете?! — воспоминание о совершенных на родине преступлениях кольнули невидимой иголкой. Тэруко почувствовала стыд и разозлилась.

Кто такая эта женщина, чтобы принцесса Оясимы отчитывалась перед ней?!

Та пожала плечами.

— Мне интересно. И это не я пришла в твой дом с горестными рыданиями, выдирая перья.

— Я не хочу рассказывать!

— Тогда я не стану помогать тебе, — она поднялась, и Тэруко в тот же самый миг поняла, что еще мгновение — и эта странная женщина, умеющая видеть сквозь магию одежды и понимать птичий крик, вот-вот исчезнет из ее жизни. Уйдет, растворится в полуденном зное, терпком запахе конопли и крапивы.

А Тэруко так и останется здесь. Журавлем.

— Постойте! — принцесса тоже вскочила, сделала два шага, перебирая тонкими птичьими лапами, умоляюще протянула к незнакомке белые с черными кончиками крылья. — Пожалуйста, подождите! Я все расскажу!

Глава 4

— Ваше высочество, дозорные поймали шпиона, — восторженный голос оруженосца отвлек Джина от изучения плана местности.

Принц поднял взгляд от бумаг, смерил ворвавшегося в палатку юношу прищуренным взглядом.

— Шпиона? — скептически переспросил он. — Любопытно. И на кого работает свежепойманный шпион?

— Начальник охраны лагеря капитан Цао как раз выясняет это, мой принц! — лихо отрапортовал оруженосец.

Джин вздохнул и поднялся.

— Ну, пойдем, взглянем на нашего шпиона, Юн.

Надо все-таки найти занятие для Цао, иначе тот в излишнем рвении перевешает всех местных жителей.

В то, что пойманный начальником охраны бедолага, действительно является шпионом принц не верил ни на мгновение. Зачем рисковать, подсылая человека со стороны? Куда проще завербовать кого-то, кто уже находится в армии, пообещав денег, высокий чин при новой власти или просто напомнив об оставшихся без защиты в столице родственниках. Джин нисколько не сомневался, что среди окружавших его офицеров и солдат полно осведомителей, при необходимости готовых стать саботажниками и перебежчиками.

Тем и плоха гражданская война.

— Не надо! Пожалуйста, не надо, я ни в чем не виновата! — высокий и отчаянный мальчишеский крик застал его на подходе к маслобойне, на время постоя войск превращенной в карцер. Джин ускорил шаг. Не хватало еще, чтобы этот псих искалечил паренька!

Он успел вовремя. Палач только успел раскалить на огне щипцы и сейчас медленно подносил к привязанному за руки пленнику.

Мальчишка — полуобнаженный и тощий — часто дышал, не отрывая глаз от источающего жар металла. Залитое потом, искаженное ужасом лицо показалось Джину смутно знакомым, но думать об этом не было времени. Ситуация требовала полного контроля.

— Прекратить это, — скомандовал он палачу. — Капитан, что здесь происходит?

— Поймали оясимского шпиона, мой принц, — отрапортовал Цао. Недалекий и напыщенный, но упорный и по-собачьи преданный династии аль Самхан и Джину лично, он постоянно стремился доказать свою полезность методами, от которых оставалось только хвататься за голову.

— Оясимского?

Это было что-то новенькое. По знаку Джина палач отступил от мальчишки. Принц еще раз оглядел спасенного и только что не выругался. Совсем же ребенок! Хорошо, если четырнадцать исполнилось!

Нашли шпиона! С такими союзниками никаких врагов не надо!

— Цао, ты идиот? — злость была так сильна, что Джин не стал играть в дипломатию и переносить разговор на потом. Начальник охраны заслужил прилюдную выволочку. — С чего ты решил, что он шпион?

При звуках его голоса мальчишка вздрогнул, словно возвращаясь из мира кошмаров в реальность. Оторвал, наконец, взгляд от палача, чтобы уставиться в упор на принца. Странно, но Джин мог бы поклясться, что на лице пленника, последовательно промелькнули узнавание и радость, а потом снова вернулся страх.

— Он шпион, мой принц, — упрямо возразил Цао. — Был пойман дозорными во время обхода. Никто из местных его не признает. Говорит с акцентом. Кто он, откуда и как попал сюда, не признается. Шпион!

— Я не шпион, — прошептал мальчишка сорванным голосом, и Джина снова накрыло странное ощущение узнавания. Определенно, он уже видел это излишне красивое, почти женственное лицо. Округлое, с пухлыми губами и широко расставленными глазами цвета темных вишен...

Какой знакомый цвет!

— Ну конечно! — принц щелкнул пальцами. — Ясуката?! — спросил он у пленника.

Мальчишка побледнел и сгорбился.

— Ты похож на свою сестру, — сообщил ему Джин, ощущая одновременно облегчение и желание надавать тумаков всем присутствующим. — Тэруко ведь твоя сестра?

Тот опустил голову и выдавил: "Да".

— Загадка раскрыта, капитан, — яда в голосе старшего принца аль Самхан хватило бы на пару гадюк. — Этот "шпион" — брат моей жены. Развяжите его! От родственников с этой стороны я избавляться не намерен.

— Но ваше вы... — одного уничижительного взгляда со стороны принца хватило, чтобы пресечь возражения.

— Позже зайдешь ко мне для разговора, — вроде бы доброжелательно продолжил принц, но что-то в его голосе заставило начальника охраны сглотнуть. — А сейчас отпусти мальчика. Ну же!

Услужливо подскочивший палач попробовал развязать веревку, но только сильнее затянул узлы, вызвав у пленника стон боли. Джин выругался, обнажил меч и перерубил веревку.

— Руки, — приказал он.

Мальчишка опасливо покосился на него, но протянул связанные запястья, Джин вторым ударом рассек путы и положил внезапно обретенному родственнику руку на плечо.

— Где его одежда, Цао?

Тот кивнул на сваленные в углу тряпки. Принц подтолкнул мальчишку.

— Одевайся и пойдем. Похоже, нам нужно поговорить.

* * *

По дороге к палатке мальчишка боязливо косился на своего провожатого и явно раздумывал, не дать ли деру. Чтобы избавить его от соблазна, Джин на протяжении всего пути крепко удерживал паренька за плечо.

— Располагайся, — сказал он, откидывая полог палатки. — Ты голоден?

Гость судорожно сглотнул и кивнул.

— Юн, принеси еды, — бросил Джин в темноту за спиной и усмехнулся, заслышав удивленное: "Ой!".

Так и знал, что любопытный оруженосец будет греть уши. Мальчишки в шестнадцать лет такие предсказуемые.

Принц снова перевел взгляд на новоявленного родственника. Тот разглядывал скудное убранство палатки с недоверчивым видом.

— Вы здесь живете? — голос паренька все еще звучал хрипло.

Джин кивнул.

— Здесь. Давай познакомимся. Как тебя зовут?

Непонятно отчего этот простой вопрос вогнал мальчишку в такое смущение, но тот вспыхнул. Отвел взгляд и буркнул: "Рю".

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

Принц рассмеялся.

— Ври больше. Пятнадцать хоть есть?

Тот сгорбился.

— Есть.

Полог палатки шевельнулся, и в щель просунулась голова Юна.

— Я принес рис, ваше высочество.

— Отлично, давай его сюда.

Присевший было Рю вскочил, глядя на принца снизу вверху умоляющими голодными глазами, — что твой кот. Джин снова усмехнулся и протянул ему миску и палочки. И с заговорщицким видом склонился к оруженосцу.

— Юн, ты мне нужен.

— Да, мой принц, — отозвался тот, глядя на Джина влюбленным взглядом.

— У меня предстоит важный разговор. Проследи, чтобы никто не отирался рядом с палаткой и не подслушивал.

— Конечно, ваше высочество! — преисполненный энтузиазма оруженосец поклонился и вылетел наружу.

Можно было не сомневаться, что Юн примется исполнять порученную работу со всем ему присущим юношеским пылом. А главное, будет слишком занят, чтобы подслушивать самому.

Принц обернулся к новоявленному родственнику. Рю сидел на циновке в углу и уплетал принесенную еду. Палочки в его руках мелькали с такой скоростью, что глаз не успевал отслеживать.

Надо решать, что делать дальше с неожиданным гостем. Во многом это зависит от рассказа самого Рю, но в любом случае выбор невелик. Они, демоны его побери, не на увеселительной прогулке.

— Итак, Рю Ясуката, пятнадцати лет отроду, я жду.

Мальчишка поскреб палочками по дну пустой миски, отставил ее в сторону и взглянул на Джина исподлобья:

— Чего?

— Твоего рассказа. Как и зачем ты здесь очутился? И почему я никогда раньше о тебе не слышал?

Семейные связи высоких родов Оясимы Джин знал лишь немногим хуже родовых дерев самханской знати. Не зря же он провел пять лет во внешней разведке и почти два года жил в Оясиме в качестве посла.

А уж родовое древо семьи Ясуката принц и вовсе готов был начертить по памяти в любую минуту.

Официально никакого Рю не существовало. Тэруко была единственной дочерью генерала Ясукаты и младшей принцессы Риндзин. Мать умерла родами, обожавший супругу самурай так и не женился повторно. Впрочем, когда отсутствие жены мешало зачинать детей? И кто считает детей от наложниц?

Смущало лишь то, что глаза у паренька были не черные. Такое могло случиться, только если его мать тоже происходила из самурайского сословия. А это открывало любопытные перспективы даже для бастарда.

— Я... сбежал, — буркнул мальчишка. — Из дома.

— Зачем?

— На войну. К вам.

Принц вздохнул. Как это по-мальчишески! Так предсказуемо и так понятно, что даже рассердиться не получается.

— Зачем ты сбежал на войну, Рю?

— Ну... вам же нужны соратники. Я умею сражаться. Изучал тактику и стратегию. Я прочла... то есть прочел "Искусство войны", "Наставления юношам, ступающим на доблестный путь воина", "Объединение царства", "Пять ступеней духа", "Воспоминания о самханской войне" и все записки всех генералов!

По мере того, как Рю говорил, в его глазах загорался огонек.

— Все записки всех генералов? — даже не пытаясь скрыть иронию, переспросил Джин.

— Все!

— Это меняет ситуацию. Без такого ценного помощника мне, конечно, не справиться.

Мальчишка понял сарказм и поник.

— Кто была твоя мать, Рю?

— Юрико Едзивара.

— Наложница?

— Нет, — паренек снова покраснел. Да так, что даже уши стали малиновыми. — Она... супруга господина Едзивары. Вассала отца. Была...