Реки не было видно. Высокий солдат расхваливал то, что он считал своей способностью восприятия.
Кое-кто из товарищей высокого восторженно кричал, что они тоже развили то же самое, и поздравляли себя с этим. Но были и другие, которые говорили, что план высокого был вовсе не верным. Они настаивали на других теориях. Шла бурная дискуссия.
Молодежь не принимала в них участия. Пока он шел небрежной шеренгой, он был занят своими вечными спорами. Он не мог удержаться от того, чтобы остановиться на этом. Он был уныл и угрюм, и бросал бегающие взгляды о нем. Он смотрел вперед, часто ожидая услышать впереди грохот выстрелов.
Но длинные змеи медленно ползли с холма на холм без клубов дыма. Справа уплыло серо-коричневое облако пыли. Небо над головой было сказочно-голубого цвета.
Юноша изучал лица своих товарищей, всегда настороже, чтобы обнаружить родственные эмоции. Он испытал разочарование. Какой-то пыл в воздухе, который заставлял ветеранов двигаться с ликованием — почти с песней, — заразил новый полк. Мужчины начали говорить о победе как о чем-то известном. Кроме того, высокий солдат получил свое оправдание. Они определенно собирались обойти врага сзади. Они выражали сочувствие той части армии, которая осталась на берегу реки, поздравляя себя с тем, что они были частью разрушительного полчища.
Юноша, считая себя отделенным от других, был опечален беспечными и веселыми речами, переходившими от чина к чину. Вся компания шутников приложила все усилия. Полк зашагал под смех.
Наглый солдат часто содрогал целые ряды своими едкими сарказмами в адрес высокого.
И вскоре все мужчины, казалось, забыли о своей миссии. Целые бригады ухмылялись дружно, а полки хохотали.
Довольно толстый солдат попытался украсть лошадь со двора. Он планировал загрузить на него свой рюкзак. Он убегал со своей добычей, когда из дома выбежала молодая девушка и схватила животное за гриву. Последовала ссора. Молодая девушка с розовыми щеками и сияющими глазами стояла, как бесстрашная статуя.
Наблюдательный полк, стоявший в покое на проезжей части, тотчас загудел и во всей душе вошел рядом с девицей. Мужчины так увлеклись этим делом, что совсем забыли о своей большой войне. Они высмеивали рядового-пирата и обращали внимание на различные недостатки его внешности; и они с диким энтузиазмом поддерживали молодую девушку.
К ней издалека пришел смелый совет. — Ударь его палкой.
Когда он отступил без лошади, на него обрушились крики и свист. Полк радовался его падению. Громкие и громогласные поздравления обрушились на девушку, которая стояла, тяжело дыша, и вызывающе смотрела на войска.
С наступлением темноты колонна разбилась на полковые части, и осколки ушли в поля в лагерь. Палатки вырастали, как диковинные растения. Лагерные костры, словно красные своеобразные цветы, усеивали ночь.
Юноша воздерживался от общения со своими товарищами, насколько позволяли ему обстоятельства. Вечером он отошел на несколько шагов во мрак. С этого небольшого расстояния многочисленные огни с черными фигурами людей, проносившимися туда-сюда перед малиновыми лучами, создавали странные и сатанинские эффекты.
Он лег в траву. Лезвия нежно прижались к его щеке. Луна была освещена и висела на верхушке дерева. Жидкая тишина ночи, окутывающая его, заставила его почувствовать огромную жалость к себе. Мягкий ветерок ласкал; и все настроение темноты, подумал он, было сочувствием к нему самому в его горе.
Ему безоговорочно хотелось снова оказаться дома, совершая бесконечные обходы от дома к амбару, от амбара к полю, от поля к амбару, от амбара к дому. Он вспомнил, что часто проклинал пеструю корову и ее товарищей, а иногда швырял молочный стул. Но, с его теперешней точки зрения, вокруг каждой из их голов был ореол счастья, и он пожертвовал бы всеми медными пуговицами на континенте, чтобы иметь возможность вернуться к ним. Он сказал себе, что не создан для солдата. И он серьезно задумался о радикальном различии между ним и теми людьми, которые, как бесы, петляли вокруг костров.
Размышляя таким образом, он услышал шелест травы и, повернув голову, обнаружил громкого солдата. Он крикнул: "О, Уилсон!"
Последний подошел и посмотрел вниз. "Почему, привет, Генри; это ты? Что ты здесь делаешь?"
— О, думаю, — сказал юноша.
Другой сел и осторожно раскурил трубку. — Ты становишься синим, мой мальчик. Ты выглядишь громоподобным. Что, черт возьми, с тобой не так?
— О, ничего, — сказал юноша.
Громкий солдат перешел к теме ожидаемой драки. "О, теперь они у нас есть!" Когда он говорил, его мальчишеское лицо озаряла радостная улыбка, а в голосе звучала ликующая мелодия. — Они у нас есть. Наконец-то, клянусь вечными громами, мы их хорошенько оближем!"
"Если бы правда была известна, — добавил он более трезво, — нас до сих пор облизывали из-за каждой обоймы; но на этот раз — на этот раз — мы их хорошенько оближем!
— Я думал, что вы недавно возражали против этого марша, — холодно сказал юноша.
— О, это было не то, — объяснил другой. — Я не против марша, если в конце будет бой. Что я ненавижу, так это то, что меня передвигают туда и сюда, и, насколько я понимаю, из этого ничего не выйдет, если не считать больных ног и чертовски скудного пайка.
"Ну, Джим Конклин говорит, что на этот раз у нас будет много драк".
— На этот раз он прав, я думаю, хотя я не понимаю, как это произошло. На этот раз нас ждет большая битва, и мы, несомненно, добились ее лучшего результата. Родник! как мы будем бить их!"
Он встал и начал возбужденно ходить взад и вперед. Волнение энтузиазма заставляло его ходить упругой походкой. Он был бодр, энергичен, пламенно верил в успех. Он смотрел в будущее ясным, гордым взглядом и ругался с видом старого солдата.
Юноша какое-то время молча смотрел на него. Когда он наконец заговорил, его голос был горьким, как муть. — О, я полагаю, ты собираешься творить великие дела!
Громкий солдат задумчиво выпустил облачко дыма из трубки. — О, я не знаю, — заметил он с достоинством. "Я не знаю. Думаю, я поступлю так же, как и все остальные. Я буду стараться изо всех сил". Он, очевидно, похвалил себя за скромность этого заявления.
— Откуда ты знаешь, что не убежишь, когда придет время? — спросил юноша.
"Бежать?" сказал громкий; "Бежать? Конечно, нет!" Он смеялся.
— Что ж, — продолжал юноша, — многие неплохие люди думали, что до боя им предстоит совершить великие дела, но когда пришло время, они удрали.
— О, это все верно, я полагаю, — ответил другой. — Но я не собираюсь драпать. Человек, который делает ставку на то, что я побегу, потеряет свои деньги, вот и все. Он уверенно кивнул.
— О, черт! сказал юноша. — Ты не самый храбрый человек в мире, не так ли?
"Нет, я не", воскликнул громкий солдат с негодованием; — И я тоже не говорил, что я самый храбрый человек в мире. Я сказал, что собираюсь внести свой вклад в борьбу — вот что я сказал. И я тоже. Кто ты вообще такой. Вы говорите так, как будто считаете себя Наполеоном Бонапартом. Он посмотрел на юношу на мгновение, а затем зашагал прочь.
Юноша закричал диким голосом вслед своему товарищу: "Ну, нечего из-за этого сердиться!" Но другой продолжал свой путь и ничего не ответил.
Он чувствовал себя одиноким в космосе, когда его раненый товарищ исчез. Его неспособность обнаружить хоть малейшую лепту сходства в их точках зрения сделала его еще более несчастным, чем прежде. Никто, казалось, не боролся с такой ужасной личной проблемой. Он был психическим изгоем.
Он медленно подошел к своей палатке и растянулся на одеяле рядом с храпящим высоким солдатом. В темноте он видел видения тысячеязычного страха, который бормотал за его спиной и заставлял его бежать, в то время как другие хладнокровно занимались делами своей страны. Он признался, что не сможет справиться с этим монстром. Он чувствовал, что каждый нерв в его теле станет ухом, чтобы слышать голоса, в то время как другие люди останутся флегматичными и глухими.
И когда он потел от боли этих мыслей, он мог слышать тихие, безмятежные фразы. "Я ставлю пять". "Сделай шесть". "Семь." "Семь идет".
Он смотрел на красное, дрожащее отражение огня на белой стене своей палатки, пока, измученный и больной от однообразия своих страданий, не уснул.
ГЛАВА III .
Когда наступила еще одна ночь, колонны, превратившиеся в пурпурные полосы, гуськом пересекли два понтонных моста. Яркий огонь окрашивал воды реки в винный цвет. Его лучи, освещая движущиеся массы войск, вызывали то тут, то там внезапные отблески серебра или золота. На другом берегу темная и таинственная гряда холмов изгибалась на фоне неба. Голоса насекомых ночи торжественно пели.
После этого перехода юноша уверял себя, что в любой момент они могут быть внезапно и страшно атакованы из пещер низкого леса. Он внимательно следил за темнотой.
Но его полк беспрепятственно отправился в лагерь, и его солдаты спали храбрым сном утомленных людей. Утром они были разгромлены с ранней энергией и заторопились по узкой дороге, ведущей вглубь леса.
Именно во время этого стремительного марша полк потерял многие знаки нового командования.
Мужчины начали считать мили на пальцах и устали. — Больные ноги и чертовски скудный паек, вот и все, — сказал громкий солдат. Был пот и ворчание. Через некоторое время они начали сбрасывать рюкзаки. Некоторые беззаботно бросали их вниз; другие тщательно их прятали, заявляя о своих планах вернуться за ними в какое-нибудь удобное время. Мужчины высвободились из толстых рубашек. В настоящее время немногие несли с собой что-либо, кроме необходимой одежды, одеял, ранцев, фляг, оружия и боеприпасов. — Теперь можешь есть и стрелять, — сказал высокий солдат юноше. — Это все, что ты хочешь сделать.
Произошел внезапный переход от тяжеловесной пехоты теории к легкой и быстрой пехоте практики. Полк, освобожденный от бремени, получил новый импульс. Но было много пропажи ценных ранцев и вообще очень хороших рубашек.
Но полк еще не был похож на ветерана. Полки ветеранов в армии, вероятно, были очень небольшими скоплениями мужчин. Однажды, когда команда впервые вышла в поле, какие-то бродячие ветераны, заметив длину их колонны, обратились к ним так: "Эй, ребята, что это за бригада?" И когда солдаты ответили, что они формируют полк, а не бригаду, солдаты постарше засмеялись и сказали: "О Гауд!"
Кроме того, было слишком большое сходство в шляпах. Головные уборы полка должны правильно отражать историю головных уборов на протяжении многих лет. И, кроме того, не было букв из выцветшего золота, говорящих красками. Они были новыми и красивыми, и знаменосец обычно смазывал шест маслом.
Вскоре армия снова села, чтобы подумать. Запах мирных сосен ударил в ноздри мужчин. По лесу разносились монотонные удары топора, и насекомые, кивая на своих насестах, напевали, как старухи. Юноша вернулся к своей теории голубой демонстрации.
Однако однажды на заре высокий солдат ударил его ногой в ногу, а затем, прежде чем он совсем проснулся, он обнаружил, что бежит по лесной дороге среди людей, которые задыхались от первых эффектов скорости. Его фляга ритмично стучала по бедру, а рюкзак мягко покачивался. Его мушкет чуть-чуть отскакивал от его плеча при каждом шаге, и кепка чувствовала себя неуверенно на голове.
Он слышал, как мужчины отрывистым шепотом произносили: "Скажи, о чем все это?" — Что за гром... мы... мчимся сюда? — Билли, держись подальше от меня. Беги, как корова. И послышался громкий солдатский пронзительный голос: "Что, черт возьми, они так торопятся?"
Юноше показалось, что влажный утренний туман возник из-за спешки большого отряда войск. Издалека донеслись внезапные выстрелы.
Он был сбит с толку. Когда он бежал со своими товарищами, он усиленно пытался думать, но знал только одно: если он упадет, те, кто сзади, наткнутся на него. Все его способности, казалось, были необходимы, чтобы вести его через препятствия. Он чувствовал, что его уносит толпа.
Солнце раскинуло разоблачающие лучи, и один за другим показались полки, как вооруженные люди, только что родившиеся на земле. Юноша понял, что время пришло. Его собирались измерить. На мгновение он почувствовал себя младенцем перед лицом своего великого испытания, и плоть на его сердце показалась очень тонкой. Он улучил время, чтобы осмотреться вокруг него расчетливо.
Но тотчас же увидел, что уйти из полка ему будет невозможно. Оно заключало его. И были железные законы традиции и закон с четырех сторон. Он был в коробке для переезда.
Когда он осознал этот факт, ему пришло в голову, что он никогда не хотел идти на войну. Он поступил на военную службу не по своей воле. Его тащило безжалостное правительство. А теперь его везут на заклание.
Полк соскользнул с берега и переплыл ручей. Скорбное течение медленно двигалось дальше, и из воды, затененной черным, на мужчин смотрели какие-то белые пузыри глаз.
Когда они поднялись на холм на дальней стороне, загрохотала артиллерия. Здесь юноша многое забыл, ощутив внезапный порыв любопытства. Он вскарабкался на берег со скоростью, которую не мог превзойти кровожадный человек.
Он ожидал батальной сцены.
Были небольшие поля, опоясанные и зажатые лесом. Распластавшись по траве и среди стволов деревьев, он мог видеть узлы и колеблющиеся ряды застрельщиков, которые бегали туда-сюда и стреляли по местности. Темная линия фронта лежала на залитой солнцем поляне, отливавшей оранжевым цветом. Развевался флаг.
Другие полки барахтались на берегу. Бригада построилась в боевом строю и после паузы медленно двинулась через лес в тылу отступающих стрелков, которые то и дело растворялись в сцене, чтобы снова появиться дальше. Они всегда были заняты, как пчелы, глубоко поглощенные своими маленькими сражениями.
Юноша старался все соблюдать. Он не старался избегать деревьев и веток, и его забытые ноги постоянно стучали о камни или запутывались в колючках. Он знал, что эти батальоны с их волнениями были вплетены красным и пугающим в нежную ткань смягченных зеленых и коричневых тонов. Похоже, это было неподходящее место для поля боя.
Застрельщики заранее очаровали его. Их выстрелы в заросли и в далекие и выдающиеся деревья говорили ему о трагедиях — затаенных, таинственных, торжественных.
Однажды линия наткнулась на тело убитого солдата. Он лежал на спине, глядя в небо. Он был одет в нелепый костюм желтовато-коричневого цвета. Юноша мог видеть, что подошвы его ботинок истерлись до толщины писчей бумаги, а из большой дыры в одной из них жалобно торчала мертвая нога. И будто судьба предала солдата. Смертью он обнажил перед врагами ту бедность, которую при жизни, быть может, скрывал от друзей.
Ряды открылись скрытно, чтобы избежать трупа. Неуязвимый мертвец проложил себе путь. Юноша внимательно посмотрел на пепельное лицо. Ветер шевелил рыжеватую бороду. Он двигался так, словно его гладила рука. Ему смутно хотелось ходить вокруг и вокруг тела и смотреть; импульс живых попытаться прочесть в глазах мертвых ответ на Вопрос.
