Сталинградская метель

Когда я под страхом смерти запретил отступать и приказал держать каждый город, каждую станцию, каждую деревню многие были не согласны со мной и ради выравнивания линии фронта предлагали отступить к Смоленску и Вязьме. И что!? Время показало, что был прав я, а не мои советчики генералы! Понеся колоссальные потери, русские так и не смогли взять Ржев и Гжатск, которые стали для них непреодолимым барьером! Они целый год пытаются отобрать у нас крепости Ржев и Гжатск и все напрасно. Учитывая как важен Сталинград для нас и для русских, я решил объявить его крепостью — Сталинград, которая никогда не будет сдана врагу! — Гитлер требовательно посмотрел на Манштейна, ожидая, если не восторга, то хотя бы понимания с его стороны, но тот остался глух к словам фюрера и приведенным им аргументам.

— Боюсь, что присвоение Сталинграду статуса крепости мало чем поможет положению дел на Волге. Вытянутый палец всегда легче отрубить, чем воевать с целым кулаком. Так было и так будет — покачал головой фельдмаршал, чем вызвал у фюрера настоящий приступ злости и негодования.

— Вся ваша беда, Манштейн, что вы мыслите исключительно как военный, но, ни как не политик. Оставление города, носящее имя лидера страны, нанесет нам не столько тактический, сколько мощнейший стратегический вред! Посудите сами. Доктор Геббельс на всех углах страны твердит, что мы захватили Сталинград, что победа на берегах Волги у нас в руках и вдруг мы отступаем! Мы оставляем Сталинград!

Как обрадуются этому наши враги: русские, американцы, англичане и как огорчаться немцы, чьи близкие погибли в битве на берегах Волги. Как вы объясните им, почему мы отступили из города, где почти каждый камень полит немецкой кровью!? Хотя этого, вы делать не будите!! Вы только советуете, а отвечать перед немецким народом придется мне и только мне!!

Стоявший рядом с Гитлером генерал Цейтцлер посерел от страха, съежился, но Манштейн только скромно опустил глаза и терпеливо ждал, когда фюрер закончит свою "филиппику" в его адрес. Видя, что вновь проиграл борьбу теперь уже на духовном фронте, Гитлер перестал "метать бисер перед свиньями" и быстро спустился с небес на грешную землю.

— Что вы молчите!? Вы по-прежнему не согласны со мной относительно важности роли Сталинграда?!

— Вопрос тактики всегда был самым сложным вопросом в военном деле и порождал массу споров. Правильные ответы всегда знало только одно время — фельдмаршал умело ушел в сторону от абсолютно ненужных споров. Оседлав любого конька, фюрер мог спорить, часами отстаивая правоту своей точки зрения. В таких случаях, Цоссенские острословы учтиво спрашивали Цейтцлера, одержал ли он победу и если тот отвечал положительно, неизменно уточняли на каком раунде.

— В таком случае, я не буду отнимать у вас время, господин командующий группой армий "Дон". Желаю вам успеха в борьбе с нашими врагами и в спасении генерала Паулюса.

— Спасибо за добрые слова, мой фюрер — Манштейн учтиво склонил голову и поспешил покинуть ставку.

Штаб 11-й армии уже находился в Новочеркасске, но фельдмаршал не смог быстро попасть туда. Сначала ему путь преградила снежная стихия, заставившая его самолет сесть в Смоленске и продолжить дальнейший путь на поезде.

Затем в дело вмешались русские партизаны, взорвавшие под Старобельском сразу в трех местах железнодорожное полотно, и Манштейн был вынужден покинуть поезд и пересесть на автомобиль. Под усиленной охраной, он благополучно добрался до Новочеркасска, где его уже с нетерпения ждал начальник штаба генерал Шульц и начальник оперативного отдела полковник Боле.

Будучи верен своей старой привычке, фельдмаршал потребовал отвезти себя в штаб группы армий "Дон", вопреки предложению адъютанта отправиться в гостиницу и привести себя в порядок после долгой дороги.

— Дорогой Штальберг, сейчас мне гораздо важнее узнать все последние новости о положении на фронте, чем принимать горячую ванну и вкушать обед. Отдохнуть и подкрепиться мы сможем потом, а сейчас дело. Меня очень беспокоит положение румын. Уступив натиску русских под Сталинградом, они с успехом могут откатиться до самого Ростова — честно признался офицеру Манштейн, но его страхи оказались напрасными. Благодаря умелым действиям начальника штаба 3-й румынской армии полковника Венка заслоны из боевых групп румын и немецких тыловых соединений остановили продвижение противника к югу и западу от Сталинграда.

— Слава богу, Шульц! — воскликнул фельдмаршал, когда начальник штаба ему об этом доложил, — этот вопрос не давал мне возможности уснуть последние двое суток. Как ведет себя противник? Продолжает наступление или занят, созданием плотного кольца окружения вокруг Паулюса?

— Скорее всего, второе, господин фельдмаршал. Получив отпор, русские перешли к временной обороне и, судя по всему, готовятся к разгрому соединений 6-й армии.

— Что же вполне логично и понятно. Разгромив Паулюса, они развяжут себе руки и всеми силами обрушаться на нас. Кто из русских генералов нам противостоит?

— На южном фланге русскими войсками командует генерал Еременко, на северном фланге генерал Рокоссовский.

— Что вам известно о генерале Еременко?

— Типичный сталинский выдвиженец из низов, поднявшийся наверх благодаря чисткам и хорошей анкете. Окончил военную Академию имени Фрунзе, но особых полководческих талантов за ним замечено не было.

— Недооценивать противника очень опасно Шульц.

— Нисколько, экселенц. Еременко грамотный и толковый военный, хороший исполнитель порученного ему дела, но не более того. Кроме этого он в своем родне невезучий генерал, а это согласитесь гораздо хуже, чем не иметь таланта вообще.

— И в чем проявляется его невезучесть?

— В июле прошлого года он не смог удержать Витебск и Смоленск, а в августе атаковать Гудериана, рвущегося в тыл киевской группировке. В октябре попал в котел под Вязьмой и чудом смог вывести часть сил из окружения. Дважды был ранен и нигде не добился серьезного успеха.

— Одним словом, вы считаете Еременко слабым командиром.

— В сравнении с генералом Рокоссовским, безусловно. Он инициативный и думающий генерал, всегда стремящийся найти способ решения стоящих перед ним проблем. Наступая на северном фланге, он сумел добиться успеха, хотя ему противостояли немецкие войска, в отличие от генерала Ватутина, чьим противником были исключительно румыны. Из-за густого тумана русские не могли использовать авиацию и в полную силу артиллерию, но это не помешало Рокоссовскому ударами танков и пехоты взломать и расчленить нашу оборону подобно ударам кинжала.

— Благодарю вас Шульц, я хорошо знаю, как воюет генерал Рокоссовский. Бьюсь об заклад, что для прорыва нашей обороны он сначала сосредоточил огонь на внешней линии обороны и перенес его вглубь, только с подходом к передовым траншеям своих танков и пехоты. А также выкатил на прямую наводку орудия, и они уничтожали наши точки обороны не подавленные огнем. Я прав? — Манштейн вопросительно посмотрел на Шульца.

— Как всегда, экселенц. Все так и было — фельдмаршал удовлетворенно кивнул головой и склонился над картой.

— Фюрер требует, чтобы мы нанесли по противнику два удара силами группы генерала Гота и Холлидта, но как всегда дает мало сил. Поэтому будет правильно нанести один удар, который должен поддержать генерал Паулюс.

— Этот удар вы намерены нанести на севере, против Рокоссовского? — спросил Манштейна начальник оперативного отдела.

— Почему вы так думаете, Боле?

— На севере минимальное расстояние, отделяющее наши войска от 6-й армии. Один хороший удар может решить все дело.

— Или погубить его. Генерал Рокоссовский наверняка в первую очередь учел этот вариант и делает все возможное, чтобы сделать этот участок своей обороны — неприступными. Нет, удар мы будем наносить на юге, в районе Котельникова. Здесь у противника нет возможности перебросить войска по железной дороге, и значит, его оборона слабея. Еременко наверняка не ждет здесь нашего удара, думая, что мы изберем кратчайший путь, а мы поступим по-иному. Короткий путь не всегда лучший.

— Но какая выгода от этого удара за исключением того, что нас здесь не ждут. Не лучше ли собрать все силы в один кулак и ударить на севере?

— Вы сами Шульц, только что говорили, что Рокоссовский опасней Еременко. Зачем дергать тигра за усы и лезть ему в пасть, когда можно обойтись малой кровью? Из-за русского наступления под Ржевом, нам не придется рассчитывать на большое подкрепление.

— Значит, у нас нет выбора в месте наступления — с грустью констатировал генерал Шульц.

— Выходит, что так, — согласился Манштейн. — Пусть Холлидт своими войсками отвлекает внимание Рокоссовского, а мы ударим всеми танками Гота. Прорвав оборону русских, они легко дойдут до реки Мышкова, за которой до окраин Сталинграда голая степь в сорок километров. Думаю, что совместными усилиями с Паулюсом мы сможем их преодолеть.

Фельдмаршал удовлетворенно ткнул карандашом в точку на карте и обратился к начальнику оперативного отдела.

— У вас есть старый шифр, который наверняка читают русские?

— Найдем, господин фельдмаршал.

— Передайте им по радио Холлидту мой приказ о начале подготовки наступления на Калач, которое начнется сразу после подхода танков Гота. Пояснения, пошлите с фельдъегерем под надежной охраной.

— Будет сделано, экселенц — улыбнулся Боле.

— Теперь, относительно генерала Паулюса. На время проведения операции "Зимняя гроза" фюрер передал управление 6-й армией нам, но зная его характер можно не сомневаться, что ОКХ будет пытаться командовать им через нашу голову, а заодно и нами самими, — недовольно хмыкнул фельдмаршал. — Для успешного выполнения операции нам надо будет иметь связь с Паулюсом напрямую и точно знать о положении его войск внутри котла. Поэтому вам обоим нужно будет как можно быстрее лететь к Паулюсу и на месте разобраться в положении дел. Выяснить количество окруженных дивизий, их численность, количество боеприпасов и запасов продовольствия. Геринг обещает наладить снабжение 6-й армии, но это дело не скорых дней и я хочу точно знать, на что я могу рассчитывать. Также постарайтесь внушить генералу Паулюсу, что он подчинен мне, и я буду требовать от него неукоснительное выполнение своих приказов. Ясно?

— Так точно, экселенц.

— В таком случае я вас не задерживаю и жду с докладом через сутки — Манштейн кивнул головой своим помощникам и удалился. Подготовка к "Зимней грозе" началась.

Глава II. Крушение надежд.

Начальник Генерального штаба генерал-полковник Василевский по своей натуре был весьма сдержанным и осторожным человеком. Приняв участие в разработке плана операции "Уран", он воспринял решение Верховного Главнокомандующего отправить его в качестве представителя Ставки под Сталинград весьма болезненно. Никогда прежде начальник Генерального Штаба не отправлялся на передовую для того, чтобы наблюдать воплощения в жизнь своих замыслов и предложений.

Маленькой толикой успокоения было то, что Сталин с таким же поручением отправил на Западный фронт своего первого заместителя генерала армии Жукова. Там, он должен был наблюдать за осуществлением операции "Марс". К планированию, которой он тоже приложил руку, и которая должна была привести к разгрому противника под Ржевом и выходу советских войск к Смоленску.

Удачное начало операции и окружения части немецких войск под Сталинградом, было незамедлительно отмечено Верховным Главнокомандующим и из генерал-полковника, Василевский неожиданно превратился в генерала армии.

Такой карьерный рост обычно вызывает радость, но Александр Михайлович по-прежнему испытывал тревогу и озабоченность, так как следующим этапом его присутствия на фронте было осуществление операции "Сатурн", являвшейся логическим продолжением "Урана". Её суть заключалась во взятии Ростова силами трех фронтов и окружения всей вражеской группировки на Кавказе.

Замысел был смелым и решительным, но как любой большой замысел был сопряжен с серьезными трудностями. Первая из них заключалась в том, что вопреки ожиданиям, разгромленные наголову румыне не обратились в паническое бегство до самого Ростова, а смогли удержаться и отразить все удары советских войск. Создав, таким образом, некое подобие линию обороны перед армиями Юго-Западного фронта генерала Ватутина.

Второй трудностью было то, что окруженные дивизии противника оказывали упорное сопротивление советским войскам и все попытки отбросить их вглубь кольца окружения, не приводили к успеху. Создавалось впечатление того, что враг сумел оправиться от неожиданности и всячески старался перехватить наступательную инициативу из рук советских войск.

Следует отметить, что столь масштабный прорыв фронта и окружения немецких войск под Сталинградом был первым удачным моментом в истории Красной Армии. Все прежние прорывы вражеской обороны и окружения его дивизий имели исключительно тактический характер. Даже знаменитое контрнаступление под Москвой уступало по своим размерам и значимости контрнаступлению под Сталинградом.

Наблюдая за событиями на этом участке фронта, генерал Василевский как никогда прежде остро ощущал это, равно как и правдивость утверждения о том, что мало одержать победу, надо ещё суметь удержать её результаты. Не имея подобного опыта проведения операции такого уровня, он был вынужден действовать с максимальной осторожностью и предусмотрительностью.

После того, как войска Донского и Сталинградского фронта замкнули кольцо окружения, Василевский покинул штаб Юго-Западного фронта и переместился в штаб Сталинградского фронта генерала Еременко. Причин для подобного переезда было несколько. Во-первых, выполнение операции "Сатурн" можно было провести только силами трех фронтов и значит, нужно было как можно быстрее развязать себе руки с врагом окруженным под Сталинградом. Во-вторых, из штаба Еременко Александру Михайловичу было удобней наблюдать как за действиями врага под Сталинградом, так и на Кавказе, и, в-третьих, Василевскому было комфортнее работать с Еременко, чем с Рокоссовским.

Человек, с первых дней своего назначения на пост командующего фронта заявившего, что ему не нужна помощь со стороны представителя Ставки Жукова, вряд ли бы стал смотреть в рот Начальнику Генштаба, как это делал Еременко.

Стоило только Василевскому высказать мнение, как комфронта сразу же с ним соглашался. Тогда как всякий раз, общаясь с Рокоссовским, Начальник Генштаба был вынужден обосновывать и доказывать генералу правоту своих решений. Так словно он был не членом Ставки ВГК, а лишь её представителем, что вызывало в душе и генерала недовольство.

Подобное недовольство вызывало у Василевского и тот факт, что послав его на фронт воплощать одобренный план операции, Верховный постоянно контролировал все действия Начальника Генштаба. Требуя от него каждым вечером подробный отчет о положении на фронте, и всякий раз делал Василевскому замечание, когда отчет был подан не вовремя или в нем выявлялись неточности или ошибки.

Одним словом, Верховный Главнокомандующий тщательно бдел своего посланца. Вот и в этот раз, не успел Александр Михайлович подтвердить свое прибытие в штаб комфронта Еременко, как раздался звонок по ВЧ.