Врата скорби прода

— Привести главного! — заорал один из амиров

После некоторого замешательства — главного нашли и подтащили к шариатскому "судье".

— Как твое имя, неверный? — спросил старик. Один из присутствующих боевиков перевел на русский — русский здесь знали, русский, например, был нужен тем, кто работал на купцов и караванщиков, чтобы закупать товар

Неверный молчал.

— Скажи свое имя.

Неверный продолжал молчать.

— Он не будет говорить — сказал один из амиров — он ничего не скажет.

— Веруешь ли ты в Аллаха Всевышнего, единственного, у которого нет сотоварищей?

Неверный не ответил

— В какого Бога ты тогда веруешь?

— Они верят в жидовского бога...

— Я спрашиваю не тебя! — отрезал старик.

Амир замолчал, склонив голову

— Осознаешь ли ты преступления, какие ты совершил, придя на землю, принадлежащую мусульманам с оружием в руках, чтобы убивать мусульман и нести грех и порчу в пользу неверных и жидов!?

Неверный не ответил

— Понимаешь ли ты, что по законам шариата за твои преступления полагается смерть?

Неверный продолжал молчать.

— Желаешь ли ты принять ислам и стать нашим братом, избежав мучительного огня, который уготован всем неверным?

И тут неверный ответил. Но не словами. Он показал, что хочет, чтобы его руки были свободны.

— Развяжите руки.

Руки неверного развязали — и толпа взревела, увидев, как неверный положил на себя ненавистный каждому крест.

— Кяфир!

— Смерть кяфирам!

— Убить!

Снова полетели камни. Загремели автоматы и тут — даже некоторые из англичан отступили за дувал, опасаясь, что толпа выйдет из-под контроля. Забеспокоились и амиры, понимая, что толпа может выйти из-под контроля, и их просто сметут — а в толпе найдутся и те, кто под шумок пожелают свести с ними счеты...

Ненавистного кяфира — опять избили и это немного успокоило толпу. Но она все еще была на взводе, готовая ринуться вперед...

— Приведите другого...

Амир сделал знак не кричать этого...

— Со всем уважением, устад... — сказал он, используя уважительную форму обращения "учитель" — остальные такие же и думают так же, и нет ничего такого из того, что сказал этот — чего не повторили бы другие. Люди же волнуются, и может произойти беда. Так выносите же приговор, и пусть Аллах будет с нами...

Старик подумав, согласился. Он был старым и мудрым и видел, что толпа почти неуправляема — как во время мятежа двадцать третьего года, который он видел собственными глазами. А в давке — затопчут и его.

— Хорошо! — сказал он

Снова загремели автоматы. В воздух

— Слушайте приговор! — заорали моджахеды

— Шариат! — сказал старик, и сразу двое из моджахедов стали орать его слова в толпу — говорит об обязательности оборонительного джихада, то есть джихада, в котором мусульмане обороняют свою землю против неверных, желающих завоевать ее! Аллах приказал всем мусульманам сражаться на джихаде для того, чтобы спасти слабых и притесненных! Сказано: Отчего вам не сражаться на пути Аллаха и ради слабых мужчин, женщин и детей, которые говорят: "Господь наш! Выведи нас из этого города, жители которого являются беззаконниками. Назначь нам от Себя покровителя и назначь нам от Себя помощника"?

* * *

* * *

**"

Я вижу перед собой кяфиров, посягнувших на земли мусульман, и не составляет сомнения в том, что они кяфиры и отказались перейти в ислам и пребывают в джахилии, совершая против мусульман преступления по наущению своего жидовского бога и своих жидовских правителей. Известно, сколько злонамеренны жиды, и весь наш народ происходит от Исмаила, мать которого оскорбили и изгнали жиды...

Толпа взревела. Цены на продукты за последнее время взлетели до необозримого уровня, люди голодали и случалось, что умирали от голода — и во всем, конечно же — винили жидов. А кого же еще? Это все происходило в году пятидесятом, века двадцатого от Рождества Христова, когда первые смельчаки уже шагнули в воздухе за звуковой барьер, а в нескольких десятках морских миль от этого места — сводная оперативная эскадра, возглавляемая тяжелым авианосцем дедвейтом в пятьдесят пять тысяч тонн — готовилась к нанесению удара.

— В Коране сказано! — выкрикнул старик — сражайтесь с ними. Аллах накажет их вашими руками, опозорит их и одарит вас победой над ними. Он исцелит груди верующих людей и удалит гнев из их сердец. Аллах прощает, кого пожелает, ибо Он — Знающий, Мудрый

* * *

* * *

* * *

" Мугатил сказал: "Если бы Аллах не сдержал мушриков посредством мусульман, то мушрики захватили бы землю и убили бы мусульман и уничтожили бы мечети". Явное доказательство этого находится у нас перед глазами — эти кяфиры пришли, чтобы уничтожить вас и взорвать мечеть!

Капитан — глянул в сторону мечети. Насколько же они все-таки примитивны. И этим — страшны. Они — монолит. Толпа, которой неведомы слова, неведома жалость. Это как дикий зверь. Сказано — народ встает как львица, и не ляжет, пока не напьется крови.

Это про них...

И тут — капитан краем глаза заметил, как на минарете — мелькнуло что-то вроде солнечного зайчика...

— Халас! Халас! — вдруг выкрикнул капитан, перекрывая даже — Бисмиллях! Бисмиллях!

И в этот момент — на площади, где-то в задах взорвалась бомба...

Взрыв был страшным. Бомба была переделана наскоро из диверсионного фугаса — но мощности хватало а при такой плотности толпы — эффект был просто убийственным. Взрыв — буквально смел человеческую толпу, пробив коридор. Сложенная груда камней — а мина оказалась за ней — сыграла роль картечи.

Англичане — очухались первыми, в конце концов — они были дальше всего от взрыва. И понимали. что происходит.

— На крышах!

— Убейте русских! — крикнул кто-то

С минарета — приглушенно стукнула винтовка, и кричавший — упал навзничь, под ноги обезумевшей толпы...

Прямо над толпой, брошенная неизвестно откуда и неизвестно, как — треснула осколочная граната, разорвавшись в воздухе, добавив и паники и крови...

Еще несколько выстрелов, убийственно точных и быстрых — и, как кегли — попадали те, кто был ближе всего к пленникам.

Капитан — руки его были свободны и это самое главное — упал вместе с боевиком, тяжело раненым или убитым прямо рядом с ним. Через секунду — остро отточенный местный кривой нож — оказался в его руках, а в другой руке — СТЭН с полным магазином. Никто не понимал, что происходит, от дыма — ничего не было видно — но капитан помнил, где свои. Он открыл огонь и выпустил весь магазин по тому месту, где стояли амиры бандформирований и сидел шариатский судья...

Русские — вскочили и бросились к нему. Снайпер продолжал вести огонь, хлесткие щелчки его винтовки были слышны через крики. Когда они оказались рядом — четверо — капитан сунул кому-то в руку нож.

— Давай!

Обезумевшая толпа — пыталась покинуть площадь. В панике — у англичан были связаны руки, они не были готовы к этому и не понимали, что происходит...

— Пошли!

Дым, запах гари, горелой взрывчатки и крови — был таким густым, что не вдохнуть...

— Бежим!

Капитан схватил кого-то за руку, рука дернулась

— Уходим!

Один из них — был уже ранен и ранен, судя по всему тяжело, в живот. Он смотрел на них — а они смотрели на него...

И все понимали.

Из боя возвращаются все

— Валим!

Они бросились бежать. Ничего не было видно, постоянно ноги попадали на что-то мягкое. Главное было — выскочить с площади. Потом... хоть потоп.

Узкий проулок — как спасение. Автоматная очередь — прогремела за спинами, но никого не задела. Очевидно, что англичане не собирались идти за ними...

И очевидно, что высадка сорвана.

До берега — точнее до обрыва, ведущего вниз — метров триста, но это самые опасные триста метров на земле.

На повороте — они наткнулись на кого-то, и капитан резким движением насадил его на нож, а второй моряк — выхватил выпавшую из рук винтовку.

— Подсумок!

Винтовка — пусть старая — но какой-то шанс. Им надо выскочить — во чтобы то ни стало.

Они проскочили вперед еще метров пятьдесят — и выскочили в прямой проулок, ведущий прямо к обрыву. На них — бежало несколько человек, видимо, спешили к месту взрыва. Вооруженные, у двоих — оружие в руках.

— Кяфиры!

Бахнула винтовка — и один из бандитов упал, выронив оружие. Второй — выстрелил, но перезарядить уже не успел. Капитан каким-то чудом — преодолел несколько метров. разделявших их — и с хряском снес ножом полголовы. Развернувшись — махнул ножом еще и еще. Брызнула кровь — а уцелевшие — с криками бросились бежать...

Винтовка загремела где-то совсем рядом, на крышах. Потом — рванула граната.

Капитан подхватил винтовку. К ней — был примкнут старого образца игольчатый штык — смертельное оружие на близком расстоянии. Похоже, что целенаправленно их никто не преследовал — на прибрежных улочках заваривалась крутая каша. Никто не знал, что собственно происходит — и бил по кому попадет...

Капитан побежал дальше. Он видел, как выскочивший из проулка по пояс голый здоровяк — срубил одного из его людей — но и сам прожил недолго. Штык — указывал на здоровяка подобно пальцу судьи — и капитан с набега вогнал штык в его тело, чуть пониже подмышки. Силы удара была такой, что он не удержал винтовку — ее вырвало из рук, и поднимать было некогда — надо было бежать. Потом — дома и улица вдруг разом кончились, и он ощутил пустоту под ногами — а потом камнем рухнул вниз. Внизу были вода и камни — но достаточно глубоко, чтобы он не разбился и не переломался — а в фонтане брызг ушел под воду с головой. Ошеломленный падением — он начал загребать, пытаясь выплыть — и почувствовал, как неподалеку с плеском в воду бухнулся еще кто-то...

Высадка русских в Адене, обернувшаяся большой кровью — многому научила русских. Теперь — они были намного осторожнее...

Танкодесантные корабли — начали спускать на воду штурмовые лодки, боевые амфибии и плавающие танки еще ночью. Место высадки — охраняли подводные лодки, до этого, его прошерстили еще и тральщики. Морских пехотинцев усилили большим количеством минометов и ручных пулеметов. Минометчикам — было приказано открывать огонь еще с воды и припаса не жалеть...

Когда горизонт — окрасился алым, как прорезанная арабской саблей рана — они были уже на плаву. В отличие от штурма Адена — первыми шли не разведчики в своих резиновых лодках, а штурмовые группы. Штурмовые группы — высаживались на колесных двух и трехосных транспортерах-амфибиях, представлявших собой гибрид лодки и автомобиля. На носу каждой такой машины — был крупнокалиберный пулемет и пулеметчикам — было приказано вести прикрывающий огонь при приближении к берегу...

Берега еще не было видно, когда над головами — проревели палубные штурмовики. Они шли низко и рев их моторов — внушал морским пехотинцам уверенность в том, что так как прошлый раз — уже не будет...

Гул мотора. Потные пальцы, охватившие рукоять ручного пулемета. Мат взводного сержанта — штатная помпа не справлялась и двое — отчерпывали воду с днища и выплескивали за борт. Лоханка дырявая — самое мягкое выражение...

И тут Алан, востроглазый осетин — снайпер, сын горного охотника, которого на всякий случай поставили следить за минами, а то и перископ подводной лодки можно было увидеть — крикнул

— Справа! Человек за бортом!

— Мать твою, какой еще человек! — взводный сержант был на взводе, уставшим и злым как собака — там бревно плавает!

— Никак нет, господин сержант!

Сержант — прошел ближе к посту управления, рассоложенному в носу этой дырявой лохани

— Дай...

Через оптический прицел винтовки — он разглядел то, что с первого взгляда казалось бревном. Но потом — он увидел и руку.

Человеческую руку.

— А, б...

Сержант хоть и не был моряком в полном смысле этого слова — но морской устав чтил. А первое его правило гласит: человека за бортом следует спасать в приоритет любой другой задаче. Рано или поздно — так спасут и тебя.

Сержант включил рацию на передачу

— Медведь, Медведь, на прием как слышишь...

— Медведь на приеме, продолжайте...

— Медведь, здесь Тюлень два — один, Тюлень два один. Справа по ходу — бревно, на нем человек. Прошу разрешения отклониться для оказания помощи, прием.

Тюлень два — один, то есть первая машина второго эскадрона — не знал о пропавшей группе специальной разведки. Но Медведь — позывной штаба операции — об этой группе знал. И хотя вряд ли... но мало ли что может случиться...

— Тюлень два — один, оказать помощь разрешаю. Проверьте, что там и возвращайтесь в строй. Как понял, я Медведь, прием...

— Медведь, вас понял, приступаю. Отбой.

Сержант хлопнул по плечу механика — водителя.

— Три румба вправо, держать ход. На пулемете готовность...

Картина — оказалась классической: человек, потерпевший кораблекрушение. Точнее — два человека. Какой-то кусок дерева и цепляющийся за него человек. Один — кажется, был мертв, но второй, живой — упорно держал его голову над водой. Сам он — обернул ремнем деревяшку и сунул под нее руку, чтобы не утонуть, если потеряешь сознание. Его лицо было покрыто высохшей смесью соли, грязи и кажется крови...

Один из морских пехотинцев — держал подозрительное бревно под прицелом ручного пулемета. Двое — цепляли его баграми и подтаскивали к борту амфибии.

— Осторожнее! Осторожнее!

— Держите!

— У него винтовка!

Двоих — удалось вытащить на борт, больше никого не было. Они были одеты как местные, их одежда — сохла, превращаясь в грязную корку. Судя по их виду — сержант заключил, что они в воде несколько часов. Но не больше — иначе, их сожгло бы солнце. Или — разорвали акулы. Ночью — они не любят охотиться...

Один — похоже, был или мертв или при смерти. Второй — пытался что-то сказать...

— Что? Кто ты? Говоришь по-арабски?

— С нами...

— Чего?

— С нами... Бог... — из последних сил сказал по-русски раненый

Бой на порт-Шукра закончился ближе к вечеру полной победой морских пехотинцев. Потеряв одиннадцать человек, они взяли город и заняли господствующие высоты. Под ударами штурмовиков и атаками неверных — моджахеды отступили в горы, бросив в городе больше тысячи убитых и раненых. Сколько унесли с собой — известно только Аллаху.

Британцев в городе к тому времени уже не было.

Капитан Прокопчук выжил, хотя и вынужден был оставить службу по негодности. Ему предлагали перейти на службу на берегу, даже предлагали должность начальника боевой подготовки — но он по неизвестным причинам отказался. Выйдя в отставку, он переехал в Одессу, на скопленные деньги купил рыболовный траулер и стал ходить в море за рыбой. Еще в восьмидесятые — его можно было встретить в одесских заведениях, в которых рыбаки собираются, чтобы отметить богатый улов. Среди рыбаков — он пользовался большим уважением.

Федорцов — после выхода из госпиталя был удостоен Высочайшей аудиенции, на которой Его Величество лично изволили возложить на отличившегося в бою офицерский Орден Святого Георгия четвертой степени. Его Величество так же изволили утвердить производство в офицеры прямо на поле боя. В морскую пехоту он уже не вернулся — путь его лежал на остров Змеиный, где квартировал подводный спецназ Черноморского флота. Впоследствии — он приобрел собственную кличку — Мурена — и зловещую известность как среди друзей, так и среди врагов.