По себе скажу — "крутиться и двигаться" сразу стало на порядок сложнее!
Однако, повторюсь ещё раз: процесс "пошёл" — но он был растянут до примерно 1927-28 годов. Так что, я смог предпринять кое-какие меры.
* * *
26 февраля за "Пивной путч" Адольфа Гитлера осуждают на пять лет тюрьмы, но в советской прессе это немаловажное для судеб мира событие — было освещено очень слабо...
* * *
Время бежит — не остановишь!
Помню, службу в армии: первые полгода дни тянулись за днями — как резиновые. Потом обвыкся и, месяц за месяцем пролетали со свистом и, наконец, оглянуться не успел — как пора на дембель.
Тоже самое и, про всю мою прожитую "там" жизнь можно сказать: в детстве всё мечтал побыстрее стать взрослым, став им как-то не заметил — как старость "внезапно" грянула и, захотелось замедлить бег времени — но он всё быстрее и быстрее...
Так и после моего "попадания" уже здесь: первые полтора-два года — можно по дням вспомнить. Потом же события понеслись вскачь — месяц за месяцем, год за годом, события сливаются воедино и, рассказывать про них можно только, так сказать — "производственными циклами"...
Если так можно выразиться, конечно.
Глава 2. "Педологическая проза".
Ещё вот проблемка на горизонте появилась...
Первым из профессионально-технических, в Ульяновске начала действовать педагогическое училище — подготавливая учителей младших классов. Сперва оно было разбросано по всевозможным учреждениям-заведениям города, но к осени 1924 года переехало в специально построенное для него двухэтажное кирпичное здание.
Педагогов для начальных школ нам скоро понадобится очень много!
В данный момент Россия переживала своеобразный "бэби-бум" — последний в своей истории. После громадных потерь в обоих войнах, после голода, эпидемий и прочих напастей — бабы рожали, как сдурев: за пять лет — по 6,8 среднестатистического ребёнка на одну женщину.
Увы... Это поколение, практически полностью окажется "потерянным" на полях сражений Великой Отечественной Войны.
Местных кадров для преподавательского коллектива для училища крайне остро не хватало — особенно на первых порах и, из центра нам прислали несколько человек...
В основном — молодёжь, не так давно закончившая подобные же учебные заведения. Нормальные в принципе ребята и девчата, но был в их числе один типус с довольно редкой специализацией — "педагог-педолог".
Что за "зверь" спросите?
Сча, расскажу.
* * *
Изменив радикально политическую и экономическую системы старой России, революция не могла не перевернуть с ног на голову и систему образования. Изменения в ней с целью разрушить цитадель "казенщины и казарменного воспитания" — были воистину циклопическими: от полной ликвидации школьных оценок и экзаменов — до отмены вообще всей традиционной классно-урочной системы.
Ортодоксальные большевики считали подавляющее большинство граждан России неспособными воспринять их новую — "самую передовую идеологию", из-за наличия у них неискоренимых буржуазных предрассудков. Поэтому решено было усилий на взрослых особей не тратить, а всей мощью пропаганды обрушиться на подрастающее поколение и перевоспитать его в нужном духе. Поэтому над первым поколением советских школьников, учившихся уже в новой школе — экспериментировали как над белыми мышами, пытаясь воспитать "правильного" строителя коммунизма.
Считая традиционную семью устаревшим и даже реакционным общественным институтом, наиболее радикально-продвинутые из них, даже ратовали забрать детей от родителей в особые школы-коммуны — в которых учащиеся будут лишены пагубного влияния семьи и будут воспитываться в соответствии с партийными установками.
Особо в этом дерьме не копался, но стопроцентно уверен: подобно "старушке-лягущке" (я имею в виду Надежду Крупскую, чей образ у меня стойко ассоциируется с жабой), никто из этих "новаторов" — собственных детей не имел.
Ну, а чужих — не жалко!
Этих испортим — дуры-бабы ещё нарожают.
Правда, все подобные смелые замыслы остались на бумаге: строить российские интеллигенты — из коих в подавляющем большинстве состояла большевицкая верхушка, грандиозные планы умели на генетическом уровне (вспомним Манилова), а вот деньги для них находить-зарабатывать — категорически нет. В стране, только-только вышедшей из двух подряд разорительно-разрушительных войн — элементарно не было средств на подобные "чистые" эксперименты по воспитанию нового, "коммунистического человека". Поэтому идеологическую обработку подрастающего поколения, начали при помощи экспериментальных методов проводить — "отдалённо", как говорится...
На дому, то есть.
С подачи Наркомата просвещения, с середины 20-х годов в учебных заведениях СССР была введена так называемая "педология" — невиданная досель методика подготовки будущих строителей коммунизма. Взяв на вооружение последние достижения из общественных наук, так называемые "педологи" задались целью воспитать гармонично развитых — интеллектуально, психологически и идеологически, "новых людей".
По приказу Наркомпроса в каждой советской школе вводилась должность профессионального педолога.
Первому поколению советских школьников отводилась роль "подопытных кроликов" — объектов для экспериментов, призванных создать "правильного" строителя коммунизма.
* * *
Вот и, к нам одного такого "педолога" из Москвы прислали — молодой, настырный и, энергией — аж через край брызгается. Звали его Фридрих Залкиндт — хотя на вид и по словам, он был чистокровный русский и охотнее откликался на православное имя "Фёдор" или простецкое "Федя".
Ну, что ж — и так бывает!
Вижу, начинает "строить" наш и без того — невеликий провинциальный педагогический коллектив, по мере своих сил и возможностей несущий детям всё светлое и вечное — накопленное человечеством за тысячелетия своего существования. Среди учителей, многие из которых были уже пенсионного возраста, появилась какая-то нездоровая нервозность и нехорошие настроения — всё бросить к такой-то матери и, вместо нищенской учительской пенсии — жить на нищенскую же государственную пенсию.
Ну, думаю: пока проблемы не начались всерьёз — надо найти ему какое-то занятие!
Сперва скорешился с ним, не разлей вода — ибо не мной сказано: держи друзей рядом с собой — а врагов (в том числе и потенциальных) ближе всех. Затем думаю — надо его влюбить да женить на ком-нибудь, чтоб проблемы семейного быта — несколько подсократили его личное время для занятий общественными делами.
Благо — за кандидаткой для "источника проблем", далеко ходить не надо.
Ефим Анисимов, как стал "городским" — тут же выписал своей пассии из Ульяновска полный абшид, найдя себе смазливую комсомолочку в Нижнем Новгороде. Катя Олейникова погоревала всю осень, зиму и лишь к весне "вернулась" к жизни — приглядываясь с кем бы отомстить "изменщику".
Тут, я к ней и подкатываю:
— Ты посмотри какай парень, Кать! Не просто городской — СТОЛИЧНЫЙ!!! Вот Ефим то — будет полными жменями волосья на груди рвать, если ты его на себе женишь.
Та правда, нешуточно комплексовала по поводу своего "колхозного" внешнего вида и, пришлось её немного приодеть и снабдить косметикой, чтоб она стала выглядеть "городской" и бестрепетно ринулась в бой на завоевание сердца москвича.
Того, тоже поджучивал — пользуясь приятельским положением:
— Ты посмотри какая девка, Федя: сись... Грудь... Ох, какая грудь! Фигура, главное — жоп... Вот это ЖОП...ПА!!! Стройный девичий стан — всё при ней. А, ножки какие... Какие ножки! Не идёт — а пишет! И на лицо... Ну просто Александра Коллонтай до первого бракоразводного процесса. Дурак будешь, Фёдор, если такую девку упустишь!
Не знаю, что больше подействовало — катькино девичье обаяние или обострившейся по весне федькин сперматокоз... Но они сошлись.
Однако, стало ещё хуже!
Он, ей так хорошо прополоскал мозги своей педофилией... Извиняюсь — "педологией" и, теперь они принялись вместе — выносить мозги нашим бедным провинциальным учителям и ни в чём неповинным ребятишкам. Причём "неофит" Катя по степени фанатизма — могла любой "подпоясанной" шахидке дать сто очков форы.
Теряя терпение, спрашиваю у неё как-то раз:
— Вы с Фёдором жениться собираетесь, в конце-то концов? Первичную ячейку общества — семью создавать, как завещал нам Карл Маркс, детей рожать — новое поколение строителей коммунизма?
Та, носик задрав:
— Мы с Фридрихом решили посвятить наши жизни педологии! А брак и дети — этому будут помехой.
Вот такие пироги с котятами!
* * *
— Нюрка то опять на сносях, — как-то за обедом сказал Отец Фёдор, — вот прям беда с этой бабой...
Мысли мои далеко отсюда и, чисто, чтоб поддержать разговор с названным родителем, вяло интересуюсь:
— Это какая-такая "Нюрка", отец и, объясни мне: что за "беда" нам — что она "опять на сносях"?
— Солдатка Нюрка Никитина...
Не донеся до рта уже набранную ложку, снова опускаю её в тарелку со щами:
— "Никитина", говоришь?
— Она самая. Баба — ничего плохого не могу сказать: лицом и фигурой ладная, работящая, хозяйственная — но вот "на передок" слаба! Артём то ейный ещё в пятнадцатом где-то в Галиции сгинул (крестится), оставив её с дитём. Погоревала она с год, да и пустилась во все тяжкие: что ни год — то рожает ребёнка и, причём — сама не знает от кого. Последний, так вообще — лицом на какого-то монгола похож...
И помолчав, с крайне озадаченным видом недоумённо чешет-перебирает бороду:
— Спрашивается: где дура-баба умудрилась монгола себе найти?
— Не иначе, как "спящие гены" проснулись..., — решил я сумничать, пред тем как продолжить трапезу.
Глаза ширше блюдца под чай:
— "Спящие Гены"?!
— Со времён "трёхсотлетнего" монголо-болгарского ига, спящие.
Вкратце и "на пальцах", объясняю шо цэ такэ.
Иерей, с крайне уважительным видом перед моей учёностью, протянул:
— Аааа... Вот, оно что оказывается... Так, что? Так можно и арапа какого-нибудь родить?
— "Арапа"? — глаза в потолок, — в смысле — негро-американца? Не исключено, отец! Ибо, как доподлинно выяснили британские учёные — всё человечество родом из Африки.
Тот, неподдельно возмутился:
— Вот, нехристи гадливые!
— Не то слово... Ну здесь сильно постараться надо, чтоб те гены пробудить.
Призадумавшись:
— Не... В нашем Ульяновске таких "старательных" не сыщешь. Да и "монгола" ей заделали — не иначе, как по пьяни.
— Вполне вероятно, бать! Но это уже будет называться "трансмутация" — влияние алкоголя на изменение наследственного вещества.
Чтоб не обострять, перевожу стрелки:
— Это сколько ж, на данный момент у неё "спиногрызов"?
— Ой, погоди — сейчас подчитаю..., — загибая пальцы, — Сашка (да ты его знаешь!), Дашка, Наташка... Дальше, по-моему, Сёмка — паскудник эдакий, и...
— Поди, умерло в младенчестве много?
С крайне озадаченным видом:
— Да, в том то и дело, что — нет, ни одного! Другие бабы носятся как квочка над яйцом: дышать на дитё боятся — оберегая от каждого сквозняка... А те — квелые и до года в большинстве не доживают. А эти байстрюки носятся чуть ли не круглый год босиком, едят — кто что подаст и, ни какая лихоманка их не берёт. Удивительно — чудеса да и только!
Что-то такое вспоминается...
Клим рассказывал как-то, что всю выловленную "мелочь" отдаёт какой-то "дуре", у которой между ног — "как будто проходной двор". Ещё тогда заподозрил: может, часть "байстрюков" — его? Иначе от чего вдруг такая щедрость?
Допив чай, встаю:
— Пойду-ка посижу "у себя", отец...
Понимающе на меня глядя:
— К Софье Николаевне разве не пойдёшь?
— Ммм... Сегодня пожалуй нет.
* * *
Спустя несколько дней, одним прекраснейшим вечерком захожу в гости к Фридриху Залкиндту и застав у него несколько смущённо-покрасневшую Катю Олейникову с помятым подолом, радостно вопию:
— О, как хорошо, что вы сегодня вместе — не придётся по одному вылавливать!
Переглянувшись встревожено, те:
— Зачем "вылавливать", Серафим? Случилось что?!
— Нормальные хозяева сперва — хотя бы чаем гостя угощают, и лишь потом расспрашивают.
Кладу на стол свёрток и, у тех окончательно от сердца отлегло:
— А с меня — как с "непрошенного гостя", вкусности к чаю!
Пока Катя бегала на общую кухню вскипятить на примусе чайник, рассматриваю жилищные условия главного и единственного ульяновского педолога:
— Мда... Маловата комнатёнка.
Да и мебелишка, сказать по правде — может вызвать лишь предсмертную тоску, а не немедленную эрекцию в присутствии особы противоположного пола.
"Интересно, где любовью они занимаются? На этом шатком сооружении, — невольно всплыл вопрос, — на полу, на столу или вообще — стоя? Если он её "стояком" шпилит, то конечно понятно — откуда дети?!".
Возможно, начинать мне надо было с улучшения его жилищных условий, а не с...
Фридрих со мной согласился, но лишь отчасти:
— Зато своя отдельная комната! А не угол за фанерной перегородкой, какой мне светил — останься я в Москве.
— Согласен! Чтоб преодолеть трудности, — философски замечаю я, — надо регулярно и постоянно убеждать себя, что могло быть ещё хуже.
Наконец после чаепития и неспешного разговора про — как местные, так и международные новости, кладу на стол довольно-таки заляпанную и пыльную тетрадочку:
— Как в первый раз после выздоровления в Нижнем был, купил на барахолке у одного "бывшего"... Да засунул по запарке в чулан и вот только теперь вспомнил! Прочитал и подумал: а вдруг вы заинтересуетесь, мои друзья-педологи.
— Что это?
С некой учёной напыщенностью, как ментор такой:
— Возможно "это" перевернёт вашу "науку о детях" с ног на голову.
Переглядываются с крайне заинтригованным видом:
— Обоснуй, Серафим?
Встав, даю круг по комнате, затем сажусь снова:
— Знаете, какое самое слабое место в вашей педологии — ставящее на ней большой, чёрный и жирный "Андреевский" крест?
Напряглись оба:
— И какое же?
— В ней предполагается иметь дело уже со сравнительно взрослыми детьми — с уже сформировавшимися характерами... А что говорит на этот счёт нам народная мудрость?
— И что же?
— "Учи дитё пока оно поперёк лавки лежит: когда вдоль уляжется — учить уже поздно". Короче, друзья мои, воспитание нового — коммунистического человека, должно начинаться с самого рождения! Точнее: с самих родов его родной матери — ибо кроме неё, родить больше никто не способен "и, ныне и присно и во веки веков"... АМИНЬ!!!
Сдуваю пыль с тетрадки и, с предельной осторожностью раскрыв — аки священные скрижали:
— И вот вам полная методология как это сделать — вплоть до чертежей игрушек.
Первым взял тетрадку Фридрих и лишь прочитав первую страницу, от изумления чуть её не выронил. Этим воспользовалась Катя, выхватив тетрадку и сперва уткнувшись в неё, в свою очередь буквально тут же ойкнула:
— Как им не жалко было бедных малышей?!
Предельно строго:
— "Жалко" у пчёлки на жопке, товарищ Олейникова! Если прочтёте эту брошюрку целиком, то поймёте: родительская "жалость" — убивает малышей гораздо чаще, чем суровость закаливания и воспитания.
