Романов нехотя поднялся, угрюмо зыркнул вокруг. На столе помимо трубки лежали взятые с собой во время побега из города книги, планшет и пистолет, все, что осталось. Остальные вещи прикарманили люди арестовавшего его воеводы. Романову, после того как его забрал с собой боярин князь Федор Юрьевич Ромодановский, дали подлечиться десять дней, отмыли, откормили. Сегодня вечером, ничего не объясняя, вытащили из камеры в подвале и привезли в возке без окон куда-то за город. "Жаль, что патроны к оружию давно, еще во время странствий по уральской тайге, закончились. Больше я никому не дамся, лучше погибнуть, чем вновь на дыбу."
Парень посмотрел на узника с превосходством:
— Сказывай, вор, что сие за колдовская утварь? — рука парня указала на лежавшие на столе вещи Романова.
Романов мрачно и испытывающе глянул на парня, прокашлялся, прочищая горло, повторять то же, что он говорил в пыточном подвале, он боялся, а что хочет услышать парень, угадать не мог.
— Как хочешь, боярин, — не зная, кто перед ним, он решил на всякий случай поименовать парня боярским титулом, — так и скажу.
Дверь скрипнула, стремительно распахиваясь, в палату ворвался длинный, как верста, худой парень. Лицо круглое, глаза чуть навыкат, одет в богатый кафтан. Под носом пробивается, как у того кота, темная щетинка усов. С жадным любопытством осмотрел Романова с ног до головы. В глазах мелькнуло разочарование. Допрашивавший узника парень, словно подброшенный, вскочил, торопливо склонил голову:
— Мин Херц.
Не отвечая, вновь прибывший прошел к столу. Сел. Дернул головой. Допрашивающий Романова парень покорно встал позади. Да, это царь. Петр первый, только совсем молодой, сообразил Романов. Несколько мгновений узник и царь смотрели в глаза друг друга, затем Петр досадливо дернул краешком губы. Романов сообразил. Не любит этого государь русского царства, когда смотрят в глаза, торопливо опустил взгляд на пол. Глаза Петра блестели, радостно оскалившись, он спросил:
— Ну, сказывай, вор, как величают тебя?
— Федор Владиславович.
— Ишь ты, — с непонятным выражением лица хохотнул Петр, — с ичем величаешься. Царь слегка поджал губы и бросил изумленный взгляд на узника. Ну никак он не походил на человека благородного происхождения. Скорее, на пойманного разбойника. Их Петр в последнее время досыта насмотрелся.
— А кто ты по званию, дворянин, граф или князь какой?
Петр повернулся к стоявшему позади парню, произнес насмешливо:
— Ты глянь, Алексашка, кого мы поймали!
Тот басом захохотал. Это Меншиков, кто еще может быть в приятелях у царя, сообразил Романов. Он на миг задумался, затем решил ответить честно.
— Я по-вашему купец, держал магазины у нас в городе.
— Купец, а с отчеством величаешься, ну да ладно, каких только вещей в вашем будущем быть не может, — Петр помолчал, пристально разглядывая узника, — хорошо, пусть будет так.
Романов остолбенел, на лице мелькнула тень растерянности. Несколько мгновений он осмысливал сказанное, затем лицо его просияло, подняв торжествующий взгляд на царя, он гордо вскинул подбородок. Петр знает о городе, о провале из БУДУЩЕГО, с ликованием подумал он. Значит, все получилось! Не зря он пробирался к Москве, терпел нужду, ужасные пытки! Теперь он займет подобающее место при дворе! Царь слегка прищуренными глазами несколько мгновений наблюдал преображение узника, потом неторопливо выпрямился. Романов набрал в рот воздуха, но сказать ничего не успел.
— А скажи мне, Федор Владиславович, что за воры пришли к нам от вас, с Урала — пограбили, побили ясачных башкирцев, позорили деревни под Казанью, а когда настигли их стрельцы, взорвали пороховую мину?
Ремизов растерялся. Слишком мгновенен был переход от надежд на возвышение к обвинению. Петр по-гусиному вытянул шею, ноздри раздуваются, лицо побледнело. Вытянувшись вперед, вонзил взгляд в растерянные глаза узника. Страшно смотреть в выпученные, как у совы, темные глаза царя. Страшная, лютая смерть глядит из их глубины. Романов почувствовал, как у него похолодели ноги, а по спине потекла струйка мерзлого липкого пота. Некоторое время узник боролся с охватившей его растерянностью. Пауза слишком затягивалась, а царь явно не собирался прерывать ее первым. Наконец, Романов растерянно пролепетал:
— Я не знаю, может, это разбойники сбежали из города...
Петр еще несколько мгновений сидел набычившись, потом выдохнул, так ничего не сказав, и выпрямился во весь немалый рост. Жаль, что побили всех воров насмерть, много интересного от них узнать можно — подумал Петр. Да мушкеты их по большей части взрывом разбило. Розмыслы с Пушечного двора научились стрелять из уцелевших мушкетов, но сделать такие же не берутся. Говорят, уклад на них больно хороший пошел, изготовлено зело искусно, повторить такое возможно, но очень дорого. А уж повторить заряды к мушкетам, совершенно невозможно. Одна надежда на стоящего перед ним пришельца. Авось, сможет подсобить...
— Мин Херц, — подал голос Меншиков, — может, и правду купец, а не подсыл, тогда ведать о разбойниках он не может.
— Может и так, — произнес Петр и добавил, повернувшись к Алексашке, — трубку раскури! Пока тот добавлял свежего табаку и, напрягаясь, дул в мундштук, царь в упор рассматривал круглыми, как у окуня, глазами пришельца. От этого взгляда Романов невольно поежился. "Не понравлюсь, ссечет голову с плеч, стоит только вспомнить, как он через несколько лет лично станет рубить головы восставшим стрельцам. Что ему я? Нужно постараться понравиться". Перед лицом царя прежние планы стать для него наставником показались ему глупыми и наивными.
— Сказывают, Федька, показывал ты картинки живые по колдовской тарелке, покажешь их царю русскому?
— Да, да! Конечно! — суетливо закивал головой Романов.
Меншиков с поклоном подал трубку царю. Тот, не глядя, сунул мундштук в рот, по комнате поплыли клубы вонючего табачного дыма.
— Возьми тарелку, — не вытаскивая трубку изо рта, кивнул на стол Петр.
Романов протянул руку, поднял лежавший экраном вниз планшет. Петр заблестел глазами, потянувшись, оскалился радостно. Ну чистый ребенок в предвкушении очередной игрушки. С верхнего правого края экрана вниз змеилась паутина глубоких трещин. Сердце на миг остановилось, мгновенный страх обнял тело. Уже зная, что все зря, Романов нажал на кнопку включения. Раз, другой, третий. Бесполезно. Это не батареи разряжены, дикие московиты ухитрились разбить планшет...
— Государь, я не смогу включить планшет, его сломали, — произнес Романов, в досаде закусывая губу и показывая царю на трещину. Потеря — невосполнимая. Большую часть информации, которой он надеялся заинтересовать русского царя, хранилась в памяти планшетов. Федор Владиславович всегда отличался предусмотрительностью и взял с собой в путешествие к Петру два планшета, с одинаковой информацией, но один он намочил под дождем еще во время странствий по уральской тайге. Теперь и второй вышел из строя. Это стало настоящей катастрофой. Все, что у него осталось — это несколько книг, из них самая полезная — учебник для ПТУ "Металловедение (металлообработка)".
Дымящаяся трубка указала на планшет:
— Ну так почини его!
Романов почувствовал, как у него задрожали руки словно в приступе Паркинсона. Предчувствие беды сжало сердце. Некоторое время он боролся с охватившей растерянностью. Как? Как объяснить невежественному варвару, что отремонтировать микроэлектронику невозможно! Неужели, не поверят и снова станут пытать? Картины, встававшие в воображении, стали четче и страшнее, и вызывали панический ужас.
— Государь, это невозможно, даже в городе смогли бы лишь заменить экран на новый. Планшеты не ремонтируют.
Петр мало что понял из объяснения пришельца, уяснил лишь одно. Тот не в состоянии починить собственную вещь. "Купчишка безрукий. Нет чтобы мастеровой добежал до меня!" Петр разочарованно выпустил уголком рта воздух, чувствуя себя обманутым. Пробивающиеся над верхней губой усы уныло обвисли. Он так надеялся получить в руки диво дивное, а вместо этого у него в руках куча сломанных предметов непонятного назначения и начавший его раздражать узник. Петр выпустил густой клуб дыма в длинное, перекошенное страхом лицо узника.
— Ну так расскажи тогда, что за пистоль чудной у тебя! — царственная рука небрежно указала на пистолет.
Романов прибодрился. Все же не зря он прослужил молодость в армии!
— Пистолет Макарова под 9 мм. патрон, скорострельность 30 выстрелов в минуту, начальная скорость пули 315 метров в секунду, прицельная дальность 50 метров, убойная дальность 350 метров, — перечислил он спокойным, размеренным голосом.
Петр искривил губы в довольной усмешке, брови поднялись. Настроение улучшилось. Ишь ты! Он мало что понял из рассказа узника, но бравый тон оценил. Ведает купчишка, выдал как по писанному. Глядишь, и сгодится для чего... Людишки, ведавшие воинский артикул, нужны в край! Петр дернул головой вбок, к плечу. Спросил нетерпеливо:
— Изрядно! Откуда ведаешь сие?
— В армии служил, офицером.
Зрачки в круглых глазах Петра расширились, он придвинулся поближе, заинтересованно спросил:
— В каком чине?
— Капитан, финансистом служил!
— Что за чин такой? Финансист? Инфантерия, артиллерия ведаю, сего чина — нет!
— Заведовал деньгами, — стараясь как можно доходчивей пояснить царю, произнес Романов.
— А, дьяк, — разочарованно протянул Петр, замолчал, пыхнул трубкой. Новые клубы дыма полетели по палате. "Для воинских дел пленник бесполезен..."
— Хорошо, потешь царя, покажи, как стрелять из пистоля твоего.
— Не могу государь, патроны кончились.
Несколько мгновений Петр пристально вглядывался в глаза узника, пытаясь понять, что за диковинка такая патроны. Затем вспомнил, отливающие металлом и искусно сделанные колпачки, кои вставляли в мушкеты из будущего розмыслы с Пушечного двора. В глазах мелькнуло понимание.
— Ну так сделай их!
Некоторое время Романов молчал, борясь с охватившей его растерянностью.
— Ваше величество, — он сделал паузу, стараясь получше подобрать слова, но так и не сумел, — не могу, для их изготовления много чего необходимо: станки, порох бездымный, состав для капсюля... — мгновенный страх липкой испариной обнял тело узника.
Петр недовольно дернул уголком рта, но продолжил опрашивать пришельца. Его интересовало: нужный человечек попался, или так, дрянь никчемная.
— Sprechen Sie Deutsch?
— Нет, — покачал головой Романов.
— По-немецки не говоришь. По-латински или греческий разумеешь ли? — Петр, хмуря брови, смотрел на узника.
Тот лишь угрюмо мотнул головой, в глазах застыл страх.
— Ведаешь ли, сколько пудов пороху нужно на батарею 4-фунтовых пушек на 50 залпов?
— Не знаю, но я могу рассказать про город, о его армии...
— Это ты и так все расскажешь!
Ни к чему не годен! Петр стремительно вскочил, размахивая руками, забегал от озаренных лампадкой ликов святителей на иконах до двери. Присел на место. В расширенных глазах застыл необузданный гнев. Резко дернул шеей и плечом. Романов испуганно следил за изменениями выражения лица русского самодержца.
— Дурак! Зачем ты мне такой нужен! Голову с плеч за хулу на царя! — голова как будто в конвульсии нервно дернулась, — стрелец!
Побелевший как полотно узник упал на пол, возопил истошно:
— По скудоумию и незнанию все! Я к Вашему царскому величеству отношусь со всем почтением! Помилуй! Отслужу!
Дверь открылась, зашедший стрелец глянул на распростершегося на полу узника, положил руку на рукоять сабли. С ожиданием посмотрел на царя.
— Мин Херц! — Меншиков, до этого молча наблюдавший за действием, торопливо склонился к уху государя, зашептал. Пару раз конвульсивно дернулись усики, но, видно, царь постепенно успокаивается.
— Отвезите его, — трубкой указал на узника, — в Пушечный двор, пусть розмыслы потолкуют с ним. Глядишь, какой толк будет...
* * *
Прошел почти месяц. Вертолет МИ — 8 летел над бескрайней тайгой. Внизу блеснула серо-голубая лента Камы, неторопливо текущей между каменистых, заросших буйной растительностью просторов среднего Урала. К правому берегу реки зябко прижимался деревянными стенами Орел — городок, столица и резиденция рода Строгановых. Степан Викторович Чепанов с задумчивым видом смотрел на городок. "Да, дел невпроворот. Как только Соловьев находил на все время? У меня пока так не получается, но ничего, научусь". На переговоры со Строгановыми новый градоначальник решил лететь лично. Слишком то, что собирались обсуждать, важно для города. Кроме него в пассажирском отделении находился новый секретарь. Прежняя, работавшая при Соловьеве, ушла. На освободившееся место Степан Викторович привлек помощника из своих, пожарных пенсионеров. Для охраны взяли половину взвода стрелков. Добрались. Тональность работы двигателя плавно изменилась, винтокрылая машина неторопливо снизилась над заросшей высокой травой поляной посреди первозданной тайги. Летчики использовали ее в качестве посадочной площадки.
Едва слышный толчок снизу. Касание земли! Прозрачный трепещущий круг над вертолетом начал замедляться. Двигатель перестал грохотать, а еще через минуту слабый шорох винта прекратился. Наступила звенящая тишина. "Ну, наконец, прилетели!" Градоначальник устало поморщился и потер выбритую до синевы щеку. Долгий полет в летающей металлической банке, оглушительный грохот и тряска утомили его. Давно уже не шестнадцать и даже не пятьдесят. Летчик прошел к выходу, в проеме показался лес, лестница коснулась пожухшей травы. Первым легко спрыгнули на землю двое стрелков, застыли внизу, настороженно разглядывая стоявших поодаль со слегка испуганными лицами представителей именитых гостей Строгановых. Следом спустился градоначальник, оглянулся, за ним спрыгнули остальные.
Позади группы вооруженных людей блестела на солнце стеклянными окнами карета, запряженная рыжей четверней, на запятах дюжие холопы. Рядом для бойцов приготовлены две телеги. Стоявший немного впереди доверенный приказчик Прокофий Иванов задумчиво почесал в затылке, ошеломленное выражение на лице сменилось всегдашней маской простеца. "Однако, чего только не бывает на свете. Чай, не впервой, и этих непростых гостей встретим!". Важно прошел вперед. По древнему, исконному обычаю в богатой шубе и меховом колпаке. Пожевав сухими губами, поклонился:
— Здравствуй, боярин Степан Викторович, Григорий Дмитриевич Строганов ждет Вас!
Небо закрыли низкие тучи. Светлицу на втором этаже особняка Строгановых больше освещали негромко потрескивающие огоньки свечей на серебряном канделябре, чем лучи солнца. Воздух наполнен ароматом сгоревшего воска и свежего дерева. В углу, перед истощенными ликами святых, теплится лампадка. От изразцовой печи с лежанкой тянуло жаром, на улице осень, слякоть и дожди через день. На среднем Урале в конце сентября и снежок выпасть может. Одно спасение от болящих коленей старшего Строганова — тепло. Хозяин с гостем расположились за длинным столом. На этот раз глава рода решил вести переговоры с пришельцами лично, без помощников, пусть это даже самые верные, проверенные людишки. Уже полчаса собеседники плетут словесные кружева, а к сути дела так и не подошли.
