Всадник на сером скакуне (главы 1,2)

— Я пас, — качнул головой Лурис. — Рыбы не набралось даже на ужин, придётся размораживать запасы, чтобы завтра было, что положить в рот.

— Радуйся, что твой отец не может подойти и оторвать тебе затрещину, — сказал Руперт. — За то, что я утопил молот, мой отвесит мне так, что я ещё неделю не смогу охотиться на леших.

— Крыша дырявая после пожара, — вздохнул Свейн. — Если её сейчас не залатать, ночью Хьен замёрзнет. Думается, я тоже не смогу.

— Стая орков! Почему сегодня? — с досады выкрикнул Лен. — Почему этот сговор неудач произошёл именно этим вечером? Мы четыре месяца ждали!

— Никто ничего не обещает, — сказал Лурис — И не отрицает тоже. Может быть, если случится чудо, я подойду.

— Один шанс из тысячи, — возразил Лен. — И вдвоём мы вряд ли сможем что-то сделать.

— Как знать...

* * *

Не смотря ни на что, ночью они собрались все вместе. Возле ворот частокола Лена встретили все трое: Руперт, Лурис и Свейн, уже готовые к предстоящему бою.

— Ты почему не при оружии? — от громкого голоса Руперта Тайлинген невольно вздрогнул.

— Не хочешь ли ты сказать, что сегодня тебе недосуг шастать по лесу? — шёпотом просил Свейн.

— Нужно было сначала убедиться, что хоть кто-то пришёл, — ответил ему Лен, отгоняя от лица мошек.

— Давай быстрее! — сказал Руперт, и Лену ничего другого не оставалось, как кивнуть, быстро развернуться и направиться по тропе обратно.

Дом Тайлингенов, к счастью, венчал невысокий пригорок, расположенный недалеко от ворот. Лен тихо отворил дверь, прокрался по полу, обходя выученные наизусть скрипучие места, и оказался в комнате отца. Ден Тайлинген спал крепко, не роняя в тишину ни звука.

Раньше Лен всерьёз задумывался, действительно ли тот спит. Однако вскоре выяснилось, что Ден перед сном заваривает серую траву, что растёт возле берлог диких медведей, и от неё спит, как убитый. Так он делает с тех пор, как видеть в бесчисленных сновидениях смерть жены стало невыносимо.

Лен прокрался к сундуку под кроватью, сунул руку в перину под голову отца и нащупал там ключ. Медленными, крайне осторожными движениями он вынул его, стараясь не тревожить голову спящего. Затем всё так же тихо отворил сундук и стал забирать из него вещи. Потёртые ножны с всё ещё крепким мечом и красивый полный доспех, украшенный зелёными рисунками змеев и птиц.

Так же осторожно, как и входил, Лен покинул дом, отошёл подальше от порога и, спрятавшись в тени, стал одеваться. Латы били холодными, от них на неприкрытой рубахой коже вскакивали мурашки. Каждый раз, когда Лен облачался в доспехи отца, по его телу пробегала приятная дрожь, словно в крови поселялись сотни муравьёв, подобно тому чувству, когда стоишь напротив голодного волка, который видит в тебе свою жертву. Напряжение во всём теле.

Он поправил неровно надетый сапог, проверил ещё раз надёжность ремня и отправился к воротам.

— Можем идти, — по прибытии сказал он товарищам.

— Есть проблема, — сообщил ему здоровяк. — На воротах по неизвестной причине дежурит Хенк, а не Илден.

— Что? А где Илден?

— Мы не знаем. На воротах Хенк. Что будем делать?

— Лучший способ — заплатить, — сказал Лурис.

— Чего молчал, — рявкнул Руперт. — У кого есть с собой деньги? Свейн, у тебя есть?

— Нет, извини. Я сегодня забыл. А так я каждый раз, когда собираюсь в лес, беру с собой кошелёк.

— Не умничай. Ладно, отдадим им моё кольцо. Орк! Где мой мешок? Никто не брал?

— А что это было что-то ценное?

— Свейн, не мешай! Ах, дьявольщина! Придётся лезть через забор.

— Нет, — возразил Лен. — Хенк должен моему отцу денег. Попробуем его уговорить.

Они медленно вышли на улицу, шагая вдоль тропы. Хенк при виде их напрягся, поднял чуть выше острие копья, стиснул зажатую в зубах соломинку и левой рукой якобы незаметно подтянул штаны.

— Хенк! Есть разговор! — сказал ему издали Лен.

— Чего нужно, Тайлинген? — вопрос прозвучал не без доли отвращения.

— Выйти из деревни. Пропустишь?

— Староста приказал не выпускать никого. Я не стану делать для вас исключение. Тем более, вы сегодня мешали мне рыбачить.

Свейн отвёл взгляд.

— Я могу сделать так, что отец забудет про твой долг ему.

Лен вспомнил слова отца: мораль — первая страница книги человеческих понятий о самих себе. Предавать мораль — последнее дело. Но время всего последнего когда-то настаёт.

Хенк перекатил погрызенную соломинку в другой край рта, улыбнувшись одними уголками губ.

— Как мне знать, что ты не обманываешь меня?

— Можешь включить мозги, — посоветовал ему Свейн. — Мы хотим, чтобы ты держал свой язык за тем, что осталось от твоих зубов, и никому не рассказывал, что этой ночью мы куда-то ходили. Лен не может тебя обмануть в этом случае. Ему не выгодно.

— Хорошо, смердовы... кхм. Вы меня уговорили. Скажите, куда вы намылились и можете сваливать.

— К бабушке Руперта, — соврал Свейн.

— Какого дьявола вы у неё забыли? И где живёт эта бабушка?

— В племени орков.

— Где?

Свейнер посмотрел на Хенка, как на идиота, и стал тараторить без остановки.

— Бабушка Руперта — старая орчиха. Предводительница племени. От скального тролля у неё родился отец Руперта. А тот обрюхатил молодую гоблиншу. Так родился сам Руперт. К несчастью, роды принимал слепой великан. Он уронил младенца со скалы, и тот, тридцать раз ударившись головой о камень, остался без ума. Его нашёл Торог, наш кузнец. Так Руперт попал в Ремек.

— А зачем он возвращается в родное племя? — спросил Хенк, вдоволь насмеявшись над шутником.

— Подарить бабушке святую секиру.

Прежде, чем согласиться, Хенк подумал с минуту. Кивнув, наконец, в знак согласия, стражник отпер ворота. Четверо покинули деревню. Уходя, они поблагодарили его. Все, кроме Лена.

Мораль предают лишь воры, безумцы и ничтожества. В первую очередь, это преступление против себя. Но в некоторых ситуациях даётся выбор: идти против себя или против других. И он сделал свой выбор.

* * *

Лен застыл перед толстым, как скала, деревом. Тело висело в полуметре над землёй. Ужасно изуродованное, оно было старательно прибито к стволу при помощи длинных, сделанных вручную неумелым кузнецом гвоздей. Труп с поперечным кровоточащим надрезом на лице и ещё одним, проходящим перпендикулярно первому. Труп с вырезанным на лице крестом.

— Лешие повесили свежака? — голоса подошедшего ближе Руперта Лен слегка испугался, но не показал это внешне, ради уважения друга.

Контрабандисты, которые с давних пор поселились в Тургунском бору, близком к Ремеку лесу, и с которыми упорно боролись Лен, Руперт, Свейн и Лурис, жили по кодексу, написанному старым умирающим контрабандистом в конце прошедшей эпохи. Согласно тексту кодекса, того члена группы, что трудился в течение последнего месяца меньше всех, вешали, вырезали на лице крест и прибивали к дереву в качестве знака. Это было предупреждением посторонним путникам о том, что они приближаются к запретным землям, принадлежащим братству контрабандистов. Целый трупп — до смерти тысяча метров; без конечностей — ещё двести метров и ты покойник; одна голова на вертикальном копье — ни с места, иначе тебе не жить.

Староста Ремека и совет деревни были обеспокоены близостью к контрабандистам ещё, когда Лен был мальчишкой. Его отец ходил на совещание, иногда брал с собой ещё не смыслящего сына. Однажды староста предложил собрать деньги на наёмников, чтобы те вычистили гнездо головорезов. Словно по веленью божьему, в тот день в трактир прибыли три краснокожие женщины с изогнутыми мечами на поясах, известные по всему миру, как лучшие наёмные убийцы в своём деле. Их родина, жаркие пустыни Эстинского полуострова, приучила своих женщин к суровостям жизни. Всех молодых девушек востока обучали особому стилю клинкового боя на мечах, который славился характерными для стилей тех земель изящностью и смертоносностью. Услуги, предоставляемые "Эстинскими головорезками" характеризовались высокими практичностью и стоимостью. Чтобы оплатить их, жителям Ремека пришлось вынести из своих домов все ценности.

Эстинские убийцы приступили к делу. Лен и сам, вместе с остальными, наблюдал за боем, когда проследил за отцом и другими жителями Ремека, ушедшими в сторону Тургунского леса, вслед за тремя краснокожими женщинами. Он видел, как три неуловимые взглядом фигуры мелькали меж деревьев, оставляя за собой лишь трупы, пока из чащи леса не стали вылетать стрелы. Одну наёмницу убило сразу, вторая легла замертво, когда попыталась быстро сменить укрытие. Обречённая на гибель третья убийца забрала с собой на тот свет четверых.

Больше никаких попыток победить контрабандистов жители деревни не предпринимали.

— К счастью для нас, — ответил Лен на вопрос Руперта. — Одним лешим меньше.

Он собрался продолжить путь, но перед этим ещё раз посмотрел на дерево. Труп с вырезанным на лице крестом. Больше ничего.

К головам на кольях четвёрка добралась через десять минут. Прячась среди деревьев, они наблюдали, как к бухте, окружённой лесом, швартуется небольшой корабль, управляемый немногочисленной командой. На берегу тех ждали семеро. Двое стояли почти рядом с кораблём, перешёптываясь, другая пара с каменными лицами ждали чуть поодаль. Ещё трое, сгорбившись, сидели у догорающего костра. Наконец, один из них заметил, что корабль уже готов к разгрузке и поспешил помочь своим товарищам. Другие двое остались.

— Слышь, Берн, Атрид наш в последнее время странный какой-то, — сказал тот, у которого даже в темноте можно было разглядеть торчащий, как кол, непокорный волосок на гладкой причёске, похожей на подошву сапога.

— Что говоришь? — переспросил его второй, низкого роста мужчина, отживающий первую половину жизни.

— Говорю, Атрид правильный стал в последнее время. Всё выкобеливается перед командиром. Вон сейчас пошёл разгружать корабль кретинов. Хотя договорились заранее: наша смена вторая.

— Да, пусть выкобеливается. Командир всё равно не глядит, кто ящики таскает.

Тот, первый, провёл пятернёй по голове, пытаясь пригладить волосок, а потом продолжил разговор.

— Ты знаешь его историю?

— А?

— Он рассказывал тебе о своём прошлом?

— Ты про его девку? Да, рассказывал.

— Нет, не про это. О том, как он сидел две недели вон в таком же ящике.

— Про что?

Разозлиться на своего собеседника бандиту помешал всё тот же волосок, который приходилось вновь и вновь приглаживать.

— Про его путешествие в ящике.

— Ах, нет. Про это я слышу в первый раз.

— Слушай, тогда. Однажды наш Атрид напился в какой-то занюханной таверне недалеко от морского городка... Ферген вроде, или Фирген. Не помню. В общем, напился он не так, как обычно перед ночью, чтобы не помнить, какой некудышний из него получается ухажёр, а до орков. Он не мог даже вылезти, как говорили очевидцы, из-под стола трактира, потому как тело его вовсе не слушалось. Остальное очевидцы не помнят, как и Атрид сам. Проснулся он в четырёх стенах, желудок, выдавив всё, что он нынче съел, вылезал сам. Оказалось, кто-то запер его в большой ящик и погрузил на торговый корабль. Шутники. Вот только капитан того корабля тоже ещё той, если верить словам нашего друга, сволочью был. Ему не нравился Атрид, он не выпустил его из ящика, сказал, что выкинет в следующей бухте, если тот доживёт до неё. Матросы каждый день, каждый день, Берн, приходили к нему и пинали ящик. Обзывали неудачником и... пьяницей.

— Так вот почему он всякий раз даёт в морду тому, кто произнесёт это слово!

— Да, поэтому. Потому что он еле дотерпел до пристани, а потом...

Лурис, шёпотом доносящий другим слова рассказчика, запнулся.

— Что? Что он сказал? — заторопил его развеселившийся Свейн.

— А потом убил всех матросов и капитана, вместе с ними, пока они все отдыхали в ночлежке.

— Тьфу, — огорчился Руперт. — Мне казалось, он придумает что-нибудь покруче.

— Всё, хватит, — сказал Лен. — Эти двое не подходят. Что говорят вон те.

Он указал на двух контрабандистов, которые вышли встречать капитана корабля, сейчас они что-то обсуждали со своими гостями, постоянно указывая в сторону разгруженных ящиков.

Лурис напрягся, но вскоре, отпрянув, покачал головой.

— Лен, они слишком далеко, боюсь, не получится — возразил он.

— Хорошо. Я, кажется, и без того понял, кто из них нам нужен. Можно начинать.

Все четверо пожелали друг другу удачи и разошлись по местам.

Контрабандисты всё ещё разгружали барку, когда это началось. Первая стрела, прилетевшая со стороны леса, загубила жизнь парня с короткой причёской. Он так и не смог пригладить непослушный волос. Издав пронзительный свист, вторая пробила голову его другу, не успел тот понять, что его собеседник мёртв. Контрабандисты побросали ящики, схватились за мечи, из леса тем временем продолжали вылетать стрелы, оставляя с окончанием своего полёта истошные крики умирающих. Все уже заметили стрелка, коим являлся Лурис, прячущийся в зарослях, но было поздно. Со стороны густой травы возле горы привезённого груза послышался крик. Руперт привлёк внимание контрабандистов. Он и Свейн, прикрывшись одним ящиком, взятым с горы, шли вперёд. По кодексу контрабандистам запрещалось вредить добыче, когда она уже получена. Это Лен узнал, допросив пленного контрабандиста ещё полгода тому назад. К счастью, рассказывать о кодексе в кодексе не запрещалось.

— Смердовы дети, кто вы? — прокричал один из бандитов.

Руперт и Свейн без труда тащили большой ящик по песку. Видимо, в нём лежало что-то лёгкое. Это спасало их от стрел контрабандистов. Наконец, они оказались достаточно близко к тому месту в горе ящиков, где лежали бочки с маслом, которые можно было продать в ближайшем городе за довольно крупную цену. Свейн присел на корточки, разжигая факел. Лурис убивал тех, кто пытался подобраться к нему с правого бока, Руперт с секирой в руках прикрывал левый бок. От стрел их до сих пор защищал огромный ящик. Как только факел разгорелся, Свейн метнул его в сторону бочек, ящик они с Рупертом поставили как раз на проходе, чтобы никто не пробрался и не потушил пламя. Под прикрытием стрел Луриса оба убежали подальше. Огонь вскоре охватило весь привезённый груз. Пора было заканчивать.

Но Лен почему-то не спешил выходить на битву с потрёпанными бандитами. Он смотрел на капитана барки, который, подбежав к самому большому ящику, охваченному огнём, тому самому, что до недавнего времени служил его друзьям защитой, махал руками и звал остальных. Крик контрабандиста был отчаянным, словно в этой коробке томилась его жизнь. Но другие не смели подходить ближе.

И тут произошло то, чего не ожидал никто.

— Дьявол! — невольно ругнулся Лен, увидев, как сквозь дерево ящика пробивается чьё-то длинное щупальце.

Нечто схватило капитана барки, подняло над землёй и затрясло в воздухе. Его крики разнеслись по всему лесу. Он называл чьи-то имена, захлёбываясь в собственных слезах, а потом ни с того ни с сего стал криком повторять одно и тоже слово: "Мама".