В С Китая 1850-1859

Технически предполагалось, что прицеливание должно было производиться нижней частью изогнутой рукоятки, прижатой к правой груди, а верхняя часть прижата к щеке, что позволяло стрелку смотреть вдоль линии ствола. Это привело к тому, что у многих солдат появились пороховые ожоги на лицах. Однако, как заметил русский офицер в 1871 году, чтобы "избежать выбивания зубов, предпочитает при стрельбе вообще не целиться и держит свой мушкет во время выстрела на поясе". Китайская практика стрельбы от бедра продолжалась даже после появления западного огнестрельного оружия, несмотря на то, что их цель была описана как "очень хорошая" во время китайско-французской войны 1883-1885 годов.

Однако общая точность стрельбы из китайского фитильного ружья была низкой, даже на дальности всего 50 ярдов (46 м), и на нее влиял целый ряд недостатков. Начнем с того, что практика стрельбы из мушкета была отменена во многих гарнизонах по соображениям стоимости еще до конца XIX века, и, за исключением отдельных случаев и среди пекинских знамен, редко применялась регулярно в любое время в течение рассматриваемого периода. Осечки были относительно частыми из-за низкого качества пороха, и выпущенные пули редко соответствовали калибру солдатского оружия, будучи либо слишком большими, так что их приходилось забивать до более подходящей формы, либо слишком маленькими, так что они гремели в стволе с последующей потерей точности. Последняя проблема усугублялась отсутствием ваты, поскольку неподходящие пули имели тенденцию выскальзывать из опущенного ствола до того, как из него можно было выстрелить. Скарт, например, отметил случай, когда солдат, стрелявший в упор в упавшего тайпинского повстанца, только опалил его волосы, пуля безвредно выкатилась из ствола, когда она была направлена вниз. Следовательно, у солдат была тенденция стрелять со стволом фитильного ружья, несколько приподнятым "из опасения, что пуля выпадет", так что их огонь часто проходил над головами их противников, если они находились в пределах досягаемости". "В противном случае он, как правило, не достигал цели из-за слабости пороха, пули летели с такой малой силой, что они часто не могли пробить одежду, не говоря уже о коже. Даже при попадании нескольких пуль с очень близкого расстояния люди часто оставляли не более чем синяки.

Когда они не использовались, кавалеристы либо подвешивали свое огнестрельное оружие за перевязь к луке седла, либо перекидывали его через спину. Пехотинцы на марше либо бросали их "как полено дров" в багажный вагон, если таковой имелся, либо использовали их в качестве опор для переноски своих кастрюль, сковородок и багажа, ни то, ни другое обращение не способствовало поддержанию их в хорошем рабочем состоянии. Отсутствие надлежащего технического обслуживания также означало, что многие, если не большинство, были покрыты ржавчиной, миссионер У.Х.Медхерст писал в 1838 году, что ржавчина действительно проела дыры в стволах фитильных ружей, которые он видел в руках солдат, которых он инспектировал в Шанхае. Он пришел к выводу, что единственная причина, по которой они еще не взорвались, заключалась в том, что используемый порох был "слишком слабым, чтобы что-то взорвалось".

Джингаллы

Более тяжелые фитильные ружья обычно описываются в британских источниках XIX века термином "джингалл", происходящим от индостанского слова джангдал. Это было популярное западное прозвище для ассортимента крупнокалиберных фитильных ружей, которые китайцы по-разному называли фуланг-ки, тай-фу, тай-пао или тай-чианг. У них были стволы, которые обычно имели длину 6-10 футов (1,8-3,1 м), но иногда достигали 14 или даже 16 футов (4,3-4,9 м), калибром более дюйма, стреляли свинцовой или железной дробью, которая весила от двух или трех унций до 2 фунтов (57-907 г). Джингаллы составляли непропорционально большой процент пехотного огнестрельного оружия вплоть до второй половины века: в 1860 году, например, почти четверть огнестрельного оружия в батальонах юнь-ин были джингаллами, как и треть огнестрельного оружия, которым располагал гарнизон Чолина в 1862 году. Некоторые роты "Зеленого знамени" были полностью оснащены джингаллами. Ренни записал обзор таких подразделений в 1862 году, в котором в каждой роте было 20 джингалов, разделенных на четыре секции по пять джингалов в каждой.

Хотя джингаллы были почти бесконечного разнообразия форм и размеров, существовало два основных типа, из которых меньший и более распространенный расчет обычно состоял из двух человек или иногда (для более тяжелых) из трех, а больший обычно из четырех или иногда из пяти человек. Меньшая разновидность, которая, что несколько удивительно, часто использовалась стрелками, весила около 40-60 фунтов (18,1-27,2 кг) и имела дальность стрельбы 500-600 ярдов (458-549 м). Из него стрелял один человек, в то время как он лежал на плечах второго (или иногда второго и третьего), который стоял на коленях или наклонялся и держался за ствол либо голыми руками, либо, чаще всего, с помощью ткани или кожаного ремня, закрепленного вокруг него примерно в 2 футах (61 см) от дула. Иногда, однако, из него стреляли с опорой на вилку, как у древних мушкетеров. На марше его несли на плечах два человека. Большая разновидность, хотя из нее также можно было стрелять, опираясь на плечи одного или нескольких человек (прицеливаясь другим, а остальные члены расчета протирали и заряжали), чаще устанавливалась на металлическую или деревянную треногу, что позволяло "прицеливаться". Он выпускал более тяжелую пулю на расстояние не менее тысячи ярдов. Британцы считали этот тип "разновидностью легкой полевой артиллерии", будучи "очень удобной и эффективной в стране, где из-за бесчисленных больших рвов, водотоков и болотистой местности полевая артиллерия была бы бесполезна".

Член расчета, который фактически нажимал на спусковой крючок, часто бывал сбит с ног силой отдачи джингалла, поэтому пороховой заряд часто уменьшался, чтобы уменьшить его, что неизбежно приводило к сопоставимому уменьшению дальности стрельбы и точности. В 1862 году Ренни, понаблюдав за тренировками джингаллов на дистанции всего около 300 ярдов (275 м), записал, что видел, как только один выстрел попал в цель. Русский наблюдатель в 1876 году считал, что удерживание дульного конца ствола ремнями во время стрельбы, должно быть, мешало точному прицеливанию, в то время как Аббат Хук предполагает, что огромное количество ваты, которую передний человек иногда набивал в уши, имело тот же общий эффект. Оба автора также предполагают, что артиллеристы в любом случае редко прилагали усилия для правильного прицеливания, замечая, что "пуля летит туда, куда ей нравится". Однако с близкого расстояния и, как это часто бывало, набитый до дула пулями (один из них, замеченный в 1841 году, был заряжен девятнадцатью шариками по 2 унции), это совсем другая история: джингалл, обстрелявший британский патруль из 14 человек на улице Кантона в 1858 году, убил одного человека и ранил всех, кроме пяти остальных, двое из них были настолько тяжелыми, что конечности пришлось ампутировать.

В целом джингаллы заряжались и стреляли точно так же, как обычные фитильные ружья, меньшая их часть заряжалась передним человеком, который носил фляжку с порохом, подвешенную к поясу; заправка осуществлялась задним человеком. Однако некоторые виды оружия как большего, так и меньшего классов джингалла были заряжающими с казенной части. Фишер описывает такие, захваченные в Кантоне в 1857 году, в которых "верхняя половина казенной части ствола длиной около фута была отрезана горизонтально, оставив нижнюю половину в разрезе, похожем на лодку. В эту щель можно было опустить заряженный и заряженный затвор; его рукоятка, повернутая наполовину, вставлялась в выемку сбоку похожей на лодку детали, которая вставляла ее в качестве настоящей казенной части пистолета. После того, как был выстрел, рукоятку поворачивали назад, снимали пустую казенную часть и вставили другую. Некоторые из них, конечно, хранились заряженными и поставлялись последовательно. Другой источник добавляет, что обычно в каждом орудии было по три таких затвора, и что у таких казнозарядных "пулеметов" обычно был расчет из трех человек, один из которых отвечал за перезарядку затвора, в то время как двое других управляли оружием. Месни записывает, что их расчеты "быстро заряжаются, когда тренируются для быстрой стрельбы, и поэтому производят много дыма и очень сильный шум" — атрибуты, имеющие большое значение для китайского военного мышления XIX века.

Более тяжелые джингаллы, установленные на треногах, использовались как кавалерией, так и пехотой, как в битве при Чанкьяване в 1860 году. Ренни писал, что те, что были здесь, были демонтированы при перемещении, сам джингалл перевозился на одной лошади, а его тренога — на другой, но Макгхи утверждает, что собранное оружие перевозилось между двумя лошадьми, "волочась по земле с подставкой"; вероятно, оба способа перевозки использовались в зависимости от обстоятельств — конечно, при использовании пехотинцами тренога обычно перевозилась отдельно. Макгхи продолжает: "Они вели прицельный огонь, но не причинили нам большого вреда, так как для обеспечения большой дальности они используют большое возвышение; следствием этого является то, что ядро падает и не рикошетит". На марше треножники перевозились в повозках или на вьючных животных.

Западное огнестрельное оружие

Принятие на вооружение западного кремневого мушкета (хуо-шихчян), по-видимому, было впервые рекомендовано еще в 1841 году, а в начале 1850-х годов в Китае была изобретена разновидность ударного капсюля. Однако характерный китайский консерватизм привел к тому, что развитие огнестрельного оружия остановилось до начала восстания Тайпинов. Некоторые провинциальные чиновники впоследствии получили небольшое количество западного огнестрельного оружия для своих войск с середины 1850-х годов, хотя их внедрение всерьез началось только в 1861 году.

Вонючий горшок

Вонючий горшок был китайской версией гранаты, представлявшей собой глиняный кувшин, который бросали вручную, часто использовался при обороне укрепленных мест и в морских сражениях, особенно в последнем (будучи любимым оружием многих пиратов Китайского моря). Вонючие горшки описываются как "наполненные порохом, серой, мелкими гвоздями и дробью". Их верхушки покрыты глиной и запечатаны чунамом [смесью извести, масла и песка]. Затем их помещают в ситцевые мешочки, закрывающиеся у горловины толстой бечевкой. Вонючие горшки, сброшенные с верхушки мачты во время морских действий, содержали около половины галлона материала, но те, что использовались на суше, вероятно, были меньше. Банка была намеренно сделана очень тонкой, чтобы она легко разбивалась, и либо была снабжена запалом на палочке, либо вместе с ней в сумку был помещен живой уголь. Когда он разбивался о землю или о палубу корабля, порошок теоретически воспламенялся фитилем или углем, "и все это взрывалось, сбивая с ног или ослепляя и задыхая людей", разбитый горшок разлетался смертоносным градом осколков. Однако из источников явствует, что взрыв часто не происходил, в результате чего вместо этого вонючий котел отмечался неприятным запахом его "удушливых горючих веществ", которые яростно горели и выделяли ядовитые пары, способные задушить человека в замкнутом пространстве. Описывая нападение тайпинов на укрепленный лагерь императорских войск, в котором защитники бросали вонючие горшки, Август Линдли заметил, что "ожоги и удушающие пары этих необычных снарядов были ужасающими".

Щиты

Месни сообщает о существовании трех типов щитов, состоящих из туна, изготовленного из бамбука, покрытого лакированной или покрытой лаком сыромятной кожей, эффективного против пистолета, меча или копья, но бесполезного против пуль из винтовки; предположительно пуленепробиваемый тан-цзы-пай; и плетеный ротанг или тростниковый тенг-пай, который мог противостоять удару меча или стреле, но был неэффективен даже против пули из фитильного ружья. Все они были круглыми и выпуклыми, весили около 5 фунтов (2,3 кг) и, по-видимому, имели в среднем около ярда (91 см) в поперечнике, хотя из изобразительных источников ясно, что некоторые из них на самом деле были больше, в то время как другие имели диаметр не более 2 футов (61 см). Толсто сплетенный тростник, ротанг или бамбук расходился спиралью от центра, где он был укреплен металлическим выступом, который неизменно был окружен красной бахромой. Его удерживали, пропуская предплечье через петлю из ротанга на спине и держась за ротанговый или деревянный брус.

На внешней поверхности неизменно было нарисовано лицо существа, часто описываемого теми, кто видел его как "людоеда", "дракона" или "отвратительного монстра", но которое должно было быть стилистически изображенным тигром, предназначенным для устрашения врага (откуда прозвище "тигры" иногда применялось, довольно неуместно, к императорским войскам). Лицо часто изображалось очень упрощенно с помощью мазков черной, желтой, белой и красной краски на неокрашенной в остальном бамбуковой поверхности, при этом центральная выпуклость и бахрома обычно служили носом существа. Поскольку отметины на лбу ареального тигра были очень близкой имитацией китайского иероглифа ван, означающего "король", это почти неизменно изображалось в верхней части щита (см. 9, 10 и 19), китайцы считали тигра царем зверей.

Щиты использовались некоторыми регулярными пехотинцами, по крайней мере, до китайско-японской войны, но, похоже, вышли из употребления в кавалерии в первой половине века. Джордж Тимковский заметил, что бойцы знамени, которых он видел в Пекине в 1820-1821 годах, все еще носили щиты, но Дэвис записал в 1830-х годах, что только "некоторые" кавалеристы были снабжены ими. Лампрей категорически заявляет, что среди многих тысяч кавалеристов, которые противостояли англо-французской экспедиции в Пекин в 1860 году, вообще щитов не было.

Доспехи

Появление огнестрельного оружия уже давно сделало броню в значительной степени устаревшей даже в Китае. Хотя шлемы сохранялись несколько дольше, использование панцирей, по-видимому, было в целом прекращено примерно в начале 1840-х годов, и британские солдаты редко видели их во время Опиумной войны (один офицер записывает, что он видел их в использовании только один раз, на теле конного офицера, убитого в Чинкианге в 1842 году). Некоторые императорские офицеры, тем не менее, продолжали носить доспехи вплоть до и даже во время восстания Тайпинов, хотя и в качестве формы военных знаков отличия, а не в расчете на то, что это обеспечит им большую защиту. Похоже, что примерно в это же время он был в значительной степени заброшен из-за того, что офицеры были слишком заметны в бою, и ни один из императорских войск, с которыми столкнулись во время англо-французской экспедиции 1860 года, не носил доспехов любого описания. Месный отмечает, что в 1890-х годах доспехи обычно носили только непосредственные телохранители императора, высокопоставленные чиновники в важных случаях и офицеры в звании полковника и выше во время парадов.