| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Как успехи, Фёдор Илларионович? — спросил я, намекая на наш ночной разговор.
— Признаюсь, был неправ. Каким образом им вообще удаётся снимать кино?
— Кусками, — ответил я. — Снимают коротенькие отрывки, а потом выбирают удачные и монтируют.
— Но это же обман!
— А кино и есть обман. Даже документальное. С этой минуты, Курт, говорим только по-немецки. Если я сказал — ты уже исполняешь. Не думаешь, не переспрашиваешь, не обсуждаешь. Когда я спросил твоё мнение — можешь даже поспорить со мной. Просто прими как данность: если я говорю что-то делать, то это означает, что я точно знаю, чего я хочу, как это должно быть и что для этого нужно сделать. И мне надо, что бы ты чётко выполнял приказы без выяснения и объяснения причин. Это и есть принцип прусского порядка, без которого тебя и твоих бойцов вычислят как корень из четырёх. Вживаться в роль станете уже по ходу. Собирайте камеру, прожекторы, провода к аккумуляторам, берите двух бойцов и через час выдвигаемся к точке сбора.
Погода хоть и являлась идеальной для скрытного путешествия по лесу, но мне она не нравилась. Раздражал мелкий, словно из пульверизатора осенний дождь. Ударяя по осыпавшейся листве, хвои и мху, по оставшимся листьям на деревьях и кустарниках, он наполнял всё вокруг монотонным и убаюкивающим шумом. Густая наволока облаков и туманная пелена дождя почти вдвое ухудшала видимость, а это второй показатель для определения скорости передвижения после 'тихого шага'. Тем не менее, мы почти бесшумно продвигались к назначенному месту точно в срок. Фёдор Илларионович, который теперь Курт ни на миг не позволял себе отвлечься. Весь, превратившись в зрение и слух, он шёл замыкающим и чутко, даже насторожено следил за всем, что происходило вокруг. Впрочем, изначально по сторонам поглядывали все, напрягая свои чувства в попытке уловить какой-либо тревожный сигнал. Двигаясь в заданном темпе, мы легко преодолели три четверти пути, но этот чёртов дождик, действовал как колыбельная. 'Да, гнусная погодка', — подумал я и тут же поймал себя на том, что позволил мыслям в очередной раз отвлечься в сторону. Не пропустил ли чего? Здесь, в близости от дороги даже мелкая деталь имеет значение. Я обернулся и посмотрел уже пристальнее. Остановившись по моей команде, ребята поправляли кладь, Курт поворачивал голову то вправо, то влево, не выражая никакого беспокойства. По-прежнему шёл дождик, слабые, сформировавшиеся наверху капельки с завидным постоянством шлёпались, сливаясь воедино в 'шшпом-пом-шпом'. Напрасно я вглядывался в непроглядный мрак леса. Черта видимости терялась в десятке шагов, а дальше шла сплошная, вытканная из тёмного материала пелена, которую хотелось раздвинуть руками. Благо существенную поддержку в прокладке маршрута оказывал Помощник.
— Какая у тебя группа крови на жетоне? — спросил я у ближайшего ко мне бойца.
— Группа 'А', — не задумываясь, ответил он.
— Каким образом проверяли группу крови?
— Царапали мочку уха.
— Продолжаем движение.
Простые вопросы, на которые ответит любой командированный к линии фронта сотрудник киностудии UFA, не говоря уже о прошедших призывную комиссию солдат Вермахта. Почти каждый житель Рейха знает наизусть не только гимн, но песню 'Когда солдаты идут по улице' и слушает по радио 'Чарли и его оркестр', отличит на фотографии Марику Рёкк от Цары Лиандр и Ольгу Чехову от Кристины Людендорф. Но у простого советского гражданина они вызовут затруднения. Таких вопросов сотни и я старался задавать их при любой возможности, включая и каверзные. Ведь некоторые выражения, даже если они состоят из обыденных слов, в словосочетании могут дать новое значение, которое изменилось в обиходе из-за какого-нибудь исторического события. Как Юрьев день у нас. Ни один немец в здравом уме не расплатиться монетой в пять марок, ведь в ней 13,88 грамма серебра 900-й пробы. Двухмарочник хоть и имеет всего лишь 625-ю пробу, также покоится в детских копилках, а не в кошельках, так как, несмотря на годы побед, старшее поколение хорошо помнит ценность банкнот в 1923 году и на все призывы банков к обмену протягивают алюминиевую и цинковую мелочь. Наконец лес начал редеть и впереди показалась дорога.
Просторный автобус компании 'Дженерал моторс', с шильдиком в виде молнии, известный как 'Опель Блиц' (Opel Blitz) спрятался на обочине дороги закрытый от посторонних глаз маскировочной сетью и останками сгоревшей полуторки, сброшенной с проезжей части отступающими частями Красной армии. Эта безымянная дорога, неизвестно почему 'безымянная'. Как по мне, это 'дорога смерти' — так больше бы подходило. По обеим сторонам трассы много чего валялось и не только годная лишь на переплавку отслужившая свой короткий век техника. Земля кишела неразорвавшимися боеприпасами, и торопиться к точке сбора следовало не спеша. Обойдя стороной разбросанные неведомой силой противопехотные мины, мы оказались возле мотоцикла, в люльке которого без особого комфорта расположился солдат в форме ваффен-СС в прорезиненном плаще и каске с большими защитными очками. Прикрывшись брезентом, он дремал, отвернув ствол пулемёта в сторону, а его товарищ, видимо водитель 'Цундапа' , заваривал на спиртовке кофе.
— Замерли! — раздалось из-за спины, и наступила тишина. Она возникла так резко, что даже мне показалось, будто все оглохли. Не трещали ветви, ни шумел ветер, ни шипел кофе в кофейнике. Даже шаги по мокрой траве были беззвучны.
— Товарищ директор, у вас под ногами мина от миномёта, — произнёс Иван, обходя нашу группу.
Действительно, возле моего ботинка торчал зарывшийся в землю по самый хвостовик неразорвавшийся боеприпас. Хвалёное немецкое качество , впрочем, не стоит дёргать старика за бороду и лучше оставить её в покое.
— Давайте знакомиться, — подойдя к мотоциклу, предложил я, представляя Ваню, Петю и деда Семёна. — На время операции это сотрудники айнзацгруппы 'А' Ганс, Фриц и Мартин. Они наше сопровождение и силовая поддержка в случае непредвиденных обстоятельств. А это Курт, кинооператор. Клаус и Альберт его помощники. Пятиминутный отдых и начинаем переодеваться.
После выматывающей прогулки по лесу, Винцингероде со товарищи устроились возле автобуса, а я продолжил наставлять.
— Для тех из вас, кто выбрал стезю диверсанта, я скажу прямо — с противником не стоит шутить. Грустные истории, которые вы наверняка слышали от инструкторов в курилке перед отбоем, правдивы. Хотя на занятиях вам могли рассказывать истории о хитростях, удачливости и несомненных победах, впрочем, на самом деле я уверен, что всё так и было. Ребята, имейте в виду, какими бы умными, находчивыми и удачливыми вы себя не считали, всех врагов не обмануть и не перехитрить. Всегда найдётся кто-то более умный, придумчивый и удачливый. Полагаю, если вы его сможете спросить, вашу грустную историю подтвердит особый сотрудник штаба или архива, составляющий извещение по форме номер 4. Не подбросьте архивариусу лишней работы, а своим близким горя и слёз. Вас обучали лучшие, силы, которыми вы обладаете — могущественны, здоровье безупречное, но боже вас упаси спутать молодость с неуязвимостью. Семь раз подумайте перед тем, как что-то сделать. Я приветствую обдуманный риск и не очень хорошо отношусь к безрассудству, так как глупость рано или поздно приведёт к беде.
Я коснулся браслета, и мы все оказались на Корабле.
Вскоре на дороге по направлению к Гатчине на максимально возможной скорости мчалась колона. Мчались — вовсе не антитеза. Объезжая наспех присыпанные ямы и малозначительные выбоины, а так же скрывающие свою глубину лужи, стрелка спидометра редко показывала больше тридцати пяти километров в час, что являлось довольно неплохой скоростью передвижения. С небольшим отрывом от остальных задавая темп колоны, нежно порёвывая ехал мотоцикл с коляской, за ним следовал автомобиль известной немецкой марки и автобус, буксировавший на жёсткой автосцепке чехословацкий грузовичок 'Шкода 606' с номерами RP (Reichspost). Номерные знаки Третьего Рейха это отдельная история. По ним, знающий человек легко опознает город и провинцию, в котором выдан гражданский номер или выяснит род войск и даже дивизию военных автомобилей, либо поймёт из какого министерства перед ним транспорт. На моём БМВ он начинается на IA, это Берлинский номер. За рулём этой машины я путешествовал по Германии, а теперь она служит для других целей. Вышедшее из ворот завода в Айзенахе изделие — легенда. Не в смысле 'легендарный автомобиль', а именно как прикрытие. Это необходимый атрибут для легализации и успешной диверсионной и разведывательной деятельности за счёт правдивых сведений. Ведь вникая в документы, которые легко можно идентифицировать и проверить, повышается уровень доверия. Так же доверие можно заслужить предоставленной дополнительной информацией, такой как рекламная надпись киностудии по борту автобуса или белый круг на капоте. Это равносильно тому, как несведущему в орнитологии понять по маркерам, что перед тобой утка. К слову, принцип детерминации не всегда справедлив тот же дергач или коростель тоже крякает и может ходить вразвалочку, но к утке он никакого отношения не имеет. Однако вернёмся к прицепленной к автобусу Шкоде. Не доезжая десяти километров до Лядино, в деревне Новое Колено на посту нас остановила военная полиция. Само собой проверили документы и, уткнувшись в жетоны спецслужбы сопровождения, несмело попросили помочь с почтой. В принципе, мы могли и отказать полевой жандармерии. Мало ли какие у нас важные и срочные дела, но почта... во время войны отношение к письмам и посылкам у солдат особое. Какая бы не была страшная по жестокости война, большинство старается сохранить воспоминания мирной жизни на фоне творящегося ужаса и письмо, зачастую и есть та соединяющая их ниточка. Не рвать эту нить — негласный закон войны, к тому же из автобуса вылез Винцингероде. Не знаю, какие тумблеры у него переключились в голове после ментального изучения записок кинооператора, но с минуту он вглядывался в усталые лица жандармов, а потом предложил им попозировать для кинохроники. Понятно, что уговаривать подцепить поломавшуюся машину его вовсе не пришлось. 'Сущие пустяки', — как сказал он. Но чтобы не случилось, почтальон подвернулся по-настоящему удачно. Если бы не его появление, ещё не факт, что мы бы с такой лёгкостью отыскали нужное нам жильё, и как потом выяснилось, площадку для предстоящего представления. Определившись с местом для постоя, я с Винцингероде поспешил в комендатуру встать на учёт и оттуда в управление лагеря. Даже имея на руках бумаги с особыми полномочиями, вытянуть угодившего в лапы германских служб майора Штоффа было весьма проблематично. Бесспорно, можно было согласиться с подкреплёнными документально доводами, что пленных солдат в сорок первом частенько отпускали на поруки. Это наблюдалось и в Гатчине и в Смоленске и в лагерях под Киевом. Немцы были уверены в скорой победе и снисхождение оказывали, но со старшими командирами Красной Армии всё обстояло иначе. Все они проходили тщательную проверку, допросы и письменную дачу показаний, начиная от Абвера и заканчивая службой безопасности СД. Именно так происходит накопление информации о противнике. Дулаг -154 состоял из нескольких филиалов: на окраине аэродрома, в артиллерийских казармах (Красные казармы) и в здании фабрики 'Граммофон'. Штоффа держали в помещении бывшей гауптвахты Красных казарм, где временно размещался лагерь для офицерского состава офлаг. Там и состоялась моя первая встреча с капитаном Хорстом.
Мелодию из граммофона прервал донёсшийся с улицы треск пулемётной очереди. Особенно здесь, недалеко от Балтийского вокзала и аэродрома слышалось напоминание о войне. Нечасто, но озверевший пулемётчик на вышке раз в день заявлял о себе. Как я выяснил у приехавшего из Вильянди (до 1917 года Феллин) старичка-управляющего, тут было относительно спокойно. Ещё две недели назад в здании бывшего советского общежития для метеорологов, перестроенного из казармы кирасиров в бытность, когда город именовался Троцком, и подумать не могли что жителей как скот станут сгонять в трудовые лагеря. Начались показательные казни и установление жесточайшего 'нового порядка'. В последние дни город стал притягивать к себе всё больше и больше оккупантов слетавшиеся, словно осы на арбуз. Фонд уцелевших пустующих домов сокращался, и начались выселения. В Гатчинском дворце расположился штаб 50-го корпуса 18 армии, и сохранившиеся дома центра быстро превращались в различные учреждения и штаб-квартиры. Гестапо, кстати, заняло дом 19 на улице Замковой (Красногвардейском проспекте). Были сформированы зондеркоманды полиции, каратели ГПФ-520 и службы СД, расквартировалась (во флигеле дворца) дивизия Люфтваффе 'Зелёное сердце' (Jagdgeschwader 54 'Grünherz') и как только поменялась вывеска общежития на 'гостиницу для офицеров' и вот-вот должен был прибыть женский обслуживающий персонал из Эстонии, на окраине лётного поля образовался филиал ада. Пулемётчик не просто постреливал, а как выяснилось на трибунале Ленинградского военного округа в семидесятом году, уже шли запланированные расстрелы.
Обслуживающая нас официантка, поджав губы, опустила взгляд в пол. Ещё минуту назад в её речи, в движениях, в походке проглядывала известная вольность, которая на первый взгляд, могла, пожалуй, даже несколько шокировать. Ещё бы, в свои неполные шестнадцать она снимается в кино! Тело её находилось в непрестанном движении, — казалось, в нём играют до поры до времени затаившиеся молнии и если даже язык её умолкал, то начинали говорить глаза и брови. И вдруг человека словно подменили. Страх сильнейший катализатор для химических процессов в человеческой психике. Если говорить обобщённо, она, как и многие жители были запуганы, и по щелчку кнута ожидая наказания, впадали в оцепенение.
— Стоп! — громко воскликнул Курт он же Винцингероде. — Викки, ну что вы так смутились? Поднесли водку, улыбнулись. А у вас графин с подноса чуть не слетел. Пять минут перерыв. Герр майор, пожалуйста, не притрагивайтесь к шницелю. Третий дубль будет последний, на куне уже нет продуктов.
Майор авиации Штофф с гладко выбритым лицом, с замазанными тональным кремом синяками под глазами, переодетый в чистую и выглаженную гимнастёрку послушно отложил вилку с ножом и потянулся за папиросой. Почти тотчас через открытую форточку я услышал, как машина затормозила у гостиного дома. Распахнулись и с металлическим стуком захлопнулись дверцы. Раздался чеканный стук мужских сапог по каменной лестнице, и потянуло сквозняком.
Конечно, для меня никогда не было тайной, что и в смехе должна проявляться культура человека, что во всём надо знать меру но — увы. Подошедшие к барной стойке офицеры о требовании манер вспомнил явно с запозданием, если вообще были с ними знакомы. Когда Винцингероде громко сделал замечание об посторонних, испуганная девушка-официантка уже съёжилась от визгливого, с раскатами, неприличного смеха. Впрочем, об эсэсовце я хотел сказать только то, что он смеялся скорее по-женски, истерично, нежели по-мужски. Рот его широко открывался, обнажая мелкие зубы, а голова, точно в припадке тряслась как у заядлого морфиниста. Приятель же его подхихикивал и вовсе как какой-то маньяк. Крайне неприятные личности. Они что-то требовали от девушки и явно пугали её. Дурацкое решение вмешиваться — я это понял сразу и дал знак нашим 'силовикам' повременить. Но вопреки всем резонам, вопреки здравому смыслу, Винцингероде оставил в покое камеру и оказался возле стойки, когда хохочущий мерзавец выставил на всеобщее обозрение стеклянную банку.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
