В С Китая 1850-1859

ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ КИТАЯ 1850-1859

Тайпинское восстание 1850-1866

Вторая Опиумная война 1856-1860

Вооруженные силы стран мира: Общее оглавление

Вооруженные силы Китая: 1840-1849, 1860-1869

Сокращения и обозначения

Восстание Тайпинов было первым, хотя и самым опасным, из серии восстаний против слабеющего правительства Китая в середине XIX века. Статистические данные, относящиеся к этому конфликту, ненадежны, но нет никаких сомнений в том, что восстание Тайпинов было войной самого большого масштаба, которую когда-либо видел мир. В общей сложности было задействовано около 10 миллионов военнослужащих, и за годы конфликта около 600 городов снова и снова переходили из рук в руки. Население некоторых районов сократилось на 40-80%, и даже по самым скромным оценкам погибло, как полагают, 20-30 миллионов человек, больше только в результате самого кровопролитного конфликта в истории — Второй мировой войны.[MAA-275]

Катализатором столь масштабного восстания стало унижение Китая Великобританией в ходе Опиумной войны 1839-1842 годов, которая высветила бессилие ее устаревшей стратегии. Однако неэффективность правительства Цин подготовила почву благодаря сочетанию чрезмерных налогов, коррупции, официального подавления групп меньшинств и неспособности администрации сопоставить массовый демографический взрыв в Китае (со 125 миллионов в 1736 году до 432 миллионов к 1852 году) с пропорциональным увеличением пахотных земель.

Движение тайпинов началось как Pai Shang-ti Hui (Общество богопоклонников), основанное в провинции Кованси в 1846 году Хун Сю-цюанем. Болезненный человек с сомнительным здравомыслием, Хун стал жертвой видений, которые, прочитав небольшое количество христианской литературы, он решил интерпретировать как демонстрацию того, что он был "Божественным Младшим братом Иисуса Христа", с Божьим мандатом управлять Китаем.

Вражда между богопоклонниками и местными отрядами милиции вспыхнула в октябре 1850 года, когда первые встали на сторону относительно недавно образованного народа Хакка из провинций Квантун и Кванси (Хунг сам был хакка) в войне с населением Пен-ти. Первые успехи в этой локальной войне в сочетании с неудачной попыткой имперцев уничтожить лагерь богопоклонников в Чин-тяньене как центр местного бандитизма привели к тому, что в январе 1851 года Хун провозгласил свое T'ai-p'ng T'ien-kuo, или Небесное Царство Великого мира, с самим собой как T'ien Wang (Небесный царь). Его главными помощниками были назначены в декабре Tung Wang (Восточный царь), Si Wang (Западный царь), Pei Wang (Северный царь), Nan Wang (Южный царь) и I Wang (помощник царя).

Последовавшая за этим первая фаза гражданской войны, длившаяся до марта 1853 года, привела к тому, что императорские армии засели за стенами своих укрепленных городов для защиты их от наступающих войск, которые оставались очень мобильными и, таким образом, сохраняли инициативу. Они продвигались вниз по долине Сян, захватывая город за городом, но всегда быстро отказывались от своих завоеваний и двигались дальше. (Никаких попыток оккупировать захваченную территорию на постоянной основе не предпринималось до гораздо более позднего времени.) Несмотря на некоторые неудачи — Nan Wang и Si Wang были убиты в 1852 году, — тайпинская армия выросла примерно с 10.000 человек до, возможно, полумиллиона к тому времени, когда она достигла озера Тунтин на Янцзы. Там тайпины захватили крупную имперскую флотилию, и с ее помощью они смогли быстро продвинуться вниз по реке, захватив Учан, Анкин и другие города по пути, пока 20 марта 1853 года они взяли Нанкин, старую столицу Китая эпохи Мин. Нанкин стал столицей зарождающегося государства Тайпинов.

Захват тайпинами Нанкина, возможно, был символическим, но кажется почти несомненным, что его стратегическое значение также было признано, поскольку владение Нанкином и выход Большого канала в Янцзы поблизости эффективно блокировали Пекин, отрезав его от плодородных южных провинций, которые его питали. Тем не менее, утверждение себя здесь, как правило, считается стратегической ошибкой. Все сходятся во мнении, что если бы тайпины сразу же выступили против Пекина, династия Цин почти наверняка была бы свергнута. Вместо этого в мае в направлении столицы был направлен лишь небольшой контингент — возможно, 20.000 человек. Пять раз им удавалось приблизиться к Тяньцзиню на расстояние трех миль, прежде чем недостаточные линии снабжения, суровые холода северной зимы и нехватка кавалерии (тайпинские армии неизменно состояли почти полностью из пехотинцев) вынудили их отступить в феврале 1854 года.

Неспособность направить достаточные силы на север была вызвана необходимостью тайпинов защищать свои завоевания, в частности свою новую столицу. Это было обременительным бременем, которое ограничивало их прежнюю мобильность. После этого их полевые армии неоднократно приходилось отзывать в Нанкин, чтобы сорвать попытки окружения, организованные из двух имперских штабов, которые были созданы к северу и югу от Янцзы в конце 1853 года, обычно называемых Северными или Киангпельскими и Южными или Киангнанскими имперскими казармами. Императорские блокады были прорваны в 1856, 1858, 1859 и дважды в 1860 году (Северный лагерь был захвачен в сентябре 1858 года, а Южный — в 1856 году).

Тем временем идеализм и дисциплина первых дней тайпинского движения закончились междоусобицей. Признанный с самого начала в качестве главнокомандующего, Tung Wang, или Восточный царь, Ян Сю-цин, неуклонно укреплял свое положение, заявляя о видениях, сходных с видениями Хун Синьцуаня. В конце концов, летом 1856 года стало очевидно, что подготовка к захвату власти в столице идет полным ходом, но соперник Яна, Pei Wang или Северный царь, выступил первым, убив Яна и 20.000 его сторонников в кровавой двухнедельной чистке. Встревоженный этим, Хун отозвал своего родственника, I-Wang Ши Та-каи, в столицу, но Pei Wang напал на семью Ши, вынудив его бежать, спасая свою жизнь. Только в ноябре собственные войска Хунга смогли восстановить контроль над столицей, разгромив и убив Pei Wang после двухдневных уличных боев. Впоследствии Ши Та-кал вернулся на пост главы правительства, но он не смог договориться с Хуном и в конце концов самостоятельно отправился в западные провинции в 1857 году, взяв с собой 50-70.000 тайпинских солдат.

Чистки 1856 года ознаменовали начало упадка тайпинского движения, фактически уничтожив его оставшихся способных лидеров, а также значительную часть его наиболее опытных солдат. Хун Сю-цюань отныне доверял только членам своей семьи и назначил их на большинство ключевых государственных постов. В то же время военные действия приняли в основном оборонительный характер после неустанных приливов и отливов в обеих сторон в предыдущие годы, когда некоторые города переходили из рук в руки до восьми раз. Удача тайпинов, однако, возродилась с повышением в 1857 году двух талантливых военачальников — Ли Хсу-Ченга, который в 1859 году был назначен Chung Wang (Верным царем), и Чен Ю-ченга, который стал Ying Wang (Героическим царем), которому последовательные голодные периоды обеспечили казалось бы, неисчерпаемый запас солдат. Они действовали практически независимо от коррумпированного Небесного судьи в Нанкине, Чун-Вана, сражавшегося к востоку от столицы, и Ying Wang на западе. Только благодаря их усилиям имперская блокада Нанкина была неоднократно прорвана в 1858-60 годах. [MAA-275]

Англо-французское участие.

Недовольные отказом правительства Цин рассмотреть дополнительные торговые уступки к тем, которые были согласованы в конце Опиумной войны, захват экипажа судна ("Arr0w"), зарегистрированного в Гонконге, и убийство чиновниками Цин католического миссионера были использованы Великобританией и Францией в качестве оправдания объявить войну Китаю в 1857 году. Этот конфликт, по-разному называемый войной стрел, Второй китайской войной и Второй опиумной войной, продолжался с длительными перерывами до 1860 года. Его основные действия пришлись на начало и конец этого периода: захват Кантона в декабре 1857 года и поход на Пекин в августе-сентябре 1860 года. Две атаки на прибрежные форты в Таку — успешные в 1858 году и катастрофические в 1859 году — составили большую часть того, что произошло между ними.

Как ни странно, в то же самое время, когда они сражались против имперцев на Севере, англо-французские войска, дислоцированные в Шанхае, оказались в союзе с имперскими силами, защищавшими город от тайпинов. До тех пор в китайской гражданской войне соблюдался шаткий нейтралитет, несмотря на то, что британцы рассматривали возможность вмешательства от имени маньчжуров еще в 1853 году, именно угроза тайпинов многочисленным западным общинам в Шанхае и Нинпо и торговле, которую они представляли, в конце концов убедила англичан и французов принять активное участие, хотя и только в пределах 30 миль от каждого из этих городов. [MAA-275]

КИТАЙ (Китайская империя Цин) [w]

Император: Даогуан (1820-1850), Сяньфэн (1850-1861);

Население: 432.200.000ч(1850г) [w]

АРМИЯ

[ВЭЛ2. т.7 с.200-203]

ИМПЕРАТОРСКАЯ АРМИЯ>

-pa-ch'i) и Армии Зеленого знамени (lu-ying), а вторые из ополчения (t'uan-lien), "Храбрецов" (yung) и, позже, "Храбрых батальонов" (uung-in). Неадекватность регулярных частей была подтверждена в начале Восстания, и к тому времени, когда тайпины были окончательно разгромлены, основная тяжесть боевых действий пришлась на силы yung-ying.

Восьмизнаменная армия

Происхождение Восьми знамен относится к 1601 году, когда Нурхачу, основатель маньчжурской династии Цин, разделил свои войска на четыре подразделения под знаменами, окрашенными соответственно в желтый, белый, красный и синий цвета. В 1615 году каждое из этих подразделений было разделено на две части, откуда и появились Восемь Знамен. Флаги четырех новых подразделений имели цветную окантовку. Каждое Знамя фактически состояло из трех лгыфш или дивизий — по одному из маньчжуров, монголов и китайцев, но Восемь Знамен были, по сути, маньчжурской армией, поскольку маньчжуры превосходили монголов и китайцев численностью примерно в три раза. Действительно, в XIX веке все ныне живущие маньчжуры были номинально зачислены в Знамена, как и потомки тех монгольских и китайских знаменосцев, которые участвовали в маньчжурском завоевании Китая.

К XIX веку эта наследственная солдатня, хотя и обеспечивала большую численность, больше не представляла собой эффективную военную силу. В то время как знаменосцы изначально были кавалерией, с довольствием, достаточным для содержания от трех до шести лошадей, у многих теперь вообще не было лошадей. Они получали минимальную зарплату и часто были вынуждены работать на гражданских работах, чтобы заработать на жизнь, лишь изредка участвуя в живописных шарадах, которые маскировались под учения.

Их численность, по-видимому, составляла около четверти миллиона человек, из которых примерно 50 или 60 процентов были размещены в провинции Чихли, либо в Пекине, либо вблизи него, а еще 20 процентов — в главных городах, окруженных стенами, в других провинциях. Остальные были распределены в Маньчжурии и Туркестане. Основные гарнизоны за пределами Пекина состояли из Срш-аг Срг Афтп, гарнизонов 25 ближайших к Пекину городов, общей численностью около 40.000 человек, в основном пехоты: Ling-ch'in Chu Fang или гарнизоны Императорского Мавзолея, насчитывающие 1250 человек; и Ko-sheng Chu Fang, 25 провинциальных гарнизонов, три из которых были морскими учреждениями. Самые крупные гарнизоны состояли из 4-5.000 бойцов, самые маленькие — из нескольких сотен.

Теоретически каждый kusai состоял из tu-t'ung (генерал-лейтенанта), командовавшего пятью батальонами (или двумя в монгольском kusai), называемыми julan или cha-la, каждый из которых насчитывал 1500 человек. Каждым батальоном командовал ts'an-ling (полковник), и он был организован в пять рот, которые по-маньчжурски назывались niru или tso-ling по-китайски. Каждой ротой командовал майор (называемый tso-ling). Таким образом, tso-ling номинально состоял из 300 человек, но часто был настолько слабым, что в 1851 году обычно считалось, что его численность составляет всего 150 человек, а в действительности часто насчитывалось не более 40 или 50. Младшими офицерами роты были fang-yu или капитан, Hsiao-ch'I hsao или лейтенант и пять ling-ts'ui или капралов. Рядовых обычно называли ma-chia, технически термин, обозначающий кавалеристов в доспехах, хотя были также yang-yu ping, сверхштатные офицеры, ожидающие назначения в ряды ma-chia по мере появления вакансий.

Эта официальная структура имела мало отношения к тому, как войска знамен распределялись на местах, разбросанные по гарнизонам разного размера. Отрядом из 3000 или более бойцов обычно командовал генерал, носивший титул chiang-chtin (в английских источниках переводится как "Татарский генерал"), который во всех военных вопросах превосходил вице-царя любой провинции, в которую он был направлен. Небольшие гарнизоны численностью около 1000 знаменосцев подчинялись заместителю генерал-лейтенанта (fu tu-t'ung), а те, что были еще меньше, возглавлялись комендантом (ch'eng-shouyu).

2-6. ЗНАМЕНОСЦЫ XIX ВЕКА. Хотя все эти фигуры относятся к 1860-1870-м годам, костюм знаменосцев принципиально не менялся на протяжении всего столетия. Китайские кавалеристы были преимущественно маньчжурами и монголами, даже кавалерия армии Хуай включала маньчжурских и монгольских добровольцев, поэтому неудивительно, что основная масса китайских кавалерийских лошадей (рис. 3) также происходила из Монголии и Маньчжурии. Это были маленькие, покрытые лохматой шерстью, жилистые существа, обычно достигавшие 12-13 футов, а иногда и 14 ладоней в высоту, один британский офицер описал их как "породу, тесно связанную с шетландскими". Их длинные хвосты и гривы часто были заплетены в грубые косы и узлы, а чуб иногда "завязывался в пучки, похожие на рога'. С их большими головами, тонкими шеями и "массивными костлявыми бедрами, которые выделяются, как две опоры", иностранцы считали их уродливыми животными и часто описывали их как находящихся в плохом состоянии. Тем не менее они были выносливы, очень быстры и "способны на большую выносливость'. Они никогда не были подкованы.

А1: Маньчжурский кавалерист. Реконструкция основана на набросках очевидца Х.Х.Крилока. Другие иллюстрации свидетельствуют о том, что маньчжурская кавалерия носила сюртуки того же фасона, что и пехота. Лук был мощным составным оружием.

А2: Солдат с фитильным ружьем. Этот стиль одежды, с шелковой шляпой и пальто, оставался популярным на протяжении всего XIX века. Заряды для ружья носят на поясе.

A3: Китайский чиновник или офицер Имперские чиновники отличались вышитой панелью на груди — младшие чины, по-видимому, имели китайские иероглифы, обозначающие их должность, старшие — императорского дракона — и характерными головными уборами.

В1: Маньчжурский кавалерист.

Большинство знаменных кавалеристов были вооружены копьем и луком или фитильным замком, или всеми тремя. Колчан и лук носили либо перекинутыми через спину, либо подвешенными к поясу. В колчане находилось от 27 до 60 стрел трех разных типов. Обнаженный меч часто закреплялся под седельным клапаном.

В2: Императорский стрелок.

У китайского фитильного ружья была только короткая угловая рукоятка, как у пистолета, и стреляли из него, прижимая к груди, щеке или правой стороне примерно на высоте бедра. Он был не очень точным, за исключением стрельбы с близкого расстояния (в основном из-за недостаточной практики), а маленькие пули, — в основном цилиндрические пули, а не сферические шарики, используемые до шести или десяти за раз — имели небольшую пробивную способность. Порох перевозился либо в лакированной деревянной колбе, либо в виде подготовленных зарядов в виде бумажных гильз или небольших бамбуковых контейнеров, которые высыпались в ствол. Ни вата, ни трамбовка не использовались, пули заправляли, ударяя прикладом о землю.

B3: Монгольский кавалерист

Монгольская кавалерия часто использовалась во время чрезвычайных ситуаций, особенно кавалерия племени чахар, которая могла выставить более 100.000 человек. (Теоретически монголы могли собрать четверть миллиона кавалеристов, но на практике — лишь пятую часть от этого числа.) Организационно состояла из koshun, состоящих примерно из десяти tso-ling, каждый из которых номинально состоял из 150 человек, но обычно был малочисленным. Вооружение состояло из длинного копья, лука, фитильного ружья и меча.

C1: Имперец в зимней одежде. Китайцы носили до дюжины пальто одно поверх другого. Крайняя часть предпочтительно должна быть из овчины или меха. Пара стеганых леггинсов была надета поверх брюк и прикреплена к поясу петлями. Такие множественные слои иногда останавливали бы даже винтовочную пулю.

C2: Мятежник Малого меча. Общество Малого меча захватило Шанхай в сентябре 1853 года и удерживало его до февраля 1854 года (когда французские войска помогли имперцам вернуть его). У многих было западное огнестрельное оружие, в том числе винтовки Minie и револьверы Colt.

C3: Доспехи знатного кавалериста. Доспехи все еще носили некоторые знаменосцы и большинство офицеров, скорее как военный знак отличия, чем как форма защиты.

Пекинские знаменосцы

Ядром армии Знамени были шесть дивизий, базирующихся в столице, в состав которых входили Имперская гвардия (Ch'in ying), Авангардная дивизия (Ch'ien-feng ying), Фланговая дивизия (Hu-chun ying), Легкая дивизия (Ch'ien-juit ying), Стрелковая дивизия (Huo-ch'i) и Наемные силы (Hsaiao-ch'iying). Императорские телохранители — кавалерийский отряд численностью около 3000 человек — была скорее церемониальным подразделением, чем функциональным. Авангард или Ведущая дивизия, насчитывавшая 1400-2000 пехотинцев, и Фланговая дивизия численностью 15-16.000 человек, состоявшая из пехоты и кавалерии, были набраны среди маньчжуров и монголов всех Восьми Знамен. Легкая дивизия насчитывала 3-4.000 китайских пехотинцев и монгольскую кавалерию, в то время как стрелковая дивизия в 8000 человек, опять же состоящая из маньчжуров и монголов из всех родов войск, была разделена на Внутренние и Внешние подразделения — для защиты Пекина и службы в полевых условиях соответственно.

Наконец, существовали Наемные войска, которые западные люди считали "единственным корпусом, который может претендовать на то, чтобы считаться армией'. Состоявшая примерно из 66.000 человек, эта армия была преимущественно кавалерийской (ее китайское название на самом деле означает кавалерия), из которых примерно восьмую часть составляли монголы, а остальные примерно наполовину маньчжуры и китайцы. В нее также входили почти 7000 стрелков-пехотинцев, 100 фехтовальщиков и 100 артиллеристов.

В дополнение к этим основным подразделениям в Пекине базировалось несколько других подразделений. Самым важным был Pu-chun ying, или Пеший отряд, насчитывавший в общей сложности те же 15.000 маньчжуров, 4500 монголов и 3700 китайцев, плюс офицеры, набранные из всех Боевых Знамен. Несмотря на свое название, в состав этого подразделения входила кавалерия, вооруженная до зубов, — Hsun-pu ying (мобильные силы безопасности), но большинство из них действительно были пехотинцами, отвечающими за охрану столицы и ее стен. Другие подразделения включали Ling-tsin ying (гарнизонные силы Мавзолея) и дивизию Yuan Ming Yuan численностью 5800 человек, которая защищала Летний дворец. Имелся также парк из примерно 550 артиллерийских орудий, хотя менее половины из них были установлены на лафетах.

Армия Зеленого знамени

В отличие от Восьми Знамен, эта армия (на самом деле 18 отдельных провинциальных армий, которые значительно различались по размеру) состояла полностью из китайских войск. К XIX веку она стала столь же неэффективной, главным образом из-за отсутствия регулярной подготовки, недостаточной оплаты, широко распространенного пристрастия к опиуму (столь же распространенного среди знаменосцев) и коррупции подавляющего большинства ее офицеров. В частности, офицеры были виновны в краже значительной части жалованья своих солдат (практика, известная как "выжимание") и в неспособности поддерживать подразделения в надлежащем состоянии, чтобы они могли прикарманивать жалованье прогульщиков. Действительно, некоторые подразделения были на целых две трети меньше их официальной численности, и к 60-м годам большинство из них были по меньшей мере на 40-50% недоукомплектованы, причем, по оценкам, 20% человек во многих подразделениях были либо слишком старыми, либо слишком слабыми, чтобы сражаться. При необходимости численность пополнялась за счет временного найма бродяг и крестьян.

Войска Зеленого знамени состояли из shou-ping (гарнизонная пехота), pu-ping (пехота) и ma-ping (кавалерия) В большинстве мест гарнизонная пехота превосходила численностью остальные вместе взятые, а pu-ping превосходил численностью ma-ping почти везде. Т.Ф.Уэйд, пишущий в й851, приводит итоги для трех категорий (исключая более 7.400 офицеров): около 321.900 гарнизонных пехотинцев, 194.800 пехотинцев и 87.100 кавалеристов. Из них не более 10% регулярно находились на действительной службе. Эти цифры показывают, что общее соотношение пехоты и кавалерии составляет почти 6:1, что близко к официальному показателю 3:1, хотя соотношение пехоты и пехоты варьировалось от 1:1 до 10:1. В прибрежных провинциях до трети мужчин могли быть "водными солдатами" или морскими пехотинцами, хотя они все еще базировались на берегу, и небольшое количество из них на самом деле были кавалеристами.

Основным подразделением организации "Зеленого знамени" был батальон ин, в котором насчитывалось около 1.200 человек. Батальоны были сформированы в бригады, называемые piao или chen-piao, каждой из которых командовал tsung-ping (обычно называемый chen-t'ai), или полки (hsieh), которыми командовал полковник (fu-chiang), и количество батальонов в этих более крупных подразделениях варьировалось. Сам ying номинально состоял из 500 человек плюс офицеры, но на практике могло быть всего 50 человек или до 1000. Им командовал ying-kuan или офицер батальона, обычно ts'an-chiang (подполковник), но иногда только майор (ту-ссу) или капитан (shao-pei). Ying был разделен на правых и левых Shao или патрулей, каждым из которых командовал лейтенант (ch'ien tsung). Shao состоял из двух или четырех подразделений (ssu) под командованием прапорщиков (pa-tsung), организованных в отряды (p'eng) номинально по десять человек под командованием сержанта.

Лейтенанты, прапорщики и сержанты обычно были командирами небольших отрядов, назначенных для удержания аванпостов, называемых hsun (посты), tun или pau (сторожевые башни или наблюдательные пункты), многие батальоны были разбросаны по крошечным подразделениям, которые могли состоять не более чем из дюжины человек. Широкое распределение подразделений стало еще одним фактором упадка "Зеленого стандарта", поскольку командиру было не только трудно собрать достаточные силы, чтобы справиться с неожиданной чрезвычайной ситуацией, но и для него стало практически невозможно контролировать или обучать своих людей. Один ying на Чусане в 1860 году записан как не собираемый в течение предыдущих восьми лет.

Общая командная структура "Зеленого стандарта" была построена вокруг системы "сдержек и противовесов", призванной предотвратить концентрацию военной власти в руках какого-либо одного человека. Цзун-пин, например, подчинялся как главнокомандующему провинцией (t'i-tu), так и гражданскому губернатору, и хотя оба были его старшими по званию, они не имели прямого контроля над основной частью сил провинции, кроме как через таких офицеров, как он. Кроме того, tsung-pingн, t'i-tu и губернатор имели piao под своим непосредственным контролем, которые, хотя и были небольшими подразделениями, тем не менее были больше, чем у любого другого командира Зеленого штандарта в провинции. Неизбежным результатом такой фрагментации командования были разобщенность и отсутствие сотрудничества.

7-8. СОЛДАТЫ ЗЕЛЕНОГО ЗНАМЕНИ 1850-х годов. Эти рисунки основаны соответственно на фотографиях в книге Скарта "Двенадцать лет в Китае" (1860) и "Иллюстрированных лондонских новостях" от 4 апреля 1857 года. Оба мужчины вооружены характерными китайскими древками, состоящими из копий тан и шу. Хотя войска Зеленого штандарта неизменно описываются как носящие шляпы кули, зимой они были бы заменены либо тюрбаном, либо обычным та-мао-цзы, который носили знаменосцы, но без соболиных хвостов. На рисунке 7 изображен зонтик, подвешенный за спиной.

Ополчение (T'uan-lien)

Это были деревенские ополченцы, состоявшие из мужчин, вооруженных в основном копьями и луками (после 1854 года у некоторых также были фитильные ружья), которые в свободное время занимались муштрованием. Они были воспитаны исключительно для защиты своих собственных общин и были готовы сражаться как с имперцами, так и с тайпинами, когда возникнет необходимость. Их главная ценность заключалась в том, чтобы отпугивать небольшие банды мародеров или бандитов. T'uan-lien обычно состоял максимум из 200-300 человек, организованных в роты по 100 человек и подразделения по 25 и пять человек, хотя несколько деревень вместе иногда собирали "большую пятерку", которая могла выставить более 2000 человек. В городах были подобные отряды ополчения, называемые thou-ping.

Добровольцы (Yung и Yung-ying)

Призванные компенсировать недостатки провинциальных подразделений "Зеленого знамени", добровольцы, известные как Yung или "Храбрецы", которые ежедневно тренировались и получали гораздо более высокую зарплату, чем солдаты "Зеленого знамени", составляли значительную часть большинства императорских армий к концу 1950-х годов. Финансируемые и поддерживаемые либо за счет средств местного дворянства, либо за счет официально санкционированных местных налогов, они собирались на временной основе всякий раз, когда возникала необходимость. Большинство подразделений yung насчитывали всего несколько сотен человек, хотя некоторые насчитывали более 1000 человек. Организация была аналогична организации подразделений "Зеленого знамени", за исключением того, что для их командования часто назначались гражданские чиновники.

Yung-ying или "Храбрые батальоны" представляли собой логическую прогрессию в развитии вооруженных сил yung, став значительно более крупными, более постоянными и подвергаясь более строгим процедурам отбора и более высокому уровню подготовки. С начала 1850-х годов император поручил многочисленным провинциальным чиновникам создать такие подразделения. Мужчины были набраны из местного населения и дополнены отрядами, набранными из существующих подразделений t'ulan-lien, yung и Зеленого знамени. Одним из самых ранних и наиболее важных был Hsiang-chiin, организованный в Хунани Цзэн Куофаном в 1853 году. Это оказалось настолько успешным, что аналогичные армии были созданы по идентичным линиям в других провинциях, включая Чекян (Ch'u-chum, 1860 год), Киангси (Chiang-chun, 1855 год) и др. Именно армия Hsiang-chun, или Хунаньcкая армия, одержала первую крупную победу имперцев над тайпинами в 1854 году.

Основной единицей всех таких армий была jing из 500 солдат и 6 офицеров. Jing состоял из охранников ch'in-ping или командира батальона (72 человека, организованных в шесть взводов или tui по 12 человек в каждом, причем два взвода были оснащены легкими пушками) и четырех shao из 100 человек (организованных в 8 взводов, шесть из 12 человек и два — с джинголлами — из 14: остальные 28 человек включали заместителя командира, пять санитаров и повара для каждого shao). Кроме того, к каждой ying было прикреплено 180 кули, которые использовались для замены потерь в строю по мере их возникновения. Ying командовал ying-kuan, а ротами — shao-kuan. Бригады численностью от двух до дюжины или более ying находились под командованием t'ung-ling, чье имя обычно носила бригада, в то время как команда из двух или более t'sung-ling составляла chin под командованием ta-shuat.

Первоначальные новобранцы были в основном фермерами, предпочтительно из определенной местности, чтобы все они знали друг друга. Чтобы обеспечить лояльность, shao-kuan были ответственны за вербовку своих собственных людей; ying-kuan аналогичным образом выбрали своего собственного shao-kuan, t'ung-ling — своего ying-kuan, а ta-shuat — своего t'ung-ling. Личные привязанности были настолько сильны, что, когда умирал командир подразделения, его людей обычно расформировывали, а если его переводили, то и их переводили вместе с ним.

Водные пути и рисовые поля сделали сельскую местность, в которой произошло Восстание, в значительной степени непригодной для кавалерии, поэтому войска yung-ying состояли преимущественно из пехоты. Первые кавалерийские подразделения Хунаньской армии (организованные в 250 человек) были созданы только в 1858 году. Однако те же ying были специально предназначены для военно-морской службы. Они были организованы в десять групп (каждая из одной вооруженной джонки и канонерской лодки) плюс более крупное судно. [MAA-275]

Вооружение.

Вооружение имперских солдат было разнообразным. Правила, по-видимому, требовали, чтобы у каждого человека были щит, лук, фитильное ружье, копье и два меча, но на самом деле большинство было вооружено не более чем мечом и древком или копьем — длиной семь футов для кавалерии или до 14 футов для пехоты — и даже многие из них были в плохом состоянии состояние (западные описания китайского оружия неизменно включали слово "ржавый"). Иврейская организация позволяла примерно половине бойцов каждого батальона быть вооруженными мечом или копьем, а примерно пятой части из них — фитильными ружьями и джинголами. На самом деле их редко было так много (по подсчетам Линдли, "ни у одного из десяти" не было ружья"). В ночных руках лук по-прежнему считался более эффективным оружием, чем фитильное ружье, но те, кто умел им пользоваться, как правило, были выходцами из северного Китая, а не из южных провинций, где происходило большинство Восстаний. Знаменная кавалерия, в частности, специализировалась на стрельбе из лука, хотя многие также носили охотничьи ружья. Некоторые кавалерийские подразделения были даже оснащены определенным количеством джингалов; в битве при Чанкьяване в 1860 году их либо носили, перекинув между двумя лошадьми, так что треножная стойка волочилась по земле, либо демонтировали, при этом джингалл был установлен на одной лошади, а его подставка — на другой.

Внедрение западного огнестрельного оружия началось в небольших масштабах в 1850-х годах.

Менее традиционное оружие, использовавшееся обеими сторонами, включало арбалеты с магазинными патронами, способные стрелять от восьми до десяти болтов в быстрой последовательности; ракеты, обычно в виде зазубренных стрел, снабженных пороховым порошком; мешки с порохом, содержащие около фунта пороха и снабженные запалом; и вонючие горшки — глиняные банки наполненный горючим веществом, которое при горении выделяло удушливые пары. [MAA-275]

Китайское оружие, как правило, было низкого качества. Почти каждый западный путешественник или солдат, видевший их, упоминает об их плачевном состоянии, описывая их как тупые, сломанные или ржавые. Кроме того, упорно цепляясь за прошлое с непоколебимым консерватизмом и возвышенной самоуверенностью, армии Императорского Китая были экипированы в стиле, который имел больше общего с военным мышлением XVI века, чем XIX.

Вооружение среднестатистического китайского солдата значительно различалось, и, несмотря на неуклонное внедрение западного огнестрельного оружия после 1850 года, оно оставалось практически неизменным на протяжении всего столетия: в некоторых провинциях копья, древки и мечи были почти таким же обычным явлением в 1900 году, как и в 1800 году. Официальные правила, действовавшие к началу этого периода, теоретически требовали, чтобы каждый солдат регулярной армии имел щит, лук, фитильный замок, копье и два меча, но на практике большинство пехотинцев носили не более одного оружия каждый, в первой половине века чаще всего копье, меч или фитильное ружье. Кавалеристы, как правило, были лучше экипированы, большинство из них имели меч, копье, лук и/или фитильное ружье. Однако Роберт Свинхо заметил в 1860 году, что "лишь у небольшой части" были кремниевые ружья, и что большинство было вооружено луками и копьями. Вместо того чтобы быть организованными в отдельные подразделения, состоящие из одинаково вооруженных людей, солдаты с разным оружием были смешаны в рамках одних и тех же подразделений. Это относилось как к пехоте, так и к кавалерии. [ArmChina]

Мечи

Мечи были одним из самых популярных китайских видов оружия, и само количество, в котором они производились, вероятно, каким-то образом объясняло, почему большинство иностранцев описывали их как очень низкого качества. Самой распространенной разновидностью было пехотное оружие, называемое яо-тао или "набедренный меч", короткое, грубое, тяжелое, похожее на кортик оружие, изготовленное из мягкого железа, которое очень легко сгибалось. Он получил свое название за то, что его носили на талии, обычно с левой стороны, либо в ножнах, подвешенных к поясу, либо засунутых за пояс, с ножнами или без них. Кавалеристы были снабжены более длинным, слегка изогнутым мечом значительно лучшего качества, который имел тяжелый квадратный наконечник, а не острое острие. Это был матао, который обычно имел достаточно длинную рукоятку, чтобы им можно было пользоваться двумя руками, если это потребуется. Обычно он подвешивался к седлу. Когда рукоять подвешивалась к поясному ремню, в начале века она была несколько необычно обращена назад, так что, по-видимому, она была спрятана за спиной. Ножны были из простой или окрашенной кожи или обтянуты тканью, на фотографиях того периода они были в основном коричневыми, черными или различными оттенками красного или зеленого.

Иногда китайцы сражались с мечом в каждой руке. Британские солдаты, служившие в Китае в 1840-х годах, описывают, как некоторые мечи состояли из "двух лезвий и рукоятей в одних ножнах, так красиво подогнанных друг к другу, что в обнаженном виде это одно или два оружия, которые можно использовать в одной или обеих руках, согласно воле владельца". Такое оружие иногда упоминается западными писателями как "двойные мечи". Лезвия были около 2 футов (61 см) в длину, внутренняя поверхность по необходимости была плоской, в то время как внешняя была "треугольной' в сечении. В ножнах они напоминали "одно толстое неуклюжее оружие".

Иностранные мечи в комплекте со стальными ножнами начали появляться в Китае в разумных количествах во второй половине века, но в основном, если не исключительно, находились в руках офицеров. [ArmChina]

Копья и древки

Пехотные копья были либо с деревянным древком (му кан-цу), либо с бамбуковым древком (чу кан-цу), первые составляли в среднем 12-15 футов (3,7-4,6 м), а вторые — 18-20 футов (5,5-6,1 м), с лезвием еще 10-12 дюймов (25,4-30,5 см) в любом случае. Прежевальский описывает древко чу кан-цу как "сделанное из пучков расщепленного бамбука". Оба типа обычно были снабжены пучками окрашенной в красный цвет конской или яковой шерсти вокруг гнезда, а иногда и вокруг суставов бамбукового древка, и у многих был маленький квадратный или треугольный хлопковый вымпел под гнездом, который, по словам Месни, "ослеплял глаза врага". Бамбуковые копья, которые Уильям Гилл видел в мае 1877 года, древки которых были расписаны темными кольцами, имели "маленькие квадратные флажки" синего, красного и розового цветов. Кавалеристы носили значительно более короткие копья, длина которых составляла всего около 6-7 футов (1,8-2,1 м), включая лезвие. Они, по-видимому, иногда были окрашены в красный цвет, и некоторые, по крайней мере, были снабжены ремешком, позволяющим их перекидывать с плеча, и петлей, через которую можно было пропустить ногу. Существовала также более короткая разновидность пехотного копья, называемая сопиао. Это было колющее оружие, состоящее из лезвия 15-18 дюймов (38,1-45,7 см), описанного Месни как "острое, как игла, и острое, как бритва", прикрепленного к древку длиной 6 футов (1,8 м) из "самого прочного дерева", с сильно орнаментированным гнездом, украшенным инкрустацией.

Древковое оружие было разных форм, но, как и копье, у большинства были пучки красной шерсти лошади или яка в том месте, где лезвие встречалось с древком. Наиболее распространенным древковым оружием был так называемый "меч с длинной рукоятью", который в основном представлял собой клюв с изогнутым лезвием и одним зубцом сзади, и трезубец или раздвоенное копье (ч'а или мауч'а), часто упоминаемое как "китайское копье" в английских источниках. У него был центральный зубец длиной от 12 до 15 дюймов (30-38 см), плюс изогнутое лезвие длиной около 12 дюймов (30 см) с обеих сторон и длинное гнездо для предотвращения взлома деревянного древка, длина которого варьировалась от 7 футов до 12 футов (2,1-3,7 м). Месни утверждает, что трезубцы провинций Квайчоу и Юньнань были лучшими, а те, что были найдены в других частях Китая, были "неуклюжими бесполезными вещами". Некоторые письменные свидетельства, подкрепленные современными фотографиями, указывают на то, что сержанты подразделения часто носили трезубцы. Разновидностью трезубца было копье тан, у которого было волнистое лезвие, выходящее горизонтально наружу с обеих сторон центрального зубца.

Двумя другими популярными древками были копье шу, лезвие которого было длиной или даже длиннее древка длиной 3-4 фута (0,9-1,2 м) (рис.8), и `алебарда", которая в основном представляла собой обычное копье, но с дополнительным небольшим серповидным лезвием, прикрепленным к его гнезду. [ArmChina]

Луки

Хотя лук можно было найти в ограниченном использовании среди пехотинцев даже в конце века, он был в первую очередь кавалерийским оружием и был настолько прочно укоренившейся частью маньчжурской военной традиции, что генерал, который незадолго до Опиумной войны рекомендовал отменить его в пользу огнестрельного оружия, был осужден судом и понижен в должности. Большинство бойцов знамен оставались более опытными в обращении с луком, чем с огнестрельным оружием, по крайней мере, до 1870-х годов.

Китайский лук представлял собой сложное оружие из бамбука и рога, длиной около 5 футов (1,5 м), с толстой тетивой из сухожилий или крученого шелка. Его вес составлял от 70 до примерно 110 фунтов, по сравнению с 80-160 фунтов среднего средневекового английского длинного лука. Четыре наиболее распространенных разновидности имели вес 70, 80, 90 и 100 фунтов, но, как говорят, более мощное оружие было доступно "для исключительных мужчин". В 1865 году Эскайрак де Лотюр описал его дальность стрельбы в 180 шагов, но Минога считал его "достаточно эффективным, чтобы убить человека" только на расстоянии 60 или 80 ярдов (55-73 м). Маньчжурские и китайские композитные луки были в основном коричневого оттенка с белыми роговыми тетивами, но часто окрашивались в красный, зеленый или желтый цвета. Стрелы в среднем составляли 32-36 дюймов (81-91 см), но могли быть немного длиннее, примерно до метра. У них было древко из твердой древесины толщиной около полудюйма, снабженное рядом с тетивой тремя ярко окрашенными перьями (офицерские стрелы использовали перья фазана) и железным наконечником, который имел различные формы, круглые, квадратные или плоские в сечении. Как и лук, стрелы часто окрашивались, чаще всего в красный цвет. Некоторые, предназначенные для сигнальных целей, имели вместо наконечника полый деревянный шарик, который свистел в полете.

Хотя в бою стрелы иногда затыкали за пояс, готовые к быстрому использованию, чаще всего они хранились в кожаном колчане, иногда покрытом вышитой тканью. Чаще всего это было перекинуто по диагонали через спину в одном направлении, в то время как чехол для лука был перекинут в другом, оперенные концы стрел появлялись над правым плечом, в то время как один изогнутый конец лука выступал над левым. Среди офицеров колчан чаще всего был подвешен в более традиционном положении, на правом бедре, на поясном ремне, а чехол для лука висел на левом бедре. Стандартный колчан был прямоугольного сечения и, как говорят, был разделен на три отделения, в которых находились соответственно три тяжелые стрелы, 12 средних и 12 с маленькими трезубыми наконечниками, но другие несли 50 или даже 60 стрел. У офицеров было определенное количество стрел, которые обозначали их ранг и, по-видимому, не предназначались для реального использования (лук часто даже не носили).

При стрельбе стрела помещалась с правой стороны древка лука, а тетива, удерживаемая с помощью кольца из агата или камня для большого пальца, оттягивалась назад к правому уху. Джон Дэвис (1836) объясняет, как "первый сустав [большого пальца] согнут вперед и ограничен средним суставом указательного пальца, на который надавливают".

Арбалеты

Хотя обычные арбалеты использовались только этническими меньшинствами Китая в течение этого столетия, более сложные повторяющиеся разновидности иногда использовались китайскими солдатами, сражающимися при защите укрепленных позиций. Он имел размах около 22 дюймов (56 см) и стрелял короткими болтами с железными наконечниками, длина которых составляла всего около 8 дюймов (20 см). От восьми до 12 из них (чаще всего десять или 12) были загружены в коробчатый магазин, установленный поверх приклада. Рычажноый механизм одновременно оттягивал тетиву, поворачивал шарнирный магазин, чтобы опустить следующий затвор в нужное положение, и выстреливал, когда магазин опустился на место. Современные тесты показывают, что он мог разрядить магазин из 12 болтов всего за 15 секунд; некоторые из них даже были рассчитаны на стрельбу двумя болтами одновременно. Несколько таких орудий встречались среди защитников фортов Таку в 1860 году (где французский офицер заметил, что их быстрый огонь был "как у револьвера", но "очень ненадежен").

Традиционное огнестрельное оружие

Фактором, способствующим преобладанию луков над фитильными ружьями в начале XIX века, был тот факт, что владение огнестрельным оружием кем-либо, кроме солдата, было противозаконным, и даже огнестрельное оружие, выданное солдатам, должно было быть зарегистрировано в реестре и иметь имя получателя, вырезанное на прикладе оружия. Только после Опиумной войны против англичан в 1839-1842 годах этот запрет начал ослабляться, и после этого правительство "поощряло население вооружаться". Давно устаревший запрет был окончательно отменен в 1854 году. Однако в большинстве китайских армий огнестрельного оружия было гораздо меньше, чем копий и секир даже в 1870-х годах.

Стандартным китайским огнестрельным оружием был "грубый и примитивный" гладкоствольный фитильный мушкет (инь-цян), который во второй половине века обычно считался уступающим луку и стрелам. Ствол был из очень тонкого металла и обычно длиной около 4 футов (1,2 м), с коротким прикладом, больше похожим на пистолетную рукоятку, чем на приклад винтовки. Спусковой крючок приводил в действие рычажный механизм, удерживающий тлеющий фитиль, которая обычно был из пенькового шнура, но иногда делался из палки сухого коровьего навоза, который горел очень медленно и был описан как пахнущий "действительно очень приятно". В начале века фитильные замки, как правило, все еще оснащались шарнирным А-образным упором длиной около 20 дюймов (51 см), прикрепленным рядом с дулом, но примерно к середине века они, по-видимому, в основном встречались только в отдаленных районах, таких как Монголия и Туркестан. Приклад часто окрашивался: Генри Эллис, например, записал, что те из пехотинцев, которых он видел в 1816 году, были желтыми, и мы читаем, что другие были окрашены в красный цвет. Даже после появления западного огнестрельного оружия с кремниевым замком все еще можно было найти в военных целях в конце века, и он сохранился в гражданском использовании до 1950-х годов.

Обычно он был наполнен сыпучим порошком либо из небольшого холщового мешочка, либо из колбы с порошком, покрытой красным или черным лаком. "Нужное количество" угадывалось по тому, что его сначала высыпали в руку. Некоторым бойцам, однако, был предоставлен мерный стаканчик, в то время как, по крайней мере, еще в 1819 году другие вместо этого носили предварительно отмеренные заряды, иногда завернутые в рулоны бумаги, но чаще всего содержавшиеся в бамбуковых или деревянных трубках, которые хранились либо в отдельных карманах хлопчатобумажного пояса, надетого на талию, либо в картонной коробке, описанной в 1841 году, чтобы нести 14 или 16 зарядов (хотя посетитель в 1838 году написал, что в них было всего полдюжины). Однако даже в 1880-х годах такие пороховые заряды все еще исключали саму пулю, которую продолжали носить в отдельном мешке для пуль.

Как только порох был насыпан, пуля или пули были помещены в рот и выплюнуты в дуло, слюна помогала им прилипать к внутренней части ствола (калибр китайских пуль и стволов, как известно, несовместим); пули были маленькими, в основном цилиндрическими железными пулями, и часто заряжались до шести или десяти за раз. Не использовалась ни вата, ни трамбовка (многие замки даже не были снабжены ею до 1860-х годов), порох, а затем пули по очереди, вместо этого отправлялись в ствол, просто ударяя прикладом о землю. Затем на отверстие для касания был нанесен более мелкий порошок, и изделие было готово к обжигу. Жители Запада отмечали, что вся эта процедура, как правило, выполнялась "с удивительной быстротой и мастерством", даже верхом, Ренни в 1860 году видел вооруженных ружьями кавалеристов, которые, отступая на полном скаку, тем не менее могли "развернуться, выстрелить из своих ружей и перезарядить их, когда они ускакали".

Технически предполагалось, что прицеливание должно было производиться нижней частью изогнутой рукоятки, прижатой к правой груди, а верхняя часть прижата к щеке, что позволяло стрелку смотреть вдоль линии ствола. Это привело к тому, что у многих солдат появились пороховые ожоги на лицах. Однако, как заметил русский офицер в 1871 году, чтобы "избежать выбивания зубов, предпочитает при стрельбе вообще не целиться и держит свой мушкет во время выстрела на поясе". Китайская практика стрельбы от бедра продолжалась даже после появления западного огнестрельного оружия, несмотря на то, что их цель была описана как "очень хорошая" во время китайско-французской войны 1883-1885 годов.

Однако общая точность стрельбы из китайского фитильного ружья была низкой, даже на дальности всего 50 ярдов (46 м), и на нее влиял целый ряд недостатков. Начнем с того, что практика стрельбы из мушкета была отменена во многих гарнизонах по соображениям стоимости еще до конца XIX века, и, за исключением отдельных случаев и среди пекинских знамен, редко применялась регулярно в любое время в течение рассматриваемого периода. Осечки были относительно частыми из-за низкого качества пороха, и выпущенные пули редко соответствовали калибру солдатского оружия, будучи либо слишком большими, так что их приходилось забивать до более подходящей формы, либо слишком маленькими, так что они гремели в стволе с последующей потерей точности. Последняя проблема усугублялась отсутствием ваты, поскольку неподходящие пули имели тенденцию выскальзывать из опущенного ствола до того, как из него можно было выстрелить. Скарт, например, отметил случай, когда солдат, стрелявший в упор в упавшего тайпинского повстанца, только опалил его волосы, пуля безвредно выкатилась из ствола, когда она была направлена вниз. Следовательно, у солдат была тенденция стрелять со стволом фитильного ружья, несколько приподнятым "из опасения, что пуля выпадет", так что их огонь часто проходил над головами их противников, если они находились в пределах досягаемости". "В противном случае он, как правило, не достигал цели из-за слабости пороха, пули летели с такой малой силой, что они часто не могли пробить одежду, не говоря уже о коже. Даже при попадании нескольких пуль с очень близкого расстояния люди часто оставляли не более чем синяки.

Когда они не использовались, кавалеристы либо подвешивали свое огнестрельное оружие за перевязь к луке седла, либо перекидывали его через спину. Пехотинцы на марше либо бросали их "как полено дров" в багажный вагон, если таковой имелся, либо использовали их в качестве опор для переноски своих кастрюль, сковородок и багажа, ни то, ни другое обращение не способствовало поддержанию их в хорошем рабочем состоянии. Отсутствие надлежащего технического обслуживания также означало, что многие, если не большинство, были покрыты ржавчиной, миссионер У.Х.Медхерст писал в 1838 году, что ржавчина действительно проела дыры в стволах фитильных ружей, которые он видел в руках солдат, которых он инспектировал в Шанхае. Он пришел к выводу, что единственная причина, по которой они еще не взорвались, заключалась в том, что используемый порох был "слишком слабым, чтобы что-то взорвалось".

Джингаллы

Более тяжелые фитильные ружья обычно описываются в британских источниках XIX века термином "джингалл", происходящим от индостанского слова джангдал. Это было популярное западное прозвище для ассортимента крупнокалиберных фитильных ружей, которые китайцы по-разному называли фуланг-ки, тай-фу, тай-пао или тай-чианг. У них были стволы, которые обычно имели длину 6-10 футов (1,8-3,1 м), но иногда достигали 14 или даже 16 футов (4,3-4,9 м), калибром более дюйма, стреляли свинцовой или железной дробью, которая весила от двух или трех унций до 2 фунтов (57-907 г). Джингаллы составляли непропорционально большой процент пехотного огнестрельного оружия вплоть до второй половины века: в 1860 году, например, почти четверть огнестрельного оружия в батальонах юнь-ин были джингаллами, как и треть огнестрельного оружия, которым располагал гарнизон Чолина в 1862 году. Некоторые роты "Зеленого знамени" были полностью оснащены джингаллами. Ренни записал обзор таких подразделений в 1862 году, в котором в каждой роте было 20 джингалов, разделенных на четыре секции по пять джингалов в каждой.

Хотя джингаллы были почти бесконечного разнообразия форм и размеров, существовало два основных типа, из которых меньший и более распространенный расчет обычно состоял из двух человек или иногда (для более тяжелых) из трех, а больший обычно из четырех или иногда из пяти человек. Меньшая разновидность, которая, что несколько удивительно, часто использовалась стрелками, весила около 40-60 фунтов (18,1-27,2 кг) и имела дальность стрельбы 500-600 ярдов (458-549 м). Из него стрелял один человек, в то время как он лежал на плечах второго (или иногда второго и третьего), который стоял на коленях или наклонялся и держался за ствол либо голыми руками, либо, чаще всего, с помощью ткани или кожаного ремня, закрепленного вокруг него примерно в 2 футах (61 см) от дула. Иногда, однако, из него стреляли с опорой на вилку, как у древних мушкетеров. На марше его несли на плечах два человека. Большая разновидность, хотя из нее также можно было стрелять, опираясь на плечи одного или нескольких человек (прицеливаясь другим, а остальные члены расчета протирали и заряжали), чаще устанавливалась на металлическую или деревянную треногу, что позволяло "прицеливаться". Он выпускал более тяжелую пулю на расстояние не менее тысячи ярдов. Британцы считали этот тип "разновидностью легкой полевой артиллерии", будучи "очень удобной и эффективной в стране, где из-за бесчисленных больших рвов, водотоков и болотистой местности полевая артиллерия была бы бесполезна".

Член расчета, который фактически нажимал на спусковой крючок, часто бывал сбит с ног силой отдачи джингалла, поэтому пороховой заряд часто уменьшался, чтобы уменьшить его, что неизбежно приводило к сопоставимому уменьшению дальности стрельбы и точности. В 1862 году Ренни, понаблюдав за тренировками джингаллов на дистанции всего около 300 ярдов (275 м), записал, что видел, как только один выстрел попал в цель. Русский наблюдатель в 1876 году считал, что удерживание дульного конца ствола ремнями во время стрельбы, должно быть, мешало точному прицеливанию, в то время как Аббат Хук предполагает, что огромное количество ваты, которую передний человек иногда набивал в уши, имело тот же общий эффект. Оба автора также предполагают, что артиллеристы в любом случае редко прилагали усилия для правильного прицеливания, замечая, что "пуля летит туда, куда ей нравится". Однако с близкого расстояния и, как это часто бывало, набитый до дула пулями (один из них, замеченный в 1841 году, был заряжен девятнадцатью шариками по 2 унции), это совсем другая история: джингалл, обстрелявший британский патруль из 14 человек на улице Кантона в 1858 году, убил одного человека и ранил всех, кроме пяти остальных, двое из них были настолько тяжелыми, что конечности пришлось ампутировать.

В целом джингаллы заряжались и стреляли точно так же, как обычные фитильные ружья, меньшая их часть заряжалась передним человеком, который носил фляжку с порохом, подвешенную к поясу; заправка осуществлялась задним человеком. Однако некоторые виды оружия как большего, так и меньшего классов джингалла были заряжающими с казенной части. Фишер описывает такие, захваченные в Кантоне в 1857 году, в которых "верхняя половина казенной части ствола длиной около фута была отрезана горизонтально, оставив нижнюю половину в разрезе, похожем на лодку. В эту щель можно было опустить заряженный и заряженный затвор; его рукоятка, повернутая наполовину, вставлялась в выемку сбоку похожей на лодку детали, которая вставляла ее в качестве настоящей казенной части пистолета. После того, как был выстрел, рукоятку поворачивали назад, снимали пустую казенную часть и вставили другую. Некоторые из них, конечно, хранились заряженными и поставлялись последовательно. Другой источник добавляет, что обычно в каждом орудии было по три таких затвора, и что у таких казнозарядных "пулеметов" обычно был расчет из трех человек, один из которых отвечал за перезарядку затвора, в то время как двое других управляли оружием. Месни записывает, что их расчеты "быстро заряжаются, когда тренируются для быстрой стрельбы, и поэтому производят много дыма и очень сильный шум" — атрибуты, имеющие большое значение для китайского военного мышления XIX века.

Более тяжелые джингаллы, установленные на треногах, использовались как кавалерией, так и пехотой, как в битве при Чанкьяване в 1860 году. Ренни писал, что те, что были здесь, были демонтированы при перемещении, сам джингалл перевозился на одной лошади, а его тренога — на другой, но Макгхи утверждает, что собранное оружие перевозилось между двумя лошадьми, "волочась по земле с подставкой"; вероятно, оба способа перевозки использовались в зависимости от обстоятельств — конечно, при использовании пехотинцами тренога обычно перевозилась отдельно. Макгхи продолжает: "Они вели прицельный огонь, но не причинили нам большого вреда, так как для обеспечения большой дальности они используют большое возвышение; следствием этого является то, что ядро падает и не рикошетит". На марше треножники перевозились в повозках или на вьючных животных.

Западное огнестрельное оружие

Принятие на вооружение западного кремневого мушкета (хуо-шихчян), по-видимому, было впервые рекомендовано еще в 1841 году, а в начале 1850-х годов в Китае была изобретена разновидность ударного капсюля. Однако характерный китайский консерватизм привел к тому, что развитие огнестрельного оружия остановилось до начала восстания Тайпинов. Некоторые провинциальные чиновники впоследствии получили небольшое количество западного огнестрельного оружия для своих войск с середины 1850-х годов, хотя их внедрение всерьез началось только в 1861 году.

Вонючий горшок

Вонючий горшок был китайской версией гранаты, представлявшей собой глиняный кувшин, который бросали вручную, часто использовался при обороне укрепленных мест и в морских сражениях, особенно в последнем (будучи любимым оружием многих пиратов Китайского моря). Вонючие горшки описываются как "наполненные порохом, серой, мелкими гвоздями и дробью". Их верхушки покрыты глиной и запечатаны чунамом [смесью извести, масла и песка]. Затем их помещают в ситцевые мешочки, закрывающиеся у горловины толстой бечевкой. Вонючие горшки, сброшенные с верхушки мачты во время морских действий, содержали около половины галлона материала, но те, что использовались на суше, вероятно, были меньше. Банка была намеренно сделана очень тонкой, чтобы она легко разбивалась, и либо была снабжена запалом на палочке, либо вместе с ней в сумку был помещен живой уголь. Когда он разбивался о землю или о палубу корабля, порошок теоретически воспламенялся фитилем или углем, "и все это взрывалось, сбивая с ног или ослепляя и задыхая людей", разбитый горшок разлетался смертоносным градом осколков. Однако из источников явствует, что взрыв часто не происходил, в результате чего вместо этого вонючий котел отмечался неприятным запахом его "удушливых горючих веществ", которые яростно горели и выделяли ядовитые пары, способные задушить человека в замкнутом пространстве. Описывая нападение тайпинов на укрепленный лагерь императорских войск, в котором защитники бросали вонючие горшки, Август Линдли заметил, что "ожоги и удушающие пары этих необычных снарядов были ужасающими".

Щиты

Месни сообщает о существовании трех типов щитов, состоящих из туна, изготовленного из бамбука, покрытого лакированной или покрытой лаком сыромятной кожей, эффективного против пистолета, меча или копья, но бесполезного против пуль из винтовки; предположительно пуленепробиваемый тан-цзы-пай; и плетеный ротанг или тростниковый тенг-пай, который мог противостоять удару меча или стреле, но был неэффективен даже против пули из фитильного ружья. Все они были круглыми и выпуклыми, весили около 5 фунтов (2,3 кг) и, по-видимому, имели в среднем около ярда (91 см) в поперечнике, хотя из изобразительных источников ясно, что некоторые из них на самом деле были больше, в то время как другие имели диаметр не более 2 футов (61 см). Толсто сплетенный тростник, ротанг или бамбук расходился спиралью от центра, где он был укреплен металлическим выступом, который неизменно был окружен красной бахромой. Его удерживали, пропуская предплечье через петлю из ротанга на спине и держась за ротанговый или деревянный брус.

На внешней поверхности неизменно было нарисовано лицо существа, часто описываемого теми, кто видел его как "людоеда", "дракона" или "отвратительного монстра", но которое должно было быть стилистически изображенным тигром, предназначенным для устрашения врага (откуда прозвище "тигры" иногда применялось, довольно неуместно, к императорским войскам). Лицо часто изображалось очень упрощенно с помощью мазков черной, желтой, белой и красной краски на неокрашенной в остальном бамбуковой поверхности, при этом центральная выпуклость и бахрома обычно служили носом существа. Поскольку отметины на лбу ареального тигра были очень близкой имитацией китайского иероглифа ван, означающего "король", это почти неизменно изображалось в верхней части щита (см. 9, 10 и 19), китайцы считали тигра царем зверей.

Щиты использовались некоторыми регулярными пехотинцами, по крайней мере, до китайско-японской войны, но, похоже, вышли из употребления в кавалерии в первой половине века. Джордж Тимковский заметил, что бойцы знамени, которых он видел в Пекине в 1820-1821 годах, все еще носили щиты, но Дэвис записал в 1830-х годах, что только "некоторые" кавалеристы были снабжены ими. Лампрей категорически заявляет, что среди многих тысяч кавалеристов, которые противостояли англо-французской экспедиции в Пекин в 1860 году, вообще щитов не было.

Доспехи

Появление огнестрельного оружия уже давно сделало броню в значительной степени устаревшей даже в Китае. Хотя шлемы сохранялись несколько дольше, использование панцирей, по-видимому, было в целом прекращено примерно в начале 1840-х годов, и британские солдаты редко видели их во время Опиумной войны (один офицер записывает, что он видел их в использовании только один раз, на теле конного офицера, убитого в Чинкианге в 1842 году). Некоторые императорские офицеры, тем не менее, продолжали носить доспехи вплоть до и даже во время восстания Тайпинов, хотя и в качестве формы военных знаков отличия, а не в расчете на то, что это обеспечит им большую защиту. Похоже, что примерно в это же время он был в значительной степени заброшен из-за того, что офицеры были слишком заметны в бою, и ни один из императорских войск, с которыми столкнулись во время англо-французской экспедиции 1860 года, не носил доспехов любого описания. Месный отмечает, что в 1890-х годах доспехи обычно носили только непосредственные телохранители императора, высокопоставленные чиновники в важных случаях и офицеры в звании полковника и выше во время парадов.

В целом, китайские доспехи XIX века состояли из набитого шелком стеганого тканевого корсета толщиной до около 5 см (обычно из хлопка или шелка для офицеров), который в своей полной форме состоял из нескольких частей, покрывающих туловище, горло, ноги и предплечья, с дополнительными клапанами, защищающими пах и подмышки. Ткань была декоративно расшита различными узорами, которые в случае офицеров отображали ранг владельца, но в остальном часто имитировали внешний вид чешуйчатых доспехов. Внешняя поверхность была усилена россыпью латунных или железных заклепок, что дало корсету название тин чиа, или "броня с гвоздями". Первоначально такие шпильки закрепляли подкладку из небольших металлических пластин, но к 1840 году эта подкладка часто ограничивалась нагрудником, описанным Дж.Э.Бингхемом как "идеально защищенный от ударов". Примерно к 1860 году подкладка полностью исчезла, за исключением доспехов высшего качества, которые носили высокопоставленные мандарины, хотя заклепки, тем не менее, сохранялись по всей броне, как будто подкладка все еще была там, как форма украшения.

Шлемы (куэй), обшитые мягким шелком или хлопком и неизменно снабженные шейным щитком из стеганой ткани, а часто и щеками, были сделаны из стали или кожи, обычно окрашены, покрыты лаком или украшены декоративной инкрустацией и снабжены высокой трубкой с плюмажем, чаще всего с пучком красного или черного шелка или конского волоса, а иногда и небольшим вымпелом, и часто с прикрепленными перьями фазана или хвостами тигровых кошек. Бингхэм утверждает, что шлемы использовались только кавалеристами Знамени.

Обычным солдатам иногда выдавали простые куртки из стеганой ткани, называемые панг-ао мьен-чиа, что означает "толстая" или "подбитая броня". Китайский источник описывает их как состоящие из "короткой куртки, очень толсто набитой ватой, придающей толстый вид, которая поэтому называется "толстой курткой". Короткая куртка на подкладке, набитая шелковой нитью и тонко сшитая нитью, называется "куртка с нитью".' Описание завершается замечанием о том, что "и то, и другое носят в бою для защиты от ударов копьем и стрел", и об их эффективности в этом качестве можно судить по средневековым прецедентам. Интересно, что Джон Скарт записывает, что стеганые куртки, которые он видел во время боевых действий в Шанхае в 1853-55 годах, "толсто набитые шелком-нитью", были даже полезны против современных винтовочных пуль: "Они сказали, что, хотя пуля [винтовки], вращаясь по своему ходу, захватывала шелк и оставалась в одежде. Один рассказал мне, что он взял шестерых пленных за один день после жестокой драки... Они сказали, что платье было более полезным на расстоянии ста ярдов, чем на дальней дистанции, когда пуля теряла свое вращательное движение." Основываясь на личном опыте, относящемся к концу 1860-х годов, Месни говорит, что куртка из шелковой нити, которую он называет szii mien-chia, была способна остановить пули Мяо из мушкета. Известно, что многочисленные слои одежды, которые носили китайские войска зимой, обладали аналогичными защитными свойствами, по крайней мере, против спичечных патронов. [ArmChina]

Артиллерия

Артиллерия в Китае XIX века мало чем отличалась от артиллерии Европы XVII века и часто была такой же старой. Пушки — обычно большие и тяжелые по отношению к своему калибру — изготавливались из латуни, железа, меди и даже дерева, иногда украшались орнаментом, напоминающим драконов (тайпины на самом деле называли пушки `длинными драконами'). Города и форты были снабжены большим количеством артиллерии, в основном установленной на грубых лафетах без колес или каких-либо средств опускания или подъема, кроме "множества грубых клиньев'; Китайская практика заключалась в том, чтобы выставлять свои орудия для стрельбы в точке, которую, как они надеялись, враг должен будет пройти. В результате их огонь часто был очень неточным, а низкое качество китайского пороха и неравномерное литье их пушечных ядер способствовали этой `ненадежной стрельбе'. Однако под огнем китайцы решительно стояли на своем, чаще всего до последнего человека.

Когда требовалась полевая артиллерия, орудия устанавливались на двухколесных повозках, напоминавших ручные тележки, иногда с изогнутой крышей, или на обычных четырехколесных тележках. Большинство орудий, развернутых в полевых условиях, были установлены на укрепленных позициях перед сражением, но к 1860 году несколько малокалиберных орудий [имперцев] были установлены на повозках, запряженных мулами, хотя, как правило, в качестве полевой артиллерии было установлено очень мало орудий. Имперские лафеты, по-видимому, были выкрашены в красный цвет, если вообще были выкрашены, а стволы и арматура выкрашены в черный цвет.

После 1853 года имперцы закупили много западной артиллерии, и они отливали имитации с 1854. [MAA-275]

У китайцев было колоссальное количество орудий, хотя большинство из них сотнями ржавело в городах и фортах, которые они должны были защищать. Гораздо меньшее количество было доступно для службы в полевых условиях, наибольшее количество, появившееся на поле боя в любое время в течение XIX века, по-видимому, было 77 единиц, захваченных англичанами и французами в битве при Чанкьяване в 1860 году.

Те, что использовались в течение большей части столетия, были самых разнообразных форм и размеров, и не было двух совершенно одинаковых, какими бы похожими они ни казались на первый взгляд. В общих чертах они мало чем отличались от европейских произведений XVI века, "за исключением, возможно", как цинично заметил один очевидец, "того, что были немного грубее". Некоторые из них действительно были такими старыми: оружие, захваченное во время Опиумной войны, включало предметы, датируемые XIV веком, в то время как оружие, захваченное в Чангкьяване, включало по крайней мере одно изделие XVII века. Многие из устаревших орудий, разбросанных по всей стране, на самом деле были отлиты миссионерами-иезуитами в XVII-XVIII веках, хотя, справедливости ради, следует отметить, что большинство таких устаревших орудий, захваченных в их фортах и городах во время Первой и Второй китайских войн, больше не использовались, а просто были отложены в сторону и забыты вместо того, чтобы быть утилизированными.

Оружие, произведенное в собственных мастерских Империи, было разных типов, включая несколько экзотических предметов с декоративными стволами в форме драконов (хотя в западных источниках нет записей о том, что они действительно использовались в действии). Хотя иностранцы иногда хвалили некоторые из своих латунных изделий, многие китайские орудия на самом деле были относительно низкого качества из-за используемых технологий изготовления. A.Османн, французский дипломат, присутствовавший в Китае во время Опиумной войны, записывает, что "их пушки сделаны самым неуклюжим образом, они не сверлятся, а просто отлиты в форме, в центре которой помещен цилиндрический кусок дерева, размер требуемого калибра [который] заставляет жидкое железо слишком внезапно охлаждаться и создает неравномерности и часто трещины". Другие были отлиты вокруг кованого железного сердечника, изготовленного из продольных стержней, сваренных вместе по краям, а затем укрепленных сварными железными обручами, эта железная облицовка служит для предотвращения расплавления латуни самых больших пушек от тепла, выделяемого их массивными пороховыми зарядами.

Последний тип явно развился из более ранней разновидности, которая также все еще использовалась, примеры которой, взятые в Таку в 1860 году, описываются как "предметы, сделанные из железных прутьев, соединенных обручами, такие, как, возможно, использовал Эдуард III". У некоторых, захваченных англичанами в Чинхае в 1841 году, железные прутья были просто связаны полосками шелка, которые, как говорят, поддавались "взрывной силе пороха" только после постоянной стрельбы; однако это были довольно маленькие кусочки, около 5 футов (1,5 м) в длину и стреляющие шариком весом всего около 2 фунтов (900 г). Другие, захваченные в Цеки в том же году, были всего 2 фута (61 см) в длину, по словам Александра Мюррея, и были сделаны из латуни, обтянутой лакированным шелком "с четырьмя ручками или ручками из того же материала для их переноски. [Из них] можно было выстрелить, только положив их на землю или удерживая двумя мужчинами. Джон Ухтерлони, однако, описывает их как "длинные латунные трубки, отлитые с отверстием для трехфунтового ядра, имеющие количество прочного шелка, намотанного по всей длине, и покрытого сверху кетгутом. Они не были установлены, но выглядели так, как будто предназначались для использования на манер джингаллов, на обычном треножнике, на котором покоится это полезное и разрушительное оружие." Различия между этими свидетельствами очевидцев наводят на мысль, что, возможно, на самом деле они описывали совершенно другое оружие.

Еще более примитивный тип оружия, также часто встречающийся, был сделан из двух деревянных полуцилиндров, связанных железными обручами или шнурами и иногда покрытых толстым слоем шкуры. Э.Колборн Бабер видел две такие деревянные пушки в Сычуани в 1877 году: "Каждая была длиной 7 футов, внешний диаметр дула составлял около 9 дюймов, а канал ствола — 4 дюйма. Они были скреплены семью полосами железа толщиной менее одной восьмой дюйма, полоса вокруг дула была немного толще, и, кроме того, по бокам были проложены две полосы железа. От дула до вентиляционного отверстия, которое было просто просверлено в дереве, было около 4 футов, а задняя часть сужалась к слегка изогнутому хвосту. Все это дело весило около 80 фунтов." Среди артиллерии, выставленной против англо-французов в Чанкьяване в 1860 году, были деревянные орудия, где, как сообщается, Сенг-ко-линь-цинь "разместил все свое легкое вооружение (некоторые из которых были деревянными с железными ободами) на двухколесных китайских повозках, которые были запряжены лошадьми и мулами".

Китайцы неизменно использовали чрезмерное количество металла для своих литых орудий — примерно в пять раз больше, чем в эквивалентных европейских изделиях — Август Линдли впоследствии описал их как "огромные, громоздкие массы железа, больше, чем английский 68, но с каналом ствола всего 4 или 6 фн". Конечно, в одном зарегистрированном примере ствол с дульным диаметром целых 26 дюймов (66 см) имел калибр всего 8 дюймов (20,3 см). Однако это не мешало им часто лопаться и делало их чрезвычайно тяжелыми и неуправляемыми, некоторые, захваченные англичанами в 1841 году, весили до 7 тонн. Медь использовалась для орудий размером от 4 до 24 фунтов, в то время как железные доходили до 80 фунтов. Медные в основном представляли собой самые крупные орудия, используемые в полевых условиях, тогда как меньшие пушки, как правило, были из железа. Китайцы, наконец, начали использовать сталь в середине 1850-х годов, что, наконец, позволило им производить более легкие изделия.

На протяжении большей части столетия орудия, которые можно было увидеть в городах и фортах, в основном устанавливались на деревянных лафетах без колес, которые Медхерст видел в Шанхае в середине 1830-х годов, состоящих из "низких рам, образованных двумя толстыми досками, лежащими ребром на земле и соединенными несколькими поперечинами, на которых была установлена пушка". Некоторые были еще более грубыми и представляли собой не более чем частично выдолбленное деревянное корыто, к которому орудие крепилось с помощью пары железных ремней. У других орудий вообще не было лафета, их просто привязывали к куче тюков хлопка или чего-то подобного, или устанавливали на насыпи грязи или кирпичной кладки. Лишь у немногих были какие-либо средства, с помощью которых их можно было перемещать, некоторые более мелкие детали имели пару железных колец, через которые можно было вставить бамбуковый шест для переноски, в то время как несколько были установлены на скользящих креплениях, которые вращались на огромном деревянном болте в центре, достаточно прочном, чтобы поглотить полную отдачу. Большинство, однако, были прочно закреплены на месте, что делало их бесполезными, кроме как в одном направлении, и в лучшем случае у них было не более "множества грубых клиньев", с помощью которых их можно было поднимать или опускать. Линдли заметил, что "будь объект далеко или близко, оружие стреляет на одинаковое расстоянии в любом случае". На самом деле обычной практикой среди китайцев было заранее нацеливать оружие на "определенные точки, которые должен пройти нападающий", а затем надеяться, что он пришел таким образом.

При использовании в полевых условиях орудия располагались в батареях, чаще всего либо размещались перед центром армии, либо размещались за интервалами между подразделениями вдоль линии, "параллельной фронту сил, но позади него". Там, где это было возможно, они были защищены наспех возведенными земляными валами, укрепленными срубленными деревьями. В Чанкьяване часть артиллерии была размещена вместо этого за "валом шириной 14 или 16 футов и высотой от 6 до 18 футов, [который] образовал парапет; в нем они вырезали амбразуры". Когда орудия устанавливались в фиксированных положениях, порох для каждого орудия хранился в глубокой яме, вырытой позади него, а "рядом была еще одна большая яма, в которую наводчик мог лечь после стрельбы".

Китайские полевые орудия были в основном малокалиберными, хотя среди захваченных в Танку в 1860 году было 32-фн орудия. Как и их аналоги, найденные в крепостях и городах страны, они часто были грубо установлены. Лишь относительно небольшая часть имела изготовленные на заказ колесные лафеты к середине XIX века, другие были временно привязаны к обычным двух— или четырехколесным тележкам, в то время как те, что были установлены за полевыми укреплениями, часто устанавливались на те же самые лафеты без колес, которые уже были описаны.

Кажется, до 1860 года колесные орудия обычно перевозились на поле боя бойцами, использующими упряжь, и британские очевидцы марша на Пекин предполагают, что замена на пони на самом деле была прямой имитацией британской и французской практики. Пойнц, например, придерживался мнения, что орудия, запряженные лошадьми, замеченные в Чанкьяване (описанные Джеймсом Харрисом как "каждое, запряженное двумя лошадьми в тандеме, с примерно 25 пехотинцами, вооруженными только мечами, к каждому орудию"), были "первой грубой имитацией нашей полевой артиллерии, известной в китайской войне"...

Легкие орудия и джингаллы иногда группировались в несколько стволов. Несколько орудий, захваченных в фортах Таку в 1860 году, состояли из двух стволов на одном лафете, в то время как британский офицер, присутствовавший в битве при Чанкьяване, видел ружье, которое "состояло из трех стволов, каждый длиной 6 футов, и имело пули весом в две унции, но, поскольку их нельзя было ни поднять, ни опустить, ружье, похоже, не имело большого смысла". Французы, присутствовавшие в Тунчоу, записали различные подобные аранжировки. Лотюр упомянул "соединенные части, органы и т.д.", называемые ву-ти та цианг-киун. У каждого из которых было несколько стволов, из которых можно было стрелять последовательно, в то время как Пол Варин видел многочисленные "боевые машины", которые представляли собой каркас, на котором было установлено восемь или десять джингалл, которые могли стрелять одновременно.

Еще до Опиумной войны китайское правительство признало превосходное качество и точность западного оружия и начало его импортировать. Их численность резко возросла после 1853 года, когда Цзэн Куофан заказал 1000 из Кантона, что сыграло важную роль в разгроме хунаньской армией Западной экспедиции тайпинов весной 1854 года. Другие иностранные орудия были извлечены из прибрежных затонувших кораблей, в одном из фортов Боуг, найденном в 1841 году, в котором было "несколько французских 30-фунтовых пушек, полученных при крушении фрегата "Магисьен", в то время как орудия, защищавшие форты Таку в 1860 году, включали несколько, извлеченных из затонувших в предыдущем году британских канонерских лодок. Китайцы начали производить имитацию западных орудий к 1854 году, давая им названия, основанные на их внешнем виде, такие как си-куа паао ("арбузные пушки" или гаубицы), тянь-чи паао ("лягушачьи пушки" или мортиры) и че-лунь паао ("орудия на колесах" или полевые орудия)...

Помимо обычных (хотя и несколько неправильной формы) патронов, изготовленных из железа, гранита или мрамора, к 1850-м годам китайцы также использовали различные гильзы, наполненные медными монетами и глиной, в то время как в 1860 году они изготовили "цилиндры из винограда", предназначенные для стрельбы из нескольких 10-дюймовых орудий, которые они извлекли из британских канонерских лодок, затонувших в 1859 году. Эти цилиндры были "в три раза длиннее наших, и, вполне возможно, разорвали бы орудия, если бы [они] были использованы". Менее традиционная форма картечи была обеспечена китайской практикой, на которую часто ссылаются жители Запада, заряжать оружие всевозможными кусочками металлолома почти до дула, хотя, как сообщается, это иногда приводило к серьезным повреждениям внутренней части ствола, особенно если оружие было нарезным. Снаряды использовались примерно к 1860 году, когда было обнаружено, что в выстреле, оставленном в фортах Таку, были обнаружены "латунные взрыватели замедленного действия [которые] были грубой имитацией наших", описанных Робертом Свинхоу как "разновидность снаряда, наполненная порохом и соединенная любопытно изобретенным предохранителем".

Китайский рисунок двухколесной тележки-пушки из "Мемуаров Эскайрака де Лотюра в Китае" (1865). В 1854 году русские офицеры записали, что видели в Приамурье отряд численностью около тысячи человек, сопровождаемый 10 подобными орудиями, их лафеты описывались как имеющие большие колеса и "неуклюжей конструкции; каждый был покрыт остроконечной крышей из бересты, лафеты и крыша были выкрашены в красный цвет".

Одно из орудий, захваченных в фортах Таку англо-французскими войсками в 1860 году.

Китайское орудие, захваченное англичанами в августе 1860 года, было одним из 200-300 единиц, отправленных в Англию. Оно имело общую длину ствола 11 футов 2 фута, калибр 8 дюймов и весило 5 тонн 19 килограммов. Ствол этого образца был бронзовым, отлитым на внутренней трубе из кованого железа, но металл, используемый в некоторых других 22 подобных орудиях, был `почти чистой медью'. Обратите внимание на характерный раздвоенный след каретки из тикового дерева (в комплекте с двумя крошечными колесами) и шипованные железные шины. В выпуске "Иллюстрейтед Лондон Ньюс" за 1857 год говорится, что китайские пушки были "выкрашены в черный цвет с красными полосами, а лафеты — в красный", но современные китайские фотографии и сохранившиеся орудия показывают, что, хотя колеса и деревянные части лафета были красными, а металлические детали — черными, сами стволы были обычно оставляют неокрашенным.

Ракеты

Традиционная китайская боевая ракета оставалась популярной и все еще широко использовалась в 1860-х годах, несомненно, из-за ее предполагаемого психологического воздействия на врага. Британские офицеры, принимавшие участие в Первой и Второй войнах в Китае, однако, не были впечатлены ими, отметив только, что они выглядели "очень красиво" и "восхищались их красотой", когда их выпускали в больших ливнях, но "мы никогда не боялись каких-либо травм, которые они могли нанести". Они описываются как в основном напоминающие обычную ракету весом 2 унции (57 г). С бамбуковым древком, небольшим наконечником стрелы с зазубринами и зарядом пороха, содержащимся в коробке размером около 7х2 дюйма (18х5 см), теория состоит в том, что зазубренная головка вонзится в человека так, чтобы взрывающийся заряд мог убить его. Они имели дальность действия около 500 ярдов (457 м) и использовались в залпах, предположительно, до нескольких тысяч одновременно, стреляли либо с земли, либо с деревянной коробчатой рамы, способной вместить около 15 ракет, которые могли быть выпущены либо поодиночке, либо все сразу. Об их полной неэффективности можно судить по тому факту, что только один человек был убит ракетой во время боевых действий в Кантоне и его окрестностях в 1858 году, несмотря на то, что, по-видимому, было выпущено огромное количество снарядов.

Существовала также разновидность ракеты большего размера, выпускаемой из трубы. Некоторые из них, по-видимому, использовались против англо-французских войск, приближавшихся к фортам Таку в 1860 году, где один очевидец зафиксировал, как китайцы стреляли в них с противоположной стороны реки: "сначала они казались очень опасными, так как прыгали, скользили и кричали, но их лай был намного хуже, чем их укус; никто с нашей стороны не пострадал от снарядов".[ArmChina]

74. РАКЕТНЫЙ СТАНОК. Ракеты, выпущенные из труб, были применены как против Посольств, так и против собора Пей Танг, особенно против последнего. Епископ Фавье описывает их как "железные ракеты большой силы... Железный цилиндр был около 2 футов длиной, с навинченным на конце острым концом и палкой длиной 3 ярда, закрепленной на нижнем конце. Эти ракеты проносились по воздуху с потрясающей скоростью и пробивали любую стену или крышу лучше, чем пушечное ядро. Они содержали какое-то легковоспламеняющееся вещество, которое поджигало здания, в которые они попадали."

Организация

Артиллерия была Золушкой китайской армии, и поэтому ей уделялось мало внимания до самого конца века. По-видимому, чисто артиллерийских подразделений не существовало до середины 1860-х годов, когда они начали появляться в результате учебной программы, введенной англичанами в Тяньцзине. До этого орудия просто прикреплялись к пехотным или кавалерийским подразделениям на специальной основе (хотя, как мы видели, батальоны армии Хунань и Хуай обычно имели два легких орудия, постоянно включенных в их роты телохранителей)... [ArmChina]

ФОРТИФИКАЦИЯ

Полевые оборонительные сооружения

Даже те, кто критиковал стойкость китайцев, были готовы признать, что "хотя китайский солдат и не особенно решителен в бою, он хорошо держится... когда за укреплением, в силе которого он уверен. " Тогда он будет сражаться "хорошо и упорно", даже перед лицом превосходящей огневой мощи европейской армии. Большинство полевых укреплений имело форму укрепленных лагерей, называемых чайинг, или импан, согласно западным источникам (по-видимому, искажение ин-пан). Один из них обычно возводился каждым батальоном, когда он останавливался в непосредственной близости от противника, при необходимости высылались стрелки, чтобы занять врага, пока он строился. Они имели прямоугольную или слегка параллелограммную форму, иногда, но далеко не всегда, с фланговыми укреплениями по углам, и, по-видимому, несколько различались по размеру, что, несомненно, отражало различия в численности батальонов, которые их строили и занимали. Большинство, однако, были размером примерно от 100 шагов на 50 до 180 на 110. По словам Миноги, у них был только один вход, но, по словам Скотта, их было три.

Несмотря на то, что их можно было возвести всего за несколько часов, китайцы считали такие укрепления неприступными, а жители Запада — "довольно грозными". Основная защита состояла из — бруствера — по сути, глинобитной стены — высотой не менее 5 футов (1,5 м) и шириной 4 фута (1,2 м), окруженной рвом тех же размеров, выложенным заостренными бамбуковыми щепками; устав армии Хунани, изданный в 1854 году, предусматривал добавление второй внешний бруствер высотой 10 футов (3,1 м) и шириной 8 футов (2,4 м), а за ним внешний ров тех же размеров. Другой источник описывает бруствер толщиной 14 футов (4,2 м) у основания и 21 фут (75 см) в верхней части, с почти вертикальной внешней стороной и огневой ступенью позади. Брустверы также имели грубые бойницы или амбразуры вблизи вершины, через которые защитники могли вести огонь. Дополнительные оборонительные сооружения включали в себя пояс глубиной 10 ярдов (9,2 м) из бамбуковых или деревянных кольев высотой по колено ("в зависимости от того, что в наибольшем изобилии предоставляется местностью"), установленных за внешним рвом. Они также валили близлежащие деревья и использовали их в качестве импровизированных заграждений за пределами лагеря. Кроме того, "многочисленные ямы глубиной около 2 футов и шириной 1 фут вырыты близко друг к другу, а на дне этих ям воткнуты острые бамбуковые колья, так что... человек, ступивший в одну из этих ям, сразу же станет инвалидом".

Когда подразделение оказывалось расположенным лагерем на одной и той же позиции в течение длительного периода, укрепления усиливались дополнительными рвами и частоколами, а при возможности устанавливались каменные плиты. Кроме того, для защиты подходов были добавлены колья, ежевика и "гусиные лапки", в то время как сами дороги иногда "разбивались и выкапывались, чтобы максимально затруднить штурм". Фактически, некоторые укрепленные лагеря превратились в то, что по сути было небольшими глинобитными фортами. Пржевальский описывает некоторые из них, замеченные в Синьцзяне в 1885 году, как имеющие зубчатые стены высотой 14 ~ 21 фут (4,3-6,4 м) и длиной 70-130 ярдов (64-119 м), с фланговыми башнями по углам и воротами, защищенными небольшой внешней стеной. Оборонительные сооружения, с которыми столкнулись в Синхо, Танку и других местах во время англо-французского наступления на Пекин в 1860 году, по-видимому, развивались во многом таким же образом. Те, что были в Синхо, состояли из "длинной дугообразной зубчатой стены, протянувшейся по обе стороны дороги, которая проходила прямо через нее", в то время как земляные парапеты в Тангку были окружены глубокой, заполненной водой траншеей и включали "соломенные циновки, свернутые в виде габионов", завершенный парапет был пробит 30 орудийные амбразуры.

Состоящая из скоплений таких импан, разбитая лагерем армия напоминала "набор небольших фортов", Месни объяснил, что они были "расположены группами по три или пять в зависимости от характера местности", каждый из которых находился в пределах "легкой досягаемости мушкета" (в другом месте описано как "около 100 ярдов") по крайней мере двух других, образуя таким образом "своего рода треугольную или пятиугольную крепость каждой группы для взаимной поддержки и защиты". Например, в одном сражении он наблюдал, как тайпины штурмовали и захватили несколько лагерей, они не смогли удержать их "из-за сосредоточения огня имперцев на захваченных объектах". Другим оборонительным преимуществом размещения лагеря таким образом, а не в пределах одного более обширного укрепления, было то, что вражеским силам стало чрезвычайно трудно застать армию врасплох, поскольку, как только какой-либо один лагерь подвергался нападению, другие были подняты по тревоге, что давало им время привести свои оборонительные сооружения в готовность. Кстати, там, где стоявшие лагерем войска располагали пушками, они обычно не устанавливались на крепостных валах, а вместо этого "прятались в глинобитных хижинах внутри" до тех пор, пока в них не возникала необходимость. Скотт говорит, что артиллерийские командиры иногда заставляли их "выстраиваться перед своими дверями", и на вопрос о разумности этого ему ответили, что вьючные мулы достаточно быстро доставят их к брустверу, когда они понадобятся. В каждом лагере ин выставлялась дневная охрана из 50 человек (или 100 в случае опасности), организованная в двухчасовые вахты.

Размещение войск в их лагерях было различным. В палатках, построенных для временного использования во время кампании, мужчины обычно спали в толстых хлопчатобумажных палатках высотой 7 футов (2,1 м) и площадью 15х15 футов (4,6х4,6 м). Сначала они были белыми, но вскоре обесцвечивались и, как правило, покрывались более старыми частями палаток для дополнительной защиты от непогоды, так что их лагеря вскоре приобрели "очень потрепанный грязный вид". У офицеров они были красными или синими. Однако, как было замечено в другом месте, многие офицеры прикарманивали деньги, которые были выданы на палатки, и в таких случаях солдаты обходились тем, что Скотт описывает как "грубые и готовые соломенные хижины, построенные из веток". В Северном и Северо-Западном Китае более постоянные оборонительные сооружения, включая форты, вместо этого содержали ряды хижин с арочными крышами. Построенные из длинных пучков соломы или тростника, накинутых на деревянный каркас и обмазанных глиной, они были около 8 футов (2,4 м) в высоту, 12 футов (3,7 м) в ширину и 20 футов (6,1 м) в длину. Прежевальский, возможно, имел в виду такие хижины, когда описывал гарнизоны импана в Синьцзяне, располагавшиеся бивуаком в "маленьких хижинах местной постройки", построенных "в виде длинного ряда небольших глинобитных комнат под одной длинной крышей из тростника — в некоторых случаях прикрепленных к стене". крепостные стены, в других отдельные'. В то время как стандартная палатка была рассчитана на размещение десяти или 15 человек, глинобитная хижина обычно вмещала 20-30 человек.

Во время Опиумной войны Джон Ухтерлони заметил, что в лагерях с недостаточной численностью было обычной практикой маскировать свою слабость, разбивая пустые палатки или "разбрасывая массы земли в форме палаток и беля их верхушки, чтобы представлять грозную армию".

Общий план лагеря ча-ин, или батальона, из книги Миноги `Экономика китайской армии' (1867). Квадраты представляют собой палатки отдельных отрядов, которые, по словам Миноги, были подняты еще на 18 дюймов (45 см) или около того над землей, где это было возможно, с помощью "пары кирпичей", чтобы сделать их более ветрозащитными. Диагонали между палатками на плане обозначают места для приготовления пищи, 7 с установленными воками.

КРЕПОСТИ

В 1937 году У.Л.Бейлс заметил, что вера китайцев в стены оказала "глубокое влияние на их философию войны", побуждая их мыслить в оборонительных, а не наступательных терминах. Следовательно, захват и удержание городов и укрепленных объектов, окруженных стенами, имело ключевое значение для китайской стратегии, и крупные конфликты, как правило, решались захватом или потерей городов и фортов, а не поражением любой из сторон на поле боя. Хотя Цо Цзун Тан признал это еще в 1860-х годах, написав, что "если армия остается на одном месте или считает своей функцией удержание нескольких важных мест, офицеры и солдаты вскоре приобретают пассивные привычки и забывают о наступлении", и что "враг скоро воспользуйтесь этой пассивностью [и] идите, куда они хотят" — китайцам оказалось невозможным избавиться от своей давней зависимости от стен, что, по сути, было еще одним проявлением того значения, которое они придавали внешнему виду. Минога заметил, что "каждая война обнаруживала, что их оборонительные укрепления были лучше спланированы и размещены на более выгодных позициях, чем в предыдущих".

Городские стены обычно были квадратными или параллелограммными в плане, каждая стена была прямой и обращена к сторонам света. Обычно они были толщиной 15 футов (4,6 м) или более, высотой 30-35 футов (9,2-10,7 м), зубчатые и наклоненные примерно на 10 град. внутрь по мере подъема. В большинстве случаев они были построены из облицованной каменной кладкой или склепанной земли. Зубцы были прорезаны "маленькими квадратными отверстиями шириной около 8 дюймов", через которые можно было стрелять спичечными замками и шариками. Примерно в 20-30 футах (6,1-9,2 м) за стенами обычно находился ров, ширина которого могла достигать 40 футов (12,2 м). В Северном Китае он был сухим, а в Южном — заполненным водой, чтобы его можно было использовать в качестве канала. Любые орудия, которые могли быть доступны, обычно устанавливались за амбразурами над городскими воротами или иным образом "на выступающих бастионах или фланкирующих укреплениях, подходящая платформа поднималась до уровня обычной амбразуры". Некоторые городские стены оставались достаточно прочными в эпоху Тайпинов, чтобы осаждающим все еще приходилось использовать мины для их разрушения, но из многочисленных описаний видно, что многие из них были в плачевном состоянии к 1850-м годам, к этому времени они либо рухнули, либо в лучшем случае находились в состоянии значительного разрушения в результате их великий возраст.

Наиболее значительными китайскими крепостями, с которыми сталкивались западные жители, были те, что охраняли вход в реку Пейхо в Таку, которые были атакованы британцами три раза за столько же лет в 1858-60 годах. У них были стены, "построенные из толстых бревен, обшитых глиной и льном, а иногда и рубленой соломой", стены были зубчатыми, по крайней мере, со стороны моря, а иногда и со стороны суши, и пронизаны казематами, в которых хранились орудия различных форм и размеров. Амбразуры каземата, которые на протяжении большей части столетия были прикрыты не более чем деревянным экраном или тяжелой веревочной решеткой, были достаточно большими, чтобы при необходимости можно было перезаряжать орудие, не перетаскивая его внутрь, хотя в тех случаях, когда орудия были установлены на ползунных лафетах, расположение цапф позволяло им быть для этой цели лебедку вернули обратно под укрытие. Высокие, похожие на зиккураты башни, расположенные с интервалами вдоль стен, были точно так же казематированы, но только со стороны, обращенной к морю.

За стенами были два или три рва. В 1860 году и, по-видимому, в других случаях насыпь (то есть пространство между стеной и самым внутренним рвом) была густо усеяна железными кальтропами, которые те, кто их видел, называли "вороньими лапами", которые представляли собой острый, направленный вверх шип, в какую бы сторону они ни упали. Земля за канавами была покрыта полосами бамбуковых шипов, каждая полоса была шириной около 15 футов (4,6 м), а длина каждого шипа составляла от 8 дюймов до 3 футов (20-91 см). Ренни говорит, что они были "расположены в ряд поочередно высотой 8 и 18 дюймов". Александр Таллох экспериментально обнаружил в 1860 году, что "эти занозы были так близко друг к другу, что я не мог обойтись без того, чтобы не выдернуть их, чтобы освободить место для моей ноги". Иногда также встречались дополнительные внешние укрепления из мешков с песком, например, в 1858 году, когда было возведено "респектабельное укрепление длиной 600 или более футов и высотой от восьми до десяти мешков".

Другие прибрежные форты были почти такой же конструкции, американский дипломат С.Уэллс Уильямс, предоставивший общее описание, в котором говорится, что они неизменно состояли из "стены вдоль кромки воды с амбразурами и зубцами и простой стены с суши без иллюминаторов или парапетов, ограждающей область, в которой несколько в домах разместился гарнизон и боеприпасы. Некоторые из них, возведенные на пересечении ручьев, пронизаны со всех сторон; другие спланированы настолько ненаучно, что стены можно поднимать под такими углами, что ни одна пушка не может быть пущена в ход. Башни представляют собой прямоугольные здания из кирпича на каменном фундаменте, площадью 40 квадратных футов и высотой 50 или 60 футов, в которые можно войти через дверь на полпути вверх по стене."

К заброшенным укреплениям нужно было относиться осторожно, поскольку китайцы были мастерами мин-ловушек. Даже такие безобидные вещи, как зонтики и свернутые документы, могут взорваться при открытии. Ящики были приспособлены так, чтобы взрываться при обращении с ними, пороховые заряды оставались скрытыми под безобидными кучами соломы, земли или листьев и так далее. При занятии фортов Таку в 1860 году Хоуп Грант обнаружил, что было подготовлено несколько мин, в которых небольшие орудийные замки были спрятаны примерно в одном дюйме под землей, "расположенные так, что вес ноги заставил бы их взорваться, и с помощью нескольких зарядов пороха они могли бы взорвались снаряды. Эти ракеты диаметром 16 дюймов были размещены в двух шахтах, по десять в каждой, и вызвали бы немалый переполох, если бы по этому месту прошла рота солдат." Однако, к счастью, их местонахождение было раскрыто китайскими пленными.

ИМПЕРАТОРСКИЙ ФЛОТ

Китайский флот также не шел ни в какое сравнение с английским. Правда, он был многочисленен, так как с рубежа XVIII-XIX вв. пекинское правительство почти безостановочно боролось с пиратскими эскадрами, базировавшимися на многочисленных островах и островках близ юго-восточного побережья страны. Однако китайские джонки, вооруженные устаревшей артиллерией, уступали и в мореходных качествах, и в огневой мощи любому из английских боевых кораблей. Что же касается пароходов, то это английское "экспериментальное оружие" позволяло справиться с китайской речной флотилией практически любой численности.

Определенные проблемы для европейцев создавало массированное использование китайцами брандеров. Однако, даже в случае, если атака подобными судами получалась неожиданной, китайцам не удавалось довести ее до конца: лучшая маневренность английских кораблей, а также неприученность экипажей брандеров выдерживать плотный огонь из огнестрельного оружия приводили к тому, что все подобные попытки цинского флота оказывались неудачными.[Светлов]

РЕЧНЫЕ СИЛЫ

Будучи страной с небольшим количеством дорог, но множеством рек, внутренние водные пути Китая представляли собой жизненно важную транспортную и коммуникационную сеть, и никакое изучение вооруженных сил Империи в XIX веке не было бы полным без хотя бы беглого изучения ее военно-морского флота или "Водных сил". Это состояло из двух элементов: один для береговой обороны, которой мы здесь конкретно не занимаемся, а другой для речного обслуживания. Ни один из них не был ориентирован исключительно на военно-морскую роль, и их люди были организованы, обучены или вооружены не иначе, чем те, кто служил на суше — действительно, их часто случайным образом переводили с военно-морской службы на военную: сухопутные роты с таким же успехом могли быть призваны для службы на борту корабля, в то время как для военно-морских подразделений не было ничего неизвестного в полевых войсках кавалерии.

Как и ее армии, в начале века флоты Китая были обеспечены Восемью Знаменами и Армией Зеленого знамени, причем последняя предоставляла каждой провинции свой собственный флот, в то время как элемент Знамени представлял собой самое близкое к национальному флоту. Однако не существовало центральной структуры военно-морского командования и слабого сотрудничества между региональными флотами. Каждым Знаменным подразделением командовал местный ти-и-ту, который также имел старшинство над адмиралом (шуй-ши ти-и-ту) или контр-адмиралом (шуй-ши цунг-пин), командовавшим провинциальным флотом. Как и в армии, моральный дух, как правило, был низким из-за низкой оплаты труда и недостаточной подготовки, а среди офицеров была распространена коррупция, которые часто сдавали свои военные корабли в аренду практически кому угодно, включая пиратов. К началу этого периода, на самом деле, военно-морской флот был немногим больше, чем береговая охрана или морская полиция, и значительно менее полезен, чем и то, и другое, его общая неэффективность подчеркивалась провалом его операций против пиратов и полным поражением от горстки британских судов во время Опиумной войны. К 1850-м годам он превратился в виртуальное небытие. К тому времени только около 20% судов речного флота Янцзы были исправны, а в некоторых приречных провинциях вообще отсутствовало какое-либо военно-морское присутствие. К началу 1853 года, как говорили, на всем нижнем течении Янцзы имелось всего 44 канонерские лодки. Наем небольшого числа португальских, британских и американских лорчей, барков и бригов лишь временно увеличил количество имеющихся судов.

Более долгосрочное решение проблемы упадка военно-морского флота Китая было предложено командирами юн-ин Цзэн Куо-фанем и Ли Хун-чаном в середине 1850-х годов. В ноябре 1853 года Цзэн создал новый флот Янцзы в составе армии Хунани, набирая людей с нуля, обучая экипажи навыкам стрельбы и гребли и тренируя их два раза в день. К 1855 году этот флот насчитывал целых 570 лодок.

В то время как старые "Водные силы" состояли из судов, построенных во многом как торговые суда аналогичного тоннажа, с сильными региональными различиями в их конструкции, в военно-морском флоте Ценга конструкция судов была стандартизирована, по крайней мере, в теории, если не на практике. Существовало пять типов, в том числе два больших парусных морских военных корабля, t'o-ku ("буксировка сети", большое каботажное судно) и k'uaihsiai (или k'uai-сие, "быстрый краб"); два меньших, приводимых в движение веслами, чанлун или "длинный дракон" (описанный как "похожий на галеру мусор происхождения Кванси") и сампан (сан-пан, "три доски"), в народе называемый p'a в Квантунге и Кванси, или в случае более крупных судов та-п'а ("большой сампан"); и, наконец, местная разновидность (тяо-коу), используемая преимущественно в качестве транспорта. Два более крупных типа военных кораблей были заброшены после середины 1850-х годов как непрактичные для ведения войны на реках. Все они были оснащены артиллерией, и к 1854 году флот насчитывал около 600 орудий, к 1857 году — 2000, а к 1863 году — почти 3000. В 1854 году, вероятно, около трех четвертей из них были иностранного производства (в основном британского, приобретенного в Гонконге), как и по меньшей мере 800 в 1857 году.

На момент своего первоначального завершения в 1854 году флот Цзэна состоял из 40 "быстрых крабов", 50 "длинных драконов", 150 сампанов и 230 джонок снабжения, с одним t'o-ku в качестве флагмана. Военные суда были организованы в ин, разделенные на четыре шао. Типичный ин первоначально состоял из четырех "быстрых крабов", пяти "длинных драконов" и 15 сампанов, но на более поздних этапах восстания Тайпинов, к тому времени, когда преобладали "длинные драконы" и сампаны, ин был более типичным из одного "быстрого краба", десяти "длинных драконов" и десяти сампанов, организованных в десять шао по одному "длинному дракону" и одному сампану каждый, с "быстрым крабом" в качестве флагмана. Кроме того, каждый рейс сопровождало до дюжины грузовых джонок.

Эти усовершенствованные военно-морские силы, которые к 1861 году выросли до 18.000 человек и более 1000 кораблей, сыграли важную роль в окончательной победе имперцев над тайпинами, одержав значительные победы при Сянтане и Йо-чжоу в 1854 году, У-Чанге в 1856 году, Хукоу в 1857 году и Киукян в 1858 году...

Западные путешественники неизменно описывали "длинных драконов" и сампаны одинаково как "канонерские лодки", а фотографии очевидцев и описания, которые они предоставляют, подчеркивают, что они значительно различались по размерам и форме. Однако большинство из них, по-видимому, имели длину около 40-60 футов (12,2-18,3 м) и ширину 7-10 футов (2,1-3,1 м). Они были плоскодонными с осадкой 2 футов (61 см) воды, что делало их идеальными для использования на мелководных водных путях, где западные суда не могли пройти. Экипажи варьировались от девяти до 50 человек, хотя большинство из них, по-видимому, состояло примерно из 20-30 человек, подавляющее большинство из которых были гребцами, остальное составляли моряки и артиллеристы. Описано, что они были очень быстрыми, более крупный тип тянули от десяти до 20 весел с каждой стороны, плюс большая стреловидность на корме, которая также использовалась для рулевого управления. Кроме того, каждый из них был снабжен мачтой и большим парусом из бамбуковой рейки, и, несмотря на то, что они могли идти только задолго до ветра, они были "очень быстрыми парусниками и легко управлялись в навигации по ручью". Они были оснащены до тремя орудий, одно из которых неизменно находилось в стационарном положении на платформе в носовой части, а второе орудие иногда аналогичным образом устанавливалось на корме. Некоторые вместо этого устанавливали два орудия на носу, с другим орудием на корме или без него, и, кроме того, иногда можно было найти большой вертлюг (т.е. джингалл), установленный с каждой стороны. Орудия, которые можно было использовать, только направив нос (или корму) в направлении, в котором хотелось стрелять, сильно различались по размерам, все от 4-фн до 24-фн, наблюдаемых иностранными путешественниками и солдатами, но большинство, похоже, были 4, 6 и 9-фн. Там, где устанавливалось кормовое орудие, оно обычно было меньше того, что устанавливалось на носу. Невероятно, но запас пороха был разложен в открытой плетеной корзине на палубе, как и многие другие запасы.

Как уже упоминалось, небольшое количество военных кораблей также можно было найти на службе в речных флотах. Как и канонерские лодки, это были быстрые суда с плоским дном, приводимые в движение парусами и веслами, способные оставаться на плаву всего на глубине 3 фута (91 см), но отличавшиеся тем, что обычно имели две или три мачты. Немногие из них весили более 250-300 тонн. Самые крупные могли нести до дюжины палубных орудий в диапазоне от 12 до 32 фн, но большинство из них были небольшими судами, на которых устанавливалось от четырех до шести палубных орудий 9 фн или аналогичных, стреляющих через люки орудийных портов " плюс одно орудие 24 или 32 фн, установленное в носу. На самом деле некоторые трехмачтовые джонки, замеченные Месни, — возможно, торговые суда, а не настоящие военные джонки — несли не более 6-фн орудия на носу и "пару длинных джингалов на корме". Носовая пушка джонки было выставлено напоказ, "без малейшей защиты для человека, который стреляет из него", как заметил один очевидец военно-морского сражения, что, несомненно, способствовало низкому качеству китайской морской артиллерии, зафиксированной многочисленными авторами середины XIX века. Огастес Линдли, например, сообщает о столкновении с двумя военными джонками, что их огонь был "плохим и неэффективным, ни один выстрел из 20 не поразил нас", добавив, что в целом китайские суда "могли стрелять из своих орудий только по цели, которая прямо перед нами".[ArmChina]

ТАЙПИН (Небесное царство)

Небесный царь: Хун Сюцюань (1851-1864)

ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

В формальной военной организации, которую они приняли к середине 1850 года, основанной на предшественниках Чжоу и Мин, тайпины продемонстрировали изощренность по сравнению с другими повстанцами. Сохранившиеся копии их официального военного руководства, T'ai-p'ing Chun-mu, сообщают нам, что теоретически тайпинский chtin или армейский корпус состоял из 13.1356 человек, разделенных на пять полков (shih) по 2500 человек плюс офицеры. Каждый shih был разделен в свою очередь на пять батальонов (leu) по 500 человек, а каждый батальон — на пять рот (tsu) по 100 человек плюс офицеры. Каждая рота состояла из пяти взводов (liang) по 25 человек и сержанта, а взвод состоял из четырех отделений (wu) по четыре рядовых и капрала. Таким образом, армия номинально насчитывала 10.000 рядовых (wu-tsu), 2.500 капралов (wu-chang), 500 сержантов (liang-ssu-ma), 123 командира рот (tsu-chang), 25 командиров батальонов (leu-shuai), пять командиров полков (shih-shuai) и командующий генерал (chun-shuai). В действительности, однако, подразделения часто были сильно недоукомплектованы, и иногда shih насчитывал всего 100 человек, а иногда и всего несколько десятков.

Предполагалось, что каждая семья поставит одного солдата в Тайпинскую армию. По мере роста числа приверженцев тайпинов или покоренных подданных были созданы новые армейские корпуса, в которых на каждые дополнительные пять семей было создано новое отделение, на каждые 26 семей — новый взвод и так далее. Как только появилось 13.156 новых семей и, следовательно, новые солдаты, новый корпус получил своего собственного командира и был отделен от своего родительского корпуса. Эта эластичность означала, что можно было постоянно создавать новые армии. На пике власти Тайпинов насчитывалось 104 армии (девять из них классифицировались как shui-ying или "водные полки", служившие на внутренних водных путях), а также восемь аналогичных организованных, но небоевых корпусов, базирующихся в Нанкине, состоящих из шахтеров, ремесленников и ремесленников, которые составляли комиссариат режима. [MAA-275]

Организация тайпинов

Южный Китай, в котором проживало "самое бесстрашное и беспокойное население Империи", давно заработал себе репутацию места вербовки оппозиции маньчжурскому правлению, поэтому неудивительно, что большинство тайпинов изначально были выходцами из таких южных провинций, как Квантун, Кванси, Фукиен, Хунань и Киангси, кантонцы и аборигены горного племени мяо из Кванси являются самыми верными и преданными приверженцами движения из всех. Другие прибыли из Хупе, а позже из Анхвея. Будучи принципиальными противниками всего маньчжурского, тайпины черпали вдохновение в более раннем периоде истории Китая при организации своих вооруженных сил. Система, принятая к середине 1850 года, то есть еще до начала восстания, и изложенная в их официальном военном руководстве "Тайпин Чиин-му" (впервые опубликованном в начале 1851 года), была в значительной степени заимствована из системы, изобретенной почти 3000 лет назад, во времена династии Чжоу.

В "Тайпин Цзин-му" говорится, что каждый тайпинский армейский корпус (цзин) состоял из пяти полков (ши или ин), называемых "передними", "задними", "центральными", "левыми" и "правыми", каждый из которых состоял из 2500 человек и 131 офицера. Каждый ши был разделен на пять Джу или батальонов (500 человек и 26 офицеров) — также называемых "фронтом", "тылом" и так далее — состоящих, в свою очередь, из пяти цу или рот (100 человек и пять офицеров), пронумерованных от одного до пяти. Каждая рота состояла из четырех Цзян (взводов), обозначенных как "восточный", "западный", "южный" и "северный", состоящих из 25 человек под командованием лейтенанта, организованных в пять у (отделений), каждое из четырех человек и капрала. Капралы и, следовательно, их отделения были величественно названы "храбрыми", "доблестными", "воинственными", "мужественными" и "воинственными", в то время как четыре солдата были соответственно обозначены как "атакующие", "завоевывающие", "победоносные" и "триумфальные". В каждом полку были музыканты, в том числе 12 трубачей, чьи длинные медные рожки, звучащие как "сосредоточенное количество коровьих рогов", использовались вместе с барабанами и гонгами для передачи приказов в лагере и на поле боя.

Теоретически, таким образом, к 1852 году тайпинский чиин или армейский корпус состоял из 10.000 солдат (у-цу), 2500 капралов (у-чан) и 656 офицеров (500 лян-ссума или командиров взводов, 125 цу-чан или командиров рот, 25 Цзю-шуай или командиров батальонов, пять ши-шуай, или командиры полков, и чиин-шуай, или командующий генерал), что составляет в общей сложности 13.156 человек. Однако Огастес Линдли — англичанин, воевавший на стороне тайпинов в 1861-63 годах, — дает общее число в 13.125 человек, опуская всех офицеров выше ранга цу-чана. В результате захвата Тай-пин Чиин-му в апреле 1851 года численность чиина на тот момент составляла 13.270 человек, что, возможно, указывает на то, что организация армии еще не была завершена.

Однако на самом деле очень немногие армии, вероятно, когда-либо достигали своей теоретической численности, некоторые предполагаемые армии, как известно, состояли в лучшем случае из сотни человек или даже всего из нескольких десятков, а не превышали 13.000. Это в какой-то степени объясняет, почему современники часто сильно переоценивали силу тайпинских армий. Такие колебания численности чиинов, по крайней мере частично, были результатом метода набора тайпинов, который заключался в том, чтобы брать по одному солдату из каждой семьи, так что по мере роста числа их сторонников или покоренных подданных росло и их армии, из каждых дополнительных пяти семей формировался новый отряд, новая рота от каждой роты, и так далее. Как следствие, должно было существовать множество корпусов, которые в любой момент времени были значительно недоукомплектованы из-за того, что находились в разгаре процесса набора. Такие подразделения технически оставались в ведении другого командующего генерала до тех пор, пока они не достигали полной численности, после чего у них был назначен свой собственный командир.

Несмотря на заявление Линдли о том, что продвижение по службе в тайпинской армии было исключительно заслугами, на самом деле офицеры и придворные чиновники набирались в основном из числа давних приверженцев тайпинского движения, независимо от их способностей. Таким образом, большинство из них были квантунцами, квантунцами и в меньшей степени хунанцами, и Томас Медоуз заметил в 1853 году, что "высшие руководители, казалось, были все из Квантуна и Квантси". Даже самые младшие офицеры обладали значительной властью, им было разрешено проводить казни и уничтожать имущество по своему усмотрению. Однако уже в то время высказывалось предположение, что некомпетентность, гордыня и откровенная жестокость многих были ключевыми факторами упадка Тайпинской армии. Тем не менее, одним моментом, с которым согласны большинство западных источников, была индивидуальная храбрость тайпинских офицеров, которые, в отличие от своих коллег-имперцев (которые были печально известны тем, что находились именно там, где не было боевых действий), похоже, обычно руководили с фронта. Линдли, описывая тайпинских офицеров как "неизменно людей большой личной храбрости", утверждает, что "особенно долгом всех вождей было появляться в авангарде", в результате чего многие были убиты в бою. Даже Чарльз Гордон признал, что они были "без исключения храбрыми и галантными людьми".

В полевых условиях каждым тайпинским корпусом командовал не его чиин-шуай, чьи обязанности были в основном административными, а два других офицера — суперинтендант (чиен-чиин) и комендант (цунчих), назначаемые Небесным судом. Это были самые высокопоставленные чины в Тайпинской армии. Кроме того, многочисленные придворные чиновники, квалифицированные или нет, часто назначались командовать полевыми армиями, они были набраны из числа 24 канцлеров или министров тайпинского государства (чэн-сян), 36 старших секретарей (цзянь-тянь), 72 командующих (чи-хуэй) и 100 придворных генералов (чианг-чиин). Придворные генералы состояли из 50 полных генералов и 50 заместителей генералов, каждый из которых отличался добавлением к своему титулу числа до десяти и одного из пяти элементов — воды (шуй), огня (хуо), дерева (му), металла (чин) и земли (?'u) — например, 8-й заместитель генерального директора T'u и 2-й генеральный директор Chin.

Однако, вероятно, самым распространенным и, безусловно, самым востребованным титулом среди старших тайпинских командиров к 1860-м годам был титул ван или "царь". Сначала их было всего шесть или семь, в состав которых входили сам Хун Сю-цюань (Тянь-ван или "Небесный царь"); его четыре главных помощника, Дун-ван, Си-Ван, Пей-Ван и Нань-Ван; его родственник Ши Та-кай, "Небесный царь". Джей Ван; и, по мнению некоторых авторитетов, таинственный Тянь-те Ван ("Царь Небесной добродетели"), схваченный и казненный имперцами в 1852 году, который утверждал, что является одним из основателей всего тайпинского движения. После 1856 года этот титул был присвоен и другим высокопоставленным чиновникам и генералам, теоретически в знак признания их заслуг, но чаще для того, чтобы польстить их тщеславию...

Теоретически все армейские начальники были подотчетны пяти старшим командирам (чу-чан) и главнокомандующему тайпинской армией чиин-ши, должность, которую занимали Дун Ван в 1851-56 годах, Ин Ван в 1859-62 годах и знаменитый Чун Ван (уже главный командир тайпинов к 1860 году) в 1863-64 годах. В действительности, однако, хотя центральный контроль над армиями движения сохранялся относительно жестко вплоть до 1856 года, к 1860-м годам многие ван и другие полевые командиры начали действовать практически независимо от любого контроля, кроме самого Тянь Вана, главным образом в результате недовольства, вызванного распространение вана..

В апреле 1851 года Чжоу Тяньцзинь, губернатор провинции Кванси, заявил с типичным китайским преувеличением, что тайпины уже были организованы в девять чиинов, хотя в действительности военная сила тайпинов на тот момент, вероятно, не превышала 5-7.000 человек. Британский чиновник Уолтер Медхерст считал, что даже когда они осадили Нанкин в марте 1853 года, тайпины все еще могли собрать только около 60-80.000 человек. Однако к 1860-м годам, по общему мнению, насчитывалось 95 армейских корпусов, а также еще девять (шуй ин, или "водяные батальоны") — служба на внутренних водных путях. Кроме того, было два отряда саперов, минеров и каменщиков ("Ту ин", или "земные батальоны") и шесть небоевых корпусов ("Чу-чан ин"), которые фактически составляли подразделение материально-технического обеспечения движения, состоящее полностью из ремесленников — всех, от слесарей и плотников, для сапожников и ткачей. К этому времени общая численность Тайпинской армии, включая офицеров, солдат-слуг и гражданский персонал, как говорили, составляла более трех миллионов человек, составленных следующим образом:

95 чиин сухопутных войск 1 187 500

9 чиин `водных батальонов' 112 000

2 чиин `земных батальонов' 25 000

6 чиин ремесленников 75 000

Кули, слуги и т.д. 784 000

Слуги вана 585 000

Офицеры всех рангов 121 695

Секретари и гражданский персонал 193 526

Как можно видеть, эти цифры основаны на предположении, что каждое подразделение было в полном составе, что, как уже указывалось, маловероятно. Кроме того, следует отметить, что в лучшем случае менее двух третей и, возможно, менее половины из общего числа были на самом деле бойцами.

Линдли отмечает, что солдаты-тайпины делились на три разные категории, состоящие из мужчин, которые придерживались дела тайпинов не менее шести лет (их он называет "добросовестными" тайпинами); от трех до шести лет ("признанные братья"); или менее трех лет ("новые призывники"). Первая категория представляла собой то, что считалось регулярной армией Тайпинов, контингент которой составлял ядро каждой полевой армии, хотя после 1853 года число тайпинских солдат, принадлежащих к третьей и наименее надежной категории, быстро увеличилось. Немногие из последних служили добровольно. Уже в 1854 году есть сведения о 2600 крестьянах, которых принудили к службе после захвата империалистического города, в то время как их жены были взяты в заложники в Нанкине, и с тех пор количество упоминаний о таких "впечатленных" или "призванных" крестьянах неуклонно растет. Несколько раз упоминается содержание членов семьи в качестве заложников: например, в 1856 году Медоуз писал, что "их престарелые родители, их жены, сестры и дети были задержаны в Нанкине'. Несмотря на то, что такие заложники, по-видимому, были хорошо одеты и хорошо накормлены, их постоянно держали под пристальной охраной и заставляли работать на государство во время их содержания под стражей.

В конце концов число таких невольных солдат достигло поистине огромных масштабов — соотношение десяти раненых на одного ветерана тайпинов стало относительно обычным явлением, в то время как в Кайоу в 1862 году 344 из 362 захваченных тайпинов были "мобилизованными сельскими жителями". Сами тайпины признавали, что от большинства таких призывников мало чего можно было ожидать. Считавшиеся в лучшем случае пушечным мясом, они были поставлены в первых рядах в бою, по общему мнению, связанные вместе своими косичками. При таких обстоятельствах неудивительно, что они часто убегали при первой же возможности, несмотря на то, что в случае поимки им грозила немедленная казнь. Именно для того, чтобы воспрепятствовать дезертирству, вынужденные контингенты были, по возможности, размещены в районах, удаленных от дома. Роль уменьшающегося числа регулярных войск в каждой армии, тем не менее, становилась все более важной не только для укрепления морального духа, но и для поддержания таких людей "в надлежащем состоянии подчинения".

К другим столь же ненадежным элементам тайпинских армий относились добровольцы поневоле, у которых тайпины конфисковали их имущество (индивидуальное владение имуществом было одним из многих преступлений тайпинов, караемых смертной казнью), и у них не было другого выбора, кроме как сражаться или голодать. Были также подразделения имперских солдат, которые перешли на сторону тайпинов, но, как заметил Линдли, были "в равной степени готовы предать своих новых хозяев, как и своих старых". По его словам, по крайней мере частично, их отношение было вызвано открытием, что к тому времени, когда он писал, тайпинские солдаты не получали жалованья, а только одежду и провизию. Последнее технически включало 200 кэтти (около 270 фунтов, или 122,6 кг) риса, 7 порций масла и 7 порций соли на 25 человек в неделю, плюс иногда небольшое пособие на покупку дополнительного продовольствия. Дж. Д. Мортон упоминает, что каждый тайпинский командир содержал свой собственный склад, из которого выдавались ежедневный рацион риса, соли, рыбы и овощей. Хотя в марте 1853 года западный источник сообщил, что тайпинские солдаты на самом деле получали "фиксированное жалованье"... с пунктуальностью, совершенно неизвестной в маньчжурских армиях, только в одном сохранившемся документе тайпинов (датированном мартом 1854 года) вообще упоминается о жалованье; даже в нем упоминаются жалкие небольшие суммы, эквивалентные не более чем нескольким пенсам — 21 вэнь в неделю рядовому, 35 капралу и 70 цу.— чанг. Говорят, что к 1860-м годам тайпинским солдатам платили только "в редких случаях, когда их размещали в постоянных гарнизонах", Мортон записал, что в Сучжоу в октябре 1863 года солдаты "в последнее время... получали по 2 доллара за человека". В остальном жалованье и провизия добывались простым способом — совершением набегов на местные города и деревни, отсюда и хищнический характер большинства тайпинских кампаний.

Армии тайпинов, даже в большей степени, чем армии их империалистических противников, состояли преимущественно, даже в подавляющем большинстве, из пехоты. Правила Тайпинов гласили, что "ни одному трудоспособному солдату" не разрешалось ездить верхом, в то время как сама природа местности к югу от Янцзы, со всеми ее рисовыми полями и реками, делала кавалерию в значительной степени излишней. Следовательно, хотя большинство полевых командиров, по-видимому, сопровождались отрядом всадников на пони, которые неизменно были захвачены у правительственных войск, их численность всегда была небольшой по сравнению с общей численностью армии. Кавалерия Чун Вана, например, по-видимому, насчитывала всего несколько сотен человек или, в лучшем случае, возможно, тысячу. Действительно, нехватка всадников у тайпинов была одной из причин их поражения, когда они выступили против Пекина в 1853 году, и, вероятно, была фактором их слабого союза после 1856 года с повстанцами Нинь к северу от Янцзы, которые, напротив, выставили значительное количество кавалерии. Тем не менее, большинство тайпинских офицеров и, вероятно, все те, кто был выше ранга командира роты, неизменно были верхом (хотя их свита и личные знаменосцы были пешими), и Месни говорит, что при необходимости они "образовывали своего рода кавалерийские силы, оставляя пехоту без [старшего] офицерского состава.

Дисциплина в Тайпинской армии была ужасающе бескомпромиссной и жестоко соблюдалась, обезглавливание было единственным наказанием почти за каждое преступление, каким бы незначительным оно ни было. Джон Скарт заметил в 1860 году, что "в лагере повстанцев, по-видимому, не было другого наказания, кроме смерти; и с решительными людьми, готовыми казнить его, скоро будет сформирована армия смелых людей, когда они узнают, что их ждет, если они убегут. Грабежи, изнасилования, курение опиума и даже употребление табака и вина были запрещены под тем же наказанием. Он добавляет, что "Десять заповедей соблюдались аналогичным образом", намекая на тот факт, что каждый новобранец тайпинов должен был выучить Заповеди наизусть в течение трех недель под страхом смерти. Действительно, никогда не следует забывать, что руководящая мотивация Восстания была религиозной. Следовательно, тайпинские солдаты, которые не посещали важные религиозные церемонии, были наказаны семью неделями у позорного столба и 1000 ударами тростью за первое нарушение и казнью за второе. [ArmChina]

Состав тайпинов

Большинство тайпинских солдат, и особенно офицеров, изначально были выходцами из провинций Квантун и Кванси, где началось Восстание. Позже многие приехали из Фукиена,Киангси, Хупе. Хунань и Анхвет. Ядро каждой тайпинской армии состояло из давних приверженцев, из которых наиболее преданными были выходцы из Кванси, особенно коренные жители горных племен Мяоу провинции. Новых рекрутов тщательно отличали от первоначальных приверженцев Общества богопоклонников, которые считались элитой Тайпинской армии. Англичанин, служивший с тайпинами в 1860-х годах, Огастес Линдли, утверждает, что солдаты каждого корпуса фактически были распределены по бригадам в соответствии с расходами, либо как "настоящие тайпины" с шестью или более годами службы, "признанные братья" с трех-шестилетней службой. В бою эти три "бригады" были разделены еще больше: "лучшие и храбрейшие" служили в качестве мушкетеров и кавалеристов, следующие по храбрости — в качестве стрелков и алебардщиков, а наименее опытные — в качестве копейщиков, которые формировали передние ряды.

Многие тайпинские солдаты служили без особого энтузиазма. Захваченные в плен имперцы часто вступали в армию просто для того, чтобы избежать казни, и, как и следовало ожидать, были ненадежны в полевых условиях, в то время как после 1854 года появляется все больше упоминаний о "призванных крестьянах" и "деревенских жителях", составляющих значительную часть большинства тайпинских сил. Семьи таких людей, подвергшихся давлению, были отправлены в Нанкин и содержались там "в качестве заложников за верность их родственников мужского пола на поле боя", в то время как сами мужчины, с татуировкой имени династии Тайпинов на щеках, находились под пристальной охраной регулярных войск. Женщины также служили в полевых условиях, в основном выполняя черную работу, такую как рытье траншей и строительство земляных сооружений, но в ранний период Восстания они сражались на поле боя, организованные в полностью женские подразделения под командованием своих собственных офицеров. (Мужчины и женщины всегда были жестко разделены на действительной службе.) Даже в 1858 году.10 000 "отобранных женщин" все еще были "обучены и размещены гарнизоном в цитадели" в Нанкине, но нет никаких свидетельств того, что женщины сражались после 1853 года. [MAA-275]

Тайпинский офицер и солдаты. London News.

А1: Тайпинский Ван. Хотя изображены пешим, на поле боя они были верхом, и их знаменосцам, неизменно пешим, приходилось бежать, чтобы не отстать от них.

A2; Тайпинский копейщик

Наибольшее количество копий тайпинов представляло собой просто железный шип, насаженный на бамбуковый шест. Короткий, тяжелый меч, похожий на кортик, обычно носили в качестве дополнительного вооружения, либо заткнув за пояс, либо перекинув через спину в ножнах.

A3; Тайпинский мушкетер

Вооружен британским мушкетом "Тауэр". Тайпины обычно приобретали западное огнестрельное оружие у шанхайских торговцев (в основном американцев), которые не могли устоять перед "баснословными суммами" — до 100 долларов за один мушкет — предлагаемыми даже за очень плохое оружие. Документы, изъятые у одного такого торгового дома в 1862 году, показали, что за десять месяцев он поставил более 3000 мушкетов, винтовок и дробовиков, 18.000 патронов и более четырех с половиной миллионов капсюлей, а также несколько сотен пистолетов. Однако оружие, как правило, было низкого качества, либо старое и изношенное, либо плохо сделанное. В его левой руке раскрашенный плетеный или бамбуковый "шлем победы", который, согласно правилам тайпинов, можно было носить только в бою. Он никогда не упоминается в западных источниках, поэтому, вероятно, использовался редко.

Командная структура тайпинов

Chin-shuai, командовавший армейским корпусом, имел только административные и учебные обязанности; в действии корпусом командовали суперинтендант и комендант. Корпусной комендант был самым старшим военным офицером в армии Тайпинов, но даже он часто был вынужден занимать второе место после придворного чиновника, будь то ch'eng-hsiang (канцлер), chien-tien (старший секретарь) или один из 72 chin-hui (командиры) или 100 chiang-chun (придворные генералы). Кроме того, до 1856 года и снова после 1858 года было пять старших командиров по имени чу-чан, которые, по описанию, имели "общий контроль над военными делами". Один из них (Tung Wang 1851-56, Ying Wang 1859-62) выступал в качестве верховного главнокомандующего или chun-shin.

Существовали различные степени знатности и различные генеральские звания ("Небесный", "Династический", "Мастерский" и "Святой"), но единственным титулом, к которому действительно стремились старшие тайпинские командиры, был титул wang или "царя". Первоначально их было всего шесть или семь (сам Tien Wang и его главные соратники), но впоследствии этот титул использовался как награда за достойную службу и как лесть для удовлетворения честолюбия. Между 1836 и 1854 годами число "царей" увеличилось до десяти, а к концу 1861 года — более чем до 100. После этого их число увеличивалось почти ежедневно, практически без учета заслуг или способностей, так что к концу Восстания было назначено 2700 человек. Многих недостойных офицеров сделали товаром просто для того, чтобы избежать недовольства повышением других, в то время как компетентных командиров часто упускали из виду. Chung Wang, который сам был назначен только из опасения, что его могут обнаружить, заявил, что это распространение, особенно среди собственной семьи Хунга и презираемых придворных чиновников, было основной причиной недовольства среди тайпинских офицеров к концу Восстания, что привело к повсеместному отсутствию сотрудничества на командном уровне.

Линдли заметил, что к 1860-м годам ваны имели "полный контроль" над войсками, находившимися под их командованием, считая себя подотчетными только самому Небесному Царю или главнокомандующему, когда таковой имелся. Конечно, большинство из тех, кто действовал в отдаленных районах, к тому времени действовали практически независимо от столицы. Наконец, в 1863 году Хун попытался обуздать эту тенденцию, объявив, что отныне Тайпинская армия должна называться "Небесной армией", а ее солдаты — "Царскими войсками", что, как отметил Чан Ван, "превратило их всех в его личные войска и помешало нам называть их нашими собственный". Таким образом, самостоятельные действия теоретически стали преступлением, караемым государственной изменой. [MAA-275]

Женская армия

Особенностью ранних тайпинских армий, вплоть до взятия Нанкина в 1853 году, было существование полностью женских подразделений, которые, как известно, принимали участие в сражениях при Юнгане и Янчоу. Рассол подсчитал, что на этом этапе, возможно, до четверти всей силы тайпинов составляли женщины, "многие из которых имели воинские звания и командовали ротами'. Во время кампании эти женские подразделения были строго отделены от мужчин, присоединяясь к ним только на поле боя и во время религиозных служб.

Хотя после 1853 года женщины, по-видимому, больше не сражались на поле боя, их военная организация (состоящая из пяти групп, называемых "фронт", "тыл", "левый", "правый" и "центр", каждая из восьми подразделений неопределенного размера) была сохранена, и элементы по-прежнему обычно сопровождали Тайпинские армии в походе, выполняя "тяжелую работу, возложенную на них: рытье рвов, земляные работы, возведение батарей и т.д.", а также часто выполняя караульную службу. Другие были заняты в государственных мастерских, шили одежду, обувь и так далее. Тем не менее, несколько так называемых "избранных женщин" — Уильям Милн (1858) говорит, что 10.000 — все же прошли военную подготовку, и они были "размещены гарнизоном в цитадели" в Нанкине. Включали ли они в себя гарем численностью в несколько сотен человек, который, по слухам, содержал там Хун Сючуань, неясно. Их командиром, по-видимому, была его сестра Хун Суан-Цяо, вдова Си Вана. [ArmChina]

Телохранители

У каждого старшего вана был отряд гвардейцев, называемый цаньху, состоящий из их самых доверенных приспешников и считающийся эквивалентным по рангу корпусным комендантам или даже генералам (вероятно, для того, чтобы они могли передавать приказы вана с соответствующими полномочиями). Эти телохранители различались по численности: например, у Дун Вана было 1600 человек; у Пэй Вана и И Вана по 800 человек; у Шоу Вана ("Упорного царя"), Фань Цзю-цзэна, около 400; у Му Вана ("Подражающего" или "Стратегического царя"), Тан Шаокуана, 200; и Фу Ван (`Поддерживающий" или "Защищающий царя"), Ян Фу-цзин, по меньшей мере 500. Линдли утверждает, что у Чун Вана было до 5000 человек, многие из которых были Мяо (хотя более достоверные источники, возможно, лучше различающие гвардейцев в целом и телохранителей в частности, дают ему всего 1000 или даже 400). В другом месте Линдли утверждает, что "гвардейские полки обычно насчитывали более 2000 человек", но, похоже, на самом деле он имеет в виду ветеранские войска генерала, а не телохранителей.

У Хун Сю-цюаня было собственное подразделение телохранителей неопределенной численности, которое Линдли (который описывает его членов как "ветеранскую элиту тайпинских войск") называет "Верными войсками Дворца Тянь-Вана". Кроме того, большинство высокопоставленных чиновников, как гражданских, так и военных, носили почетное звание "Императорской гвардии" (ши-вэй). 24 самых важных были названы "Императорскими гвардейцами Солнечных ветвей", занимая должность при Дворе, эквивалентную должности цзянь-тяня (старшего секретаря), остальные назывались "Императорскими гвардейцами Девяти Врат'. Семьдесят два ши-вея, постоянно прикрепленных к Суду, служили административными стрелками и армейскими инспекторами.

Войска телохранителей, естественно, были значительно лучше вооружены, чем обычные тайпинские солдаты.

Речные силы тайпинов

Районы выращивания риса, в которых произошла большая часть Восстания Тайпинов, были, что неудивительно, полностью заболочены, пересечены и усеяны бесчисленными каналами, канавами, реками и озерами. Хотя конечные подступы ко многим городам часто имели мощеное покрытие, ближайшим к дороге везде была узкая дамба между рисовыми полями, способная выдержать движение только поодиночке. Это неизбежно означало, что обе стороны в значительной степени полагались — фактически почти исключительно — на огромное количество лодок для их транспортировки и связи. К концу 1852 года у тайпинов уже было "несколько тысяч" захваченных правительственных судов (в одном источнике говорится о 2000, в другом — о 10.000), а после захвата Нанкина в следующем году они официально организовали свой собственный флот речных судов, который к 1860-м годам вырос до девяти чиинов, или теоретически около 118.400 человек, организация которых идентична организации других подразделений Тайпинской армии. Большинство лодок изначально были торговыми и пассажирскими судами, на которые тайпины устанавливали любое оружие, которое попадалось под руку, обычно это были более дешевые орудия, чем те, что установлены на специально построенных правительственных канонерских лодках. (В 1856 году сообщалось, что орудия последнего могли произвести три выстрела за то время, которое потребовалось тайпинским кораблям, чтобы произвести только два выстрела.) Однако в 1854-56 годах они основали судостроительные заводы в нескольких городах провинций Киангси, Хупе и Анхвэй и начали строить собственные канонерские лодки, которые, будучи меньше и ниже, чем у имперцев, назывались `москитами' (сяо-хуа). Хотя `москитный флот' одержал несколько побед, военно-морская мощь Тайпинов пришла в упадок после 1856-57 годов после захвата имперцами Ху-коу, который контролировал доступ к низовьям Янцзы. Впоследствии они, как правило, избегали крупных столкновений, но, тем не менее, оставались активными на протяжении всего Восстания, действуя в основном небольшими флотилиями примерно из 50-100 канонерских лодок, сопровождая транспортные суда сухопутных сил или совершая собственные пиратские набеги. Их лодки неизменно были гребными и/или парусными. [ArmChina]

Иностранные добровольцы у тайпинов

Хотя Чун Ван заявил, что сторонники иностранных государств начали присоединяться к тайпинам только в 1855/56 году, есть достаточно свидетельств, свидетельствующих о том, что к маю 1853 года небольшое число людей уже состояло у них на службе. Их численность, которая после этого неуклонно росла, резко сократилась в 1856-59 годах, прежде чем возродиться с удачей самих тайпинов в 1860-х годах, когда зафиксировано большое количество выходцев с Запада, которых видели, слышали, убивали или захватывали в плен практически в каждом сражении, имевшем место в провинции Киангсу.

Эти люди были разного этнического происхождения, включая не только представителей почти всех стран Европы, но и многочисленных американцев и некоторых выходцев с Востока, особенно филиппинцев. Один очевидец даже видел среди них англоговорящего "араба", возможно, указывающего на мусульманского торговца из Индии. Однако гораздо большее число были англичанами, ирландцами, американцами и французами. Среди британских и французских элементов, в частности, было много людей с военно-морских судов, дислоцированных в китайских водах, и из армейских подразделений, базирующихся в Кантоне и Шанхае (откуда также небольшое количество индийцев на службе у тайпинов), которых побудили либо дезертировать, либо уйти в отставку рассказы о том, что повстанцы предлагали "высокое командование и хорошее жалованье" всем европейским солдатам или морякам, вступившим в их ряды. Огастес Линдли, самый известный из них, сам был офицером Царевского флота, отправленным в Китай в августе 1860 года. Остальные были в основном моряками торгового флота, хотя, по крайней мере, горстка (например, бывший майор сардинской армии Морено, записанный на службу в Тайпин в 1859-63 годах), должно быть, были профессиональными авантюристами, сродни сегодняшним международным наемникам.[ArmChina]

Вооружение тайпинов

Большинство тайпинов были вооружены не более чем копьем длиной от восьми до 18 футов и ножом, а иногда и мечом. У некоторых были луки. Огнестрельное оружие поначалу было редкостью и первоначально состояло из фитильных ружей и джинголов. Последнее было английским названием t'ai-ch'iang, разновидности тяжелого фитильного ружья большого калибра со стволом длиной до десяти футов, расчет которого состоял из двух-пяти человек и стрелял с упора — обычно треноги или плеча человека; его выстрел весил от четырех унций. и два фунта, и у него была дальность стрельбы не менее 1000 ярдов. Западное огнестрельное оружие было приобретено примерно с 1853 года, а к 1860-м годам было найдено в значительных количествах; некоторые власти специально приписывают успехи тайпинов в 1857 и или 60 годах приобретению ими значительного количества иностранного оружия.

Немногочисленные кавалеристы тайпинов, часто ехавшие верхом, держа пятки, а не пальцы ног в стременах, были вооружены в основном копьями и огнестрельным оружием, последнее представляло собой смесь легких фитильных ружей, западных мушкетов, пистолетов и даже револьверов, когда они могли их достать (особенно восхищали "огромные двуствольные пистолеты", по словам к Линдли).

Хотя тайпины располагали значительным количеством западных и китайских орудий, как правило, у них не было полевой артиллерии, кроме трех или четырех небольших орудий ("редко превышало 6 орудий"), установленных на земляных валах их многочисленных частоколов лагеря. [MAA-275]

В большинстве источников тайпины описываются как "плохо" или даже "очень плохо" вооруженные. Наиболее распространенным оружием среди них был просто "железный шип, воткнутый в конец бамбука", Линдли описывает такие копья как "пропорциональные мужчинам" и длиной от 8 до 18 футов (2,4-5,5 м). Самыми короткими, несомненно, владели армейские мальчики-солдаты. У многих был маленький желтый или красный треугольный вымпел под лезвием. В дополнение к копью, либо некоторые, либо большинство тайпинских пехотинцев — источники сильно расходятся в этом вопросе — носили короткий меч или большой нож, низкое качество которых, вероятно, объясняет, почему несколько иностранных гостей отметили, что среди тайпинов был "большой спрос" на западные мечи. Некоторые носили меч, подвешенный в ножнах за спиной, в то время как другие затыкали его за пояс. Разнообразное традиционное китайское древковое оружие также было довольно распространено, и некоторые бойцы, хотя, по-видимому, их было немного, были вооружены луками.

Огнестрельное оружие, даже местные китайские фитильные замки и джингалы, изначально были редкостью и, по-видимому, оставались таковыми до середины 1850-х годов, Медоуз заметил в 1856 году, что "они, казалось, мало интересовались оружием". Даже в 1860 году Гарнет Уолсли отмечал, что лишь "очень небольшая часть" тайпинов, которых он видел, владела огнестрельным оружием, и что "универсальным оружием" большинства оставалось бамбуковое копье. Это может быть объяснено, по крайней мере частично, наблюдением тайпинского командира в 1853 году, что, в то время как огнестрельное оружие было бесполезно, когда у него заканчивались боеприпасы или выходили из строя, копья и мечи "редко выходили из строя"; он добавил, что "его люди всегда могли победить имперцев с их помощью", и что, несмотря на свой возраст, вооруженный хорошим копьем, он сам был бы рад сразиться с десятком врагов. Тем не менее, такой типичный китайский консерватизм не мог помешать постепенному увеличению использования огнестрельного оружия и, в частности, приобретению при каждой возможности западных мушкетов и винтовок, тенденции, которая, несомненно, способствовала возрождению тайпинов в период 1857-62 годов.

Они получали свое западное оружие от иностранных торговцев оружием, действовавших из Шанхая и, в меньшей степени, из Нинпо. Хотя большинство из них были американцами, многие были британцами (действительно, британские торговцы были первыми, кто поставлял западное оружие тайпинам еще в 1853 году). Эта торговля могла быть чрезвычайно прибыльной, "баснословные суммы" — в пять раз превышающие рыночную цену — выплачивались даже за очень плохое оружие (цифры в 100 долларов и 45 таэлей за мушкет приводятся в источниках 1861-62 годов), но это было также очень рискованно, на некоторых торговцев нападали и грабили Тайпинские мародеры. Тем не менее это оставалось безнаказанным вплоть до 1860 года, когда местные англо-французские власти несколько запоздало запретили продажу оружия повстанцам. Однако к тому времени десятки тысяч мушкетов, винтовок и пистолетов уже находились в руках тайпинов. [ArmChina]

151-154. СТАРШИЕ ОФИЦЕРЫ. Офицеры на рисунке 151 одеты в придворные одежды, а в торжественных случаях к ним добавилась бы корона типа, показанного в деталях 151a и b (по фотографиям Линдли и январском выпуске Illustrated London News за 1855 год соответственно). Другие фигуры одеты в более характерную одежду, такую, какую можно было бы носить во время кампании. У тайпинов были в ходу трубы и даже бинокли, которые обычно хранились в чехлах из алой ткани. На рисунке 152 с китайской гравюры изображена желтая куртка для верховой езды, украшенная пятнами белой и красной вышивки, надетая поверх стеганого красного платья и брюк с красной вышивкой. Фигура 154 носит шляпу дракона.

155. НОСИТЕЛЬ ЗОНТИКА. Как и их коллеги-имперцы, старшие тайпинские офицеры носили зонтики в качестве символа своей власти. Они, по-видимому, неизменно были либо желтыми, либо красными, причем первые, несомненно, указывали на более высокий ранг, чем вторые. Носильщики зонтиков всегда были пешими, даже когда их хозяин сидел верхом.

156-157. ЗНАМЕНОСЦЫ. Эти цифры датируются соответственно 1863 и 1859 годами. Первый несет штандарт с названием Небесного Царства и, по-видимому, религиозным лозунгом. Флаг последнего заменен флагом Тай-пин Чиин-му и демонстрирует официальный образец всех флагов тайпинской армии. Этот конкретный случай относится к Джу-шуай, обозначенному символами в правой колонке, "переднему" Джу из "центрального" ши (символы в рамке, которые использовались не всегда). В левой колонке указано сокращенное название движения (Тай-пин), а также родная провинция офицера (Хунань) и название (Тао-чжоу). Последние два символа означают "желтое знамя". Колонны располагались в обратном порядке с другой стороны флага.

158. КАВАЛЕРИСТ В отчете газеты North China Herald от 18 мая 1861 года сообщается, что тайпины, которых видел корреспондент, неизменно ездили верхом, "вставив пятки в стремя", а не пальцы ног, но кажется маловероятным, что эта повседневная практика, которая не была уникальной для тайпинов, была перенесена на поле боя. Хотя этот человек вооружен огнестрельным оружием, на других фотографиях изображены тайпинские всадники, вооруженные копьями. Китайские гравюры неизменно показывают, что ими владеют двуручно и без оружия, хотя, возможно, это не следует понимать слишком буквально.

159-160. ОФИЦЕРЫ. Большинство тайпинских офицеров, которых видели на поле боя, были верхом, и кажется вероятным, что все рангом выше Цзян-су-ма обычно сражались верхом. Их кони часто были "богато украшены и покрыты маленькими серебряными колокольчиками", у одного даже были серебряные стремена. Рисунок 160 взят с современной китайской гравюры, в то время как рисунок 159 представляет собой реконструкцию из двух западных источников. Он вооружен мечом и двумя двуствольными кремневыми пистолетами.

161-162. МУШКЕТЕР одет в типичную форменную куртку. Волосы, густо заплетенные красным шелком в длинный хвост, несколько раз обернуты вокруг головы, создавая иллюзию красного тюрбана или платка. У второй фигуры, кажется, все еще есть косичка, завязанная вокруг головы, скорее как повязка на голову. Деталь 161а — один из бамбуковых "шлемов победы", которые, по-видимому, иногда носили в 1850-х годах.

163-165. КОМАНДА ДЖИНГАЛЛОВ. Эта группа взята из одной из иллюстраций к книге Линдли, на которой показано, как несколько джинголлов настраиваются, готовые к действию. Мальчик носит порох в открытой соломенной корзинке — обычная, но чрезвычайно опасная китайская практика. Фигура 163 одета в красную куртку и черные брюки.

166. Пай-ВЕЙ Эта фигура, озаглавленная "молодой нанкинский бунтарь", встречается в выпуске I/lustrated London News за 1855 год. У него в руках пороховой рожок и короткий иностранный мушкет, возможно, мини-винтовка.

167-171. КОПЕЙЩИКИ. Фигура 168 представляет собой пестрый узор, популярный среди многих тайпинов, которым, похоже, нравилось демонстрировать свою склонность к мародерству, надевая одновременно столько видов цветного шелка с рисунком, сколько они могли. Обратите внимание на распущенные длинные волосы на рисунках 167 и 171, в то время как на рисунке 169 (в оригинальном источнике он назван "мятежником провинции Кванси") волосы собраны в пучок на затылке. Фигура 170, в красной рубашке, белых штанах и желтом поясе, изображена в коленопреклоненной позе с копьем, упертым в землю, которая была принята копейщиками, образующими защиту от кавалерии, как изображено на одной из картин Линдли; это позволило мушкетерам позади стрелять поверх голов.

172. БОЕЦ. В нескольких современных описаниях боевых действий упоминается, что тайпинские бойцы были вооружены джинголами, мечами и щитами. Обратите внимание, что его щит представляет собой характерную разновидность ротанга, украшенную тигром (см. также рисунки 9, 10 и 19).

173. ИНОСТРАННЫЙ ДОБРОВОЛЕЦ. Одежда таких авантюристов, несомненно, сильно различалась, некоторые даже полностью или частично переняли китайский костюм.

174-175. ЖЕНЩИНЫ. Единственными известными изображениями женской одежды тайпинов, по-видимому, являются фотографии в книге Линдли, из которой взяты эти рисунки. Костюм, изображенный на рисунке 174; менее практичный наряд на рисунке 175 — это одежда жены вана. Кстати, женщины, которые служили в полевых условиях, должно быть, в основном происходили из провинций Квантун или Кванси или других мест, где не соблюдался широко распространенный китайский обычай связывать ноги девушкам (чтобы они оставались маленькими).

Артиллерия тайпинов

Тайпины начали изготавливать собственные орудия ("длинные драконы", как они их называли) еще в 1850 году, и на протяжении всего Восстания их было значительное количество. Характерно, что они были "всех размеров и описаний", но большинство из них были малокалиберными орудиями, "редко превышающими по размеру 6-фн" (многие были 2, 3 и 4-фн), от двух до четырех из которых часто можно было найти, защищая свои укрепленные лагеря, брошенные везде, где они находились. Те более крупные, которые у них были — эквивалент 9-фунтовых, 12-фунтовых и выше — почти всегда направлялись на оборону Нанкина или других ключевых городов. Лишь изредка такие большие орудия использовались в полевых условиях до 1861 года.

Лафеты их орудий чаще всего были относительно низкого качества местного производства, настолько плохо сделанные, по словам Месни, что они "могли быть выведены из строя при первом же выстреле". Хотя в 1860-х годах они часто напоминали — или были — западные типы, в 1850-х годах они обычно принимали более традиционную китайскую форму. Некоторые напоминали четырехколесные корабельные станки, используемые западными военно-морскими силами, но со спицами, в то время как другие орудия, явно не предназначенные для использования в полевых условиях, были установлены на примитивных бесколесных лафетах, вырезанных из цельного дерева. Вероятно, тайпинская артиллерия была окрашена в традиционные китайские цвета оружия — красный и черный. Однако два американских латунных 12-фунтовых орудия, замеченных в Нанкине в апреле 1856 года, были описаны как "окрашенные в свинцовый цвет", но неясно, относится ли это к их стволам или к их лафетам. [ArmChina]

Военные действия

Тайпинам обычно приписывали то, что они сражались лучше, чем правительственные войска, над которыми они имели моральное превосходство с первых лет Восстания, когда империалисты считали себя "никоим образом не способными справиться с ними на равных". По этой причине тайпины предпочитали вступать в ближний бой всякий раз, когда представлялась такая возможность, и Линдли еще в 1860-х годах отмечал, что "везде, где им удавалось этого добиться, даже дисциплинированные войска с иностранными офицерами терпели поражение". Однако, неуклонное совершенствование вооружения императорских сил означало, что к концу Восстания тайпины чаще всего были уничтожены "подавляющей артиллерией и регулярными залпами мушкетов" задолго до того, как они смогли добраться до врага.

Большинство западных наблюдателей, похоже, мало думали о тактике тайпинов. Еще в 1853 году Томас Медоуз писал, что "не было ничего эквивалентного нашему систематическому построению, развертыванию и маршированию регулярных частей", хотя он признавал, что "строжайшая дисциплина поддерживается в том, что касается быстрого подчинения приказам и сигналам". Эндрю Уилсон считал, что они думали "только о перестрелках и грабежах. Как таковые, они хорошо сражались и были способны на очень храбрые поступки, но легко впадали в панику, когда на них нападали сзади или с фланга, или даже когда их смело атаковали спереди." Однако мнение Чарльза Гордона о том, что "они всегда убегают, когда на них нападают", не было поддержано даже его собственным опытом. Джей Ди Мортон, офицер EVA, который также сражался на стороне тайпинов, писал, что солдат тайпинов, "который отступает в бою до того, как его командир уходит в отставку, наказывается смертью. Я видел, как за один день за подобные преступления отрубили 40 голов.'

Ф.У.Харви сообщил в 1862 году, что их тактика была "самой простой", заявив, что они посылали агентов впереди своих наступающих армий, которые распространяли слухи и ложные сообщения о силе тайпинов, поджигали здания и вносили беспорядок во врага любым возможным способом. Среди возникшей неразберихи, как говорили, появления первых нескольких повстанцев на расстоянии, с их разноцветными одеждами и "меланхоличными криками и воплями", было достаточно, чтобы вселить "ужас в сердца робких китайцев". Если бы побережье было чистым, тайпины тогда "бешено мчались бы к цели... снося все перед собой". Однако известно, что они прибегали к притворному бегству, "заманивая своих врагов в засады, где они безжалостно убивали их", в то время как имперский источник описывает, как после отражения "они отступают и разделяются на два отряда, чтобы обойти нас с фланга". Другая широко используемая стратегия заключалась в том, чтобы отвлечь атаку противника в одном месте, начав контратаку против какой-то совершенно другой части страны, тем самым вынудив империалистов отступить.[ArmChina]

ОБЩЕСТВО МАЛОГО МЕЧА

Китай XIX века кишел тайными обществами, все из которых смотрели на иностранную династию Цин как на своего врага. Поэтому неудивительно, что некоторые воспользовались "Восстанием тайпинов" для организации собственных восстаний, заметным среди которых было восстание тайпинских "Малых мечей" в 1853-55 годах.

Общество Малого Меча, или Сяо-тао Хуэй, было ответвлением могущественного Общества Триады (Сан-хо Хуэй, также известного как Общество Неба и Земли, или Тянь-ти Хуэй). Основанная в Амое в 1848 или 1850 году, ее 2000 членов восстали в мае 1853 года и удерживали город в течение трех месяцев, прежде чем были разгромлены. Его 1200-1500 членов в китайском старом городе Шанхая, в свою очередь, восстали в сентябре 1853 года, их лидер Лю Личуань заявил, что он сражался во имя тайпинского Тянь Вана, чью печать и желтый флаг приняли его последователи. Однако влияние тайпинов еще не распространилось достаточно далеко на восток от Нанкина, чтобы оказать им военную помощь. Следовательно, несмотря на то, что к ним присоединились многие тысячи местных диссидентов, их восстание было обречено на окончательный провал, и в феврале 1855 года они были изгнаны из Шанхая императорскими силами при содействии войск, предоставленных французскими властями Шанхая. Пробиваясь на запад, некоторым удалось присоединиться к тайпинам, но Лю Личуань был убит в бою 17 сентября 1855 года.

Оставшиеся в живых члены Триады "Красных тюрбанов", которые безуспешно восстали в Кантоне и его окрестностях в период 1854-57 годов, также присоединились к тайпинам, невероятные "несколько сотен тысяч" якобы были завербованы во время завоевания провинции Киангси Ши Та-каем в 1855-56 годах. Однако, хотя они представляли собой значительное дополнение к военной мощи Тайпинов, Чун Ван тем не менее считал, что "ущерб, причиненный вербовкой этой банды квантунских солдат", был фактором, способствующим общему провалу Восстания. Тайпинская военная организация им не навязывалась, и они не подчинялись тайпинской религии или закону. В результате они оказались в лучшем случае несговорчивыми союзниками, стремящимися защитить свои собственные интересы, заключая соглашения с врагом всякий раз, когда это их устраивало. Кроме того, их недисциплинированность и разбой подали плохой пример другим элементам Тайпинской армии, что в конечном итоге поставило под угрозу отношения движения с крестьянским населением, от которого зависело его выживание. (Кстати, термин "Красные тюрбаны" был неточным западным переводом их китайского названия "Красные животы" или "Красные пояса", происходящего от красных кушаков, которые они носили, "обернутых вокруг живота'.) [ArmChina]

176-179. ПОВСТАНЦЫ МАЛОГО МЕЧА. Теоретически Малые Мечи следовали правилам Тайпинов, отказавшись от косички и отрастив волосы по всей голове, но один западный наблюдатель отметил, что, поскольку их положение "не было достаточно уверенным, чтобы гарантировать их буквальное соблюдение... они довольствовались тем, что сворачивали свои волосы и прятали их под шляпами. Многие носили волосы, "собранные в узел на макушке, подобно древнему стилю Китая". Другие носили их свободно, выбиваясь из-под тюрбанов. Левин Боуринг записывает, что для идентификации "большинство носили красную тряпку на голове или имели какой-либо другой предмет одежды того же цвета", в частности пояса вокруг талии. Однако один очевидец утверждает, что только члены общества из Фукиена носили красные тюрбаны, а кантонцы вместо этого носили белые. В остальном их одежда выдавала как тайпинское, так и западное влияние. Доступ к западным продуктам был также продемонстрирован в их вооружении, которое, по описанию, включало мушкеты, фитильные ружья, пистолеты, револьверы Colt и несколько винтовок MiniИ с штыками-шпагами. Однако на фотографиях Скарта, с которых взяты эти фигуры, также изображены традиционные китайские древки, копья, мечи и плетеные щиты.

ВОССТАНИЕ МЯО

Мяо, всего лишь одно из многочисленных этнических меньшинств Империи, можно было встретить по всему Юго-Западному Китаю, преимущественно в Квайчоу, но также в некоторых частях провинций Чекян, Хунань, Хупе, Кванси, Квантун, Сычуань и Юньнань, а также в восточном Тибете и северном Вьетнаме. Название Мяо, или Мяоцзе, было дано им китайцами и по-разному переводится в источниках как "ростки", "побеги" или "корни" в смысле "сыны земли" (суффикс цзе просто обозначает, что они были некитайскими "дикарями"). Китайцы также называли их Яоу-цзинь ("Люди-собаки") или Ланцзинь ("Люди-волки") из-за их длинных волос, а иногда Као-по, что означает "горцы" или "люди с холмов". Как и в случае с аборигенами Формозы и некоторых других частей Империи, китайцы также иногда проводили различие между теми мяо, которых они считали Шу-фань (вареными или покоренными варварами), и теми, кого считали Шэн-фань (сырыми или дикими варварами).

Говорят, что всего насчитывалось 83 племени, которые изначально могли принадлежать или не принадлежать к одной этнической группе (мнения расходятся). Отдельные племена редко или никогда не вступали в браки друг с другом и часто были давними врагами. Они были яростно независимым народом, который, хотя на самом деле никогда не был завоеван, уже давно был загнан в горы постоянным вторжением китайских поселенцев, кольцо укрепленных китайских городов было построено, чтобы окружить центр Мяо в Квайчоу после согласованных усилий маньчжуров подавить их независимость в 1728-36 годах. Эти посягательства продолжались и в XIX веке, крупномасштабное восстание мяо на границе между провинциями Квайчжоу и Хунань между 1795 и 1806 годами не смогло их остановить. Нерешительная попытка правительства ограничить или, по крайней мере, контролировать последующую экспансию на территорию Мяо с помощью фун-тянь (военно-сельскохозяйственных колоний) на самом деле сделала немногим больше, чем предоставила местным китайцам многочисленную милицию, с помощью которой они могли запугивать мяо, и практически ничего не сделала для уменьшения постоянный приток китайских поселенцев на земли Мяо. Неизбежным результатом этой неудачи должно было стать другое, гораздо более серьезное восстание, которое бушевало на большей части провинции Квайчоу между 1854 и 1872 годами и перекинулось на соседние провинции Хунань, Кванси, Юньнань и даже Вьетнам.

По современным китайским оценкам, в 1851 году население Квайчоу составляло около 5,4 миллиона человек, хотя иностранные миссионеры обычно оценивали его гораздо выше — от 8 миллионов до невероятных 15 миллионов. Так или иначе, значительная часть его населения состояла из мяо и других этнических меньшинств. Примерно в конце столетия было подсчитано, что даже тогда, несмотря на потерю, вероятно, нескольких миллионов жизней в ходе их восстания, было все еще 2-3 миллиона мяо и Чунг-чиа в Квайчоу, из населения, которое тогда оценивалось в 7 миллионов. Доминирующим и самым крупным племенем мяо в провинции было мпео, или люди, которых из-за их темной одежды китайцы называли хей или Хе Мяо ("Черное мяо"), китайская практика заключается в том, чтобы называть большинство племен мяо по какой-либо отличительной черте их одежды.

Новое восстание, вспыхнувшее в середине XIX века, несомненно, было в значительной степени вдохновлено ранними успехами тайпинов, которые так умело продемонстрировали хрупкость маньчжурского правительства. Возможно, удивительно, что это началось не среди мяо, а среди другого меньшинства, чунг-чиа, и в частности среди племен Пу-и, Пу-ла и Пу-лунг. Имея то же расовое происхождение, что и шаньцы и сиамцы, чунг-чиа обитали в основном в центральной, южной и юго-западной частях Квайчоу (а также в провинциях Юньнань и Кванси), в то время как мяо жили на юге и юго-востоке. Их восстание, вызванное в основном чрезмерными налоговыми требованиями, вспыхнуло в марте 1854 года, и почти сразу за ним последовало восстание недовольных китайцев. Сами мяо присоединились к восстанию только год спустя, в апреле 1855 года, и даже после этого оставались лишь одной — хотя и самой значительной — из многих отдельных мятежных группировок, состоящих в основном из мяо на юго-востоке, мусульман и чун-чиа на юго-западе, а также Китайские диссиденты на северо-востоке. Таким образом, можно видеть, что то, что китайское правительство для удобства решило назвать восстанием Мяо, на самом деле было гораздо более универсальным, чем следует из его названия. Действительно, один китайский автор утверждает, что почти половина повстанцев на самом деле были китайцами, и только 40% составляли мяо или другие этнические меньшинства, остальные 11% были китайскими мусульманами. Что еще более сбивает с толку, некоторые мяо — в частности, кату, или Хуа Мяо ("Цветочное" или "Цветное мяо"), традиционные враги Фэ, — сражались против повстанцев от имени правительства. Основной мятежный китайский элемент, в который входили группы тайных обществ и местные отряды милиции, был известен как "Красные сигналы" и оставался до 1868 года.

При таких обстоятельствах скоординированное руководство повстанцев так и не сформировалось, хотя из наиболее важных лидеров мяо, упоминаемых в современных источниках, — Као Хэ (1855-72), Киу Сун (1855-ок.1871) и Чан Сю-мэй (1866-72) — Као Хэ, вероятно, был выдающимся, он и Киу Сун будучи единственными лидерами Мяо, которых имперцы когда-либо называли та ван (великие цари).

Ранние этапы восстания приняли форму серии перестрелок, когда повстанцы периодически предпринимали наступательные действия против удерживаемых китайцами городов и устраивали засады на любую армию, достаточно безрассудную, чтобы попытаться прорваться в горы. Все китайские укрепленные города, окружающие центральную часть Мяо, были захвачены к 1858 году и удерживались до 1864 года. Однако мятежники не смогли серьезно угрожать главной цели своих нападений, столице провинции Квейян, против которой периодически проводились кампании с 1857 года, и их восстание едва не отошло на второй план из-за более крупного тайпинского конфликта, когда армия Ши Та Кая прошла через провинцию по пути в Сычуань. в 1859 году. [ArmChina]

Организация Мяо

Фактически ее не было. Все мяо жили в небольших деревнях (называемых чай), которые, как говорят, обычно насчитывали значительно меньше 100 домов, а редко и больше. Они были "грубо укреплены, и располагались на самых отвесных скалах, увенчанных лесом, и к ним можно было подойти только по крутым и узким тропинкам". У каждой такой общины был свой наследственный вождь, называемый ту сии, а у некоторых на самом деле их было несколько. Месни пишет, что из-за своей независимости духа "мяо-цзы не обучены подчиняться приказам какого-либо вождя, кроме главы их соответствующих племен или кланов", и что "никто не обладает способностью обладать властью и принуждать к повиновению". Кроме того, каждый человек отвечал за обеспечение себя оружием и боеприпасами и экипировался так, как считал нужным. [ArmChina]

Военные действия

Тактика Мяо была сосредоточена на засадах. Они перехватили и убили большинство правительственных курьеров, а также многих их кули и косцов, что привело к серьезным нарушениям в линиях снабжения и связи имперцев. Даже когда правительственные войска наступали по всем фронтам на завершающей стадии восстания, мяо продолжали устраивать засады на их колонны и линии снабжения при каждой возможности, перекапывая участки дорог и вырубая деревья, чтобы помешать их продвижению, а затем нападали на них, когда они преодолевали препятствия. Они были особенно искусны в снайперской стрельбе (целясь в офицеров противника, когда могли), будучи настолько точными стрелками из своих фитильных ружей, что "почти каждый их выстрел достигал цели". Месни записал около 1869 года, что в свое время сычуаньская армия несла до 30-40 потерь в день от снайперов Мяо. Как только они начали захватывать западное огнестрельное оружие после 1866 года, их мастерство еще больше возросло, поскольку у них не было тлеющих фитилей, которые выдавали присутствие стрелка.

Они не часто пытались штурмовать китайские укрепленные лагеря, предпочитая совершать внезапные набеги на одну заранее выбранную точку в обороне под покровом темноты или просто подкрадываться как можно ближе в подлеске и стрелять в тех, кто достаточно безрассуден, чтобы высунуть голову. Если они решали начать атаку, они атаковали огромной массой, сопровождаемые ревущими трубами и сопровождаемые сотнями вооруженных фитильными стрелков. Если вместо этого враг атаковал, практика мяо заключалась в том, чтобы рассеяться и раствориться в ландшафте, сычуаньская армия в конечном итоге научилась, под руководством Месни, противостоять этому, заранее выбирая свои собственные места для засады, а затем нападая на мяо, когда они рассеивались.

Во многих отношениях мяо были превосходящими бойцами китайцев, с которыми они сталкивались, и Месни пишет, что они были "очень выносливыми" и "бесстрашными воинами"... способны переносить очень суровые лишения и лишения, такие, которые, по словам здешних китайцев, убьют их". Это, их способность использовать каждый уголок и трещину местной местности с максимальной пользой и тот факт, что они снимали скальпы с убитых и раненых имперцев, в совокупности гарантировали им отличную репутацию, моральное превосходство над врагом. Говорят, что даже будучи вооруженными только копьями, они показали себя более чем достойными соперниками имперцев. Их основные недостатки заключались в том, что каждому человеку было позволено делать "в бою все, что ему заблагорассудится", что у них было еще меньше дисциплины, чем у правительственных солдат, они мало уважали власть и, по сравнению с правительственными мушкетерами, вооруженными иностранцами, медленно перезаряжали свои фитильные ружья. Ф.С.А.Борн, путешествуя по Юго-Западному Китаю в 1885-86 годах, он писал, что "с мечом и луком или местным мушкетом они, похоже, были как один на один в своих собственных горах, не уступая китайцам... но иностранное огнестрельное оружие причинило им большой ущерб, когда восстание было подавлено между 1868 и 1872 годами".

Хотя укрепления играли второстепенную роль по сравнению с трудностями, создаваемыми самой горной местностью, мяо были способны возводить довольно внушительные частоколы, когда того требовали обстоятельства. Месни описывает их как "сделанные из деревьев диаметром от десяти дюймов до одного фута, воткнутые концами в землю с земляным валом высотой по грудь и канавой снаружи... густо усеян длинными острыми шипами мыльного дерева, называемого чай-кошу, которые ядовиты, и множеством острых железных гусиных лапок, густо нашитых вокруг каждого частокола и далеко впереди." В каждом таком лагере обычно находилось около 800-1000 человек, которые размещались в палатках и деревянных хижинах. Их более постоянные базовые лагеря располагались на практически неприступных горных вершинах, окруженные скалами почти со всех, если не со всех сторон, со всеми подходами, защищенными частоколом сторожевых постов. Такие места выбирались тщательно, неизменно с родником или ручьем и достаточным количеством пахотной земли для выращивания продовольствия для гарнизона.

Наконец, климат центральной части Квейхова представлял свои особые трудности для действующей армии, будучи подверженным всем мыслимым экстремальным погодным условиям, с неприятно холодной зимой, соответственно жарким летом и 160-190 дождливыми днями в год. Правительственные войска, не привыкшие к климату, понесли иногда ужасающие потери от болезней в летние месяцы. [ArmChina]

Оружие мяо.

Традиционным оружием мяо были арбалеты, короткие мечи, а также как короткие, так и длинные копья. Стрелы, выпущенные из их арбалетов, были отравлены препаратом аконита, Эдкинс записал, что они "стали грозными благодаря своему мастерству владения арбалетом, когда их таким образом снабдили". Хотя все это традиционное оружие использовалось на протяжении всего восстания, из записей Месни следует, что к тому времени основным оружием стали фитильное ружье (ниао-чан) и копье. Огнестрельное оружие было известно мяо с 1680-х годов, и они стали экспертами в его использовании. Месни писал, что они были "меткими мушкетерами", которые делали свое собственное огнестрельное оружие и были "известны превосходством своего оружия и боеприпасов".

У ружей мяо был изогнутый приклад, как у пистолета, и очень длинный ствол, который Месни описывает в разных местах как "около 5-7 футов в длину", "от 6 до 8 футов в длину" и "6, 7, 8 или даже 10 футов в длину" (в общих чертах примерно от 1,5 до 3 м). Почти все они имели очень маленький круглый или восьмиугольный канал ствола размером чуть более четверти дюйма, что в сочетании с длиной ствола означало, что перезарядка была "медленной и утомительной операцией". Ствол был прикреплен к прикладу несколькими "серебряными обручами" (т.е. капуцинами), описанными Месни как "настолько тонкие, что они не могут загораживать линию прицеливания, и в то же время настолько широкие, чтобы быть достаточно прочными, чтобы удерживать ствол на месте. Я видел до 30 или 40 колец на одном пистолете, все из которых при необходимости можно было легко снять." Понятно, что они очень гордились этим оружием, и Месни писал, что они "цепляются за свой длинное фитильное ружье или ниао-чан, как за жизнь, очень цепко", редко выбрасывая ег, даже когда находятся в стремительном бегстве. Там, где у них не было другого выбора, кроме как бросить свое оружие, они сначала намеренно разбивали его о камни, чтобы сделать бесполезным для врага.

У Мяо также было несколько более крупных фитильных разновидности джингалл, Месни записал захват одного, описанного как "прекрасное восьмиугольное фитильное ружье для двоих, красиво отделанное и скрепленное серебряными обручами на пистолетной рукоятке. Оно весило 40 фунтов и стреляло коническим болтом из ковкого железа диаметром один дюйм и длиной около 3 дюймов".

Говорили, что мушкетеры Мяо "очень осторожны, чтобы не тратить впустую свои боеприпасы, и редко стреляют, кроме тех случаев, когда уверены, что их выстрелы дадут о себе знать". Но, будучи, как правило, хорошими стрелками, они, как было записано, "делали очень хорошие выстрелы на 400-500 ярдов" (366-457 м), некоторые даже "метко стреляли на тысячу ярдов", несмотря на то, что их оружие было без каких-либо прицелов. Они просто прицеливались вдоль ствола, целясь низко, когда находились на близком расстоянии, и высоко, когда находились на большем расстоянии. Порох перевозился в рожках, один из которых побольше с порохом для основного заряда подвешивался сбоку, а другой поменьше, содержащий порох для воспламенения, подвешивался на шее. Свинцовые пули, примерно в четыре раза превышающие длину канала ствола (следовательно, длиной около дюйма), носились в кожаном мешочке, свисающем с пояса. Стрельба производилась с помощью пенькового или джутового фитиля со спусковым крючком, смоченной в растворе селитры, стрелок носил ее намотанной на запястье, с горящим концом, свисающим вниз, до тех пор, пока она не понадобилась для использования.

Мало того, что "ниао-чан" был несравненно лучшим оружием, чем фитильные ружья, обычно выдаваемые правительственным войскам, но и порох Мяо, описываемый как "известный своей прочностью", также превосходил китайский, так что до введения западного огнестрельного оружия с 1866 года имперцы уступали Мяо в перестрелке из мушкета.

В XVIII веке железные шлемы, поножи, панцири и деревянные щиты, по-видимому, все еще использовались среди мяо, но к XIX веку единственная встречающаяся броня, да и то редко, состояла из корсета из шкуры буйвола, который был "сформирован, когда он был зеленым и закаленным многими слоями превосходного Квайхоуского лака под названием "шэн-чи". Говорили, что они защищают от западных штыков. Даже хорошо сделанный sopiao, хотя и может пробить такую броню достаточно, чтобы ранить владельца, имеет тенденцию застревать в коже, так что "владелец может и обычно убивает своего противника своим мечом". [ArmChina]

118-125. ПЛЕМЕНА МЯО 1800-1900 гг. Эти рисунки дают разумное представление о широком разнообразии одежды, которую можно было найти среди племени мяо. Единственные цифры, которые можно идентифицировать с какой-либо уверенностью, — это 118, 119 и 125, которые являются Пхе, и 120 и 121, которые являются Цветочными Мяо. Фигуры Фе с волосами, собранными в характерный шиньон на макушке, взяты из китайских справочников конца XVIII или начала XIX века, рисунок 120 взят с фотографии, сделанной в 1903 году, а рисунок 121 взят с акварели, датированной 1907 годом. Рисунки 122 и 123 cltkfys c фотографий, сделанных соответственно в Сычуани или Квайчоу в 1880-х годах и Юньнани в 1890-х годах. Флаг на рисунке 125 представляет собой реконструкцию по описанию Месни. Мятежников мяо обычно сопровождало большое количество флагов (у одного небольшого отряда, попавшего в засаду имперцев в 1868 году, было не менее 100), обычно они были черными с белыми буквами, которые в этом примере читаются как "Чин", что означает "Чин Та-ва".

ВОССТАНИЕ В НИЕНЕ

Ньен, крестьянское движение, название которого означало просто "банда" или "орда", возникло как ответвление тайного общества "Белый лотос" после почти полного уничтожения последнего во время крупного восстания в 1796-1804 годах. Их родиной был унылый район Хуайпей на севере Аньвэя, на Великой Китайской равнине к северу от реки Хуай, малонаселенный и плохо управляемый район, в котором — что необычно для Китая — лошадь играла значительную роль в деревенской жизни. Его границами были реки Ша и Ин на западе, река Хуэй примерно в 70 милях (113 км) к востоку и от северной границы провинции Аньхвэй примерно в 75 милях (121 км) к югу до реки Хуай. Отсюда, после их восстания в 1852 году, зона влияния Нинь неуклонно распространялась на обширные территории провинций Шаньдун, Киангсу, Хонан и Анхвэй. К 1858 году они доминировали во всей долине реки Хуай, а к 1865 году, когда их власть достигла своего пика, их деятельность затронула территорию площадью более 360.000 квадратных миль (932.400 кв. км) — больше, чем на Британские острова, Франция и Нидерланды вместе взятые.

Ниньский бандитизм — нападения на местных чиновников и правительственные учреждения, а также захват торговцев и землевладельцев с целью получения выкупа — начал заметно усиливаться к началу 1850-х годов, возможно, вызванный голодом, поразивших регион. Однако их окончательный переход от бандитских набегов к открытому восстанию был вызван примером тайпинов к югу от Янцзы. Восстание Нинь началось в северном Аньхуэе в 1852 году под руководством местного шоу или "вождя" по имени Чан Ло-син, чья база или "гнездо" в Чихо с тех пор стала штаб-квартирой движения. Последовавший конфликт оказался запутанным делом, поскольку в дополнение к Ниен и правительственным армиям, которые составляли главными действующими лицами, были вовлечены многочисленные дополнительные "неспокойные силы" — смесь других повстанческих групп, тайных обществ, контрабандистов соли, местных ополченцев и бандитов — которые сформировали постоянно меняющуюся сеть союзов, которые сражались за Ниен или имперцев, как диктовали обстоятельства. Эти в целом неурегулированные условия помешали появлению таких сил юн-ин, которые были созданы для противодействия тайпинской угрозе на юге, и только после падения Нанкина в 1864 году подразделения армии Хунань и Хуай стали доступны для службы к северу от Янцзы.

Первое значительное столкновение Ньена с правительственными войсками, произошедшее, когда последние атаковали Чихо, обернулось катастрофой и привело к временному подчинению Чан Ло Сина. Последовали дальнейшие катастрофы, и только в 1855-56 годах сила и решимость Ниен достигли точки, когда императорским силам можно было противостоять с какой-либо реальной надеждой на нечто большее, чем случайный успех. В 1856 году Чан был избран мэн-чу ("лорд лиги"), что номинально сделало его лидером всех отдельных групп Нинь. Имперцы снова изгнали его из Чихо в 1856 году, но маньчжурская кавалерия численностью 4000 человек, оставленная в оккупации, вскоре покинула ее, что позволило Чаню вернуться. В полной мере воспользовавшись отсрочкой, в течение следующих двух лет он взял под контроль почти весь район Хуайпей, так что вскоре Чихо был окружен оборонительным кольцом укрепленных деревень размером 600 ли (примерно 180 миль или 290 км) в поперечнике. Несмотря на возросшую опасность нападения на него, Чихо, тем не менее, оставался конечной целью всех последующих императорских кампаний вплоть до 1863 года. Тем временем налетчики Нинь совершили вылазку со своей базы и нанесли ряд разрушений по соседним провинциям, стремясь обогатить и обеспечить свои `гнезда'.

Неудивительно, что ниньские и тайпинские повстанцы сотрудничали друг с другом еще во время Северной экспедиции последнего в 1853 году, к которой присоединились предполагаемые, но крайне маловероятные 80.000 ниньцев, которые воспользовались возможностью грабить дальше, чем они отваживались ранее. С тех пор элементы Нинь периодически сражались бок о бок с тайпинами, что привело к более формальному объединению их сил в северном Аньхуэе в марте 1857 года. Например, именно при поддержке тайпинов Нинь, отчаянно нуждавшиеся в припасах, захватили несколько городов вдоль реки Хуай в период с 1857 по 1859 год, в частности так называемые "города Хуай" на ее южном берегу — Хуай-юань, Фэн-ян и Тин-юань — в 1858 году. Однако они без энтузиазма относились к размещению гарнизонов в своих завоеваниях, поскольку города после их падения не давали ни провизии, ни добычи, и в конце концов они покинули их, чтобы возобновить свою более прибыльную набеговую деятельность. Имперцы вернули Хуай-юань и Фэн-ян в 1859 году, но Тинъюань был возвращен только в 1861 году. [ArmChina]

Организация

До 1850-х годов каждая отдельная группа Нинь, как правило, происходившая из одного клана, возглавлялась своим собственным младшим вождем, обычно называемым чо-чу, или "глава стола" (в честь игорного стола, за которым его обычно можно было найти на любом деревенском рынке), но иногда радуясь в некоторых гораздо более высокопарных эпитетах, таких как та ияньшуай ("великий маршал"), та чан-цзинь ("великий генерал") или даже йен-ван ("король ада"). Название чо-чу позже было в значительной степени вытеснено ниен-шоу ("вождь Ниен"), группа каждого такого человека называлась ниен, независимо от того, состояла ли она всего из трех десятков членов из 3000. Однако очень немногие отряды насчитывали более тысячи человек. Когда несколько ниен объединялись для какой-либо конкретной цели, их объединенный командир назывался лин-ниен, титул, обычно предназначавшийся для вождей, чьи последователи происходили из другого клана, кроме их собственного. Его заместителя звали эр-ниен-тоу.

Когда в 1852 году началась подготовка к их предстоящему восстанию, было признано, что эта договоренность далека от идеальной. Следовательно, различное количество небольших банд было свободно объединено в более крупные нинь, и в 1853-54 годах лидеры Нинь в провинциях Аньхуэй и Хонань предприняли попытки создать более согласованные структуры командования. Эксперименты с формальной организацией в конечном итоге привели в середине 1855 года к созданию в Аньхуэе Чан Ло-син пяти крупных подразделений, названных Желтыми, Белыми, Красными, Черными и Синими чи, или знаменами, их отдельные флаги были этих цветов, в то время как флаг всего альянса был полосатый во всех пяти цветах. Каждым из этих знамен командовал чи-чу ("повелитель знамен"), иногда известный как тан-чу ("мастер зала предков"), которому помогал заместитель (фу-чи-чу) и чиновник, называемый чиангчи (обычно переводится как "Секретарь Ниен"), который отвечал за дележ добычи, захваченной во время набегов. (Половина досталась командиру, а другая половина была разделена между его людьми на основе двух долей каждому кавалеристу и одной каждому пехотинцу.) Командиров знамени также можно найти под такими названиями, как цзун-нин-шоу, цзун-нин-т'оу и т'у нин-т'оу. Командирами пяти знамен Нинь в 1856 году были Чан Ло-син (желтый), Хоу Ши-вэй (красный), Ван Куан-сан (Черный), Кун Те (Белый) и Су Тянь-фу (Синий).

Каждый чи был разделен на пять меньших знаменных отрядов, каждый под командованием ньен-тоу или "вождя", флаги четырех из которых были окрашены в другие цвета для идентификации; пятый, по-видимому, нес основной флаг чи без изменений, так что, несомненно, представлял собой штабное подразделение. Численность чи была зафиксирована максимум в 20.000 человек, в то время как подразделения варьировались от 2000 до 4000 человек. Лю Танг, ученый, захваченный в плен Нинем в 1858 году, называет самое маленькое подразделение знамени подразделением, называемым "малый флаг", состоящим из трех-пяти кавалеристов и примерно десяти пехотинцев, командиры "малого флага" известны как "малый танг-чу', чтобы отличать их от великих или та-танг-чу (знаменных командиров), которые возглавляли 100 или более таких "малых знаменных" подразделений. В 1867 году говорили, что каждое знамя Восточного Ньена состояло из 50 "малых знамен" по 500 человек, которые, в свою очередь, были разделены на десять куан или лагерей номинально численностью около 50 человек (хотя точное число описывается как "очень гибкое").

На практике вся организация Ниен была настолько гибкой, насколько можно было ожидать от бандитской орды. Например, число чи должно было увеличиваться по мере роста членства в Нин, и, похоже, почти с самого начала у них, как правило, было более пяти подразделений, причем дополнительные подразделения отличались различными формами флагов (квадратные и треугольные, чтобы отличать их от первоначальных прямоугольных знамен) или добавлением из цветных границ, примеры последних включают красный флаг с желтой каймой, синий флаг с желтой каймой и белый флаг с красной каймой. Также, по-видимому, были дополнительные отдельные подразделения, несущие флаги того или иного чи, но, тем не менее, очевидно, не имеющие ничего общего с чи, чье знамя они несли. Кроме того, чи-чу сохраняли значительную индивидуальную автономию, что препятствовало развитию сильной центральной администрации.

Когда было принято решение об экспедиции, в каждой провинции были назначены пункты сбора и собрано согласованное количество людей. Затем они были разделены между знаменами, которые, в свою очередь, часто подразделялись на "колонны' и "полосы" (ku). Таким образом, ясно, что в действительности знамена Нинь были несколько непостоянны по своей природе, и их кратко описали как "гибкие подразделения кампании" (Teng 1961). Они собирались только по мере необходимости, в количестве, соответствующем предполагаемой экспедиции, из отдельных контингентов, которые предоставлялись другой организацией "линч-пин оф Нин", ее йи или окруженными стенами деревнями.

Каждая деревня представляла собой ю, контингенты из нескольких юи обычно назывались ку, или отрядом, который мог насчитывать до 2-3.000 всадников. В центральной части Ньена насчитывалось от 1500 до 2000 таких небольших деревень и фермерских общин (или "бандитских гнезд", как предпочитали называть их правительственные отчеты), население большинства из которых составляло около 1-3.000 человек. Они были основным источником новобранцев из Ниена, и примерно после 1857 года их постоянно укрепляли, некоторые из них были превращены в настоящие крепости. Каждый из них был окружен земляной или, позже, кирпичной оборонительной стеной высотой не менее 10 футов (3,1 м), плюс один или два рва шириной 10 футов, оборона которых оказалась достаточно прочной, чтобы иногда противостоять правительственным силам в течение нескольких месяцев. Каждая деревня содержала свое собственное ополчение туан-лиен и находилась под командованием лидера по имени или-чу, который также обычно был командиром подразделения знамени. Каждые три или четыре таких общины (вероятно, столько же, сколько составляло одну Ниен кв) образовывали своего рода оборонительный союз, так что, если какая-либо из них подвергалась нападению, ополченцы двух или трех других приходили ей на помощь, вынуждая противника отступать, атакуя его фланги и сзади. Первоначально не все yii были сторонниками Нинь, но к 1859 году все такие независимые деревни и их силы тянь-линя были включены в оборонительную сеть Нинь, в основном путем убеждения — поскольку Нинь пользовался широкой народной поддержкой (не в последнюю очередь из-за грабительского поведения императорских армий в регионе). лишь изредка оказывалось необходимым прибегать к силе.

При обычных обстоятельствах каждый лидер ку держал под ружьем только часть своей живой силы, в то время как большинство жителей деревни занимались своими повседневными сельскохозяйственными работами, собираясь на военную службу в тянь-лянь только в случае нападения. Однако, когда требовалось мобилизовать силы для экспедиции в полевых условиях, командиры знамени Нин призывали каждый yii, находящийся в их подчинении, предоставить определенное количество людей, которое варьировалось в зависимости от обстоятельств. Этот процесс был известен как чжуан-цзы — "сбор контингентов для знамен". Мужчины должны были быть доступны в определенном месте к установленному сроку, такая служба обычно требовалась весной или осенью, когда заканчивались посевные и уборочные работы и когда продукты предыдущего набега были исчерпаны. Их семьи часто сопровождали ниен в их набегах, и в то время ходили слухи, что некоторые женщины сражались бок о бок с ними. Миссионер Джон Лис услышал в мае 1868 года, что в Западном Ньене "путешествует не менее 700 женщин" и что "в двух их группах есть женщины-лидеры".

Силы

Несмотря на смехотворно высокие утверждения многочисленных современных источников, боевая мощь нинь, вероятно, не превышала 1-2.000 в 1851 году, цифра, которая, как говорят, выросла до 100.000 к 1858 году, из которых 20.000 были кавалеристами к 1860/1.

Вожди Нинь с самого начала обычно были верхом, но с течением времени доля их последователей, служивших кавалеристами, увеличивалась. У одного вождя было 400 всадников еще в 1853 году, но кавалерия Нинь впервые начала появляться в значительных количествах только в 1856 году. К 1857 году численность войск составляла до 4000 человек, а к 1858 году по меньшей мере двенадцатая часть всех ниен была конной, причем в некоторых отрядах до четверти их людей были верхом... Они ехали на смеси лошадей и мулов, полученных из самых разных источников. Первоначально большая часть была получена из самого района Хуайпэй или с пастбищ южного Шаньдуна, которые стали доступны для Нинь с изменением русла Желтой реки в 1855 году. Еще больше, неизбежно, было добыто во время набегов Ньена в других провинциях Шаньдун, Аньхвэй и Хонань, причем пленников, которых они брали, часто приходилось снабжать лошадьми в обмен на их свободу. Другие были приобретены путем покупки на черном рынке или захвачены у имперцев.

Удивительно, но, кстати, Ньен также обладал довольно значительными военно-морскими силами на реке Хуай, состоящими по меньшей мере из 200-300 кораблей (несомненно, преимущественно небольших канонерских лодок типа сампан), хотя они, по-видимому, не были особенно успешными против импецев после конца 1850-х годов.

Военные действия

Имперские командиры, такие как Сен-ко-линь-цинь, Цзэн Куо-фан и Цо Цзун-тан, все считали, что ниньцы были гораздо более трудным врагом, которого можно победить, чем тайпинов. Принцип, характерный для их стиля ведения боя, можно резюмировать как избегание боя, когда это возможно: они никогда не вступали в бой сами и никогда не пытались встретить вражескую атаку лоб в лоб, предпочитая вместо этого летать перед ней в течение нескольких дней, пока враг не выдохся. Только тогда, на поле боя по собственному выбору командира Ниен, они внезапно развернутся и нападут на него, предпочтительно из засады.

В бою ниен чаще всего формировались в три корпуса, из которых центральный, состоящий из кавалерии и пехоты, атаковал с фронта, в то время как два крыла, состоящие исключительно из кавалерии, простирались влево и вправо, чтобы окружить врага и атаковать его с тыла. Поскольку они зависели от рукопашного боя, чтобы решить проблему, они быстро сближались с врагом, их наступление сопровождалось какофонией трубных звуков и криков. В лобовой атаке кавалерия шла первой, используя свою скорость и длинные копья, чтобы сразить любого вражеского пехотинца, который встал у них на пути, иногда даже до того, как они успели зарядить свои мушкеты, к артиллерии относились с таким же пренебрежением. Когда на завершающей стадии восстания некоторые ниенские всадники были вооружены иностранными мушкетами вместо копий, такие люди предшествовали атаке, предположительно давая первый залп перед атакой улан. Пехота следовала за кавалерией, которая, как сообщается, часто пользовалась облаками черного порохового дыма, выпущенного из собственного огнестрельного оружия имперцев, чтобы скрыть свое быстрое продвижение. Между тем, одновременно выполняемое кавалерийское окружение часто было настолько всеобъемлющим, что не оставалось ни одной бреши, через которую враг мог надеяться убежать, так что в нескольких случаях ниенам удавалось уничтожить или захватить в плен всю армию, которая была направлена против них.

Три корпуса, в которые они входили на поле боя, иногда подразделялись на несколько десятков, а иногда и на сотню или более небольших отрядов, каждый из которых состоял, возможно, из 100-200 человек. Они бросались на врага быстрыми последовательными волнами, тактику, которую китайцы называли туань-чен ("малый отрядный порядок"). Цзэн посоветовал, чтобы противостоять этой тактике, императорским войскам следует принять построение чи-то-чен, в котором "каждый батальон должен стоять в сомкнутом порядке... Если чьи-то люди находятся в открытом строю, они будут легко разорваны на части конными бандитами, "Если сражение обернулось против ниен, их кавалерия использовалась для прикрытия отхода пехоты и защиты своих флангов."

Там, где они атаковали из засады, обычная процедура заключалась в том, чтобы позволить половине сил противника пройти их позицию, а затем начать атаку против центра его колонны, разделив ее на две части. Это позволяло им наносить потери в относительной безопасности, захватывать добычу, которую они хотели, а затем улетать, прежде чем враг даже успевал собраться.

Императорские командиры особенно высоко ценили ниенскую кавалерию. Цзэн Гофан считал, что даже кавалерия армий Хуай и Хунань "намного уступала кавалерии Нинь", в то время как Иянь Чиа-сан, который сражался против нинь в 1853-62 годах, писал, что "хотя их ряды неопрятны по сравнению с правительственной кавалерией, их мастерство является высшим".

После 1856 года ниньцы защитили свою родину хуайпей, окружив ее широкой полосой пустынной земли, на которой поля, живые изгороди и деревни были сожжены и опустошены, а колодцы засыпаны землей и камнями. В тех местах, где урожай оставляли дозревать, его быстро собирали и хранили в укрепленных деревнях Ниен. Конечным результатом стал оборонительный периметр шириной 70-100 миль (113-161 км), в котором правительственные войска не могли получить ни продовольствия, ни воды. Кроме того, ценность укреплений была познана на горьком опыте. Имперский командир Иянь Чиа-сан писал, что "несколько лет назад эти бандиты не знали, как использовать траншеи или крепости для самообороны, и они сосредоточились на мобильной войне. Но с 1857 года они узнали об оборонительной войне и уделяют большое внимание глубоким траншеям и сильным крепостям, что затрудняет их уничтожение. "Впоследствии можно было обнаружить, что окопы и форты использовались для защиты пригородов захваченных городов, для защиты линий коммуникаций Ниен и для сдерживания императорских баз снабжения и аванпосты.

Вооружение

Уже в 1815 году было признано, что характерным оружием ниен являются мечи и длинные бамбуковые копья. Последние, размером до 20 футов (6,1 м) или более, использовались как их пехотой, так и кавалерией, и, как говорят, требовали "значительного количества мускульной силы и ловкости, чтобы эффективно ими владеть". Хотя с самого начала использовались джинголлы, более портативное огнестрельное оружие принималось на вооружение очень медленно.

Артиллерия

У ниньцев были пушки еще в 1853 году, когда они использовали одни для бомбардировки Шэнь-цю в Хонане, в то время как другие были установлены для защиты их базы в Чихо. В 1854 году у них было захвачено четыре орудия, а также 76 тай-цзян (джингаллов), в год, когда правительственные источники утверждали, что в общей сложности было захвачено до 600 ниньских орудий и 2000 катти пороха. В 1856 году правительственные войска захватили 19 орудий и 700 джингалов в Чихо и его окрестностях, причем первое, по-видимому, представляло собой смесь старых предметов XVII века, выкопанных по соседству, и оружия, захваченного у правительственных войск. По общему мнению, в том же году в По-Чжоу Нинь потерял 225 орудий весом от 200 до 900 килограммов (279-1,215 фунтов или 123-552 кг).

Вопреки сообщениям Запада о том, что у них "не было артиллерии или огнестрельного оружия, достойного упоминания", и "они не хотели [пушек], так как их вес смутил бы их", есть несколько упоминаний о том, что Нин сопровождалось небольшим количеством орудий в полевых условиях во время заключительной фазы их восстания. [ArmChina]

133-135. Иллюстрации НИЕНСКИХ ПОВСТАНЦЕВ чрезвычайно скудны на местах, все эти три фигуры взяты из одного и того же источника, серии почти современных батальных снимков, посвященных победам имперцев на заключительных этапах восстания. В общих чертах ньенцы мало чем отличались от своих тайпинских собратьев, если вообще отличались. Интересной деталью является тот факт, что ни один из ниньских всадников на фотографиях, похоже, не носит сапог, только обычные китайские тапочки. На флаге, изображенном на рисунке 134, изображен мотив Восьми триграмм с символом инь и ян в центре, цвета неизвестны. Второй флаг — желтый, красный, черный и белый от центра наружу, а третий — черный с белыми линиями и дисками.

ВОССТАНИЕ В ПАНТЕЕ

Хотя их численность увеличилась в результате миграции из провинций Шэньси и Кансу в первой половине XVIII века, общепризнано — по крайней мере, в соответствии с народной традицией — что подавляющее большинство китайских мусульман, проживавших в провинции Юньнань и на юго-западе Квайчоу в XIX веке, были потомками мусульманских элементов в армиях Хубилай-хана, введенных в регион после свержения Шанского царства Нань-чао в середине XIII века. Термин "пантай", который британцы придумали для их описания в середине XIX века, служит ярлыком, с помощью которого можно отличить тех, кто поднял оружие против китайского правительства в войне, в которой не все мусульмане были повстанцами, и не все повстанцы — мусульманами. Однако это название было неизвестно в самой Юньнани, являясь искажением бирманского слова, обозначающего мусульман — Путхи (или Патхи). Они называли себя китайскими терминами Хуэй-хуэй или Хуэйцзэ, а иногда и Муселин, что также означало просто "мусульмане". Из них Хуэй-цзы регулярно превращался в Квай-зай (пишется многими образными и неточными способами) в процессе пересечения бирманской границы. Между прочим, хотя номинально они были суннитами, мусульманство пантеев на самом деле было несколько номинальным, и посетитель конца XIX века высказал мнение, что нигде в мире нельзя найти мусульман, более невежественных в своей исповедуемой религии.

Провинция Юньнань находилась на крайнем юго-западе Китая, к северу от Вьетнама и Лаоса и к востоку от Бирмы, с западной границей в горах Шан. Занимая площадь около 150.000 квадратных миль, он был преимущественно гористым, и в середине XIX века его население составляло около 10 миллионов человек. Точных цифр нет, но, по оценкам, 10% или 20%, вероятно, были мусульманами, от 20% до, возможно, 40% составляли другие китайцы, а остальное от 50% до 70% состояло из самых разных этнических меньшинств — качин (или кахьен), Ла, Ла-ху, Ли-со, Ло-ло, Мяо, Мин-чиа, Мо-со, Палаунг, Пэнти, П'у-ман, Шань, тибет, Ва и Во-ни — большинство из которых жили в горных районах. Пантайцы и другие китайцы жили в основном на равнинах, которые составляли лишь около пятнадцатой части доступной земли. Главными городами были столица провинции Юньнань-фу (современный Куньмин) на востоке и Та-ли и Тенг-иич (современный Тенгчунг), называемые бирманцами и англичанами Момейн, на западе.

Мусульмане подвергались значительному притеснению со стороны китайских чиновников провинции, и их недовольство выражалось во вспышках насилия в 1818-19, 1826, 1828 годах и на протяжении всего периода 1834-40 годов. В 1856-73 годах последовало новое полнокровное восстание, которое стало известно на Западе как восстание Пантея. Его корни уходят в ссору между мусульманами и немусульманами, добывавшими серебро на горе Ши-ян-чанг близ гарнизонного города Чу-сюн в 1854-55 годах, в ходе которой мусульмане посчитали, что мандарин, назначенный для расследования этого дела, несправедливо обошелся с ними. Вымещая свое раздражение на насилии, в январе 1855 года пантеоны взяли штурмом Чу-сюн, убили всех китайских чиновников, которых смогли найти, изгнали конкурирующих шахтеров и разрушили шахты.

Локальные беспорядки спонтанно вспыхивали по всей провинции до конца года, а слухи о массовых убийствах, доходившие до ушей как мусульман, так и немусульман, раздували тлеющие угли вражды. Поворотным моментом в кризисе, однако, который превратил отдельные случаи беспорядков в полномасштабное восстание, стало решение губернатора провинции раз и навсегда решить проблему Пантея путем массового уничтожения всех мусульман в провинции, тайно разослав инструкции, в которых 19 мая 1856 года было названо днем дата предполагаемого убоя. План был задуман в таком грандиозном масштабе, что было мало шансов на эффективную координацию, и в результате массовые убийства были спровоцированы бессистемно с мая по сентябрь, к концу которого было убито около 30.000 пантеистов, 10.000 из них только в Юньнань-фу.

Излишне говорить, что мусульманская община не сидела сложа руки, пока это продолжалось, а почти повсеместно взялась за оружие, как только до них начали доходить новости. Несмотря на признание старого имама Ма Те-синя своим религиозным лидером, многочисленные отдельные повстанческие группировки на востоке и юге провинции, тем не менее, оставались в значительной степени независимыми друг от друга, и только в районе Юньнань-фу насчитывалось до четырех или пяти местных лидеров. Двое, которые действительно работали вместе, были Сии Иянь-чи и Ма Сянь, которые оба, похоже, действовали под частичным руководством Ма Те-синя. Последний первоначально разместил свою штаб-квартиру в маленьком городке Хуэйлун, из которого, осажденный правительственными войсками, он и его сторонники вскоре были вынуждены бежать, впоследствии обосновавшись в 30 милях от Кван-и, расположенного к югу от Юньнань-фу.

В 1857-58 годах Ма Сянь и Сии Иянь-чи безуспешно осадили Юньнань-фу, после чего Ма начал кампанию на юге провинции, направленную на пополнение своих истощающихся запасов, набор рекрутов среди горных племен и принуждение конкурирующих групп пантай признать его лидерство. Удвоив таким образом свою военную мощь до 10.000 человек, он принял титул та-итянь-шуай ("великий маршал") и постепенно смог захватить большую часть южной и восточной Юньнани, даже сумев соединиться с повстанческими группировками в соседнем Квайчоу. Первоначально он полагался на партизанскую тактику в горах, а затем, по мере увеличения своих сил, перешел к осаде равнинных городов провинции, и только в Юньнань-фу он встретил значительное сопротивление.

ЛО-ЛОС

Согласно современным источникам, вооруженный потенциал королевства Та-ли в его зените составлял от 200.000 до 250.000 человек. Однако лишь относительно небольшая часть из них были мусульманами или даже китайцами, все силы Пантай в восточной и западной Юньнани были на удивление космополитичны по составу. Луи де Карне, посетивший Та-ли в 1868 году, придерживался мнения, что мусульмане "не составляют и десятой части всего населения той части Юньнани, которую они завоевали", и, вероятно, то же самое можно было бы сказать об их армиях. Конечно, только пятая часть войск Ту Вэнь-сю, осаждавших Юньнань-фу в 1868-69 годах, были мусульманами, остальные в основном состояли из соплеменников разного этнического происхождения, которые, по сообщениям, были готовы "отомстить китайцам' и "восстановить свою древнюю независимость". Качины, Ли-сос, Мяо, Мин-чиас, Мо-сос, Шаны и особенно Ло-лос упоминаются в этом контексте, и представляется вероятным, что каждое из многочисленных этнических меньшинств провинции, многие из которых даже не говорили по-китайски, было представлено в определенной степени в большей или меньшей степени в рядах повстанцев, Джон Андерсон записал в 1868 году, что они были "вознаграждены за свои услуги лицензированным грабежом". Однако, в отличие от буддийских качинов и шанцев, которые, поскольку пантеианцы сожгли их храмы, присоединились к повстанцам только очень поздно — фактически, примерно после 1870 года, — Ло-лос с самого начала были опорой силы пантеев по всей провинции.

Теперь более известные как йи или йи-чиа, ло-лос также называли себя Йи-пиен, Но-су или Лосу (не путать с Ли-со), "Ло-ло" — уничижительное название, означающее "варвары", которое китайцы имели данное им и которое иногда применялось к аборигенам юго-западного Китая в целом. Они были найдены в провинциях Юньнань, Квайчоу и Сычуань, в последней они более известны как Мань-цзы. Их родиной — "Лолодом", как прозвали ее некоторые западные путешественники, — был горный хребет Та-Ляншань, простиравшийся от южного Сычуаня до северной Юньнани, откуда они распространились по западному Сычуаню, восточному Квайчоу и по всей Юньнани вплоть до Ссу-мао и на запад до бирманского границу и даже в саму Бирму. H.R. Поэтому Дэвис не преувеличивал, когда в 1894 году описал их как "самое универсальное и широко распространенное племя Западного Китая", составляющее наибольшую часть населения северо-восточной Юньнани и самое многочисленное из всех горных племен провинции. Само сердце "Лолодома" — территория размером примерно с Уэльс, в которую китайцы не осмеливались (и, действительно, им было запрещено) заходить, — пережило императорский Китай, оставаясь фактически независимым под руководством своих собственных вождей вплоть до XX века.

Общество Ло-ло и, следовательно, его военная организация были полностью феодальными, признававшими существование четырех различных классов, которые никогда не вступали в смешанные браки.

В 1856 году, когда мусульмане брались за оружие по всей Юньнани, на юго-западе провинции одновременно вспыхнуло восстание Ло-ло, по-видимому, спровоцированное двумя тайпинскими агитаторами, посланными для разжигания местной оппозиции правительству Цин. Однако, хотя они не были побеждены до конца 1860-х годов, эта группа, по-видимому, не оказала большого влияния на военную ситуацию в целом или на ход самого восстания Пантея.

Их наиболее типичным оружием был лук или арбалет, а также копье из твердой древесины, которое Бабер описывает как 24 фута (7,3 м) в длину, а д'Оллоне — как 25-30 футов (7,6-9,1 м). У него был шип длиной 4-5 дюймов (10-13 см) для лезвия. Также использовались дротики и китайские трезубцы. Только дворяне носили меч, который подвешивался с левой стороны на перевязи (обычно украшенной костяными дисками) через правое плечо. Огнестрельное оружие появилось поздно.

Рейды, проводимые независимыми Ло-лос против китайцев, обычно проводились в начале зимы и предпочтительно под покровом темноты.

Организация

Из различных пантайских фракций только королевство Тали имело какое-либо официально созданное правительство или военную организацию. Королевство было разделено на четыре военных округа под командованием мусульманских или китайских мандаринов первого класса, мандарин Тенг-ие или Момейн считался самым важным. Военная организация, по-видимому, осталась совершенно неизменной по сравнению с той, которая использовалась цинскими властями. Таким образом, организация подразделений, вероятно, была такой же, как и в Армии Зеленого знамени, описанной ранее. Каждый мусульманин мужского пола в возрасте от 16 до 40 лет был призван на военную службу, но китайские подданные пантеев, по-видимому, должны были предоставить только "одного бойца из каждого четвертого домохозяйства", что, возможно, свидетельствует о том, что им мало доверяли. Также говорили, что существовали подразделения, полностью состоящие из женщин, возглавляемые одной из многочисленных дочерей Ту.

Военные действия

Это был запутанный конфликт, в котором ожесточенные сражения играли лишь небольшую роль, большая часть действий включала либо рейды в партизанском стиле, либо осады.

Тактика, применявшаяся на поле боя в тех редких случаях, когда соперничающие силы сталкивались друг с другом лицом к лицу, была бы такой же, как та, что описана в разделе об Императорском Китае в начале. Однако, как говорят, пантеоны больше полагались на свирепость, чем на численность, и демонстрировали стремительность в атаке, к которой обычный китайский солдат был непривычен, часто настолько нервируя имперцев, что они отступали еще до того, как вступали в бой. Солдат, который сражался против них в Та-ли, описал повстанцев как сражавшихся с большой жестокостью; даже раненые, лежащие на поле боя, движимые ненавистью, которые сражались до последнего, не ища пощады." Кроме того, на протяжении большей части восстания пантеоны были вооружены лучше, чем их противники из правительства, так как Ма Сянь и Ту Вэнь-сю приобрели большое количество западного огнестрельного оружия у бирманских торговцев оружием. Имперцы "медленно признавали превосходство оружия своих противников", что, вероятно, объясняет, по крайней мере частично, почти непрерывную череду успехов Панте, которая продолжалась до середины 1860-х годов. Силы местного правительства поначалу были вооружены преимущественно мечами и копьями и лишь относительно небольшой долей огнестрельного оружия с фитильным замком. За исключением контингента Ма и некоторых предприимчивых местных командиров, которые, подобно пантеям, получали свое огнестрельное оружие из Бирмы.

Хотя большая часть боевых действий была связана с осадами, артиллерия играла лишь очень незначительную роль. Некоторые современники отмечали, что у имперцевв было не более горстки орудий, отлитых еще в XVII веке, а у пантеев их вообще не было. Однако мы знаем, что у Ту Вэнь-сю было по крайней мере несколько пушек, поскольку, согласно записям, у него было два, всегда заряженных, направленных на вход в его зал аудиенций в Та-ли; Таким образом, ссылки на то, что пантеоны "не были обеспечены артиллерией", несомненно, означают, что они не обладали ни размерами, ни маневренностью.

Вооружение

Рошер рассказывает нам, что пантеям было предоставлено значительное количество устаревшего западного огнестрельного оружия — в основном кремневых ружей, — полученного из Бирмы. Они были доступны в достаточном количестве, чтобы их можно было найти практически в каждом случае, когда встречались с пантеями, и предоставлялись, в частности, бойцам, занимающим передовые посты и "трудные должности". Роше видел оружие английского, немецкого и французского происхождения, в то время как за пару лет до этого группа Фрэнсиса Гарнье видела "двуствольные ружья, заряжаемые с казенной части, нарезные карабины, револьверы и пистолеты всех видов" в арсенале отступника Ма Чжулуна, многие из которых, вероятно, уже были в его руки до того, как он перешел на сторону имперцев.

Роше говорит, что те, у кого не было западного огнестрельного оружия, были вооружены "по-китайски, то есть копьями, пиками и фитильными замками", причем фитильные замки были разной длины и калибра. Он также ссылается на использование джинголов, заявляя, что "в качестве артиллерии у них были большие фитильные ружья калибра 5-6 см, длиной около 2,6 м, отлитые из железа и установленные на козлах". Месни утверждает, что со-пи'яо (короткое копье) и моу-ч'а (трезубец) были "двумя самыми популярными видами оружия среди мусульманских повстанцев в Юньнани", добавляя, что со-пи'яо также могли быть "брошены юньнаньскими воинами, как гарпун, в человека с расстояния 50 футов".. Андерсон описывает копья Пантея, полумесяцевидные наконечники копий и грозные копейные трезубцы как имеющие древки длиной около 12 футов (3,7 м). Другим оружием, которое, как говорят, было "очень распространено по всей Юньнани", записанным Фредериком Борном, когда он путешествовал по провинции в 1885-86 годах, и, несомненно, использовалось во время восстания, был коу-лиен (крюк), описанный как "железный прут длиной около 3 футов с рукоятью меча на конце" на одном конце, а на другом — стержень под прямым углом к стержню длиной около 5 дюймов, заостренный и заточенный по внутреннему краю.' Борну сказали, что это нанесло "удар ножом при ударе или порез при вытягивании". Мечи также были популярны, как и везде в Китае, обычно его либо затыкают за пояс, либо носят за спиной "рукоятью чуть выше плеча, готовым к использованию".

Традиционным оружием, которое по-прежнему использовалось некоторыми этническими меньшинствами Юньнани, в частности мяо, разбросанными по всей провинции, и ла-ху на юго-западе, был арбалет, который использовался для стрельбы отравленными стрелами. Пример типичной формы, которую принимало такое оружие, см. на рисунках 120 и 124.

Броня была относительно широко распространена и довольно подробно описана как Месни, так и Роше. Наиболее распространенная разновидность состояла из корсета без рукавов, изготовленного из 30-60 слоев плотной бумаги из древесной коры с вкраплениями нескольких слоев (примерно одного из каждых десяти) шелка или грубого хлопка. Месни описывает это как "самый лучший вид защиты от любого оружия, которое только можно вообразить, за исключением казнозарядных винтовок на близком расстоянии. Юньнаньский солдат в своих чих-чиа или бумажных доспехах практически неуязвим в войне с обычным врагом. Он одинаково смеется над пулями мушкетов и даже винтовок Винчестера, а также над ударом штыка или ударом лучших мечей и обычно убивает врага, который протыкает его штыком или саблей, потому что это оружие либо вонзается в его доспехи и не может быть извлечено, либо поворачивается острием или краем, ломается или сгибается". Он добавляет, что единственным оружием, к которому такая "бумажная броня" не была непроницаема, был штык-меч, и поэтому пантеоны старались избегать правительственных солдат, оснащенных ими. Роше описывает другой распространенный тип доспехов, подбитый корсет или мьен-чиа, толщиной 3-4 см, сделанный из "льна, шелка или ткани, сложенный вдвое и набитый шелком". Он говорит, что они использовались всеми солдатами Юньнани, Пантая и имперцев, и были способны `защита тела от мушкетных пуль, не препятствуя движению'.

Роше также записывает более тяжелые, пуленепробиваемые доспехи, по-видимому, из вареной кожи, усиленной чешуей из железа, кожи или серебра, в зависимости от богатства владельца. Три, которые, как он видел, ремонтировались, состояли изнутри из небольшого нагрудника толщиной 10-15 мм, а снаружи из слоя серебряных чешуек, которые в двух примерах, предназначенных для защиты от западного огнестрельного оружия, были очень толстыми. Изготовленные из серебра, они, как и следовало ожидать, были очень дорогими: очень тонкие чешуйки стоили 250 таэлей плюс трудозатраты, в то время как более тяжелые стоили 410 таэлей. Роше также показали два кольчужных корсета из медной проволоки, которые при максимальной цене в 50 таэлей были значительно дешевле и обеспечивали отличную защиту от фитильных замков. Иногда офицеры носили их под своей обычной одеждой, но, как говорят, они были довольно тяжелыми, так что большинство мужчин `предпочитали набитые шелком, которые сочетали в себе прочность и легкость'.

Месни добавляет, что также использовались бамбуковые шлемы, которые были точно такой же формы и размера, что и обычные шляпы кули (которые сами по себе могли обеспечить некоторую защиту от ударов мечом), от которых они отличались только тем, что внешняя поверхность была покрыта тонким слоем медной пленки. В заключение он замечает, что, вооруженный со-пьяо, "юньнаньский воин, одетый в свою шляпу из медного листа и бумажные доспехи, нападет на полдюжины человек, вооруженных любым другим видом оружия". [ArmChina]

136-141. СОЛДАТЫ ПАНТЕ 1856-73 гг. Рисунки 136-143 взяты с картин Луи Делапорта, который сопровождал Франсиса Гарнье во время его визита в Та-ли в феврале-марте 1868 года. Рис. 136 и 138 — офицеры. Рис. 137 чешуйчатый корсет. На рисунке 140, вероятно, представляет собой так называемые бумажные доспехи (чих-чиа).

142. ВСАДНИК ПАНТАЙ. Плохое качество дорог провинции в сочетании с отсутствием судоходных водных путей привело к тому, что практически весь транспорт в Юньнани осуществлялся на вьючных мулах и пони. Следовательно, лошадей — или, точнее, пони — здесь было предостаточно, несмотря на гористую местность. Однако, похоже, нет никаких упоминаний об использовании кавалерии, хотя мы можем предположить, что, поскольку "у каждого сколько-нибудь важного человека была лошадь", конные офицеры были относительно обычным явлением.

143. АБОРИГЕН НА СЛУЖБЕ В ПАНТЕЕ Этот неопознанный юньнаньский туземец, вооруженный спичечным замком, — вероятно, Ва — носит только белую набедренную повязку и темный головной платок. Через плечо у него перекинута красная сумка с патронами.

144. ПАНТЕЙ НА ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ 1868.

145. ПАНТАЙ ПОГОНЩИК МУЛОВ 1860-1890-е годы

146-148. ЛО-ЛОС 1800-1900 Рисунок 147 — из наброска ополченцев Ло-ло, служивших в Сычуани в 1861 году.

149-150. ДВОРЯНЕ ЛО-ЛО. Рис. 150 носит традиционные доспехи из закаленной кожи Ло-л. На фотографии, с которой взята цифра 149, по крайней мере у одного всадника на спине висит щит.

ХРОНИКА 1850-1859

.12.1850-.8.1864 Восстание тайпинов

11.1.1851 Восстание в Цзиньтянь

.12.1852 Битва при Учане

.3.1853 Битва при Нанкине

.5.1853-.3.1856 Западная экспедиция

8.5.1853-31.3.1855 Северная экспедиция

1860 Восточная экспедиция

.5-8.1856 Битва при Цзяннани

2.9-.10.1856 Тяньцзинский инзидент

7-18.11.1858 Битва при Саньхэ

.11.1852-16.8.1868 Восстание няньзюней

1854-1856 Восстание красноголовых

1854-1873 Восстание миао

1856-1873 Пантайское восстание

8.10.1856-24.10.1860 Вторая Опиумная война

23.10-5.11.1856 Битва у Кантона. Великобритания: 9 судов, 580ч +/— Китай

12-13.11.1856 Битва за Богу. Великобритания: 6 судов +/— Китай: 2000ч

16-24.11.1856 Битва за Барьер форт. США: 3 судов, 287ч +/— Китай: 8000ч

4.1.1857 Морской бой у Макао форта. Великобритания: 9 судов +/— Китай: 70 джонок, 30 лодок

25-27.5.1857 Битва за Экап Грек. Великобритания: 20 судов +/— Китай: 27 джонок

25-27.5.1857 Битва за Фатшан Грек. Великобритания: 9 судов, 1200ч +/— Китай: 100 джонок

28-31.12.1857 Битва за Кантон. Великобритания, Франция: 5679ч (-128ч) +/— Китай: 30.000ч (-200-650ч)

20.5.1858 Битва за Форты Дагу(1). Великобритания, Франция: 1188ч (-88ч) +/— Китай: (-300ч)

25.6.1859 Битва за Форты Дагу(2). Великобритания, Франция: 1286ч (-500ч) -/+ Китай: (-32ч)

ИСТОЧНИКИ

[ArmChina] Heath Ian. Armies of the nineteenth century China. Hardcover. 2009.

[ВЭЛ2] Военный Энциклопедический Лексиконъ. Санкт-Петербург. 1852-1858

[Бутаков] Бутаков А.М., Тизенгаузен А. Е. Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая. М.: АСТ, 2002.

[Светлов] Светлов Р. Полицейские войны М.: АСТ, 2002.

[MAA-505] Philip S. Jowett.Imperial Chinese Armies 1840-1911. Osprey Publishing, 2016.

[MAA-275] Heath Ian. Taiping rebelation 1851-1866. Osprey Publishing, 1994.

[MAA-224] Knight Ian. Queen_victorias_enemies (4) Asia. Osprey Publishing, 1990.