Вставайте, сударь!

Наш вид довольно красноречиво говорил о том, что мы достигли соглашения по важному вопросу, отчего Анна Мария Луиза покраснела.

После кофе я пригласил даму в оперу и получил от нее согласие.

У командира батальона я отпросился для исполнения деликатного поручения Великого князя, и пошел готовить свой парадный мундир.

В театре я был сама скромность и учтивость. Я даже сам удивлялся тому, как я себя веду и мои знакомые тоже изумленно поднимали брови, видя меня с красивой молодой женщиной.

В ложе я подробно рассказывал либретто оперы и добавил, что я тоже приложил руку к опере, чем сильно удивил Анну Марию.

— Да-да, — сказал я. — В первом варианте Иван Сусанин оставался жив и возвращался к своей семье. А я предложил, чтобы главный герой погиб, отдав жизнь за царя. И, вы знаете, авторы согласились со мной.

В антракте я угостил мою спутницу новомодными шоколадными конфетами, а сам даже не притронулся к шампанскому, которое рекой лилось в театральном буфете.

После десяти часов я отвез Анну Марию Луизу в особняк Великого князя и сам поехал домой, находясь в веселом и романтическом настроении.

Дома меня ждал мужчина в черном фраке с военной выправкой, по виду иностранец.

— Вот, ваше благородие, — сказал мне денщик, — немчин недавно пришел, вас спрашивает. Я тут за ним постоянно наблюдаю, чтобы не спер чего-нибудь, а то ходят тут всякие.

Мой гость на ломаном русском языке, сказал, что он не все понял из того, что говорил мой денщик, но он чувствует, что ничего хорошего о нем не сказано.

— Я барон фон дер Кальтенштерн, — уже по-немецки начал говорить гость, — специально приехал из Германии в Россию за своей невестой Анной Марией Луизой, которая с детства была предназначена мне в невесты. Я предполагаю, что вы сегодня за завтраком у брата царя дали согласие жениться на ней. А сейчас были с ней на опере в вашем театре. Я требую, чтобы вы отказались от нее и не мешали нашему счастью.

Вот начинается веселая история. Пришел немец и еще что-то требует от меня. Почему это я должен отказываться от девушки, с которой я только сегодня познакомился, которая мне понравилось и которую кто-то хочет отобрать у меня и увезти в свою Германию. Не хватало мне самому поехать в Германию или Францию и потребовать себе в жены чью-нибудь невесту.

— Господин барон, — сказал я, — а почему бы вам самому не пойти к Анне Марии Луизе и не предложить руку и сердце? Если вы любите друг друга, то все решится в течение нескольких часов и поедете вместе в Германию жить поживать и добра наживать.

Зарекался я не использовать в беседах с иностранцами всякие русские поговорки и скороговорки, так Кальтенштерн начал выяснять значение последнего пожелания. Пришлось сказать, что по-немецки это "GlЭck und Reichtum". И вообще, время уже позднее и ночные прогулки иностранцев в столице России не всегда имеют счастливый конец.

— Если вы отказываетесь от моего предложения, — сказал барон, — то я вызываю вас на поединок. Кто останется в живых, тот и женится на Анне Марии.

— Не понял, — сказал я, — а причем здесь поединок? Я вас не оскорблял и козней против вас не строил. У вас есть проблема, так решайте её. А мне завтра рано утром на службу.

— Вы что, выгоняете меня из дома, — начал кипятиться Кальтенштерн, размахивая рукой с массивным серебряным перстнем на безымянном пальце, на котором было изображение звезды в серебряной измороси. — Я барон и я уйду только тогда, когда получу четкий и ясный ответ на мое предложение.

— Уважаемый господин барон, — ответил я. — Вы находитесь в России, а у нас по три раза не повторяют.

Я повернулся к столу, чтобы взять колокольчик и вызвать Семена, как вдруг в моей голове взорвался какой-то яркий шар и сразу все потемнело.

Глава 3

Я очнулся от жуткой головной боли и от того, что кто-то сильно тряс меня за плечи. Расплывчатое лицо не давало возможности опознать человека, а вот голос совершенно мне не знаком. Резкость постепенно улучшалась, и я начал видеть молодого солдатика в защитной гимнастерке и с зелеными клапанами на воротнике. Такие могли носить только военнослужащие Отдельного корпуса пограничной стражи, но не носили, потому что на гимнастерках был стоячий воротничок, а на плечах должны быть зеленые погоны с шифровкой либо пограничной бригады или пограничного полка. И второе. Я в Петербурге и откуда здесь могли взяться пограничники? И кроме того, я не дома и где мой Семен?

— Ты кто? — спросил я еле ворочающимся языком. Мне казалось, что я говорю, но я сам себя не слышал. Это понял и солдатик, доставший из-за спины овальную фляжку и дав мне хлебнуть воды.

— Ты кто? — уже крикнул я.

— Ефимкин я, — сказал солдатик. — Товарищ командир, кроме вас на заставе начальников нет. Вставайте, немцы скоро снова в атаку пойдут.

— Какие немцы? — я абсолютно не понимал, о чем идет речь, и второе, какой я к чертям товарищ нижнему чину. Я поручик Лейб-гвардии Московского полка и меня нижним чинам кроме как ваше благородие называть нельзя.

— Да немцы на нас напали, — чуть не плакал солдатик. — Только что начальника заставы со старшиной снарядом разорвало. Есть один сержант, но он в положении еще хуже вашего, у него глаза сумасшедшие, сидит молчком в окопе, то ли застрелится, то ли себя гранатой подорвет.

— Ефимкин, — спросил я солдата, — а я-то кто и что здесь делаю?

— Товарищ лейтенант, — чуть не плакал солдат, — мне что ли за вас заставой командовать? Нас осталось-то всего человек двадцать.

— Ты видишь, что я ничего не соображаю и ничего не помню, — сказал я. — Помоги мне встать и напомни мне, кто я и что здесь произошло.

Я видел изумление в глазах молоденького солдатика, но если бы я начал качать права гвардейского поручика, то неизвестно, что было бы с его разумом и не он один бы сидел молчком в окопе с заветной гранатой в руке.

Подбежавший к нам солдат в разорванной гимнастерке помог мне дойти до полуразрушенной казармы, в которой еще не все прогорело и всюду вились сизые дымки.

— Ефимкин, расскажи лейтенанту, кто он, а я пока за лекарством смотаюсь, — сказал солдат и убежал в сторону небольшой выбеленной избушки, на которую так и просились рисунки петухов и подсолнухов.

— Товарищ лейтенант, — сказал Ефимкин, — вы лейтенант Кровавый, заместитель начальника заставы по боевой части. Служите у нас уже больше года. Вы человек одинокий, собирались в отпуск на Кавказ. Начальник заставы старший лейтенант Горин и старшина заставы Селивестренко убиты разрывом снаряда прямо на выходе из казармы. Замполит лейтенант Коняев был на службе во главе усиленного наряда. По начавшейся на левом фланге стрельбе, они первыми вступили в бой.

Бегавший куда-то солдат вернулся с деревянным ситом для просеивания муки.

— Ты кто? — спросил я его. — Ты что, воду в решете будешь носить и меня ею поить будешь?

— Ефрейтор Симаков, — ответил мне солдат и уже Ефимкину; — Смотри, Ефимкин, товарищ лейтенант шутить начал, значит в норму приходит. — У вас, товарищ лейтенант, — это уже мне, — сильное сотрясение мозга и если в течение получаса не начнется новой атаки, то я правлю вам мозги. Извините, мозги на место поставлю. Извините, ликвидирую последствия сотрясения мозга. Только вы выполняйте всё, о чем я говорю.

По объяснению и показу солдата, я взял деревянный бортик сита в зубы и крепко сжал их, чтобы сито не вывалилось. Солдат стал потихоньку постукивать руками по бортам сита и каждый его удар отзывался в моей голове как удар соборного колокола. Однако, минут через пять с небольшим, удары колокола стали затихать, а головная боль уменьшаться.

— Товарищ лейтенант, — сказал Симаков озираясь, — у вас крестик золотой на шее. Вы спрячьте его, а то донесут замполиту, а тот занесет это в донесение в политотдел и попрут вас из комсомола, а то и переведут в какое-нибудь тыловое подразделение, если не арестуют по 58 статье за религиозную пропаганду и агитацию.

Я с трудом переваривал получаемую информацию и никак не мог соединить все воедино, чтобы быть своим в той обстановке, которая сложилась вокруг меня. Ну, это уж слишком эгоцентрично, нужно понять ту обстановку, в которую я почему-то попал и почему я лейтенант Кровавый. Похоже, что ефрейтор Симаков более грамотный солдат по сравнению с другими. Хотя я еще ни с кем, кроме Ефимкина не разговаривал.

Я достал из пистончика моих темно-синих брюк с красными кантами по швам золотой брегет и нажал на кнопку. Прозвучало одиннадцать часов с четвертью. Шелковым платком с монограммой я вытер мои лакированные штиблеты от товарищества Санкт-Петербургского механического производства обуви "Скороход" и сунул платок в карман.

Похоже, что Симаков начал понимать, что лейтенант Кровавый вовсе не лейтенант Кровавый, хотя, как две капли воды похож на лейтенанта Кровавого, но кто-то другой, и по всем повадкам человек военный, а без командира застава уже не застава, а ватага неизвестно как собравшихся в одно место людей.

— Какое сегодня число? — спросил я.

— 22 июня од тысяча девятьсот сорок первого года, — сказал Симаков, — вы посидите здесь, а я сейчас сбегаю на квартиру за вашей формой.

Я уже видел, что выгляжу белой вороной среди людей, которые по цвету клапанов на воротниках являются пограничниками.

Еще минут через пять прибежал Симаков с хромовыми сапогами в руках, темно-синими брюками-галифе с зеленым кантом, темно-зеленой гимнастеркой с зелеными клапанами, обрамленными золотым галуном и двумя рубиновыми кубиками.

— Одевайтесь, товарищ лейтенант, — сказал Симаков, — и командуйте заставой, а я буду находиться рядом с вами, мало ли что может случиться после такого сотрясения мозга.

Форма подошла мне идеально, как будто шита именно на меня. Возможно, что так оно и было. Но какой дьявол занес меня почти на сто лет вперед в какую-то незнакомую и неизвестную для меня Россию и сумею ли я адаптироваться в ней как свой человек, или она выдавит меня из себя как чужеродное тело.

— Пистолет ваш я не нашел, — сказал Симаков, — вот автомат ППШ. Офицерский.

— Автомат, как ты говоришь, держи при себе, — сказал я, — мне нужна винтовка и шашка.

— Шашку вашу я не стал брать, она так и стоит в квартире, — сказал Симаков, — а карабин я сейчас принесу.

Я встал, оправил форму. Ремень с портупеей как раз для крепления шашки слева. В левом кармане гимнастерки удостоверение личности офицера войск Народного комиссариата внутренних дел СССР лейтенанта Кровавого Александра Александровича. Слева внизу мое фото и по нему круглая печать НКВД СССР. Владелец удостоверения имеет право ношения огнестрельного оружия. Звание лейтенант присвоено приказом народного комиссара внутренних дел Берия Л.П. Занимаемая должность — заместитель начальника пограничной заставы войсковой части 2487. Ну что же, кое-что становится понятным, но не понятно, что такое СССР. Расторопный Симаков минут через пять вернулся с кавалерийским карабином и шашкой. Рассказывать вам, чем шашка отличается от сабли, я не буду, потому что для меня это понятно, как коню, а тот, кто этим интересуется, тот быстренько пополнит объем званий в извилинах и сам решит этот закавычный вопрос.

Я прицепил шашку к портупее и сразу почувствовал себя вооруженным и готовым идти в бой в одиночку или во главе вверенного мне отряда. Винтовка была не совсем понятной мне системы. На Бердана или на Крнка не похоже.

— Товарищ лейтенант, — сказал мне Симаков, — нашел я тут один пистолет, посмотрите в своем удостоверении, совпадают ли номера в моей находке и тем, что был выдан вам на складе артиллерийско-технического вооружения.

Я посмотрел на номер в офицерской книжке и на толстом дуле пистолета. Номера совпадали. Значит — это мое оружие.

— Слушай, Симаков, — сказал я своему сопровождающему или как бы ординарцу, — меня по голове стукнуло так, что я сам себя не узнаю. Давай объясняй мне всё. Первое. Почему ты называешь меня товарищ? Я тебя знаю минут тридцать и товарищем мне ты не можешь быть. Я офицер, а ты нижний чин. Второе. Что такое СССР? Третье. Что за оружие ты мне принес, кроме моей шашки?

Симаков посмотрел на меня с искренним удивлением. На боли в голове я уже не жалуюсь. Выгляжу вполне прилично, особенно в форме и с шашкой на боку. Зеленая фуражка делала меня щеголеватым представителем командного состава пограничных войск. Но что-то вопросы странные. Другой человек сразу побежал бы шепнуть на ухо секретному сотруднику Особого отдела, которого никто не должен быть знать, но которого знали все и доносили нужную информацию, используя Особый отдел в своих интересах. У нас каждый командир имел своих осведомителей который докладывал наверх утвержденную обществом информацию. Вот и Симаков смотрел на меня оценивающе, решая, можно доверять лейтенанту или включить дурачка: так точно, никак нет, ура!!! Похоже, что я всё-таки внушал доверие моему учителю.

— СССР — это Союз Советских Социалистических Республик, образованный в 1922 году на территории старой Российской империи без Финляндии и Польши. До этого в 1861 году императором Александром Вторым было отменено крепостное право, а император за это был убит террористом из социалистической организации "Народная воля". В 1905 году была русско-японская война и российская армия потерпела поражение от японцев, которые разгромили российский императорский флот. Возмущенный народ вышел на революцию, были баррикадные бои в Москве, подавленные гвардейскими полками. Особенно отличился Лейб-гвардии Семеновский полк. В 1914 году началась Первая мировая война, в которой участвовала Россия, но в 1917 году произошла февральская революция, свергшая царя, а в октябре произошла пролетарская революция, отдавшая власть диктатуре пролетариата. Диктатура пролетариата и постановила, что все пролетарии и м сочувствующие должны обращаться друг к другу словом товарищ. Буржуи не смирились со своим поражением и развязали гражданскую войну, которая продолжалась до 1922 года. Красная Армия победила, и мы сейчас служим в Красной Армии и защищаем СССР. А сегодня Германия напала на СССР, и мы самые первые приняли бой. Пистолет у вас советский. Тульский Токарева. И это не дуло широкое, а затвор и калибр у вашего пистолета трехлинейный. Карабин у вас системы Мосина образца 1895 дробь 1930 года. Трехлинейный, пятизарядный. Может стрелять на километр. У меня автомат Шпагина, тоже трехлинейный, патроны такие же, как и в вашем пистолете.

— Понял, — сказал я. — У тебя сколько классов грамоты?

— Образование среднее, — сказал Симаков, — закончил десять классов в средней школе в Москве. Отец красный командир, мать — учительница. На заставе служу один год. На днях должен был поехать поступать в пограничное училище, но вот война помешала.

— Да, образование солидное, — подумал я. — По-нашему, потянет на вторую категорию. Парень мог бы сделать хорошую карьеру, особенно, если родитель офицер. Офицерские дети всегда хорошо продвигались. — А сейчас пошли к личному составу.

Личный состав сидел в окопе, который опоясывал всю пограничную заставу. Стенки окопа были укреплены досками, застаревшими досками, что говорило о том, что укрепление было построено давно и в деле еще не было. Из двадцати одного человека восемнадцать вооружены винтовками, у трех человек винтовки имели характерный круглый выступ на прикладе и и железная сковорода сверху. Симаков шепнул: пулемет Дегтярева пехотный. Дегтярев еще старорежимный конструктор, как и Токарев.