— Ничего особенного, — ответил я, сев напротив него. — Дело в том, что в Майами мне пришлось убить Вэя, сына Вонга, а теперь, когда старик узнал, что это моих рук дело, он решил поквитаться со мной.

Услышав мои слова, Макс сразу напрягся, ведь то, что я только что сказал, означало начало новой, кровавой и беспощадной войны. Взгляд стал жестким и злым, а пальцы сжались в кулаки. Ему, наверно, сейчас очень хотелось врезать мне в челюсть, а потом еще добавить ногами по ребрам, но бывший детектив сумел перебороть себя, сумев взять себя в руки. Еще, наверно, на него подействовал мой спокойный вид и тон, которым я преподнес ему эту новость.

— Ты что, именно за этим ездил в Майами? — сейчас в его голосе звучал едкий сарказм.

— Извиняться и объяснять ничего не буду, скажу только одно: Вэй сам стал причиной своей смерти. Да, я знаю, что ты беспокоишься за подругу, поэтому скажу сразу: я говорил со стариком по телефону. Он понял все правильно, и теперь его месть касается только меня. Больше никого.

После моих слов лицо Макса разгладилось, а сам он заметно расслабился. Его можно было понять: жизнь только-только начала налаживаться, да еще Ева.

— Где у тебя виски?

Я достал из бара виски, налил половину стакана, а затем подал ему, а бутылку поставил рядом с ним. Он прикончил алкоголь в два глотка, потом спросил:

— Что конкретно тебе сказал Вонг?

Почти дословно я процитировал слова старого китайца, а затем добавил:

— Ты знаешь старика больше моего. Ему можно верить в таких делах?

Бывший детектив какое-то время молчал, потом сказал: — Прямо так не скажу, но думаю в этом случае ему можно поверить. Старик Вонг, человек старой закалки, поэтому не рискнет обманывать духа воина.

— Надеюсь, что так и будет.

— Так и не скажешь, с чего ты сцепился с Вэем? — поинтересовался бывший детектив.

— Тебе это надо? — ответил я вопросом на вопрос.

Макс громко хмыкнул, потом налил себе треть стакана, выпил, после чего сказал: — Значит, уезжаешь.

— Уезжаю. Предупреди Еву, чтобы не сболтнула ничего лишнего.

— Мог бы и не говорить. Когда едешь?

— Сегодня ночью.

— Парней не нужно? Пусть проводят, и мне спокойнее будет. Хотя нет, лучше я сам....

— Забудь! — оборвал я его. — С этой минуты я сам по себе, ты сам по себе.

— Нет, Майкл. Если понадобится, я всегда....

— Не понадобится. У меня все под контролем. Ты же знаешь, что все свои вопросы я сам решаю.

— Знаю. Еще знаю, как ты их решаешь. Скажи честно: сколько ты трупов в Майами оставил?

— Пять, — честно ответил ему я. — Это если с Вэем считать.

Макс не ожидал прямого ответа и сейчас пытался понять, что это было: шутка или правда. Когда понял, то ли по глазам, то ли выражению лица, что сказанное мною, правда, тяжело вздохнул и сказал: — Знаешь, это даже хорошо, что ты уезжаешь. Из-за тебя я постоянно в напряжении, так как не знаю, что ты выкинешь в следующий момент.

— А я-то думал, что мы друзья, — с деланной обидой протянул я.

— Не придуривайся, Майкл. Я так понимаю, ты меня позвал не за этим, раз все уладил с Вонгом. Слушаю.... Хотя, подожди. Ты знал, что жена сенатора зарегистрировалась в отеле как миссис Гаррет?

Я задумался о причине инкогнито, так как этот факт мне был неизвестен: — А так даже лучше. Только интересно, чем это вызвано?

— Думаю, тут все просто. Решила не привлекать к себе особого внимания. Приехала женщина, причем одна, в 'город грехов'. Мало ли что? Наши журналисты — народ наглый и бессовестный. Распишут так....

— Понял я, понял! Теперь давай приступим к делу, — оборвал я его, затем взял со столика документы и сунул ему в руки. — Читай внимательно! Все вопросы потом.

Спустя десять минут, после детального изучения всех документов, бывший полицейский поднял на меня глаза: — Ты что, парень, совсем с ума сошел?!

— Вы как-то неизящно выразились, мистер Ругер. Я ведь и обидеться могу, — я весело ухмыльнулся. — Ладно, не пыхти. Скажем так: стараюсь предвидеть возможные проблемы.

— А завещание?! Это как?!

— Страховка, на всякий случай. Раз в год я буду посылать нотариусу письмо или открытку о том, что жив, а ты, раз в год, будешь приходить к нему и интересоваться положением дел. Если мое письмо не придет в положенное время, отсчитаешь полгода и вступаешь в наследство. Кстати, как у тебя с Евой? Детишек не планируете? — Макс нахмурился, я усмехнулся. — Мой тебе совет: скажи ей о завещании, и она тебя сама потащит регистрироваться законным браком. Точно-точно.

— Не твое собачье дело! — зло рявкнул бывший детектив. — Засунь свой паршивый язык....

— Все! Молчу-молчу.

— А это что? — при этом сердито ткнул пальцем в лист бумаги.

— Все просто. Это название банка в Лос-Анджелесе, ниже — пароль к ячейке. А вот это — ключ от самого ящика. Чтобы избежать ненужных вопросов скажу: там лежат триста тысяч долларов наличными. Кроме того....

— Мне не нужны подачки! — в голосе бывшего полицейского снова прорезались злые нотки. — Зачем....

— Затем! — отрезал я, начиная сам сердиться на Макса. — И хватит об этом! Тебе с бумагами все ясно?

— Ясно, — недовольно буркнул бывший детектив, знавший упертость наглого подростка, и понимавший, что спорить бесполезно. — Ты мне только одно мне скажи: откуда у тебя столько денег? Опять кого-нибудь ограбил?

— Клянусь, это была честная сделка. И последнее. Присмотри за моим мотелем в Майями. В ячейке вместе с деньгами лежит генеральная доверенность на твое имя. Выбери время, позвони управляющему и поставь его в известность.

— Мне что больше делать нечего?! — уже натурально возмутился Макс. — Ты почему его не продал еще тогда?

— Так получилось, Макс. Не смог отказать Абель, которая попросила за своего родственника. Кстати, его зовут....

— Я и не знал, что у тебя такое нежное сердце, мальчик. Бедная женщина, несчастный родственник....

— Да плевать на него! — теперь оборвал его я. — Просто момент был неподходящий для отказа. У нее погиб брат, потом умер отец. Плевая просьба. Трудно, что ли пойти навстречу человеку.

— Его попросили, а мне разбираться со всем этим.... Ладно, сделаю. Ты сам-то как?

— Нормально. Исчезну, словно меня тут никогда и не было. И последнее. Мне повезло Макс, что я тебя встретил в свое время. Спасибо тебе за все.

— Еще неизвестно, кто кого должен благодарить, Майкл. Скажу так: из тебя получился отличный напарник, парень. Очень жаль расставаться....

— Это лишнее. Завтра меня уже здесь не будет, так что попрощаемся сейчас, — и я протянул Максу руку, которую тот крепко пожал.

В ходе своей работы за рубежом мне приходилось пару раз сталкиваться с китайской мафией, так что кое-какая информация, как о самой организации, так и об их возможностях у меня уже была. Триада — это отлично законспирированная организация, куда могут входить только этнические китайцы и только по рекомендациям других членов Триады. Сфера ее интересов включает в себя самый разнообразный бизнес, но только в своей среде. Китайцы, вьетнамцы, корейцы. На чужой территории китайские группировки часто предпочитают действовать, сращиваясь с местными бандами 'коллег по ремеслу' и подкупая власти, но при этом с показательной жесткостью убирают всех тех, кто пытается им противостоять. Такими методами Триады действуют по всему миру. Причем жестокость проявляется не только к внешним врагам, но и к нарушителям дисциплины, отступникам и предателям внутри самой Триады. Посвящаемые в члены Триады произносят клятву верности, молчания и братства. Нарушивший хотя бы один из тридцати шести пунктов клятвы член китайской мафии живет недолго, но при этом его убивают не сразу, предварительно пытая несколько часов.

Моих знаний из прошлой жизни и того, что удалось узнать здесь, сотрудничая с Триадой, вполне хватило для того, чтобы понять, что сейчас она стоит в начале пути своего становления. Естественно, у меня не могло быть никаких статистических данных о китайской преступной группировке, но общие выводы из имеющейся у меня информации уже можно было сделать.

Если в Лос-Анджелесе у старика Вонга могло быть тридцать-сорок боевиков, то здесь, в Вегасе, я видел пока трех китайцев, которых можно условно отнесли к людям Триады. После моего звонка, я не сомневался, что они получат новые инструкции и начнут сразу действовать. Был еще шанс, что Вонг может плюнуть на традиции и пришлет сюда киллера, вот только и ему нужно время для подготовки.

Не в моих правилах облегчать работу моим врагам, поэтому в половину первого ночи я тайно покинул отель. Мне это было сделать нетрудно, кто, как не мальчишка — владелец отеля знает все его тайные и укромные места. Еще спустя полчаса в условленном месте мне передал ключи и документы на машину один их охранников Ругера, с которым я заранее договорился. Учитывая возможность слежки в аэропорту и на автобусной станции, я решил исключить оба варианта и покинуть город на арендованной машине.

Ехать на автомобиле через всю Америку у меня и мысли не было, поэтому следующим пунктом моей остановки был аэропорт, только не Лос-Анджелеса, а Феникса. Пусть это прилично удлиняло путь, зато моя паранойя осталась вполне удовлетворенной этим решением. Отследить меня при тех возможностях Триады, которые сейчас имелись у китайцев, было практически невозможно, но моя привычка заметать следы не исключала возможной слежки.

Уезжал я из 'города грехов', не только без сожаления, а можно даже сказать, с облегчением. Еще три месяца назад, только приехав из Майами, я посчитал, что мне пора отсюда уезжать. Придумать дальних родственников и уехать, тем более что Ругер всегда поддержит мою легенду. Только чтобы ехать — нужна цель, а вот ее у меня и не было. Просто болтаться по стране, напрашиваясь на неприятности — не мой стиль. Честно говоря, я скучал по своей работе из той жизни, потому что, это мне только теперь стало понятно, и была моей жизнью. В моей работе мне все время приходилось быть в движении, в зависимости от поставленных задач, страны и роли, которую мне нужно сыграть. В новой жизни у меня тоже была роль подростка — американца в чужом времени, но только стоило мне стать своим в новом для меня времени, как она стала мне неинтересна. В ней была стабильность и довольство, но не было игры ума и рискованных комбинаций. Мне нужно было как-то менять свою жизнь. Может, мне это и было надо?

'Посмотрю мир. Особенно интересно посмотреть на сталинскую Россию. Интересно, какие она у меня чувства вызовет? — я пошарил в своей памяти. —

Дед до сих пор сидит за колючкой. Его, если не ошибаюсь, только в пятьдесят первом выпустили, а в пятьдесят шестом реабилитировали. Отец, отличный специалист, но при этом сын врага народа, прозябает в какой-то конторе, перебирая никому не нужные бумаги. Как он мне в свое время сказал: власти из моей жизни одним росчерком пера вычеркнули шесть лет. Тут, к сожалению, ничего не изменишь. Да и не мне менять'.

Мысли снова вернулись к сложившейся ситуации. Единственное что мне не нравилось в ней, так это опека Вильсонов, растянутая на годы. В целом они были неплохими людьми, которые без причитаний и слезливой истеричности сумели выдержать тяжелый удар, смерть сына. За те несколько часов, что мы общались, нельзя полностью узнать людей, вот только в такие сложные жизненные моменты характер человека, как раз и раскрывается, показывая, чего он стоит. После чего мы расстались, не созванивались и не виделись эти три месяца. Почему я им не звонил? Не видел смысла в дальнейшем знакомстве, к тому же думал, что они обо мне забыли, а самое главное, я считал, что них своя жизнь, а у меня — своя. Наверно поэтому появление миссис Вильсон стало для меня неожиданностью, не говоря уже о ее предложении. Все пять дней, пока она жила в отеле, мы с ней присматривались друг к другу.

Жене сенатора, наверно, очень хотелось вылепить из меня подобие сына, который станет дипломатом или бизнесменом, но при этом понимала, что давить на меня не получится, так как я дал ей понять, что меня не нужно переделывать. Ей и Генри осталось только надеяться, что рано или поздно я все пойму и пойду по правильному пути. Мне оставалось надеяться на то, что за эти несколько дней миссис Вильсон получила, пусть далеко неполное, но хоть какое-то представление о моей личности и мы найдем состояние равновесия в наших отношениях. Правда, насколько я мог понять, в недостатке воспитания она винила не столько меня, сколько Еву Нельсон и Макса Ругера, которые предоставили меня самому себе.

'Если сильно будет давить, сыграю роль самостоятельного и норовистого мальчишки, — усмехнулся я про себя, глядя на дорогу. — Вот только как посмотрит на такого парнишку сенатор, который видел меня почти настоящего. Правда, тогда он был немного не в себе и не все адекватно воспринимал'.

Обычно, когда человек находился под воздействием сильнейших душевных страданий, он смотрит на окружающий его мир через свою боль, которая невольно искажает общую картину. Вот только Генри Вильсон не относился к обычным людям, обладая живым умом, продвинутой интуицией, умением анализировать и просчитывать ходы своих политических противников. Чтобы понять, что он собой представляет, я специально провел пару часов в публичной городской библиотеке, читая его речи и выступления, после чего смог добавить к его достоинствам твердость характера. Семь лет он шел к

'вершине политического олимпа', а взойдя, последние три лет уверенно держал лидерство, председательствуя год за годом в десятке комиссий и комитетов. Исходя из всего того, что успел о нем узнать, этот человек не пройдет мимо странного подростка, отмахнувшись и списав все на переходный возраст, но при этом я надеялся, что мы сможем прийти к какому-нибудь соглашению.

'Дорога у меня длинная, так что о линии своего поведения будет время возможность подумать, — подвел я итог своим размышлениям, подъезжая к Фениксу.

Пятьсот километров я проехал за восемь часов, остановившись только один раз у бензоколонки, чтобы заправиться, сходить в туалет, купить бутербродов и бутылку фруктовой воды. Не стал въезжать в город, чтобы не наскочить на какого-нибудь бдительного полицейского, а объехал его по кольцевой дороге, на что потратил лишние двадцать минут, зато не оставил за собой ни каких следов. Оставив машину на стоянке у аэропорта, я купил билет на самолет, пообедал, а спустя три часа был уже в воздухе. Теперь я летел в Чикаго, а уже оттуда был намерен прибыть в Вашингтон.

'Золотое время. Нигде и никому не надо предъявлять удостоверение личности, а в багаже хоть атомную бомбу вези'.

Несмотря на то, что полеты были длительными, условия и комфорт, представляемый американскими авиакомпаниями, были представлены на уровне хорошего отеля. Свободное личное пространство, дававшее возможность превратить кресло в кровать, роскошный обед из семи блюд и бар, где наливали бесплатное виски, хорошо помогали скрашивать дальность полетов. К тому же у стюардесс всегда был запас настольных игр, газет и журналов, которые помогали скоротать время пассажирам. Единственное, что мне не нравилось, так это разрешение курить на борту самолета.