3b. Глубокий сон

— Нет-нет, но... я... прошу прощения, кажется, я был излишне настойчив.

— Ну что вы, добрый фер, это моя вина. Я была (и остаюсь) слишком таинственной, а вы со своей стороны не виноваты совершенно ни в чём.

Не знаю, чем закончился бы этот разговор. Весьма вероятно, что он завёл бы нас очень и очень далеко. Но тут, к счастью, вмешалось то ли провидение, то ли режиссёр.

— Фер Уллахис? К силе Света взываю! Помощи и правосудия!

Эрсай поспешно развернулся к издавшему ритуальную, судя по всему, фразу просителю: тощему субъекту в засыпанном мукой фартуке. А я, также развернувшись, хотела скрыться в недрах "Золотого петуха", но остановилась на пороге. Ибо следующая фраза тощего была такова:

— Колдовство и наваждение, фер! Молю: спасите от зла мой дом!

...спустя четверть часа мы приближались к дому тощего. И притом не одни: несколько любопытных, включая стайку ребятишек, увязались следом. Эрсай их не гнал, видимо, понимая, что деяние сие заведомо превышает силы любого воителя Света.

Если бы он меня послушал, я бы сказала, что ребятишек надо отогнать. Потому что тощий пекарь (или кто он там по профессии?), говоря про колдовство и наваждение, попал в точку. Прямо с улицы ощущала я некий внечувственный аналог смрада. Впереди нас ждали отчаянная злоба и недобрая воля, сконцентрированные почти до ощутимости, но плохо удерживаемые в рамках заклятия и "расползавшиеся" вокруг, порождая уже помянутый смрад.

Кстати, ребятишки почувствовали неладное немногим позже меня. И отстали. Дети чувствительнее, а во многих отношениях — мудрее взрослых. Фер, кажется, тоже почувствовал неладное, нахмурился, оглянулся на нас.

— Я туда не пойду! — открестился тощий, останавливаясь на почтительном отдалении. Взрослые зеваки молча последовали его примеру.

— Игла, я бы не хотел, чтобы...

— За меня не бойтесь. Идём, доблестный воитель.

— Но разве вы не чувствуете миазмов Зла?

Клянусь: именно так это и было сказано. Ни больше, ни меньше. И Зло произносилось так, словно писать его надо с большой буквы.

— Я их отлично чувствую, — сказала я, понизив голос. — Поэтому я пойду с вами. Ни слова более, добрый фер. Вперёд.

Поскольку штурмовать дом, облюбованный Злом, одновременно удерживая меня от каких-либо действий вне его стен рыцарь физически не мог и сам понимал это, ему ничего не оставалось, кроме как смириться с моим решением. Хотя не исключаю и того, что моя персона (с большим опозданием, ну так никто не совершенен) начала вызывать у него подозрения. И он решил проверить меня, так сказать, в деле.

Проверяй, добрый фер, не стесняйся. Я пойму.

В последнее время меня многие... испытывают.

Переступить порог оказалось тяжело. Словно всем вдруг обнажившимся телом рвать одну за другой уплотняющиеся паутинные пелены. И это притом, что впереди меня шёл рыцарь, фигура которого медленно, но неуклонно разгоралась огнём некой силы, схожей с упрямством. Силы, которой сгущающаяся тёмная аура была явно чужда и которая эту ауру отчасти рассеивала.

Ну что ж, пора.

Я широко раскинула вокруг "голодную вуаль", принявшись "сгребать" и "впитывать" рассеянную энергию. Примерно так, как впитывала страх спасённой девчонки или чуть раньше одним жадным глотком осушила до дна боль смертельно раненного лысого разбойника. Только теперь не обошлось без подручных средств, то бишь собственного заклинания. Так ведь и объект воздействия у меня был не столь компактным. Я очищала дом точь-в-точь так же, как дома, в Тральгиме, очищала "плохие" места. Чтобы никому не приходилось рвать недобрую "паутину", чтобы никого не терзали кошмары и беспричинный страх. Чтобы здесь, в этом доме, снова можно было жить, работать и растить детей.

Страх, смерть, боль, ненависть, тьма... всё перечисленное служит мне источником силы. Ибо я — некромант. Тёмный маг. Я не выбирала свою стезю, мой дар дан мне ещё до рождения.

И в моменты вроде этого я заново сознаю, что это не так уж плохо.

Фер Уллахис, между прочим, сразу почувствовал ослабление давящей на сознание тёмной силы. И подозрительно на меня покосился. Я в ответ молча кивнула ему: мол, только после вас, доблестный. Только после вас. Фер нахмурился, но всё-таки двинулся дальше, доверчиво подставляя мне спину.

Рыцарь действовал методично, проверяя комнату за комнатой, спускаясь в подвалы и заглядывая в пристройки. Пекарь жил не один. Его семья, подмастерья (кто постарше, со своими семьями) и ученики, пекарня, где в очагах до сих пор горел огонь и одуряюще пахло свежим хлебом — всё это умещалось в одном сильно разросшемся доме. Но я уже почувствовала, отслеживая благодаря "вуали" источник магии, что ни в подвалах, ни на первом этаже мы ничего не найдём.

Надо искать выше.

Направление, кстати, я бы почувствовала даже без "вуали". Потому что, кто бы ни сотворил здесь магию, заклинателем он был скверным. Искусство мага состоит, прежде всего, в том, чтобы направить силу как можно точнее. Чтобы и желаемого достигнуть, и лишнюю энергию не потратить. Иногда на пути экономии удаётся достичь впечатляющих результатов. Так работает за счёт тепла охлаждающее заклинание Нэрти; так транспортное заклинание Фьярдла, используемое в магических лифтах, подзаряжается, опуская груз, и потом за счёт этой энергии груз поднимает.

Это я к чему? Да к тому, что вызванная в доме пекаря сила практически не контролировалась. Никем. И была она очень, очень мощной. Сама я могла бы учинить нечто подобное, но я ведь урождённый маг, а здесь играл дилетант. Значит, достичь такого эффекта можно было исключительно за счёт...

Бедный пекарь! Я начала подозревать, как и почему всё произошло, но придержала свои соображения до момента, когда их можно будет проверить.

То есть до момента, когда мы с фером Уллахисом поднимемся на второй этаж.

...Мы обнаружили ЭТО в супружеской спальне. Чтобы обойтись без подробностей, скажу предельно кратко: жена пекаря вытравила плод, затем завязала пуповину вокруг шеи своего несостоявшегося ребёнка особым узлом, а потом вскрыла себе вены. Рыцарь впал в ступор, глядя на ЭТО остановившимся взглядом. Да и я, признаться, сглотнула раз и другой, удерживая на месте содержимое желудка.

Крови было очень много. Для меня в громадной алой луже с болезненной чёткостью сияла лиловым огнём фигура, напоминающая сухое дерево.

Мой путеводный маяк, Знак Смерти.

"Голодная вуаль" против моей воли присосалась к источнику тёмной энергии напрямую, но силы было слишком много. Ещё бы её не было много! Даже слабый, неопытный маг может потрясти основы, принеся себя в жертву подобным образом. Моё зрение — и обычное, и иное — начала заволакивать багровая пелена. Силы было слишком много, я не могла усвоить всё, но "вуаль" продолжала перекачивать в меня магию. Уберегая себя от отравления избыточной магией, я поспешно шагнула вперёд, достала нож и одним движением разрезала пуповину прямо поперёк узла.

Знак Смерти мгновенно побледнел. Не исчез, нет, но теперь "вуаль" должна была с ним справиться, не убив при этом меня.

— К Свету взываю! — гулко сказал фер Уллахис у меня за спиной. — Изыди, Зло, из сего места! Оставь в мире этот дом, и все вещи в доме, и всех, кто жил, живёт или будет жить в нём. Я, посвящённый рыцарь и воитель Света на королевской службе, семью тайными именами семи богов и четырьмя явными знаками четырёх благих сил повелеваю тебе, Зло: расточись! Исчезни! Сгори, яко уголья в очаге, рассейся, яко дым под ветром весьма сильным, покинь всё и вся на тысячу шагов окрест, как бы бегучей водою унесённое. А если что и останется, то да сокроется под землёй-кормилицей, запертое силой и волей превыше моей силы и моей воли, и да не освободится никогда, хоть бы всему миру конец приступал. — Выдержав краткую паузу и поглубже вдохнув, он закончил. — Пусть исполнится всё по слову этому!

Мне ничего не оставалось, кроме как мысленно присвистнуть.

Ого! Вот так добрый фер! Вот так воитель Света!

Призванные им энергии прошлись вокруг нас, словно сила помянутых четырёх стихий. И что с того, что в ткани сновидения по определению не было ни материи, ни стихий, соответствующих материальным формам? Высокая магия, черпающая силы откуда-то извне, на время словно отменила это правило. Эрсай фер Уллахис надёжно очистил дом от следов тёмного ритуала. Более того: его молитвенное заклятие без остатка смело "голодную вуаль" и даже поубавило тёмный потенциал, переданный мне ею. А отнять у опытного урождённого мага хотя бы часть воспринятой им силы — это, я вам скажу, не воду с лозой отыскать.

Что тут ещё скажешь? Ай да фер!

Сдёрнув с постели заляпанную кровью простыню, я завернула в неё плод. Теперь, после моей "вуали" и очистительного заклятия, это был уже не источник тёмной силы, а просто сильно недоношенный младенец. Даже, говоря по чести, не младенец ещё, а так, зародыш.

— Что ты делаешь, Игла? — спросил меня рыцарь своим обычным, не "заклинательным" голосом, встав в проходе и грозно нахмурившись.

— В печах пекарни ещё горит огонь, — сказала я спокойно. — Если ЭТО до сих пор видели только мы двое, лучше будет, если никто третий ЭТОГО не увидит.

Фер Уллахис медленно кивнул и отошёл в сторону.

— Но можно ли без опаски сжигать ЭТО в простой печи? — спросил он.

— После того, что ты сделал — можно. Разве ты сам не чувствуешь, что теперь плод чист? Это уже не воплощённый элемент ритуала, а просто... маленький трупик.

...Окровавленная простыня вместе со своим содержимым превращалась в пепел очень быстро. И даже запах не выдавал природы сжигаемого: сгорая, человеческая плоть пахнет точь-в-точь как свежий хлеб. Наблюдая за мной, фер Уллахис спросил неожиданно резко:

— Скажи мне, Игла: ты ведьма?

— Да. Урождённая. Хотя сама я предпочитаю слово "маг".

— Женщины не бывают магами.

— Кто сказал тебе такую глупость? Маг — это профессия. И, смею заверить, профессия не из тех, преуспеть в которых могут только мужчины. Точно так же, уж прости за сравнение, как не одни только женщины бывают шлюхами.

Добрый фер покраснел, словно маков цвет.

— А вот от тебя, — продолжала я, — серьёзных познаний в магии я не ожидала. Трудно заподозрить в мастере боя ещё и адепта.

— Мои познания в... магии не велики, — открестился Эрсай. — Я знаю и умею ровно столько, сколько следует знать и уметь воителю Света.

— По крайней мере, врождённой силой ты не обделён.

— Моя сила — от посвящения, а не от рождения!

— Ну уж нет. Пусть малая, почти незаметная, но врождённая сила есть у всех. Посвящение облегчило доступ к твоим внутренним резервам и ещё, вероятно, наделило связью с теми семью божествами, которых ты упомянул в заклинании. Но нельзя привязать нити сил к пустому месту. Твоя душа обладала какой-то энергией и до посвящения.

Фер нахмурился. То, что я подвергала сомнению давно заученные догматы, ему не нравилось. Кому такое понравится? Но отрицать сказанное мной он всё же не мог.

— А как ты сама получила магическую силу?

— До рождения, я же сказала. А учил меня отец.

— Да?

— Что тебя удивляет? Других наследников у него не было. Впрочем, даже если бы у отца было много детей, какую-то минимальную подготовку я бы получила всё равно. Урождённый маг, не умеющий управлять своей силой — это слишком опасно.

— Значит, я был прав, — сказал фер Уллахис рассудительно. — Когда мы переступили порог, ты начала рассеивать злую волю, завладевшую этим домом. Но я не понял, как ты это делала.

— При помощи заклинания, конечно.

— Но ты не сказала ни слова! И жестов никаких не делала...

— Я обращаюсь с силами так же искусно, как ты с мечом, — хмыкнула я. — Мне не требуется что-то произносить, чертить, смешивать или размахивать руками, чтобы совершать элементарные магические действия.

Воитель нахмурился, подозревая подвох.

— По-твоему, одолеть такое Зло, с каким мы здесь столкнулись — легко?

— Нет. Не легко. Но сравнительно просто. Как валун на гору затащить: сил тратится много, но сложной такую работу никак не назовёшь.

— А-а...

Я выгребла из печи золу вместе с любыми останками, которые могли в ней быть, и мы с добрым фером, не сговариваясь, двинулись к выходу из дома.

Работа сделана, можно и позавтракать.

Людей снаружи ощутимо прибавилось. Теперь, когда неосязаемый страх не отталкивал смертных от дома пекаря, ожидающая толпа и выросла, и приблизилась.

— Фер Уллахис, как там? — подскочил к нам домовладелец. На нём красовался всё тот же фартук, а лицо выражало робкую надежду.

— Жилище сие очищено, — сообщил рыцарь. — Зло изгнано из него и не вернётся более.

— Но кто навёл порчу? Фер Уллахис, кто это сделал?

— Твоя жена сделала это, заплатив за магию собственной жизнью.

Толпа охнула, частично потрясённая, частично обрадованная. Пекарь застыл с открытым ртом. Я поморщилась. Хотя... всё равно избежать слухов пекарю не удалось бы. Одна радость: за слухами о магии и порче авось да удастся скрыть факт супружеской измены. Самую важную улику я сожгла, а остальное во власти семи богов доброго фера.

Ну, и в режиссёрской воле Котища Безымянного, конечно.

— Я... благодарю вас, фер, — выдавил после мучительной паузы нимало не обрадованный пекарь. — Сколько вы возьмёте с меня за избавление от случившейся беды?

Эрсай покосился на меня.

— За дела, угодные богам Глубоких Небес и моему королю, я не беру платы, — повторил он часть запомнившейся речи. Вот только привычные слова звучали как-то неуверенно. Мгновением позже я поняла, почему: ведь на сей раз рыцарь работал не один.

— Но фер Уллахис, — вставила я, — счёл бы уместным и приятным какой-нибудь простой знак признательности. Например, свежий хлеб, доставляемый каждое утро к его столу в течение всего времени, пока он будет гостить в вашем замечательном городе.

Что бы ни случилось, горожанин остаётся горожанином. Иначе говоря, большинство людей этого сорта чуют свою прибыль сквозь две стены, три запора и аршинный слой земли. Пекарь мигом высчитал, каков будет его расход по назначенной мною повинности — и принялся сгибаться в частых неумелых поклонах, словно кукла на ниточках. Поклоны он делил примерно поровну между фером и мной... так, на всякий случай.

Отделавшись от толпы и возвращаясь в "Золотого петуха", рыцарь мрачно спросил:

— Зачем ты попросила у него хлеба?

— Просто я люблю свежий хлеб, а в "Петухе" он какой-то... не такой. Пресный, что ли?

— А у этого пекаря, значит, будет "такой"?

— Он хотя бы расстарается для своего спасителя.

— Всё равно мне кусок в горло не полезет при мысли, что я, быть может, ем испечённое в той же печи, где...

Эрсай умолк, не закончив фразу. Я подавила улыбку и ответила предельно серьёзно:

— В этом мире всё и вся так или иначе связано друг с другом. Земля лучше рожает, удобрённая навозом. Самая зелёная и густая трава вырастает на кладбищах... и на местах сражений. Круговорот форм многообразен, вечен, бесконечен. Это азы философии, с которыми магам приходится иметь дело на практике. А уж огонь, это изначально чистое начало, уничтожает без следа даже заведомую скверну. Так что печь, где стало прахом сам знаешь что, пугает тебя совершенно напрасно. Но если мои слова недостаточно убедительны, добрый фер...