Неизведанные гати судьбы. Глава 46

— Так... Рассказывай, Светозар, всё как было, — сказал мне Семён, а потом повернувшись к двери, добавил: — Яков Ефимович, вы к нам спуститесь, или оттуда слушать будете?

— Мне и отсюда всё прекрасно слышно, Семён Маркович. Беседуйте, никто вас по времени не ограничивает.

— Давай, Светозар, рассказывай, что с тобой случилось?

— В общем дело было так. Закончился у нас хлеб в поселении, вот и решил Глава нашей промысловой артели послать людей в разные города и крупные селения, чтобы узнать, где можно поменять наши копчёности на зерно и муку. Сам понимаешь, еда без хлеба не еда. Посланные в Барнаул люди назад не вернулись, вот Глава и послал меня, чтобы я через вас мог всё про обмен продуктов разузнать, и про людей пропавших. Перед самым городом меня остановили военные, и потребовали документы. Я им предъявил бумагу выданную в нашей поселянской Управе пять лет назад. Она им чем-то не понравилась, хотя я с ней по всей губернии ездил и всех она устраивала. Они позвали своего комиссара и передали бумагу ему. Он её прочитал, а потом заявил, что она мол недействительна, так как напечатана старым имперским шрифтом. Затем он приказал бойцам задержать меня, как человека не имеющего документа подтверждающего личность, и произвести обыск моего заплечного мешка. Красноармейцы схватили меня за руки и попытались сорвать мой мешок. Я резко повернулся, а бойцы не удержавшись на ногах упали. Комиссар что-то прокричал, и на меня сзади напали. Повалили на землю, сорвали с меня мешок, оборвали рукав рубахи и связали руки за спиной. Один из красноармейцев доложил своему комиссару, что у меня в мешке два громадных копчёных окорока. Комиссар приказал изъять их в пользу Красной армии. Услышав такое, я сразу же предупредил комиссара, что "окорок встанет поперёк глотки тому, кто решит его отведать!". Он мне не поверил и приказал китайцу отведать окорока. Тот отхватил кусок и начал жевать, а потом подавился и помер. Комиссар начал обвинять меня в гибели своего бойца, но я сразу ответил, что смерть китайца на его совести. Он сильно разозлился, а когда заметил два пулевых ранения у меня на левой руке, то приказал двум бойцам, отконвоировать меня в ГПУ и передать из рук в руки старшему оперуполномоченному.

— Погоди, Светозар. А где ты умудрился два пулевых ранения получить?

— На нашем Торговом подворье, три лета назад, две пули навылет прошли. Мы тогда отряд зелёноармейцев под корень уничтожили. Как выяснилось, они ваш санитарный поезд на какой-то станции уничтожили, а потом решили на наше поселение напасть. Зелёные хотели всех мужиков и парней в поселении перестрелять, а девчат и женщин себе забрать. Да вот только мы не дали им такой возможности, всех порешили и вместе с нашим Торговым подворьем сожгли.

— Яков Ефимович, вы слышали? Мы этих бандитов до сих пор по всей губернии ищем, а их банду, оказывается, ещё три года назад, наши друзья анархисты под корень уничтожили. А наш Светозар принимал в этом непосредственное участие, даже два пулевых ранения получил.

— Я всё прекрасно слышал, Семён Маркович. Только, как я понял, от этих ранений Светозару никакой пользы. Ведь именно из-за них, Бергман обещал его расстрелять. Старого просроченного документа и подавившегося окороком китайца, ещё недостаточно для вынесения высшей меры наказания, а вот наличие двух пулевых ранений, прямо указывает на участие в боевых действиях. Так что мы с тобой вовремя сюда приехали. Не дали, так сказать, свершиться несправедливости. Нил Сафроныч, а кто второй сиделец в камере?

— Так то ж Иван. Он дальний родственник вашего знакомого. Я его уже двадцать пять лет как знаю, он ещё при царском режиме часто к нам в номера попадал. Вечно полиция и жандармы им недовольны были.

— Яков Ефимович, его Иван Иванычем зовут, — пояснил я.

— А ты не знаешь, Нил Сафроныч, за что Иван Иваныча сейчас задержали?

— Так у него никаких документов нету, вот позавчера вечером и привели его сюда товарищи чекисты. Товарищ Бергман распорядился поместить Ивана в его личную камеру.

— Вот даже как! У нас что, старшие оперуполномоченные теперь в подвалах ГПУ свои личные камеры имеют? В общем так, Нил Сафроныч. Забираем мы у тебя обоих постояльцев. Нечего им здесь делать. И распорядись, чтобы дежурный с нарядом сюда пришли. Проводят нас до выхода и все бумаги на них оформят.

— Сей момент, товарищ начальник. Я мигом всех вызову, — хрипло сказал надзиратель и ушёл по коридору.

— Вы пока вещи свои собирайте, — обратился к нам со стариком Яков Ефимович.

— Мне собирать нечего, — сказал Иван Иваныч. — Всё моё всегда при мне, жаль только, что карманные часы с цепочкой у меня при задержании забрали. Они мне дороги как память об отце.

— Не переживайте, Иван Иваныч, я прослежу, чтобы товарищи чекисты вернули ваши часы.

Вскоре в коридоре появился дежурный по ГПУ в сопровождении четверых вооружённых бойцов.

— Дежурный, я забираю этих двух задержанных, — заявил Яков Ефимович. — Они попали сюда по ошибке. Сопроводите их к выходу для оформления всех необходимых документов.

— Задержанные, с вещами на выход, — громко произнёс дежурный глядя в нашу камеру.

Мы с Иван Иванычем поднялись с топчанов и пошли на выход. Следом за нами поднялся Семён Маркович, он прихватил с топчана мой заплечный мешок. Как я понял, по его жесту рукой, при сопровождении нарядом, у задержанных при себе не должно быть никаких вещей.

Когда мы подошли к столу дежурного, Яков Ефимович распорядился:

— Дежурный, оформляйте документы на освобождение двух задержанных, указав причину: "отсутствие состава преступлений". И выпишите им справки удостоверяющие личность.

— На кого оформлять справки, Яков Ефимович?

— Иван Иванович и Светозар Чеславич Скоробогатовы. Не удивляйтесь, дежурный, что они мало похожи. Они дальние родственники. Место жительства: Обособленное таёжное поселение Урманное, Алтайской губернии. Место работы: Промыслово-охотничья артель "Урманное". Также укажите в справке, что данные лица не подлежат проверки, задержанию или аресту.

— Извините, Яков Ефимович, но я не имею права писать такое в справке. У меня нет таких полномочий.

— А ваши полномочия и не нужны, дежурный. Это приказ высшего руководства. Вы просто укажите в справке его дату и номер. Вот ознакомьтесь, пожалуйста, — и Яков Ефимович протянул дежурному какой-то документ. — И обратите внимание, чья там стоит подпись!

Дежурный с расширенными от удивления глазами, прочитал документ, закашлялся, а потом вернув его Якову Ефимовичу, вытер пот со лба и сипло произнёс:

— Всё понял. Вопросов больше не имею.

Едва дежурный закончил говорить, как входная дверь открылась, и в здание зашёл сильно пьяный старший оперуполномоченный Бергман.

— Это какого хрена, тут мои подрасстрельные делают? — заорал Бергман во весь голос. — Какая сволочь их из камеры выпустила?

— Выбирайте выражения, Бергман! Вы не в кабаке, а в государственном учреждении, — сказал Яков Ефимович. — Я забираю этих двух задержанных.

— А ты кто такой, чтобы забирать моих подрасстрельных?

— Я первый помощник Председателя губисполкома! И забираю их согласно приказа высшего руководства.

— Да мне начхать и на тебя, и на твоего Христофора Давидовича. Так можешь ему и передать. У меня своё руководство имеется, и оно сидит не в этом городе, — Бергман пьяно ухмыльнулся и ткнув пальцем в грудь Якова Ефимовича, громогласно заявил: — Так что мне плевать на все ваши приказы. Это мои заключённые и я их всё равно расстреляю, какая бы вышестоящая сволочь не издала приказ об их освобождении.

Яков Ефимович схватил за палец Бергмана и резко дёрнул его в сторону, в результате чего тот оказался на полу.

— Арестовать эту пьяную скотину! — прозвучал громкий приказ Якова Ефимовича. Наши сопровождающие тут же накинулись и заковали лежащего в наручники. Он спьяну попытался сопротивляться, но получив несколько хороших ударов по ребрам, затих. — Дежурный, переписать всех присутствующих сотрудников. Пойдут свидетелями по делу бывшего оперуполномоченного Бергмана. Вы все только что слышали, как эта гадина, обманом проникшая в ГПУ, назвала Феликса Эдмундовича "вышестоящей сволочью", и заявила, что ему плевать на все приказы товарища Дзержинского. Таким гадам не место в рядах ГПУ, а наказание ему определит военный трибунал. Отведите арестованного врага, в его личную камеру. Он её себе присмотрел, вот и пусть посидит в ней, пока решается его окончательная судьба. Есть тут ещё кто из сотрудников, кому наплевать на приказы вышестоящего руководства?

Бергмана под руки унесли двое внутренних конвойных, так как он идти уже не мог, а вот на последний вопрос Якова Ефимовича так никто и не ответил.

— Товарищ первый помощник Председателя губисполкома, — обратился к Якову Ефимовичу дежурный по ГПУ, — все бумаги на задержанных готовы.

— А изъятые вещи задержанным вернули? — спросил Яков Ефимович, принимая документы у дежурного.

— Какие вещи? В сопроводительных листах не указано, что у них что-то изымалось.

— У Ивана Ивановича, при задержании ваши сотрудники изъяли карманные часы с цепочкой. Они ему дороги как память об отце.

— Сейчас всё выясню, — сказал дежурный и скрылся за ближайшими дверями.

Через несколько минут он вернулся довольный с часами в руках, и сразу передал их моему новому родственнику.

— Благодарю, — тихо сказал Иван Иваныч, принимая часы.

— Дежурный, отправьте посыльного на конюшню. Пусть там оседлают пару лучших лошадей и приведут их ко входу. Через несколько дней вам их вернут, можете не переживать. Если будет кто спрашивать, скажите что это моё распоряжение.

Дежурный подозвал молодого сотрудника, стоящего рядом со столом, где оформлялись наши документы, и отправил его на конюшню, а мы вчетвером вышли из здания.

На улице Семён достал из своего кожаного портфеля папку для бумаг и вручил её мне.

— Что в ней, Семён Маркович?

— Там охранные документы для вашего таёжного поселения. Выданные вашим знакомым.

— А как нам теперь быть с документами на нашу артель? Как я понимаю, все наши старые документы уже недействительны.

— Всё верно. Вы старые документы привезите мне, я дам поручение, и вам всё переоформят. Это не займёт много времени. Ваше таёжное поселение и артель находятся под защитой самого товарища Дзержинского, так что никто вам чинить препятствий не будет.

— Я всё понял, Семён Маркович. Я передам Главе поселения и артели ваши слова.

— Вот, возьмите свои новые документы личности, — сказал Яков Ефимович, протягивая мне и Иван Иванычу справки выписанные в ГПУ.

— Благодарим вас, Яков Ефимович.

— Скажите мне честно, Светозар, это правда, что над вашей поселковой Управой до сих пор развивается чёрный флаг с надписью "Анархия — мать порядка"?

— Правда, Яков Ефимович, а что тут такого? Этот флаг отпугивает всяких бандитов от нашего поселения.

— Всё дело в том, Светозар, что все виды флагов, кроме красного, в нашей стране запрещены. Поэтому, во избежание конфликтов с властями, лучше снимите его. Никто не призывает вас его сжигать или ещё как-то уничтожать. Уберите его в сундук и пусть он там лежит, пока у вас музей не появится.

— Хорошо, Яков Ефимович, я передам Главе ваши пожелания.

— Вот и чудесно, что мы с вами поняли друг друга. А когда вы переоформите документы вашей промыслово-охотничьей артели, мы обговорим с вашим руководством порядок обмена ваших продуктов на хлеб или другие товары. Договорились?

— Договорились, Яков Ефимович.

— А вот и ваш транспорт привели. Постарайтесь его вернуть как можно скорее.

Мы по-доброму попрощались с Яковом Ефимовичем и Семёном Марковичем, потом сели на коней и поехали в поселение. Иван Иваныч выразил желание пожить некоторое время у меня. Я согласился, и вот мы тут."

— Благодарю за подробный рассказ, Светозар. А теперь ступайте с Иван Иванычем отдыхать. Документы переданные Семёном Марковичем можешь оставить, я их потом посмотрю. Не забудь получить у отца свою долю зерна и муки. Там на твою семью отдельно отложили.

Когда Светозар с гостем покинули Управу, отец спросил меня:

— Что скажешь, Демид?

— Нашему Светозару очень повезло, что он встретился в камере с Иван Иванычем. Если бы не эта встреча, они бы оба погибли.

— А про гостя что можешь сказать?

— Умный человек, с громадным жизненным опытом и с разносторонними связями. Такие как он анархисты в душе. Если он захочет нам помочь, то мы сможем выйти на поставщиков зерна и муки, минуя любые государственные структуры.

— Я тоже так думаю. Ладно. Пошли домой. Завтра на свежую голову будем всё обдумывать...