Братья оборотни (нецензурированная версия, с матами)

— Видишь ли, Роберт, его величество был тогда сильно пьян и потому соизволил излагать свой тайный замысел недостаточно тихо. Проще говоря, орал на весь замок, словно бешеный лось. Тому чуду было трудно не случиться.

Больше никому отец Бенедикт не рассказывал правду о том случае. А о самом первом своем чуде, том, с которого началась его великая слава, он не рассказывал вообще ни единой живой душе. Ибо то чудо было не из тех, о которых можно рассказывать, не утаивая подробностей.

Дело было так. Бенедикт, бывший в то время еще не отцом, а обычным рядовым братом, возвращался в родной монастырь из паломничества к святыням Новокаледонского аббатства. Шел он пешком и налегке, но не испытывал ни голода, ни иных неудобств от дальней дороги — места вокруг были обжитые, год урожайный, в таких местах даже последний жид не оставит монаха без подаяния. А особенный комфорт путешествию Бенедикта придавало то, что отправляясь в паломничество, он заранее договорился с отцом Никодимом о грядущей исповеди, и теперь почти каждый вечер невозбранно пил вино и тискал девок по сеновалам. Девке-то что, он ее сам выдерет, и сам потом грех отпустит и еще благословит бесплатно, а вот божьему человеку о спасении души следует позаботиться заблаговременно.

Короче говоря, брел брат Бенедикт по дороге, постукивал при каждом шаге увесистым посохом, более пригодным для понта, нежели для драки, и разглядывал видневшееся на горизонте селение, тщась определить, зажиточно ли оно в должной мере и пригожи ли девки, ворошащие сено перед крайним домом. И тут он узрел дьявола.

Он не сразу понял, что этот парень — дьявол, но сразу почуял в нем нечто нездешнее, неестественное, не от мира сего. Но на нечистого поначалу не подумал, напротив, померещилось нечто неуловимо-ангельское. Дьяволы ловко маскируются.

— Здравствуйте, — почтительно произнес парень. И неожиданно спросил: — Вы монах?

Бенедикт остановился и внимательно оглядел свою рясу — все было в порядке. Две-три прорехи и пять-семь жирных пятен не в счет, этого недостаточно, чтобы ряса перестала быть рясой и превратилась в нечто иное. Значит, юноша не заблуждается, но глумится. Тем более, что сам вырядился весьма чудно.

— Хули глумишься? — сурово вопросил Бенедикт.

Лицо незнакомца стало растерянным, он воздел очи горе и стал похож на ангела, изображенного в соборе святого Христофора в правой части центрального иконостаса. Затем незнакомец сказал:

— Простите, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Просто я впервые вижу живого монаха.

Под ложечкой екнуло. Живого монаха! Вот еретические бляди, досюда тоже добрались!

Бенедикт отступил на шаг и перехватил посох двумя руками, чтобы удобнее крутить. Херовый посох получился, несбалансированный. Но чего уж теперь... Прими, господи, душу раба твоего, если что... А исповедоваться так и не успел, пиздец теперь перед господом предстать...

— Ну давай, свисти, сучара, — злобно выдохнул Бенедикт. — Призывай еретиков-разбойников, призывай! Все равно не дамся живьем блядям языческим!

Удивительно, но собеседник Бенедикта не стал звать никаких сообщников, а состроил рожу, будто сейчас расплачется, и стал бормотать что-то невразумительное про какую-то агрессию. И в этот момент Бенедикт наконец-то все понял.

— Да ты же, сука, дьявол искушающий! — возопил он, обуянный праведным гневом. — Получи, чертила, по сосальнику!

Размахнулся от души и вломил несбалансированным посохом по сосальнику. А вернее, попытался вломить, посох-то несбалансированный, уклонился чертила только так. И не просто уклонился, но выхватил из-за пазухи неведомую херню, и померещилось Бенедикту, что это дьявольское оружие, и не оплошал Бенедикт, въебал по запястью со всей дури, и улетела неведомая херня в траву, и обратился чертила в бегство, и не стал Бенедикт его преследовать, ибо неблагоразумно. А херню подобрал, а потом случайно узнал, что это было все-таки оружие, притом нехилое оружие, однозначно дьявольское. И компактное, что немаловажно, в посох вместо скрытого клинка влезает только так. Если бы Бенедикт заранее знал, на что попер с несбалансированным дрыном, хер бы он тогда на это дело попер, ломанулся бы прочь, чтобы пятки засверкали. Но ученые мужи не зря говорят, что история не терпит сослагательного наклонения.

Однако вернемся к сэру Реджинальду Хеллкэту, который сейчас покашливает и скребется у полога шатра, в котором, как ему сказали, изволит отдыхать святой отец. Это был первый шатер во всем лагере, все остальные терпеливо ждут командирского решения, а святой отец уже устроился отдыхать, будто наперед знает, каким будет это решение. Впрочем, чего тут удивительного, он же провидец!

— Святой отец! — негромко позвал барон. — Вы еще не спите?

— Хули надо? — вежливо отозвался святой отец.

А мог бы по матушке покрыть или, хуже того, проклясть.

— Дык насчет болота это самое, — косноязычно выразился сэр Реджинальд. — Его высочество говорит, типа, штурмовать...

— Пусть блядям панталоны штурмует! — отрезал отец Бенедикт. — Не пойдет войско в болото, потому что проклято все в тех краях. На тропе заслон поставить, и все, и не ебать больше мозги друг другу. Там, внутри, Кларксоны долго не усидят. Знаешь, почему?

— Нечистая сила? — предположил барон.

— Комары, — возразил отец Бенедикт. — Как солнышко взойдет, истинный ад попрет. Сами выскочат, как миленькие.

Сэр Реджинальд понял, что предложенное решение должно удовлетворить всех.

— Благодарствую, святой отец! — воскликнул он. — Позвольте откланяться, я немедленно передам ваше пророчество его высочеству!

— Пошел прочь, благословляю, — донеслось из палатки. — Пророчество, высочество, хуёчество... поэт, блядь...

Последних слов сэр Реджинальд не услышал, потому что бежал со всех ног к поляне совета. Прибежал, выскочил на центр поляны и оттарабанил, как по писаному:

— На тропе заслон поставить, Кларксоны долго не усидят, как солнышко взойдет, ад попрет, сами выскочат. Комары.

— Точно, комары! — воскликнул сэр Роберт. — Срань господня! Про комаров-то я и забыл! Господи, благослови комаров! Благородные вассалы и почтенные мастера, вы были правы, я снимаю все возражения, никакого штурма, только заслон и оборона. Реджи, как вовремя ты вспомнил про комаров! А ты, Мартин, не хотел его в плен брать!

— А на вид дурак дураком, — пробурчал сэр Мартин Лерой.

Сэр Реджинальд немного поколебался, затем решил сказать правду, все равно она рано или поздно выплывет, как ни скрывай.

— Это не я вспомнил, — признался он. — То есть, вспомнил-то я, но не про то. Не про того вспомнил. Про отца Бенедикта вспомнил. Как почуял, что беседа в тупик заходит, схожу, думаю, к отцу Бенедикту, может, напророчит чего хорошего. Вот и напророчил. Он-то, отец Бенедикт, уже шатер поставил самовольно, я к нему, типа, а чего это вы шатер поставили самовольно, а он, типа, а хули не поставить, когда я уже знаю, чем закончится совет. И рассказал то самое, что я вам только что передал. Такие дела.

Сэр Персиваль Тандерболт многозначительно крякнул и сказал:

— Кое в чем ты, Реджи, ошибся. Не ты почуял, что беседа в тупик заходит, а отец Бенедикт почуял, оттуда, из своего шатра. И увлек тебя к себе святым словом, дабы ты его слово всем передал, и все такое прочее. Понос, вон, на тебя наслал.

— Да я не срать ходил на самом деле, — признался сэр Реджинальд. — Я это просто так сказал... сам не понимаю, какого хера...

— Информационная телепатия, — негромко произнес сэр Роберт. — Не мотивационная, а информационная, это другое.

— Вот именно, — кивнул сэр Персиваль, с понтом, будто что-то понял в словах сеньора. — А по-нашему, по-простому — святое слово.

В отдалении послышался шум, солдаты возбужденно загалдели.

— Что такое? — завопил сэр Персиваль, отвечавший за безопасность лагеря. — Дежурного ко мне!

Прибежал запыхавшийся дежурный и косноязычно доложил, что в небе над болотом замечена неведомая херня, обликом подобная коровьей лепешке, а размеры у нее хер знает какие, потому что на небе ее хер знает с чем сравнивать. Много больше чем Луна. Узнав о летающей херне, сэр Роберт почему-то очень взволновался и стал расспрашивать, какого она была цвета, что на ней нарисовано, не торчали ли из нее какие-нибудь веточки или усики. Но проку от расспросов не было, никто ничего толком не разглядел, кроме самого факта, что по небу пролетело нечто большое, округлое и неведомое, и улетело, кажися, прямиком в поганое болотище. Через полчаса какой-то кнехт стал вопить, что видел рядом с летающей тарелкой девятихвостого енота с крыльями как у летучей мыши, об этом наблюдении доложили сэру Роберту, но тот разгневался и велел кнехта выпороть, дабы приучался держать фантазию в узде.

Сэр Роберт достоверно знал, что енотов с крыльями на этой планете не водится, ни девятихвостых, ни каких-либо иных. Разве что малый птерокар-беспилотник... нет, все равно не похоже. Вот неведомая херня, пролетевшая над болотом — это несомненный флаер, жалко, модель установить не удалось, но сам факт сомнений не вызывает. Звездные люди, восхитительные ангелоподобные создания, изменили, стало быть, свое старое решение, передумали обрывать контакт, решили дать неразумным младшим братьям еще один шанс. Но как же неудачно совпало время и место! Чего стоило небесным коммунарам приземлить свой флаер позавчера или послезавтра? Что за блядская чертовщина! Откуда Роберту было знать, что именно в этот день именно здесь будет происходить самое важное событие в жизни этой сраной планеты за последние хер знает сколько лет? А он целую армию пригнал, долбоеб! Вчера казалось, какой изящный и ироничный жест, совершить восхождение на очередную ступеньку социальной пирамиды в том самом месте, где три года тому назад товарищ Горбовский... будем называть вещи своими словами, послал сэра Роберта на хуй. Нет, не прямым текстом послал, звездные люди никогда не ругаются, брезгуют они сквернословием, педерасты ангелоподобные. Они, суки, изъясняются возвышенно, "дипломатично", "цивилизованно", как сами о себе говорят. Извольте видеть, сэр Плант, комкон принял решение о моратории... до прояснения обстоятельств... нет, утрата скорчера, тем более одного-единственного, не является основанием и не может являться... а это точно не вы его взяли? Может быть, случайно?

— Нет, блядь, не я! — заорал тогда Роберт, не сдержавшись. — Не я спиздил ваш ебаный скорчер, это тот ваш звездный педрила, сука, блядь, проебал ваш скорчер, а теперь, мудень, отмазывается, пидор ослоебучий, уебище тримудоблядское...

Товарищ Горбовский ахнул и залег. Не упал, а именно залег, при телепатическом ударе звездные люди отрубаются не мгновенно, спинной мозг сохраняет активность какие-то доли секунды, за которые тело успевает аккуратно улечься, не переломав конечности и обычно даже не набив синяков.

Роберт сел рядом и стал плакать. Все бесполезно. Они никогда не смогут быть рядом: грубые и бесцеремонные люди земные, и добрые, почти что святые люди небесные, но вот, блядь, сука, уязвимые к этой злоебучей мотивационной телепатии...

Горбовский застонал, Роберт поспешно оборвал опасную мысль. Нельзя думать об этом, сэр Леонид отличается особой чувствительностью к мотивационной телепатии... Как же ему больно, бедненькому... Господи, хуево-то как, лучший друг, лучший, блядь, друг... Вот, сука, опять не сдержался! Нет, это невозможно больше терпеть!

— Мы никогда не сможем работать вместе! — вскричал Роберт и разрыдался, как последняя баба. — Заберите на хуй ваши ебаные транквилизаторы, толку от них как от берберийской утки! И шлемы ваши блядские никому на хуй не уперлись! Уходи, Леонид, подохнешь же! Я тебя убиваю каждым мысленным уколом, я не хочу такно иначе не могу, природа, блядь, у меня такая, вот опять не удержался, уходи, пожалуйста, я не справляюсь...

— Киберимитатор, — сказал Леонид, морщась от внутренней боли. — Наши инженеры построят киберимитатор, и тогда мы вернемся. Мы обязательно вернемся. А пока придется потерпеть. Но это ненадолго.

"Ненадолго" растянулось на три года. Роберт не терял времени, он сделал все возможное и невозможное, он сам не ожидал от себя такого успеха. Если Леонид действительно вернулся, он порадуется. Надо срочно посетить базу звездных людей, кровь из носу как надо, но когда и как... Штурмовать-то остров нельзя, Бенедикт прав, пророк хуев, невыполним такой приказ, слишком много у ребят в душах суеверного страха... Но идти на базу по тайной тропе, когда вокруг крутится хуева туча этих мудаков... две-три сотни на самом деле, вряд ли больше... все равно стремно... но надо... Господи, на тебя уповаю, помоги, будь благостен, умоляю, господи!

3

Мелвин громко запыхтел и кончил.

— Ну вот, а ты не хотел, — сказал Робин. — Здорово, правда? Надо ее к чему-нибудь привязать, чтобы не сбежала. Охуенная рабыня, правда ведь?

Мелвин вытер мужское достоинство лопушком и стал натягивать штаны.

— Я не рабыня, — подала голос девка. — Рабство — это плохо.

— Дура, — констатировал Робин. — А давай ей свяжем руки твоим ремнем, а моим — ноги. Или наоборот.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — посоветовал Мелвин младшему брату. — Забыл, где мы находимся? Так я тебе напоминаю — в ловушке.

— И точно, забыл, — сказал Робин. — Хотя нет, погоди, брат! Мы же с тобой молились! И не зря мы молились, бог ведь не фраер и не лох! Бог сказал — бог сделал! Гляди, брат, мы молились, так? И потом сразу девка появилась! Сначала молились, потом девка! Господь послал, понимаешь?!

— У тебя логическая ошибка в рассуждениях, — заметил Мелвин. — "После" не всегда означает "вследствие".

— А я все равно верую, что ее послал господь! — заявил Робин. — Эй, девка! Сможешь вывести нас с этого болота?

— Смогу, — ответила девка.

Робин бросил на брата торжествующий взгляд.

— Хуясе, — только и смог сказать Мелвин.

— Девка, выводи! — приказал Робин. — Сначала меня, потом Мела, потом лояльных вассалов и преданных слуг.

— А чего это тебя первым, а меня вторым? — подозрительно поинтересовался Мелвин.

Робин был готов к этому вопросу. Собственно, он его специально спровоцировал.

— Чтобы не подвергать неоправданному риску ярла Локлира, — сказал он. — Я разведаю, а ты пойдешь следом и отомстишь за меня, если что.

— Герой херов, — улыбнулся Мелвин.

— Дык, — улыбнулся Робин. — Девка, чего спишь? Давай, выводи!

— Не буду, — меланхолично произнесла девка.

Робину показалось, что он ослышался.

— Девка, ты охуела? — ласково поинтересовался Робин. — Можешь вывести — выводи, иначе пиздец тебе.

— Я могу вас вывести, но не буду, — безразлично сообщила девка. — Не хочу. А вредная ваша телепатия на меня вовсе не действует.

— Какая, блядь, телепатия?! — воскликнул Робин. — Что она несет?

— Сам удивляюсь, — сказал Мелвин. — Давай ее пытать.

— Хули пытать-то? — возмутился Робин. — Ты ее порол уже ремнем по жопе, а ей похуй!

— И то верно, — согласился Мелвин. — Тогда давай огнем попробуем.